Чуб Петр Романович

Родился в 1921 году в ст. Новокубанская Новокубанского района Краснодарского края. В 1940 году был призван в ряды Красной Армии. Службу проходил в составе 181-го полка в городе Комсомольск на Амуре. С 1941 года проходил службу в составе 1136-го артиллерийского полка (Дальний Восток). На фронте — с июня 1943 года. Воевал в составе 1211-го гаубичного артиллерийского полка 67-й гаубичной артиллерийской Ленинградской ордена Кутузова 2-й степени бригады 2-го Украинского фронта (122-мм орудия), прошел путь от Смоленска до Германии (войну закончил под городом Мюнхеном). Был артиллерийским разведчиком, командиром отделения подвоза, завскладом ПФС (продовольственно-фуражного снабжения). Был ранен. Награжден медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» В июне 1946 года демобилизовался. Воинское звание — сержант. В 1950 году закончил Дагестанский рыбный техникум. Затем стал жить в Крымской ССР, находился на партийной и руководящей работе, в том числе — и в тресте «Крымрыбтрест». На пенсии — с 1985 года.

И.В. Для начала, Петр Романович, расскажите о вашей предвоенной жизни. Сами вы откуда родом?

П.Ч. Ну место моего рождения, значит, называется так: Краснодарский край, Новокубанский район, село Новокубанка.

И.В. Вы из крестьянской, значит, семьи?

П.Ч. Да.

И.В. Семья большая была у вас?

П.Ч. Нас, детей, в семье было двенадцать человек. Первые два ребенка в детстве умерли, а десять выжили и остались. Вот я, например, последним родился. Братья мои тоже, как и я, воевали. Трое из них вернулись, один - погиб.

И.В. Вы помните, как у вас коллективизация проводилась?

П.Ч. Ну что я помню об этом? Как вообще про это вам сказать? Знаю только, что отец тогда вступил в колхоз. Он конюхом был. В общем, больше ничего такого не помню я о коллективизации.

И.В. Вы работали до службы в армии?

П.Ч. Нет, не работал. Меня со школы прямо в армию забрали. Я с 1921-го года сам. И в армию, значит, меня взяли в 1940-м году.

И.В. Служили вы где?

П.Ч. На Дальнем Востоке я служил, в городе Комсомольск-на-Амуре. Ворошиловск, Голино и Чернятино, - вот такие были, значит, поселки, где мы служили.

И.В. Скажите, а дисциплина жесткая была до войны в армии? Скажите об этом как человек, в то время служивший в частях Красной Армии.

П.Ч. Знаете, дисциплина в то время в армии хорошая была. Конечно, никакой дедовщины у нас тогда не было. Нас, молодых, помню, старослужащие приняли хорошо. Сначала мы месяц находились в карантине, а затем служили среди стариков, и всё нормально, и всё хорошо у нас было.

И.В. Как ваша часть называлась?

П.Ч. Это был 148-й полк.

И.В. Скажите, когда вы служили в армии, было ли у вас такое предчувствие, что очень скоро может нападение случиться?

П.Ч. Нет, не было у нас там, на Дальнем Востоке, никакого такого предчувствия. А начало войны, знаете, мне вот чем запомнилось. У нас, значит, выступала знаменитая советская артистка Клавдия Шульженко. Потом она уже пела такие песни, как: «Дай, товарищ, закурить.» Так вот, когда она выступала, нам в это время сказали: «Срочно — в подразделение!» Ну когда мы прибыли в подразделение, всех поставили в ружье. Значит, всех у нас проверили, всех пересчитали, все оказались на месте. Тогда нам объявили, что сегодня началась война. Ну и тогда, значит, на границу нас отправили. У нас были матрацы, рюкзаки, винтовка. Все это, в общем, нам на плечи нагрузили. С этим «добром» мы километра два-три прошли, и так устали от грузов, что попадали все. Тогда мы личные вещи домашние бросили и постельные принадлежности тоже бросили. Оставили, значит, себе только винтовку и рюкзак. И пошли после этого туда дальше. На месте нас уже расквартировали кого куда. Кто — в артиллерию на лошадях попал, кто — еще куда-то. Я попал, например, в артиллерию на тракторах. И так я, значит, служил на японской границе до 1943 года.

И.В. Как ваша артиллерийская часть называлась, в которой вы служили?

П.Ч. Ну у нас был был под номером 11-36.

И.В. Провокации, пока вы до 1943 года служили, какие-то были со стороны японцев у вас?

