Пулеметчики

В общем, учились-учились, летали-летали, но, то ли в конце февраля, то  ли в марте нас вывели на аэродром, построили и объявляют: «Кого назвали,  выйти из строя!» И тех, кого назвали, оказывается, отправили в пехоту.  Вот тоже странное дело. Учеба мне давалась очень легко, я первым,  например, получил от командира эскадрильи благодарность за хорошую  учебу. У нас лишь некоторым присвоили звания сержантов, а мне так даже  старшего сержанта. Но меня тоже назвали, хотя из нашего отделения  оставили в училище человека четыре. Какая логика в этом была, не знаю,  но для себя я решил, что оставили тех, у кого уже было высшее  образование. И ничего не объяснили, почему, что… Но вы знаете, я не  расстроился, а даже обрадовался, потому что был рад тому, что совсем  скоро попаду на фронт. Даже писал домой радостные письма, что вот –  скоро на фронт. И не только я, у нас почти все стремились поскорее  попасть на фронт.

В первые же минуты наступления немецкие мины накрыли наш взвод. Впереди меня шел командир взвода и еще один парень (обоим по 16-17 лет). И прямо передо мной в них попадает снаряд. Вот они идут, и вдруг падают замертво, лишь успев крикнуть одно, последнее слово «Мама». Их лица залиты кровью и засыпаны песком. Нас продолжает накрывать минами. В исправности остался лишь один пулемет. Наш взвод развернули на 90⁰и отправили в самое пекло. Неподалеку от меня бежала молодая девочка санинструктор, но упав и больше не встает, не шевелится, вовсе не подает никаких признаков жизни. Убита. Пулеметчик без руки, весь белый, просит о помощи. Мы идем вперед, поднимаемся на возвышенность, и вдруг встречаем немцев.

И в это время попадает бомба в этот мост. Кто мог - через Днестр вплавь.  Мы переправиться не успели, нас примерно батальон. Ну как батальон:  человек, мабуть, 70-80 осталось. Командир роты ПВО оставил пост и на  машине двинул с ротой, потому что немцы наступали. Бросил нас, несколько  человек. Я уже был с винтовкой, без пулемёта своего, и пошёл в  батальон, и начал с этим батальоном переправляться через Днестр. И ночью  командир батальона через реку, через лес, через болото нас выводил.  Вышли - там уже наши были, наша оборона. Я после этого так и остался в пехоте.

Знаешь, я не суеверный, но где-то в первых боях мы выбрали позицию с  отличным сектором обстрела. Отрыли окоп, поставили пулемет. Ночью мне  снится старик с белой бородой, в белых одеждах и говорит: «Слушай, ты  куда поставил свой пулемет? Там сейчас бомба упадет. Переводи пулемет  или налево, или направо». Я проснулся и приказал солдатам сменить  позицию. Они возмутились, но я их заставил. Прошло не больше получасу, и  бомба попала точно в наш окоп. С этого дня мои  солдаты без пререкания  выполняли все, что я говорил. Повторять было не нужно.

Я тогда был командиром расчета пулемета «максим» – хороша штука,  только в походе тяжелая. Мы его на две части разделяли – лафет и ствол, и  тогда его можно на плече переносить, а щит прямо на грудную клетку  вешали. И в бою он хорош – хорошо бьет, надо его только хорошо укрепить,  а то колеса вибрируют, да ленту поддерживать надо, а то перекос может  быть.
И вот, когда мы переправились, немцы нас атакуют, я говорю: «Коля,  ленту! Вася, патроны!» – и потом я уже в госпитале очнулся. Даже не  почувствовал, что меня ранило, сразу сознание потерял.