Медведев Иван Филиппович

- Расскажите, пожалуйста, про довоенный период. Как вы жили на Украине до войны?

– Я расскажу, что помню. Ведь мне уже 101 год, сейчас идёт 102-й. Рассказать столько лет за короткое время – это непросто! Меня зовут Медведев Иван Филиппович. Родился я 6 декабря 1918 года в селе Байцуры Харьковской области. Это было более века назад. После школы, окончив 10 классов в Харькове в 1937 году, мечтал стать механизатором в сельском хозяйстве. Мне всегда нравились машины, особенно трактора. Поэтому я поступил в Харьковский институт механизации и электрификации сельского хозяйства. Учёба шла хорошо, но в 1938 году начался комсомольский призыв молодежи в армию. Нам предложили пойти служить, чтобы командирские кадры Красной армии были сформированы из сынов рабочих и крестьян, а не дворян.

- Вам дали возможность выбрать, куда пойти?

– Да, нам предложили несколько вариантов, и в те времена особенно престижно было стать лётчиком. Мой старший брат уже служил в авиации, и я тоже решил подать документы в лётное училище. Но медкомиссию я не прошёл. На одном из этапов нужно было пройти тест на устойчивость к качке, и я провалил его. Тогда мне сказали выбирать другое училище, кроме лётного и морского. Мой друг уже служил в Ленинградском танкотехническом училище, и посоветовал мне попроситься туда. И действительно, меня туда направили.

Учёба в Ленинграде сначала далась нелегко. Всё было новым и непривычным. Но вскоре я начал учиться на "отлично". Единственная трудность была связана с языком. Дома я говорил на украинском, и даже в институте учился на украинском. А тут нужно было говорить и учиться по-русски. Знания были, а вот сформулировать ответ на русском было непросто. Но я справился, и первый курс успешно закончил.

После первого курса я поехал домой в Харьков в отпуск. Вернулся на второй курс, и тогда начали появляться слухи о возможной войне.

- Это сентябрь 39-го года?

- Да, это был 1939 год. Мы тогда все уже говорили о надвигающейся войне.

- Я так понимаю, речь идет о Финляндии?

- Да, речь шла о финской войне. Тогда Ленинград находился в непосредственной близости к финской границе, на расстоянии прямого выстрела артиллерии. Финны могли свободно обстреливать город, и это было серьезной угрозой для всей северной столицы. Наше правительство предложило им довольно выгодное соглашение: мы предложили обмен территориями. Им выделялся большой участок земли, покрытый лесами, что идеально подходило для развития их бумажной промышленности, в обмен на отступление их войск подальше от нашей границы. Казалось бы, разумное предложение, но финны не согласились. Это решение принимали не столько сами финны, сколько немцы и англичане, стоявшие за ними и готовые поддерживать Финляндию как полигон для испытания нового оружия.

- То есть им был поставлен ультиматум?

- Именно так. Мы предъявили им ультиматум: либо они отводят войска, либо мы вынуждены будем применить силу. Но вместо компромисса они выбрали сопротивление, и тогда нам пришлось начать военные действия. Я помню, как нас в училище внезапно подняли по тревоге. Это была, если не ошибаюсь, 11-я рота. Нам сообщили, что мы отправляемся в Финляндию. Задача была следующая: финны, оказавшись в тяжелом положении, начали вести ночные обстрелы и атаки. Из нас, курсантов, сформировали специальные танковые отряды для борьбы с финскими укреплениями — дотами.

-Вы знали, что такое доты?

- На тот момент мы плохо представляли, с чем придётся столкнуться. Нам казалось, что мы быстро подавим сопротивление, прорвем линию обороны и всё. Но когда начались реальные боевые действия, мы осознали, насколько сложна была финская система укреплений. Доты оказались серьёзными оборонительными сооружениями — железобетонные стены, толщина которых доходила до двух метров. Это были трёхэтажные комплексы: первый этаж – зона отдыха солдат, там всё было обустроено на высоком уровне; второй этаж – склады боеприпасов и амуниции; и третий этаж — огневые позиции с крупнокалиберными пулеметами и пушками.

- Вы принимали участие в боевых действиях?

