Интвервью журналиста Джона Вадера (John Vader) с рядовым Георгом Бухвальдом (Georg Buchwald) (воевал на Восточном Фронте в 1941-1943 гг., пока не был ранен).
Когда Вы впервые оказались в России?
Я был там с самого начала. Поскольку мы воевали во Франции, нам сказали за сутки до наступления, что Гитлер сам выбрал нас для того, чтобы мы двинулись вперед в районе Ковно (Каунасом) для захвата аэродрома, и, по возможности, самолетов - целыми и невредимыми. Мы пошли вперед и продолжали движение, расчищая себе дорогу огнем, но по мере того, как мы продвигались, стрельба была слышна позади нас. Так было все время - я не могу сказать вам, скольких мы потеряли. Мы начали в 3.30 утра, но дату я точно не помню. Мы просто шли и шли вперед. Мы взяли Ковно, затем продвинулись к какой-то деревне, где нам досталось крепче, чем когда-бы то ни было до этого момента. Нас накрыли огнем артиллерии и из всего остального, что у них было. Мы потерял всех наших офицеров и сержантов, из командиров остались только ефрейторы и фельфебели. Мой офицер был ранен, и машина, в которой я вывез его в тыл, выглядела как решето. Мне повезло. У меня и царапины не было, и мы отошли к Ковно.
Был ли высок Ваш моральный дух?
Да. Поначалу мы особенно не беспоколись. У нас все сложилось хорошо во Франции, и после наших первых столкновений с русскими мы знали, что особенных трудностей от них ожидать не приходиться... Они были плохо вооржены. Позднее дела пошли иначе. Будучи истребителями танков (Panzer Jagers), мы продвигались впереди пехоты. Если мы знали, что у русских в данном районе есть танки, пехота приостанавливалась, а затем продолжала движение только тогда, когда мы были в авангарде, чтобы отбить танковые атаки.
Были ли тяжелые бои в районе Смоленска?
Там, где я получил ранение, нас было 158 человек в противотанковом подразделении, которое входило в 253-ю дивизию. К концу боев нас осталось семеро.
Я был ранен в мякоть бедра разрывной пулей, которая, по счастью, не задела кость, и взорвалась, уже пройдя мою ногу навылет. Меня вытащили на спине, в то время как другой парень вел его через минное поле и показывал ему безопасный путь. Затем меня погрузили на русскую телегу и отвезли на перевязочный пункт; позднее я оказался в тыловом госпитале.
Что произошло до того, как Вы были ранены?
Мы были полностью окружены русскими. Нами командовал капитан, который держал нас в неведении относительно нашей ситуации. У нас кончилсиь продукты, боеприпасы, топливо - осталось только одно 100-млимметировое орудие, которое нам приходилось ночью перетаскивать с места на место, чтобы русских сложилось впечатление, что у нас их было больше - на самом деле, это было не так. Думаю, нас оставалось человек 50-60 - точно сказать не могу.
Наконец капитан собрал нас и сказал: "Вы в курсе того, что происходит - нет смысла вешать вам лапшу на уши. Мы полностью отрезаны, теперь каждый сам за себя". Мы стали пробираться через лес - если бы на нашем месте были американцы или британцы, тогда бы я сказал: "Хватит, для меня война окончена, да и другие бы сказали то же самое. Все были сыты по горло. Что-то вроде 38 из нас выбрались оттуда на грузовике.
Как вы оцениваете бойцовские качества русских?
Я бы злейшему врагу не пожелал драться против русских. Хуже врага из числа тех, против кого мне довелось воевать, я не видел.
В том смысле, что это был хороший солдат и толковый боец?
Нет. Потому что это был дикарь. Пьяный... Как-то нам пришлось засесть на неделю в окопах, пока русские продолжали атаковали нас. Они окопались вдоль реки, в снегу. Когда они шли в атаку, они кричали: "Ура! Ура!" Мы все время были начеку и укладывали их. Когда мы, в конец концов, заняли их линию обороны, мы находили бутылки из-под водки повсеместно.
Вы полагаете, они пили из страха?
