Воспоминания

Работали в основном по ночам. Днем выполнять свою работу было совершенно невозможно: в это время суток особенно зверствовала немецкая авиация. Причем немецкие летчики расстреливали со своих пулеметов все, что на земле двигалось: гонялись за повозками, машинами и даже отдельными солдатами. В воздухе над нами они имели огромное преимущество. Если при появлении самолетов ты не успевал добежать до леса, тебя тут же расстреливали. Так что работать приходилось ночью.

Мы воевали в 17 армии. Переход границы прошёл незаметно. О нём узнали уже потом, от командиров. Думали она огорожена, а там просто ущелье. Шли вторым фронтом, перед нами уже прошли войска, шедшие восточнее нас. Солдаты вооружались автоматами ППШ и ППД. У меня - снайперская винтовка. У монголов - лошадиные полки, а из техники только маленькие танкетки. Каждый солдат с фляжкой воды и кто сразу всю воду выпивал, тот страдал от жажды, падали от солнечного удара. Шли по 20-30 километров сутки, Даже у молодых солдат в походе заболевали ноги.

В Хайларе были подземные инженерные сооружения, сильнейшие укрепления. Было тяжело их оттуда достать. Длинной сколько они были сложно сказать, но мы по ним шли-шли, под землёй. Налево кабинет, направо кабинет, налево кабинет, направо кабинет. Для командиров, наверное. Крепкое бетонирование, серьезные укрепления – ДОТы, ДЗОТы, пулемёты. Но когда мы подходили, то огня по нам из них не было. Если бы открыли, то было бы страшно. Видимо они, к тому времени уже успокоились, их окружили и они сдались.

А потом пришёл к нам какой-то капитан, нас построили и он спросил: «Кто есть шофёры?» Это был декабрь 43-го. Тогда это не сейчас, шоферов было мало. Спросил он, есть ли среди нас трактористы. Я подумал, что я же ездил в колхозе на тракторе, хоть и был не трактористом, а прицепщиком. Мне наш тракторист давал трактор, проехать за рулём. У нас тогда были колёсные трактора из МТС, марки ХТЗ, НАТИ, потом появились ЧТЗ, пахали на них. Я вышел из строя и со мной двое или трое вышли, вот так я попал в противотанковый дивизион.

Окопы мы все дружно перепрыгнули, гранаты бросили, выскочили к поваленному лесу. Оттуда из ручного пулемета и автоматов открыли огонь по выбегающим из блиндажей солдатам. Видно их было плохо, так как дым от снарядов еще не рассеялся. Тут мы заорали ура. Финны из окопов стали отходить в лес, за гребень высоты. Их не было видно теперь с оборонительных рубежей за рекой, но мы их теперь очень хорошо видели и стреляли по ним, до них всего-то было метров 150-200. А перед нами из дыма от перенесенного туда огня нашей артиллерии, вынырнули три фигурки.

Выгрузили и говорят: «Скоро будем Киев брать, и вы будете участвовать». Пришли старшины с частей, офицеры, всех пересчитали, разбили по частям, потом собрались и колонной шагом марш к фронту. Но по дороге, мне кажется, это случилось где-то южнее Днепропетровска, налетели на нас эсэсовцы. Они оказались в окружении, но где-то отсиделись, и решили пробиваться к переправе через Днепр. А по дороге мы им встретились, ну они и устроили нам бойню…

Когда же мы пролетели на высоте 600 метров полтора часа, по нам ударили трассирующие пули зенитного пулемета. Было темно, лишь только луна служила нам ориентиром. Мы решили, что наши зенитчики приняли наш самолет за немецкий. Летчик, дав сильного «козла», пошел вниз и произвел посадку. И хотя нас сильно тряхануло в воздухе, мы благополучно без травм и поломок сели на землю. К тому времени стрельба уже прекратилась. Когда же, не выключая мотора, я выбрался из самолёта, то, к своему удивлению, обнаружил, что кругом нас находятся траншеи. Как мы в них не угодили, я этому и сам до сих пор удивляюсь. Нам просто повезло!

И тут вдруг мне командир полка заявил: «В ты пойдешь в разведку!» Помню, я этому очень сильно удивился. Еще подумал: «Ничего себе — идти в разведку? Какой с меня разведчик? Ведь я совсем ещё пацан!» Командир полка поймал этот мой взгляд и сделал пояснение: «Не бойся, ты будешь ходить не за «языком», а станешь артиллерийским разведчиком». Значение же артиллерийской разведки состояло в следующем. На нейтральной полосе со стороны наших окопов, за которой шла уже немецкая линия обороны, мы прорывали узкую щель и устанавливали над землёй всякие приборы, с помощью которых, неся боевое дежурство как днём, так и ночью, засекали вражеские цели. У нас, кроме того, имелась карта, на которой на каждый квадратный метр указывалось абсолютно всё: в каком месте какой пулемет бьет, где орудия стоят, где у противника имеется скопление боевой техники или сосредоточение живой силы. Получая эти данные, мы передавали их в штаб. Так что задача у нас была такая: сидеть как мыши и действовать как разведчики.

