Танкисты

На Зееловских высотах 16 апреля 1945 года мне довелось подбить гитлеровский "тигр". На перекрестке два танка сошлись лоб в лоб. Я был за наводчика, выстрелил первым подкалиберным снарядом и попал "тигру" под башню. Тяжеленный броневой "колпак" отлетел, как легкий мячик.

Влетаем в это Погребище, примерно через километр колонна вдруг останавливается. Открываю люк, глянул, а справа, в пяти метрах, у хаты стоит немецкий танк… И слева стоит… И дальше они стоят, и сзади, правда, танкистов не видно. Вот тут у меня по спине пробежал холодок, и я узнал, как волосы могут дыбом вставать. На мне танковый шлем плотно сидел, но тут что-то вроде стал шевелиться… За уши его подтянул, а в голове кошмар… Прошу механика-водителя: «Савин, глянь-ка в люк, что там за обстановка?» А сам наблюдаю за ним.

Я как технический специалист смотрел на немецкие танки. Во-первых, мы, особенно на Курской дуге, впервые со всеми экипажами проводили занятия на тему о том, куда нужно вести огонь по "Тиграм", "Пантерам" и т.д. Это была моя задача - задача технической части - проводить такие занятия. У нас к тому времени уже были кое-какие технические данные об этих танках. В основном бить надо было по борту и ходовой части, потому что носовая часть у них была неплохо бронированная. Также можно было бить по корме, но в нее трудно попасть - только тогда, когда он повернется.
 

В проеме, в двух метрах от меня показалась спина в немецком мундире, руки раздвинуты, видно смотрит в бинокль. Меня уже посчитали мертвым, и немец не чувствовал никакой опасности сзади. Решение пришло за доли секунды. Я, вместо того чтобы выстрелить в себя, и покончить разом со всем, выстрелил в немецкую спину. Немец сник, стал падать, заваливаясь вперед. И в этот момент снова разрывы снарядов в траншее. Еще осыпалась земля, как я выскочил из блиндажа, перепрыгнул через что-то, и застыл на месте...

Тогда было какое-то непонятное состояние. Знал, что будут вражеские танки, что надо их подбивать, двигаться вперед, что нужно делать все, чтобы победить. Помню, как подбил самоходку: попал с близкого расстояния... Мы освободили Волохов, Карачев и Брянск. Когда Брянск освободили, нас вывели на переформирование в брянские леса, где мы очень долго стояли.

Нужно проехать мимо дома Гестапо и въехать в первые ворота, ведущие парк и по аллее ехать в сторону рейхстага. Посыльный от командующего армией садится на танк, как сопровождение. Они впереди, за ними танки батальона. Мы видим, как они проскакивают первые ворота, видимо не заметив их, движутся дальше ко вторым мимо здания театра Король-Опера, находящегося в руках у немцев. Вдруг со стороны этого театра выстрел, и танк загорелся сразу. На наших глазах в 50-ти метрах горит танк, где девочка, где ребята, которые поехали за героями, и мы ничего не можем сделать... Они все выскочили, но видимо был пробит бак, они облиты все дистопливом, в пламени...

Вообще, в последнем бою под Москвой наш экипаж должен был сгореть. Последние танки бригады шли на исходную позицию для атаки, и вдруг у нашего танка заглох мотор - сдох начисто, как хотите это назовите: "исчерпал ресурс" и так далее, но пока мы ждали технарей-ремонтников, остальные танки пошли в бой и все сгорели...Вывели тех, кто живой, в тыл и отправили на новую формировку на Урал. Там я застрял в запасном полку на годик с небольшим, пока снова не вырвался на фронт.

Мы выскочили из танка, он миной нас ударил, командира и механика убило разом. А мы с башнером … Тут такой ручей высохший был. Мы по ручью добежали, по линии фронта, чтобы его дезориентировать. И мы, когда метров пятьдесят переползли по этой лощине, он по нам не стал стрелять. Мы вскочили и побежали, пробежали, не знаю сколько, во ржи засели, легли. Потом окопчик нашли, в окопчике сидим, думаем - табак взят был легкий: давай, закурим с башнером вдвоем. Закурили, вдруг кто-то ползет: "Ну, леший, зря мы с тобой закурили, нас заметили - дым, немец, наверно, ползет. Что будем делать?" Думал-думал, потом говорит: "Знаешь что, может, обоих не убьет, давай выскочим и заорем". Выскочили и закричали, а это за нами, за танками пехота шла, она засела, и командир роты пехоты связного послал искать, где пехотинцы засели. Он больше нас испугался.

Хотя нас еще и в школе, и в Загорске учили и как правильно маневрировать и как встречать танки, но когда пошли вперед, то из двадцати машин полка сразу потеряли восемь… Но в бою же из танка особенно ничего не видно. Только знаешь, и чувствуешь что рядом другие машины, а так особенно ничего и не видишь: огонь, дым кругом… И помню думал тогда: "Эх, лишь бы дома узнали, где моя могилка…" Любой бой легким не бывает, но, пожалуй, что этот самый первый бой оказался для меня и самым тяжелым за все время моего пребывания на фронте.

И пока мы приходили в себя и выясняли обстановку, в это время наш танк  получил мощнейший удар и раздался взрыв – как мы потом поняли, в нас  выстрелили из «панцерфауста», для танка самая пакостная штука. Попал он в  трансмиссию, после взрыва перегородка, отделяющая боевое отделение от  мотора, вылетела, и на нас хлынул поток большой температуры, который  развивается при выстреле из панцерфауста. Стало горячо, как будто на  поверхности солнца. У нас в баках было танковое топливо газойль марки  «Э», оно полыхнуло и все это дело хлынуло внутрь.