Связисты

Перед началом артподготовки связь оборвалась. Бегом на линию. В снегу свежие глубокие колеи. Подъезжали «катюши», занимая позиции для залпов, зацепили и порвали связь. Быстро связь восстановлена. Бегу обратно. Не замечаю замаскировавшихся прибывших «катюш», бегу под самые их стволы. Внезапно передо мной всё содрогнулось. Над головой взвились языки пламени, и раздался душераздирающий вой. Воздушная и звуковая волна ударили и бросили в снег, закрутившийся вокруг вихрем. Уши заложило, не могу сообразить, что произошло. Следующий залп заставил очнуться и сообразить: началось.

Поднялась стрельба, повсюду взлетают ракеты. Я из окопа голову приподнимаю, ведь мне как пацану интересно, что же такое происходит. Кругом все блестит. Сказать, что не страшно, и что я ничего не боялся: вы не поверите. Только из окопа полез, как оказался на дне окопа от страшной бои в ухе. Тимченко, сдернувший меня ударом вниз, перешагнул чуть дальше, повернулся, и говорит: «Ты мени живий потрибен!» И пошел себе дальше. Со всей дури зарядил мне в правое ухо. Хотите – верьте, хотите – нет, но у меня эта часть уха до сих пор чешется.

Мы вышли вдвоем, я и Борис Комаревцев, мой хороший дружок. Залезли через  окно, расположенное с нашей стороны от передовой. В комнате стоял  столик и мягкий диван. Напротив располагалась детская кроватка. Там уже  сидели трое связистов от артиллерии. Корректировали огонь 76-мм пушек.  Протянули провод, устроились. По телефонному аппарату звонит командир  батареи, интересуется, как мы там. Отвечаем, что все нормально. И вдруг  выстрел с немецкой стороны. Прямо в нашей комнате разорвался снаряд. По  всей видимости, на здание указал вражеский наводчик. Снаряд пробил стену  навылет. Из пяти человек выжил только я.

Связь проходила в районе противотанкового рва, по бывшей немецкой  обороне. Всё было заметено снегом, и в одном месте было очень рискованно  находиться, там охотился немецкий снайпер, и приходилось передвигаться  ползком или в темноте. Когда снег стал таять, обнажилось очень много  противотанковых мин. И мы, оказывается, по этим минам ходили! Но  рассчитаны они были на вес танка, а бойцы все-таки полегче, поэтому  обошлось без потерь.

Нашу дивизию направили на «Невский Пятачок», там 13 или 14 ноября, я был  ранен. Нева уже замёрзла, я полз по льду с правого берега на «Пятачок».  Немец постоянно бросал осветительные ракеты, перебраться можно было  только ползком, прижавшись ко льду. И вот я ползу, ползу и вдруг, удар в  плечо. Он, конечно, целился в голову, но поскольку я полз, то пуля  попала в плечо. Снимаю с плеча катушку, снимаю аппарат, оставляю это  хозяйство, разворачиваюсь и вплотную прижимаясь ко льду, ползу обратно,  благо там, в снегу, уже была пропахана такая борозда, по которой ползали  прокладывая связь.

Дом, в котором сидел штаб батальона, подожгли, просидели там немножко,  немцы стали напирать, и тогда мне в первый и единственный раз на  передовой довелось вызывать огонь на себя. Мне всегда перед наступлением  давали кусок бумажки, где было написано, что передать по рации для  вызова огня на себя. Через некоторое время начался обстрел со стороны  наших позиций, и тут я понял, что такое огонь «Катюши». Прямо по нам  ударили, ведь немцы кругом были. Это страшно. После одного или двух  залпов, мы на рассвете в промежутке между обстрелом выскочили из  горящего дома, и ушли оттуда.

Я вам отвечу предельно честно. Меня Советская власть хоть и поморила  голодом в мои юные годы, но вырастила искренним «твердолобым» патриотом.  Всю войну я свято верил, что мы победим, даже в сорок первом, когда все  вокруг иной раз летело в тартарары, и когда немецкие танки давили нас в  чистом поле за Первомайском, и я думал, что жить мне осталось считанные  мгновения. И когда мы шли, голодные, оборванные по немецкому тылу,  имея, в лучшем случае по одной обойме на винтовку, и сухарь на троих, но  шли к своим, не закапывая документы и не снимая форму, потому что  знали, что надо сражаться и что мы будем воевать до последнего патрона.