- Да, я оказался в отряде огнеметных танков Т-26. Это были специальные группы танкистов, которые должны были подводить танки как можно ближе к дотам, на расстояние огнеметания. Самое эффективное расстояние для огнеметания составляло 90-100 метров. Подойти ближе было опасно, а дальше — не имело смысла, так как струя огнеметной смеси теряла точность. В моей задаче было как можно точнее подвезти танк на нужное расстояние. Задача была опасная и крайне сложная. От механика-водителя зависело всё, ведь одна ошибка — и мы могли попасть под перекрестный огонь или не достигнуть цели.

Многие думают, что огонь огнемёта буквально вылетает как пламя, но на самом деле всё было иначе. Сначала шла струя огнеметной смеси, а уже потом, когда она достигала цели, она поджигалась. В момент боя это казалось мгновенным, но весь процесс был тщательно рассчитан.

Мы создали специальные группы для борьбы с дотами. Это было тяжело. Один дот поддерживался огнём с других укреплений, и наши наступления продвигались очень медленно — максимум на 500 метров в день. Это были тяжёлые, изнуряющие бои. Каждый шаг давался с огромным трудом.

-Это были взвода танков Т-26 огнеметных, да?

- Да, именно так. Я был механиком-водителем, и моя задача заключалась в том, чтобы подвести танк к доту, чтобы он смог произвести выстрел огнеметной струёй. Финны всё время отказывались соглашаться на мир.

- Вы говорите о линии Маннергейма?

- Да, это линия, названная в честь маршала Маннергейма. Она была подобна знаменитой линии Мажино во Франции. Эта линия представляла собой мощную оборону финнов, и когда мы создали штурмовые группы, дела начали налаживаться. Мы, огнеметчики, продвигались к цели, а за нашим танком на санках-волокушах ехали сапёры с взрывчатыми веществами. Уничтожить дот одним выстрелом было невозможно, поэтому нужно было взорвать его полностью, чтобы он перестал функционировать.

Мы двигались вперед: танк Т-26 огнеметный шел, а на волокушах позади него находились сапёры с запасом взрывчатки. Когда мы приближались к доту, наши боевые танки прикрывали нас, и в это время мы открывали огонь, чтобы ослепить врага и создать эффект внезапности. Сапёры выгружали взрывчатые вещества и подрывали финские доты, и только тогда они переставали существовать как оборонительные сооружения. Благодаря этой тактике, наше продвижение стало гораздо быстрее, и финны поняли, что не могут нас победить и начали запрашивать мир.

- А наши условия мирного соглашения?

- Мы поставили свои условия. Границы были отодвинуты, и Выборг стал советским. На момент начала финской войны наше танкотехническое училище эвакуировалось из Ленинграда, так как мы находились слишком близко к фронту, и объединилось с Киевским танкотехническим училищем. Вернувшись с фронта, мы узнали, что нашего училища уже не существует, и нас отправили в Киев для доучивания.

- Во время финской войны ваш танк был поврежден?

- Не подбивали, а пробивали. Броня у нас была 11-12 миллиметров, что защищало от пуль и осколков, но уже при попадании крупнокалиберного пулемета 12-мм, он мог пробить броню. Финны использовали мелкокалиберные пушки, например, 37-мм, которые легко прошивали насквозь.

И попадания были, а после боев на танке оставались дыры. Ремонтировались мы достаточно просто: эти дыры заделывались заплатками, которые крепились болтами с обеих сторон. У меня на Т-26 было несколько таких заплаток, потому что танк всё время находился в бою. Были раненые товарищи.

Сапёров часто убивали, и наши танки тоже страдали от атак.

- Ваш экипаж не пострадал?

- Я, по-моему, был единственным, кто остался без серьезных травм. У меня был однобашенный танк Т-26, а в других танках были и двухбашенные с огнеметом и пулеметом.

- Помните ли вы командира вашего танка Т-26?

- Командиром был украинец, но, к сожалению, фамилию я забыл. Это был отличный командир, мы встретились позже, когда я заканчивал танкотехническое училище в Киеве. Он уже занимал должность начальника сборного пункта аварийных машин. Я закончил училище с отличием и стал воентехником второго ранга.

- Как была надежность танков Т-26? Были ли технические проблемы?

- По-моему, были. В процессе эксплуатации танки часто страдали от поломок. Я помню случай, но это уже было в Великую Отечественную войну.

- Что произошло в Великую Отечественную войну?

