Пехотинцы

После одной рукопашной я чуть с ума не сошел. Убил троих немцев. После рукопашной мы чуть остыли, смотрю и вижу только двоих немцев из тех, кого я убил. Начал метаться по траншее… Где третий немец? Где ?!!! Переворачивал немецкие трупы и искал «своего» рыжего. Когда убивал , заметил что он рыжий…Переживал, что может он жив остался, и отполз куда-то , а эту сволочь обязательно надо добить !... Понимаете, до какой стадии озверения я дошел…

Как мы были вооружены? Великолепно, любая пехотная часть слюной  давилась, видя наше оружие. Был свой взвод автоматчиков, у всех  остальных хорошие карабины, а также вдоволь ПТР. Минометов у нас не  было, зато имелось девять пулеметов ДП-27 на роту.

И вот утром мы пошли в атаку. Немцы были в траншее, а перед ними еще была натянута колючая проволока - ее еще нужно разрезать. Мы на них шли в полный рост. Кричали «ура», а за нами еще ехала пушка-сорокапятка на лошадях. Пробежали метров пятьдесят, и по нам ударил немецкий реактивный миномет, мы его называли «ишаком», потому что звук снарядов похож на ржание. Потом еще их пулеметы начали бить, но мы уже успели подойти близко и добрались до траншей. Тогда немцы проморгали нас – спали, что ли. Стали забрасывать их гранатами, расстреливать в упор. Ближний бой - это страшная штука, нельзя передать словами! Стрельба, крики, а тут возле тебя раненый умирает, хрипит...
Читати украiнською

Однажды, когда я со своей ротой был в комендатуре, целая рота  вооруженных гоминьдановцев одела форму Китайской Народной Армии и прошла  все посты (видимо, у них был какой-то пропуск). Подошли к советской  комендатуре, встали в одну шеренгу и как начали палить по окнам, по  дверям, по площади! А мы в комендатуре как раз только начали обедать.  Сначала все перепугались, а потом выскочили из здания, увидели, кто  стреляет и как ударили по ним из автоматов! Уже не разбирались, кто они  такие – раз стреляет по нашей комендатуре, значит, его нужно уничтожить.  Минут через пятнадцать все нападавшие были перебиты. Тут выскочили  китайцы, выскочили все наши, стали разбираться, и оказалось, что это  были гоминьдановцы – они вроде как решили отомстить нам за помощь  китайским коммунистам.

В то воскресенье иду и вижу, что у старого здания почты, под столбом на  котором висел репродуктор, а их в городе было всего два или три, стоят  человека четыре. Думаю, что такое, ведь никогда такого не было. Подхожу –  «Война началась!» Лично для меня это было абсолютно неожиданно, потому  что никаких таких разговоров или слухов я не слышал. Но в то время если  солдат по улице идет, так на него не наглядишься, такой высочайший  авторитет имела Красная Армия. Помню даже такой предвоенный лозунг –  «Пусть только враг сунет свое свиное рыло в наш советский огород…»  И мы  все верили, так и будет, поэтому я был уверен, ну мы сейчас им дадим…

Но на этом поле помимо нас оказались еще и ребята из разведроты соседней  дивизии. Один из них, парень постарше меня и что меня особенно удивило,  он был в стальном нагрудном щитке, подполз ко мне. Только он меня  перевязал, как к нам подполз и его товарищ: «Гриша, что делаешь?» - «Да  вот, перевязывал лейтенанта из соседней дивизии». Но я его попросил:  «Отползи от нас подальше в сторону», ведь это неправильно, что сразу три  человека рядом лежат. Но он успел отползти от нас всего на пару метров,  как вдруг захрипел, поджал ноги, свернулся и затих… Уж не знаю,  случайная пуля его сразила или нет… Вполне возможно, что нас заметили,  ведь когда человек ползет, травка-то колышется.

И вдруг раздается мощный гул с запада. Смотрим, летят пузатые  бомбардировщики «Юнкерсы-88». Видимо, немцы засекли, что много наших  войск зашло в лес, и решили его разбомбить. А сам лес был неширокий, до  немцев от дислокации моей роты был всего-то метров 400-500, не больше,  но при этом лес был длинный. Первая волна самолетов прошла параллельно  нашей роте, отбомбилась, после чего самолеты развернулись и ушли, а вот  вторая волна пошла по нам. И тут выяснилось, что примерно в 200 метрах  от позиций батальона находятся подземные склады с боеприпасами,  брошенные отступающими немцами.