П.Ч. Были всякие провокации там со стороны японцев. Помню, мы ходили туда, где речка протекала. И было так: что вот так с той стороны японец был, а с этой стороны - мы. Посмотрели, значит, мы на этого японца. Он там с винтовкой ходит и мы с винтовкой ходим. Вот такие дела были.

И.В. А таких особенных провокаций не было?

П.Ч. Ну особых не было. Нет, вообще-то спокойно там всё было. Ну, конечно, диверсии там были, ну перестрелки ночные были. Но мы же далеко с артиллерией стояли. Так что были. Пехотинцы там в основном действовали.

И.В. Местные встречались вам?

П.Ч. Нет, никого не было. Всех переселили.

И.В. А чем вы там занимались в основном, пока служили?

П.Ч. Знаете, наши подразделения боевой подготовкой занимались все время.

И.В. Как воспринимали в начале войны поражение Красной Армии?

П.Ч. Ну, знаете что? Мы ж тогда на Дальнем Востоке были. Нас информировали скупо об этом.

И.В. Вы не знали, почему вас так долго не отпускали на фронт?

П.Ч. Сюда на Запад? Ну там же тоже тяжелое положение было у нас. Японцы же тоже могли начать войну. Поэтому нас там и держали. А оттуда отобрали нас, например, из части, пять человек только. Остальные остались. Пушки, трактора - все боевое так и оставалось стоять там наготове.

Ну а потом что было? В январе нас одели и решили отправить в разведчики. Выдали полушубок, валенки, все остальное. Короче говоря, уже зимой должны были нас отправить на фронт. Но получилось так, что до мая месяца мы всё ходили-бродили, всё нас никуда не отправляли. Потом сняли эти полушубки все, а вместо них дали новое это обмундирование, после чего погрузили в вагоны и отправили в эшелонах на Запад. В Челябинске, где мы остановились, нас помыли, мы приоделись снова, и там уже нас разобрали кого куда. Вот после этого я, значит, попадаю в артиллерию. Сначала нас привезли в Коломну, где все мы стояли в лесу. Потом нам дали пушки, дали «Студебекеры», а уже в июне месяце 1943 года на 83-м километре от Москвы, под Вязьмой, нас бросили в бой. И мы так оттуда и начали на Западном фронте воевать. Воевали, значит, там, Белую Церковь взяли, Смоленск взяли, потом — города Оршу, Витебск … Ну там семь артподготовок, помню, у нас проводилось. Так у нас в то время было так: то мы семь позиций займем, то немцы — нас потеснят. И в конце концов нас оттянули в Смоленск. Это было в январе и тоже зимою. Мы там перезимовали, а после бросили нас уже на Ленинградский фронт. Линия Маннергейма такая там проходила. Значит, мы там линию Маннергейма что-то долго не могли прорвать. Когда уже прямой наводкой амбразуры разбили, открылось пространство. Мы в это пространство, значит, вошли. Нашей артиллерией где-то на протяжении 40 километров всё было уничтожено. После этого мы город Выборг взяли. Потом было перемирие с Хельсинки подписано: Финляндия вышла из войны. Тогда оттуда, значит, нас бросают сюда на юг. Здесь была у немцев яссо-кишиневская группировка. Может, слыхали? Здесь окружили двенадцать дивизий немецких. Они капитулировали. Ну наш полк сильно пострадал во время этих боев. Осталось 74 человека и всего лишь одна пушка осталось. Все погибли. Жалко людей очень было. Дальше наш путь так проходил — Бухарест, Вена, Австрия, Будапешт. До Мюнхена мы не дошли 60 километров.

И.В. Возвращаясь назад, Петр Романович, скажите: а первый бой где у вас был?

П.Ч. Ну под Прохоровкой. Здесь артиллерией поддерживали мы Прохоровку.

И.В. Какое там было вообще положение?

П.Ч. Ну у нас какое положение было? Больше снарядов выпустить.

И.В. Помните, как узнали об окончании войны?

П.Ч. Уже и не помню. Помню только одно. Тепло было, был рассвет. Весною дело было. Рано утром — стрельба. Ну и после того, как началась стрельба, все «ура» кричали.

И.В. А как называлось ваше соединение, в составе которого вы воевали?

П.Ч. У нас часть называлась так: 105-я Сталинградская артиллерийская дивизия, 67-я бригада, 11-12-й артиллерийский полк.

И.В. А пушки какие у вас были на вооружении?

П.Ч. У нас были пушки 122-х миллиметров.

И.В. Потери у вас в подразделении какими были во время войны? Начиная, скажем, с момента вашего попадания на фронт в 1943 году...