Что ж, скажу вам одну вещь. Оружия у них было недостаточно. Те, которые шли в первых двух-трех волнах, делали много шума, чтобы запугать нас - оружие было у тех, что шли за ними. И у них довольно быстро кончались патроны.
Вы считаете, что шедшие в первых рядах атакующих - безоружные пьяные - были из штрафных частей?
Возможно. Может быть. Они не были полностью вооружены, но были одеты по-зимнему - этого у них было больше, чем у нас, в первые два года.
Вы верите в рассказы о жестокостях русских?
Да. Они знали, кем мы были, вплоть до номера части. Они называли нашу часть "Убийцы и Поджигатели" и говорили, что в живых нас не оставят.
Почему вас так называли? Вы были свидетелем немецких жестокостей?
Нет, мы обращались с пленными русскими так же, как со своими [cсолдатами], а в деревнях русские тепло встречали нас и были рады возможности вернуть иконы в свои дома.
Правда ли то, что пленных использовали в качестве мишеней?
Нет. О таком слышать не приходилось. Пленные, которые попадали к нам, получали те же пайки, что и мы.
Эсэсовцы - вот из-за кого немцам досталась дурная слава. После того, как мы оставили одну из деревень, где люди были дружелюбны по отношению к нам, пришли СС и расстреляли некоторых евреев и еще кого-то. Некоторые из наших парней после нашего ухода оставались в том месте в госпитале, и они все об этом знали.
Правда ли, что СС недолюбливали в других немецких частях?
Да, иногда мы дрались с ними в барах, где они пускали пыль в глаза и стреляли по бутылкам. Гораздо позднее, в Брюсселе, им даже не разрешали покидать центральный вокзал, где они бывали проездом. В России они всегда появлялись, когда нами все уже было зачищено - они останавливались и начинали сортировать людей - вот чем они занимались. Я знал одно место, где немецких солдат встречали очень хорошо - нас угощали водкой и сигаретами. Через два дня после ухода мы услышали, что эсэсовцы расстреляли там множество людей, которых сочли за евреев. Немецкий солдат был совершенно другим по сравнению с эсэсовцем. СС всегда приходили, чтобы делать "зачистки", и никогда не были в боях там, где бывал я.
Как у вас было дело с русскими девушками?
Мы с ними уживались хорошо, как и со всеми гражданскими лицами, но у нас было мало времени на общение с ними. Мы подолгу не задерживались ни в одном городе или деревне... Если в начале мы не только знали, что наступали, ближе к концу мы безостановочно двигались назад.
Каковы были бытовые условия?
Еда состояла в основном из супа. Русский хлеб - если таковой удавалось найти - было невозможно есть. Не было спиртного или сигарет. Некоторые курили старый мох, которым был забиты щели между бревнами в стенах домов. Вода, добытая из растопленного снега, придавала чаю или кофе дурной вкус. Снабжение боеприпасами всегда имело первостепенное значение по отношению к снабжению продуктами и одеждой. Горючего было так мало, что мне дали лошадь, чтобы доставлять сообщения. Проблема была в том, что я до этого никогда не ездил верхом, а лошадь не понимала по-немецки - она привыкла к тому, что ей говорили "стой" и "трогай" по-русски. Когда бы не начинался артобстрел, она всгда норовила ускакать галопом на сторону русских.
Было ли у вас все в порядке с зимней одеждой?
Нет. У нас вообще не было зимней одежды - мы все время ее ждали, а ее нам так и не привезли. Когда после боя наступало затишье, мы шли на "ничейную землю" и снимали одежду с русских - в первую очередь - обувь, их валенки. Зимой 1941/42 только из-за обморожения мы потеряли почти 35%.
Были ли у вас 88-миллиметровые орудия?
Нет, у нас были 37-миллиметровые противотанковые пушки со специальными дульными приспособлениями, чтобы справляться с тяжелыми танками, но проблема было в том, что 37-миллиметровки были эффективны на расстоянии не более 50 метров.
Какими были стандарты в поступлении подкреплений?