Артподготовка велась для того, чтобы подготовить плацдарм для высадки нашего десанта первого броска. Виктор Леонов так объяснял нам боевую задачу: высаживаемся, собираем материал, сообщем разведданные командованию. Готовьтесь к тому, что все мы погибнем, но задание должно быть выполнено. В тот момент я вспомнил слова отца: считай за честь, если когда-нибудь доведется отдать свою жизнь за освобождение Кореи.

Так я прошел бои в Белоруссии и на Смоленщине. Задача у нас ставилась простая: как только передовые части уходили, мы, пограничники, приходили немедленно приходили на смену, на передовую линию, и там и оставались. А ведь из лесов много выходило немцев, которые в эти леса убегали и прятались, лишь бы только не попадаться своим. В результате, когда они выходили, то знали, что тут стоим мы, и они по нам и стреляли. Нам тут хуже намного было воевать, чем на передовой. Там-то ты хоть видишь врага!!! А тут они выходят, вооруженные до зубов, и видят нас. Так они нас как мух убивали.

В первом же крепком бою меня ранило. Пехота напоролась на японские танки. Этого просто никто не ожидал! Чтобы помочь пехоте, мы развернули свою «сорокопятку», подхватили ее и галопом вперед. Мы же у них на подхвате. Выкатили ее вперед на прямую наводку. Ну и попали… А какие у японцев были хитрые укрепления! Когда мы прикатили пушку на передок, вдруг из сопок открываются ворота, и не поймешь что такое, как тараканы выползают японские танки. Стали по ним стрелять, они дымят, горят вовсю …

Раненые поступали день и ночь. Ужас, не дай Бог кому-то снова видеть это своими глазами. Надо отдать должное, что каждого раненого всегда регистрировали. У нас были специально выделены регистраторы, грамотные девушки-санитарки.

Особенно при наступлениях раненые поступали к нам нескончаемым потоком. И осколочные, и пулевые ранения. Только одну партию приняли, как приезжает следующая буквально через пару минут. Отовсюду слышатся охи и стоны. Не дай Бог войны снова.

Как подошли к речке, стали красться, потому что с вражеского берега  время от времени взлетают осветительные ракеты вверх. Сама речка  оказалась неширокая, метров 15-20, но глубокая. Если по-над берегом мы  еще шли, то в глубине ногами дна не чувствовал. Ну что же, стали  минировать мост. Гришин остался, а я переплыл на противоположную  сторону, при этом ни разу по воде не плеснул. Тихо все сделали. Вылезли  из воды замерзшими, но целыми и невредимыми. После запалили бикфордов  шнур, он же в воде горит. Дальше раздался страшный взрыв.

Первую японскую заставу взяли без выстрела. К другой подходим, уже часа  четыре утра было.  Солдат выпускаем на берег, Лакомов вышел на палубу,  проследить за процессом, и тут из кустов выстрел… Лейтенант упал, а я по  боевому расписанию еще и санитар. Кинулся к нему, а пуля попала в живот  и вышла сзади. Я поднял ему голову, но он у меня на руках умер… Тут  подбегает врач – капитан Раппопорт, и падает. Ему пуля в колено попала.  Тут уже наш пулеметчик из крупнокалиберного пулемета расстрелял эти  кусты.  Раппопорта и Лакомова отправили, и больше мы их не видели. Это  были наши первые потери…

После построения стали спрашивать, кто хочет быть наводчиком, а мне это  дело нравилось: надо таскать ствол, а треногу и плиту носили другие  члены расчета. Как будто бревно где-то в лесу у поселка срубишь, на  плечо его положишь и на лыжах едешь: точно также и ствол таскал, так  удобней. Так что стал наводчиком. Дважды участвовал в учебных стрельбах.  За нами стояли 120-мм минометы, они через нас били, впереди залегла  пехота, и мы поверх голов стрелков стреляли. В качестве целей  приготовили кучи земли, по ним и били. Когда мина летит, ее хорошо  видно. Чем круче ствол, тем ближе ложится мина.

Работали с утра до ночи. Когда война на западе кончилась, нас перевели в  состав Тихоокеанского флота. Прислали к нам на аэродром фронтовой полк  «Илов» с Черноморского флота, они прибыли на запасной аэродром. В  августе 1945 года началась война с Японией, но для нас, автотехников,  военное время ничем от мирного не отличалось. Все та же работа. Стали  двигаться вслед за фронтом вместе с авиационным полком «Илов», вошли в  Северную Корею. Прошли три порта, под конец войны находились в  городе-порту Вонсан (Гэндзан).