- Я окончил танкотехническое училище в Киеве с отличием. Тогда золотых медалей не было, но предоставлялось право выбора должности. Я выбрал службу в Академии бронетанковых войск. После окончания училища в 1940 году меня направили работать в академию на должность старшего танкового техника в отдел эксплуатации и ремонта танков. Мне присвоили звание воентехника второго ранга, а должность – старший техник по ремонту и восстановлению автобронетанковой техники. В академии я уже носил два кубика на петлицах, но не танки, а молоточки, так как окончил танкотехническое училище. В академии ко мне относились очень хорошо, поскольку у меня уже был боевой опыт, особенно после войны с Финляндией. Когда началась война 22 июня, меня сразу привлекли для консультаций по вопросам эксплуатации и ремонта танков. Я был там до сентября, но обстановка усложнялась, и в конечном итоге академия получила приказ сформировать танковый батальон. Одну роту танков БТ отправили, а нас, две роты танков Т-26, отправили под Волоколамск.

- Под Волоколамском командовал Рокоссовский?

- Да, генерал-лейтенант Рокоссовский тогда командовал. Положение было критическим: отступать не было права, и мы должны были сражаться до последнего. Рокоссовский не мог принять решение без указаний из Москвы. Вначале мы плохо справлялись, так как рубежи были неподготовлены, а взаимодействие было организовано плохо.

- А вот вы сказали, подготовили роту Т-26. Рота, а кем вы были? Командиром этой роты?

- Нет, я был зампотехом этой роты. По технической части.

Приехали туда, нас встретили, расположились, и там начался бой. В этом бою наш командир роты погиб. Я даже плохо его знал — ну сколько там мы воевали. Из командиров остались только я и ещё кто-то. Остальные были старшинами и так далее. Они были опытные, там стреляли и всё. И когда я доложил командиру полка, которому мы были приданы, что в роте остался только я, он сказал: «Я вас назначаю командиром танковой роты». Я говорю: «Так я воентехник!» Он ответил: «Будешь командиром роты». И с тех пор я стал командным составом.

Мы воевали, и первую победу одержали следующим образом. Помню, немцы утром вставали, выпивали шнапс и потом на танки, чуть ли не в колоннах, наступали на нас. Тем более, оставалось до Москвы совсем мало. Им ещё немного — и они бы выходили на простор. Мы договорились, что займём позиции, замаскируемся и огонь откроем только тогда, когда немцы подойдут на прямой выстрел. Что такое прямой выстрел? Когда траектория полёта нашего снаряда не превышает цель. При любом установке она обязательно цель поразит. И когда немцы пошли в атаку, они думали, что легко пройдут. Мы их подпустили на прямой выстрел и открыли огонь. С первого же залпа, по-моему, штук пять немецких танков загорелось. Немцы не поняли, в чём дело, и продолжали идти. А когда после второго залпа ещё загорелось, они поняли, что что-то не так. Развернулись, начали отступать. А мы в это время получили команду «открыть осколочным огонь по пехоте». В общем, мы там очень много немцев покрошили.

Но потом… наш опытный командир полка, он уже знал эту историю. Хотя у него полк был укомплектован, он говорил: «Сейчас учитесь, через несколько минут немцы начнут авиационный удар по вам». Так что готовьтесь. Пехоту отвели на запасные позиции, а нам, нам никто не подготовил запасные позиции. Мы основались в танковых окопах. Танки все-таки закрыты, а пушки выходили только немного, так что после первого налёта авиации…

- У вас танки стояли в капонирах, закопаны?

- Капонир, да. И потери были маленькие. Но погиб командир роты, и меня назначили командиром роты.

- Вы сказали, что опытный командир полка предупредил о налёте немецкой авиации?

- Да, да, да. Когда я приехал в академию, я был воентехником второго ранга, и меня использовали на разных работах. И когда сложилась очень сложная обстановка, нас направили, две танковых роты под Волоколамск. Командир полка, опытный, он всё знал, он свои войска отвёл в тыл, а здесь оставил только наши танки. А нам оттуда деться некуда. И мы остались. Налетели немецкие самолёты. Разбили вдребезги всё, что смогли. Я думал, что половины наших танков не будет целыми. На самом деле, когда налёт кончился, мы посмотрели, только два танка полностью вышли из строя, а третий — только попадание в моторную часть, а башня ещё работала.

Немцы думали, что разгромили нас сильно, а на самом деле не очень. Когда нас отправили под Волоколамск, обстановка резко сменилась. Мы, когда получили приказ, что будем отправляться, нам дали на подготовку двое суток. А потом обстановка изменилась, начальник академии сказал срочно собрать танки и отправляться под Волоколамск.