Очень низкими. Я был шокирован, увидев младшего офицера, который вернулся к нам: он вернулся к нам через 12 месяцев после ранения и потери глаза. После наступления темноты его приходилось водить от поста к посту, когда он делал обход.
Что собой представляло вооружение, которые было у русских?
Оно постоянно улучшалось. Т-34 имел толстую броню, но я думаю, что его ввели в строй до того, как он был доработан, поскольку у них не было радиосвязи. Говорили, что он передвигался со скоростью до 40 миль в час даже по полю. На ранней стадии их вооружение соотвествовало уровню Первой Мировой войны. Потом у них появилось то, что мы называли "Сталинским Оргàном" - группа ракет, установленная на грузовике. Они выдвигались на позиции, открывали огонь, затем откатывались назад.
По мере того, как у нас становилось все меньше и меньше продуктов и снаряжения, у русских всего этого становилось все больше и больше.
Ездили ли Вы из России в отпуск?
Да, один раз я ездил домой, как это видно из моей расчетной книжки. Три дня я добирался домой - это время на проезд добавляли к месячному отпуску в июле 1942 года.
Приезжая в отпуск с Восточного Фронта, мы получали особые привилегии: могли носить гражданскую одежду, получали кучу шоколада и продукты сверх пайка. А прежде, чем отправляться в отпуск, из-за того, что мы выглядели так плохо, нас помещали в специальный лагерь и кормили соответствующим образом в течение двух недель, после чего мы выглядели гораздо лучше... Никто не хотел идти в караул в России в мороз, который доходил до 50 ниже нуля: невозможно было стоять на месте, и людей приходилось менять каждые полчаса.
Перебегали к вам русские дезертиры?
Да - однажды у нас оказалось 12 русских пленных, которые не захотели уходить к своим и решили остаться у нас и помогать нам. Это было кстати, поскольку они хорошо знали местность, однако, их держали в тылу, подальше от линии фронта, и использовали в качестве переводчиков и на кухне.
Были ли случаи дезертирства среди немцев?
Нет, я от таком не слышал. Но позднее у нас оказалось так много русских, желавших уйти вместе с нами, что пришлось сказать им: "Нет смысла оставаться с нами, поскольку нам приходится все время отступать, а у нас едва для самих себя еды хватает". Если они оставались, их ждал расстрел.
Как Вы думаете, стоило ли вообще Германии вторгаться в Россию?
Нет. Вы знаете, моя семья всегда была настроена антинацистски. Мы всегда были социал-демократами, верили в свободу слова.
Вы верили в то, что сможете победить?
Нет. Я знал, что мы проиграли, когда мы стали откатываться от Волги... нам не хватало продовольствия, боеприпасов, топлива... Каждая моторизованная часть только и делала, что искала топливо... Бросали танки и грузовики, потому что для них не было горючего. Это происходило еще под Москвой, в декабре 1941.
То есть, вскоре Вы почувствовали, что Вам нечего было делать в России?
Я лично - да. И многие другие чувствовали то же самое. Но рот не откроешь и слова об этом не скажешь - расстреляют. Каждый раз приходилось думать дважды о том, что сказать другому. В Британии вас бы послали на ферму трудиться, а в Германии, если скажешь, что не хочешь воевать, - пристрелят.
Что собой представляла пропаганда в тылу - в Кельне?
Ужас - я никогда не слушал немецкую пропаганду, когда был дома, всегда только BBC. Моя жена говорила, что меня за это упекут, но я меньше всего об этом беспокоился. Я знал, что когда я отправлюсь назад в Россию, где полегло столько моих боевых друзей по Франции, вероятнее всего, я уже не вернусь. Такой настрой был все время, после того, как я видел, как погибало столько моих друзей: слева, справа, в центре. Их осталось так мало, что я был уверен - мне через все это не пройти. Когда меня ранило в ногу, мои друзья говорили мне: "Я бы дал тебе тысячу марок за такую рану", поскольку это была всего лишь нога. Большинство ран приходилось на места куда хуже. К тому времени моральный дух был очень низок, и большинство солдат было уверено - им не выжить...
Purnell's History of the Second World War. Volume 1918. War on the Eastern Front: German View. London, 1981