П.Ч. Ну я вот вам говорю, что после боев по ликвидации яссо-кишиневской группировкой у нас одна только пушка осталась. Из людей 74 человека только осталось, а остальные все погибли...

И.В. По каким причинам вы в основном несли потери?

П.Ч. Ну потери какие были? Могу вам, например, рассказать такой случай. Немцам, значит, дали указание прийти на станцию Кразино. Все дело в том, что мы как раз защищали эту станцию Кразино. Тогда они шли лавиной на нас: примерно в шеренге по десять-двенадцать человек и нескончаемым потоком. Мы били их прямой наводкой. А они, значит, несмотря ни на что, все шли-шли-шли. Сколько падали они, мы били их, а они и по трупам все равно шли на нас. И они в конце концов гранаты имели, все вооружение имели. И ведь они побили наших. Вот после этих боев всего одна пушка осталась у нас. Потом уже сбоку их начали бить. Тут подкрепление подошло к нам, и уже в этих боях двенадцать дивизий окружено было немецких.

И.В. Как у вас в артиллерии хоронили погибших?

П.Ч. Ну я хоронил товарища? Там, где мы воевали, была лесопосадка такая. Прямо в лесопосадке я выкопал могилу и там похоронил своего товарища. И даже и не знаю, как было там дальше с могилой. Писали — не писали куда-то там о нем, не знаю.

И.В. Медальоны носили во время войны?

П.Ч. Вначале носил, а потом перестал носить. Кстати, вот вы спрашиваете о том, как хоронили. Например, у нас во время боев начальника штаба убило. Тогда налет был артиллерийский. В общем, его убило. Так его как хоронили? Выкопали могилку, похоронили, обелиск с досок сделали, звездочку установили. А как было там с тем, что сообщали родственникам или не сообщали, я не знаю. Так он у нас майор в звании был, фамилия его Кудрявцев была.

А так на фронте, знаете, всякое бывало. Помню, под Оршей и Витебском было даже братание поляков с немецкой стороны и русской стороны поляков. Они соединились и братались. Ну а меня интересовало, как же они братаются. Было интересно подойти туда ближе. А впереди меня шел человек. Его прямой наводкой убило. Тогда я развернулся и убежал в свое подразделение.

И.В. Кем вы были по должности на фронте?

П.Ч. Сержантом.

И.В. Командиром орудия?

П.Ч. Нет, артиллерийским разведчиком.

И.В. А вот в чем состояли ваши задачи как артиллерийского разведчика?

П.Ч. Задача — найти цель, найти размещение противника. То есть, где он размещается, где у него главные точки, движение где. У нас была стереотруба, бусоль, бинокли. Мы были как наблюдали на фронте. И, значит, артиллерийский огонь направляли туда, куда было надо.

И.В. По каким целям чаще всего стреляли?

П.Ч. По различным целям. В основном — в глубь тыла. У нас часть Резерва Главнокомандования была. Нас бросали на самые горячие точки. И наша задача была организовать прорыв, а потом, значит, уже в этот прорыв входили другие части.

И.В. То есть, насколько я понимаю, вы часто перемещались?

П.Ч. Очень часто!

И.В. Вас награждали во время войны?

П.Ч. Награжден я был медалью «За отвагу», медалью «За боевые заслуги». Уже после войны я орден Отечественной войны получил.

И.В. А вот медаль «За отвагу», кстати говоря, за что вам дали?

П.Ч. Вот за Яссо-Кишиневскую группировку эту.

И.В. То есть, награждали просто так, а не за конкретные какие-то случаи?

П.Ч. Случай такой, значит, был. Один майор решил бежать. Ну бросил он, значит, свое подразделение. Я задержал его. Все это стало достоянием полка. Ну и меня наградили за то, что я дезертира задержал.

И.В. Этого майора потом судили?

П.Ч. Не знаю, что там было. А так нас было двенадцать человек, кто его задержал. Помню, мне говорят: «Вот, Петр Романович, товарищ сержант, майор удирает. Как быть?» Ну а так у нас там врата из бревен были сделаны. Он на полуторке решил ехать. Ну и когда он поехал на полуторке, я стал на вратах с винтовкой. Говорю ему: «Назад! Иди организовывать оборону!» Вот за это меня и наградили.

И.В. Как вы считаете: справедливо ли вас награждали во время войны?

П.Ч. А кто его знает? Я тогда не задумывался. А сейчас, конечно, считаю, что несправедливо. А тогда не задумывался над этим.

И.В. Когда вы были заграницей, встречалось ли вам местное население? Как оно вообще относилось к вам?