Я залез в сарай и спрятался в угол. У меня была связка гранат, я достал,  решив, что если немцы придут - взорвусь. А ночью слышал, как в сарай  немец приходил. С ним поляк приходил, светил ему фонарем. Корова  бесилась, теленок тоже бегал. Видел меня немец или нет, или поляк,  который с ним был, я не знаю, но я все время держал гранату за  веревочку. А еще этот немец торкал штыком по сену. И требовал, чтобы  поляк побольше светил, а то, говорил он ему, ты плохо светишь. Но,  видимо, он штыком далековато от меня торкал сено, я там в самом углу  сидел. Если бы он нашел меня, я бы дернул гранату и взорвался бы.

Нам на следующий день разведка сообщила, что мы 29 или 30 повозок и  человек 150 уничтожили. Потом мы взяли немца, он что перед тем, как мы  открыли огонь, командир дивизии на машине легковой проскочил. Не успели  мы его прихватить. Но это позже, а пока мой взвод на поляне лежит, а  батальон вперед пошел, я на прикрытие остался. Лежал-лежал, сколько  можно лежать? Батальон ушел. А у меня ни карты ничего нет. Куда идти?  Вижу в поле кто-то пошел. Я поднялся. Мне солдаты говорят: «Там  по-русски говорят». Я кричу: «Русские есть?» «Есть». «Власовцы?» «Да».  «Бросайте оружие, переходите». «Мы боимся, нас расстреляют. «Если руки в  крови, то могут, да». Мы сидим в кювете, с одной стороны дороги, а они с  другой стороны в кювете сидят. Я думаю, надо уходить, а не то крышка  будет. Потихонечку даю команду солдатам, чтобы отойти и уйти в том  направлении, куда пошел батальон.

Числа 25-26 июля наша 380-я дивизия была выведена из второго эшелона на  передовую. Заняли окопы, причем мы с лейтенантом Грищенко выкопали себе  одиночные окопы. Он мне сказал: «В траншеи не надо лезть. Мы с тобой  отдельно два одиночных окопа выроем». Вырыли, соединили между собой,  лежим, грызем сухари. Так несколько дней прождали, а потом, числа  наверное 5 августа, вдруг слышим немецкий говор и лязг. Смотрим,  немецкие танки на нас идут и стреляют. Причем, так стреляют, голову  поднять нельзя. Танков не сосчитать было, штук 50-60, и они прямо на нас шли.

Как будто какая-то сила неведомая и непонятная толкала от него. Я отошел, может, метров на десять от него. И вдруг - мина. Тихо так падает. С миномета такие были мины. И разрывается прямо около него на моих глазах. Ему весь череп, ну голову, раскололо. Он моложе меня был маленько. Вот погиб он. А потом было такое. Мы на Полоцк еще тогда наступали. Я забыл, какая деревня там была. Так там тоже мина разорвалась. Второй номер был пулеметчик. Украинец, высокий парень. Тому всю задницу поразрезало, ну мякоть, в общем. Ну я ему тогда и говорю: «Сильный? Уползай отседова, с передовой. Я тебе что могу?» И он уполз.

Они били часа полтора или два, потом перевели огонь дальше, вглубь  немцев, и наша пехота пошла. Ворвались в первые траншеи, никого там не  нашли. Пошли дальше. Тут немцы стали сопротивляться. Но мы все равно  сломили его оборону и пошли дальше. На третьем рубеже он нас уже  встретил как следует. Там нам дал прикурить! Мы там пробыли до вечера.  Вечером дивизию оттуда сняли, подошла другая дивизия, к тому времени от  нашей дивизии осталась всего четверть. Кто был ранен, многие погибли.  Нас отправили на пополнение, и людьми, и матчастью, особенно нужно было  пополнение людьми. На формировании мы находились с месяц.

И вот, кстати, вспомнился еще и такой случай. Как-то во время их наступления немцы, по-видимому, предприняли контратаку. Все их отделение собралось в какой-то то ли яме, то ли большой воронке, ждали новой команды, и вдруг с фланга прибежал какой-то солдат и начал им кричать: «Уходите, немцы совсем близко!» И когда они выглянули из траншеи, то увидели, что немцы, действительно, были уже совсем близко, фактически на расстоянии броска гранаты. Отец был убежден, что если бы не тот солдат, то хватило бы одной гранаты, чтобы они все в той яме и остались...

В танко-десантный взвод я попал случайно, но по собственному желанию.  Готовился воевать снайпером, которые были очень нужны, когда наши войска  вели оборонительные бои. Но после Сталинградской битвы и разгрома  немецко-фашистских войск в сражении на Курской дуге почти по всем  фронтам наши соединения стали осуществлять одну за другой наступательные  операции. Острая нужда в метких стрелках, которые с помощью оптического  прицела умело выводили из строя немецких офицеров, не испытывалась.