Наш 312-й гвардейский минометный полк направили в район Сталинграда.  Там мы воевали до февраля 1943 года, пока группировку Паулюса не  разгромили и самого Паулюса не захватили.
Там однажды случай был – мы самолет немецкий сбили. Они низко летели,  а нам как раз залп давать надо было. Так командир полка траекторию  рассчитал, мы дали залп и сбили самолет. Так его за это наградили  орденом, сам Калинин вручал. Это награждение даже в киножурнал вошло,  который перед фильмами показывали.

Вначале шли по Германии прямым ходом на Эльбу, но потом нас развернули  на север, и мы наступали на Берлин с юго-запада, со стороны Потсдама.  Бои в Берлине шли очень тяжелые и ожесточенные. К тому же юго-западная  окраина оказалась «зеленой зоной», с многочисленными парками и что самое  неприятное, каналами, которые сильно осложняли наше продвижение вперед.  Помню, в один большой канал перпендикулярно впадал еще один, недалеко  располагалась лодочная станция, эллинги с шикарными полированными  лодками, двухэтажный терем-ресторан. А посреди этого канала стоял  остров, который приказали взять нашей 29-й мотострелковой бригаде. Но первые две попытки окончились неудачей…

Под Киевом бои были очень даже тяжелые, мне врезалось в память одно  страшное событие – в одном из населенных пунктов я увидел самую  настоящую гору трупов советских солдат, человек триста-четыреста, причем  все преимущественно 1925 года рождения – в 1943-м году это были еще  совсем пацаны, мальчишки. До сих вид этой горы трупов – самое страшное  воспоминание о войне.

Конечно, в это время наши русские побежали. Уже вот, немцы подходили к высоте, на которой находился именно наблюдательный пункт и моя радиостанция там же была. Нам пришлось брать автоматы и отстреливаться от них. Откуда-то ни возьмись вдруг на пути отступающих русских (я даже не узрел и не успел заметить, откуда они взялись) появился заградотряд. И из этого заградотряда стали нашим говорить: «Ни шагу назад! Иначе мы вас сами перестреляем! Стой!» Мы между заградотрядом и немцами отстреливались как могли. И вот, когда начал этот заградотряд собирать наших отступающих, это было уже у меня за спиной, как раз наши и отбросили немцев. И примерно часа через три-четыре немцев остановили, и опять они отошли на свои позиции.

В декабре 1944 года, под Новый год, как сейчас помню – утро, все небо  красное. Такая мощнейшая артиллерийская подготовка была. Наши части  форсировали реку Вислу и 17 января 1945 года овладели Варшавой. А мы,  продолжая двигаться южнее Варшавы, освободили город Лодзь, там погиб  командир нашей 19-й механизированной бригады, которой был придан наш  дивизион. Его танк ехал впереди. Первый вошел танк, а там узенькие  улочки, метров 10, может быть и меньше, и дом стоит. Фриц из окна  ударил, броню пробило и командир бригады погиб.

А потом я ко всему привык: смертельная опасность стала рутиной и о возможной или неминуемой смерти у нас никто во взводе разговоры не вел. Страх какое-то время все равно оставался в подсознании, иной раз попадешь под обстрел из шестиствольных минометов или в очередной раз в чистом поле под бомбежку - становилось неуютно. Бомбят нас беспощадно, а окопаться… - уже не успеть, и нет спасения от осколков. Зенитного прикрытия нет, авиации нашей тоже не видно, так хоть "караул кричи"…

20 августа 1941 г. меня призвали на военную службу и определили в 51-ю армию, в 91-й отдельный полк связи, прозванный "женским". Наш полк обслуживал штаб армии, который находился в г. Симферополе. В мои обязанности входила передача информации по аппарату Морзе. В начале службы, работы по связи было мало. Жили мы в здании пищевого техникума возле р. Салгир, а работали в большом доме, который находился в конце Симферопольского парка, там и располагался штаб 51-й армии вместе с нашим телеграфом. Потом нас перевели на Петровские скалы.

Вспомнил такой случай, было это под Великими Луками, я сидел на столбе, "когти" у нас были такие, лазать по столбам. Рядом станция Великополье. Сидел на столбе и соединял полевой провод с тем, что уже столбы соединял. И в это время произошел налет немецкой авиации на эту станцию. Я когти отстегнул, соскочил со столба вниз, и побежал… Когда немцы улетели, оказалось, что я в такое болото залез, что еле-еле оттуда вылез. А ведь когда я туда бежал, то, как будто по асфальту...