- Это танки Т-26 были из академии?

- Нет, танки Т-26 — основной танк в Красной армии. Под Волоколамск тоже направили Т-26. Это самый главный танк. Их было около 11 тысяч в армии. Основные танки были Т-26 и БТ. БТ-2, БТ-5, БТ-7 — вот это ещё были танки. И только-только начали выпускать танки Т-34 и КВ — Клим Ворошилов.

- Вы сказали, был налёт, вы потеряли три танка. Что было после этого?

- Помню. Немцы думали, что разбили нас, а у нас почти всё было цело. Мы их подпустили близко и с огнём, прямым огнём, так расколошматили их, что все были рады, особенно наша пехота, что разбили немцев.

- За этот подвиг кого-нибудь наградили? За разгром этой колонны?

- Тогда награда была в том, что ты жив остался. Вот жив — значит, награду получил. А потом, вот я не помню куда…

- Долго вы воевали в качестве командира танковой роты?

- Да, долго. Потому что командир роты погиб, и меня назначили командиром танковой роты. В конце войны я стал капитаном и был назначен командиром 53 эвакоротой 3-го Белорусского фронта. Я лично руководил эвакуацией подбитых и застрявших танков, что дало возможность роте эвакуировать много тяжёлых и средних танков. Я неоднократно выезжал на поле боя и эвакуировал танки с минных полей. Эвакуация проводилась под артиллерийским и миномётным обстрелом противника.

Меня не назначали комбатом, хотели назначить. Но как глянут — воентехник, какой из него комбат? Тогда комбатами назначались с училищ, с танковых, которые… А я в тактике был — ой-ой-ой. Я помню, когда прибыли под Выборг…

- Как вы познакомились со своей будущей женой?

- В Москве, в академии на танцах, когда я приехал с Киева с новым назначением. Пришёл в академию, а любовь потом на всю жизнь была. И танцы тоже были. Для нас, оставшихся ребят, которые приехали с фронта, и девчонки, которые здесь были, ходили на танцы вечером. Академический джаз был, ребята работали. А она была соплячка. Ну, а потом вдруг выросла. Встретил её на этих танцах. Так что…

На финскую войну прибыли первые танки КВ с 76-мм пушкой. Я говорил вам, что доты были сильно укреплены. Этот КВ с 76-мм пушкой, как даст по амбразуре, так вдребезги всё. Но был такой случай: танк КВ подошёл, остановился, чтобы сделать выстрел. Морозы там были такие, что нам водку привозили сначала в чекушках, а потом она мерзла, и привозили в бидонах. Старшина роты черпаком раздавал. Разливал.

И вот танк КВ остановился, чтобы сделать ещё один выстрел. В это время двигатели наших танков Т-26 и БТ стояли бензиновые, притом бензин — первый сорт авиационный. А тут впервые поставили дизель В-2. И пока он выстрелил, дизель загустел, и танк нельзя было завести. Финны обрадовались, особенно иностранные советники, решили его взять к себе. Я помню, как сейчас: сначала подцепили его, хотели тянуть, но КВ такой тяжёлый, тем более механик-водитель поставил танк на заднюю скорость, они не смогли даже двинуться. Тогда они решили обложить его сеном и поджечь. Экипаж был внутри танка. Когда зажгли танк, дым начал заполнять всё. Механик-водитель спрашивает: «Что делать?» В общем, как-то получилось, что танк завёлся, и КВ притащил в тыл две финские танкетки. За это надо было им Героев давать, но так как они подвели новый танк и опозорились, им ничего не дали.

- Это на ваших глазах было?

- Да, ну как же. Я же был механиком-водителем на огнемётном танке Т-26.

А под Москвой, когда нас направили под Москву… Я сказал вам, что командира роты убили, и меня назначили командиром  танковой роты.

Да, под Крюково действительно были сложные времена. Мы отступали, и у меня в роте оставалось всего три танка. Мы уже думали, что это конец, но в это время из Сибири прибыли новые войска, которые нас заменили. Нас вывели на переформирование, и я командовал танком Т-34. Это был отличный танк — мне кажется, что именно он и помог нам одержать победу. Если бы не Т-34, мы бы не победили, и точка.