Страшно было. Немцы, видно, шнапсу тоже употребили под вечерок, страшно орут, идут и поливают. И мы их поливаем. Короче, мы потом гоняли друг друга: то мы, то они. Отходим, а народ все гибнет и гибнет. Мне бы в пехоте не дойти до Берлина, я был бы убит или ранен. Дураку понятно.

Немцы, заигрывая с гражданским населением, начали отпускать из лагеря украинцев. Некоторые русские тоже стали выдавать себя за местных жителей. Так поступил и я. Вечером сообщили, что завтра будут отпускать из лагеря жителей Каменец-Подольской, Ровненской и Винницкой областей. Я избрал Винницкую область. Мой товарищ, украинец, учил меня отвечать на возможные вопросы. Утро началось с того...

Был у нас Тимофей Белов, он 2-3 раза был ранен, постарше меня был, мордвин, и мы с ним тянем. Вдруг я чувствую, летит снаряд. Чувствую, что он не просто летит - он летит мне в лоб. Вот всеми клеточками чувствую. Мне этого не хотелось, я бухнулся об землю. Так лихо бухнулся и чувствую, боль страшная, под боком осколок вот с ладонь, я уж измерил в мыслях, такой примерно осколок мне вошел. Лежу, осматриваюсь, оказывается это не осколок, а это угол катушки, которую я не убрал. Ладно, передохнул, а он стоит. Потом идем дальше - точно такой же момент. Я снова бах, уже предохраняюсь, уже набрался опыта - обе катушки убрал. Бухнулся и лежу. Он надо мной: "Ну, так что, связь будем тянуть или лежать будем"? Говорю: "Какая связь? Стреляют же"! "Не волнуйся. Тот, что ты слышишь, снаряд он уже пролетел тебя, а тот, что в тебя попадет - ты не услышишь. Не волнуйся".

Снова и снова пытались подняться в атаку, но прорваться вперед не могли. К линии фронта подтянули «катюши» и после нескольких залпов противник оставил высоту. В этом бою многие из выживших обморозились. Меня с обмороженными ногами привезли в санбат в село Чистоводовка. Ходить я не мог, ноги отказали. Ползал и то с огромным трудом. Раненых и обмороженных разместили в хатах. Через село проходила дорога к фронту. Лежишь, смотришь в окно и видишь, как к передовой идут потоком маршевые батальоны, а через некоторое время назад везут на подводах сотни раненых. Будто через мясорубку людей пропустили … Такая возникала грустная ассоциация …

А с косами на войне было бы невозможно, нас бы вши одолели. Да и вообще, какие там косы! Например, на Украине вода была такая жесткая, что даже короткие волосы в котелке промыть трудно. А от вшей в одежде, белье избавлялись санобработкой. Первый раз Любушка, фельдшер наш, всю нашу одежду в специальную машину засунула. И что же получилось? Вытащили, все село, сузилось. Мы одеть не можем. И бог знает, на кого стали похожи. Мы друг на друга посмотрим и хохочем. Вот бы нас командир в это время увидел.

Три месяца мы «кантовались» вдали от войны. Там вручили мне медаль «За боевые заслуги». В то время эта медаль еще котировалась в солдатском восприятии, но после сорок третьего года, когда этой медалью стали награждать ППЖ и обозников, эту награду уже называли -« за тыловые заслуги» или «за половые услуги»...В курских боях наш полк был полностью обескровлен. Прислали пополнение 1925 года рождения.

Он вытаскивает наган: "Застрелю!". А кругом мои ребята с улицы. К этому времени у нас уже появилось братство, и они схватились за винтовки. Я не нашел ничего лучше, как рвануть гимнастерку. "Стреляй! - кричу, - Это же идиотство - застрелить!". - "Командира взвода ко мне! Через 20 минут хоть с отрезанной головой, но без усов!".

Нас буквально потрясло то, что мы увидели на дорогах нашего следования. Это было в начале войны, и в тот период в воздухе полностью господствовала вражеская авиация.

Но везло нам - не мы одни ходили. Подарок-то я от судьбы получил такой, который никто никогда мне не делал и уже не сделает больше - ЖИВ.

Когда на нашем пути попался немецкий госпиталь, мы увидели жалких, беззащитных и больных немцев. Ни у кого из нас не поднялась рука для отмщения за издевательства, чинимые ими над нашими соотечественниками.

После освобождения нашими войсками я вновь была мобилизована в Армию в 34 морскую стрелковую бригаду связисткой. Вскоре в Славянке из 34 и 157 СБ была сформирована 301 СД под командованием Антонова В. С., а я была направлена в 757 ОБС связисткой.