Затем началась настоящая война. Я стал командиром эвакуационной группы 53-й эвакуационной роты, а в конце войны уже командовал этой ротой. Мы закончили войну под Кёнигсбергом, и День Победы встретил на берегу Балтийского моря в Фишхаузене. После этого меня направили на войну с Японией. Я думал, что теперь нас демобилизуют, и я смогу вернуться к мирной жизни. Однако нас погрузили и отправили на Дальний Восток, где снова пришлось воевать.

Я хотел, чтобы моя жена уехала, когда мы были под Кёнигсбергом. Я планировал отдать ей легковую машину, чтобы она уехала, но она наотрез отказалась: «Я с тобой, я поеду с тобой!» И хотя мы все-таки взяли машину, я рад, что она осталась со мной.

Мы прибыли на станцию Борзе и начали свой путь до Баянтумэна, а дальше до Чойбалсана. Когда мы прибыли в Монголию, я думал, что не задержимся надолго, но в итоге там оставались долго. Мы увидели много войск, в том числе 6-ю армию, и не ожидал, что в это время у нас еще такая большая сила.

В августе 1945 года началась советско-японская война. Мы поехали через Хинганское ущелье, где пришлось нелегко, но мы справились. Были трудные моменты, когда через пески приходилось проезжать, но мы преодолели все преграды. Мы даже получали помощь от авиации — нам сбрасывали воду и продукты.

Я помню, что когда мы прибыли в Китай, там шла чума. Это была страшная болезнь, и мы прошли карантин, прежде чем нас пропустили. Ясно, что у нас был уже опыт — американцы тоже были в этом регионе, но им не удалось добиться успеха, когда мы дошли до Чанчуня.

Интересно было видеть, как наши солдаты торговали с китайцами на рынке. Мы уже знали, как обманывать. Я, к примеру, обменивал облигации на товары, а механики-водители подвозили китайцам керосин, смешивая его с водой. Нельзя было забывать и о том, что многие солдаты начали заболевать, многие не видели ночью. Я помню, как наш врач обманул их, придавая силу простой воде.

После того как мы служили в Китае, нас вернули в Монголию, где я продолжал службу. Весь этот период был насыщен событиями и неожиданностями.

Что касается 1939 года, то я в училище учился очень хорошо, особенно языкам. Я изучал английский и даже без переводчиков обходился. Когда отправили в Финляндию, у меня было достаточно практики вождения танка, и это помогло мне в дальнейших боях.

Когда я вспоминаю о войне, я не могу не отметить, как важна была водка в трудные времена. После атаки, когда ты не можешь прийти в себя, немного выпить помогает восстановить моральный дух и память. Я помню, что в Финляндии, когда начинались морозы, водка замерзала, и нам приходилось получать ее в бидонах.

Я участвовал в боях, потери были большие, особенно из-за линии Маннергейма. Были моменты, когда мы сражались за Выборг, где финны встречали нас с цветами, хотя и не приняли наш мир. Я видел, как молдаване, когда мы вошли в Бессарабию, встречали нас с радостью.

Сколько ярких эпизодов было за время войны! Даже освобождение Борисова — мы там ударились в панику, когда загорелась спичечная фабрика, и мы решили, что применили газы. Эти воспоминания навсегда останутся со мной.

Я помню, как мы танцевали и веселились даже в такие трудные времена. Я был не только офицером и танкистом, но и музыкантом. Я играл на гитаре и баяне, пел для своих товарищей, что поднимало дух. В такие моменты забываешь о войне и просто радуешься жизни.

- Вы в Харькове жили до войны?

- Да, мы переехали из деревни на Чеботарскую улицу в Харьков.

- Почему вы решили переехать в Харьков?

- В деревне невозможно было жить. От голода все пухли, люди искали любую работу, лишь бы поесть. У нас был знакомый папы, дядя Литвин, который уже жил в Харькове. Он написал: «Приезжайте, устрою, и семью, и тебя, получишь рабочую карточку, хлеб будешь получать». И мы, не раздумывая, приехали. Мы разместились в полуподвале — первый этаж ниже уровня земли, а верхний лишь немного возвышался. Жили как изгои. Иногда нам что-то приносили, и мы могли поесть. Я очень верю в Бога — именно Он часто спасал меня.

- А как насчет трофейной машины? Ваша жена рассказывала о трофейной машине, которая у вас появилась в Германии?

- Да, это был «Опель». Машины там валялись, брошенные. Немцы сильно пострадали, и везде были покореженные машины. Она работала отлично, а бензин в те времена было легче достать, чем что-то другое. Немецкие танки на бензине, а наши на дизеле, так что с бензином у нас не было проблем.

- А что стало с машиной? Вы отвезли ее в Китай?

- Нет, мы привезли ее в Москву. А потом в Монголии бросили. Мы там жили, и кому-то отдали — не помню, кому, но кто-то просил, мы и отдали.

- Вы в Китае держали собак?

- Да, у меня была большая собака по кличке Геринг и маленькая — Геббельс. Это уже детали.

- А трофеи брали?

- Да, у нас была трофейная шуба, внутри с белым мехом. Мы, конечно, грабили немцев, стараясь взять лучшие вещи. Генералы в Академии на этом разбогатели, вагонами вещи из Германии привозили. Я две шубы отвез родителям в Харьков — они были в восторге. Многие умные тащили много всякого.

- А ваши родственники попали под оккупацию? Ваши родители были там?

- Да, немец так быстро захватил Харьков, что многие остались там. У меня остались отец, мать и сестра. Многие думали, что ждут спасения от немцев, но когда начались расстрелы, прозрели.

- Что вы знаете о соседе, который служил немцам?

- Он издевался над нашими родителями, но жил спокойно. Государство всех прощало, он даже не воевал в Красной армии после освобождения от немцев.

- Никто из ваших родственников не погиб во время оккупации?

- Погиб. Мой дядя, брат мамы, что-то делал и взорвался.

- Но все работали во время оккупации?

- Да, все работали. Если не работал — загонят. Отец у нас был маляром, красил вагоны, а мать домохозяйкой. Сестра Галя добывала дрова, потому что дров не было. Они таскали лес, чтобы было чем печь и варить.

- Как вы можете описать Харьков в то время?

- Харьков тогда был степным районом, но сейчас, мне кажется, все зеленое.

- Вы говорили об оккупации, что можете рассказать?

- Немцы были хитрыми. Они не знали, кто есть кто, уничтожали всех, кого подозревали. Мы боялись говорить. После войны, когда мы были под Кенигсбергом, я видел, как старшина раздавал еду, а немецкие дети стояли в очереди. Мы их кормили, хотя это было рискованно.

- Были ли у Т-34 слабые места?

- Многие говорят о ходовой, но на самом деле Т-34 была безупречной машиной. Хотя бывало, что снаряд попадал в башню, и она заклинивала. Мы ставили отражатели, делали фальш-броню.

- Вам приходилось воевать против власовцев?

- Да, мы сталкивались с ними, особенно после того, как взяли Кенигсберг. Наш знакомый, генерал-майор танковых войск Евгений Иванович Фоминых, разоружил армию Власова и взял его в плен. Мы уже договаривались с американцами о зоне, когда Власов шёл переходить на их сторону, и Фоминых его схватил.

- Вы служили вместе?

- Да, мы были близкими друзьями. Его жена, Юзефа, была полячкой, а у нас дочка уехала в Польшу, так мы помогали ей связаться.

- А кого из офицеров вы могли бы выделить?

- Во время войны трудно сказать. Война либо равняет, либо выгоняет.

- Как вы эвакуировали подбитые танки?

- Начали войну на Т-26. Были специальные тягачи с оборудованием, чтобы легко зацепить и вытянуть танки. Были даже краны, которые могли вытащить по три танка.

- Эвакуировали ночью?

- Ночью лучше, если с нейтральной полосы, чтобы немцы не видели. Днем мы забирали только те танки, которые были уже брошены.

- Как у вас обстояли дела с запчастями?

- Разбирали подбитые танки: один разбирали, другой восстанавливали, так как запчастей не хватало.

- Пора закругляться?

- Да, я устал. К танкам всё подходило. Были еще тягачи на тракторах ЧТЗ С-65. В каждой деревне были МТС. Мы забирали их себе.

- Перед тем как завершить нашу беседу, мне хотелось бы поговорить о ваших наградах. Вы упомянули, что были награждены орденами Отечественной войны I и II степени, Красной Звезды трижды, а также медалями «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За взятие Кёнигсберга», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне» и «За победу над Японией».

- Да, это так. Каждая награда для меня имеет свое значение. Я служил и выполнял свой долг, как и многие другие, но, конечно, было приятно получить признание за нашу работу.

-Спасибо вам за рассказ.