П.Ч. Знаете, всякое было. Как вам сказать? Когда бои шли, нам некогда было там с крестьянами возиться. Но у нас был случай, когда мы в кювете с пушкой застряли. Ну была зима, кругом — снег. Надо было где-то переночевать. Мы, значит, смотрим: кирпичный дом. Говорим: «Пошли в этот дом! Там разместимся и все.» Пошли туда, а там, значит, цыгане. Кругом - солома. Ни постели, ни кровати нету. Солома, брезент, и они там все спят. И мы легли. Но лежать там становилось просто невозможно: там столько блох было, что это был ужас один. Мы, значит, бросили этот дом, вышли и давай дом другой искать. Пошли в другую сторону. И там хатка была, как у нас, в Крыму. Не дом, а именно хата. Ну мы туда постучались. Нам открывает русская женщина. Она приняла нас. Мы говорим: так и так, блохи нас там заели. Она говорит: «Ничего страшного, я их выведу.» Напоила нас чаем, всё. Утром пошли мы. Машину свою давай вытаскивать с кювета. Вытащили. Это ж не ночь была. В общем, вытащили ее и поехали. Ну так было.

Я еще помню, что мы потом были как-то в деревне в одной. Вот как у нас в деревне, там тоже, значит, было грязи по колено. Так мы и были в этой деревне. По колено ходили-ходили. А что мы делали? По-моему, самогонку мы все искали. Не нашли. Вернулись в свое подразделение. Но мирные жители в основном хорошо к нам относились. А вот на реке Тисе встретилось нам другое отношение. Есть река Тиса такая, которая протекает в Карпатах. Так вот, мы там тоже сильно пострадали. Когда ехали, дак нас кипятком люди обливали. Ну колонна наша когда шла, нас кипятком обливали. А на этой реке Тиса мы, помню, тогда обороняли мост, чтобы немец, значит, не прошел через этот мост. И было 100 танков немецких, которые в окружение попали. Значит, там шли бои, а наша задача состояла в том, чтобы через мост танки не прошли. У нас получилось так, что размещение наших полков было такое, что целенаправленно все на мост было стянуто — в общем, все было сделано для того, чтобы мост можно было бы защищать. А у немцев танки с тыла пришли. И получилось, в общем, так, что когда развернули мы свои пушки, то стали бить друг друга. И нас танки все подавили. После «Студабекеры» забрали наши пушки. Мы бросили эти гранаты, чтобы стволы немцам повредить. Но нам потом снова дали пушки, снова дали пополнение. Нас не знаю сколько перед этим оставалось в живых там с полка. Но потом нам снова пополнение дали, пушки дали, «Студабекеры» дали, и мы, значит, через Тису снова догоняли свои машины. Немцы ехали, пока бензин был. Потом бросали свою технику, а мы уже снова забирались в их машины. Вот такое тоже было.

И.В. А местное население сбегало в основном?

П.Ч. Ну местное население в основном уходило. Дома пустые были.

И.В. А наше население встречали, когда Белоруссию освобождали?

П.Ч. Не знаю, я его, вообще-то говоря, не видел. В Полесье мы были, в лесу там все, значит, стояли, а где там, что там и как там было, не видел. Вот только в Ленинграде я был во время войны. Ну в Ленинграде я на Невский проспект выходил, так походили мы там, помню, немножко. А там дальше Выборг я еще смотрел. А после Хельсинки в степи все мы было. Как правило, все населенные пункты мы объезжали.

И.В. А трофеи брали вы вообще?

П.Ч. Трофеи не брали. Трофеи брали передовые части — пехота. А мы, артиллерия, сзади же были.

И.В. Как вас кормили на фронте?

П.Ч. Кормили хорошо. Но под Смоленском когда мы, значит, находились, остались на зиму в одних гимнастерках. В общем, там получилось так, что эшелоны, которые шли с обмундированием, с продовольствием, все были разбомблены немцами. Мы жили в землянках в гимнастерках. Есть нечего было. Значит, там были колхозные поля, где была картошка закрыта в гурта. Мы, короче говоря, эту картошку брали и варили и ели. Это зимой было. А летом мы конину варили и кушали. Все было разбомблено. Так что это было такое, что приходилось и конину кушать, и картошку кушать... Но продукты были еще какие? Американские консервы у нас были, это я помню. Вот единственное, что у нас тогда было. А то все наше было.

И.В. Сто грамм выдавали ли вам на фронте?

П.Ч. Выдавали. В Комсомольске-на-Амуре давали в праздники. Приходило командование, с нами обедало и выпивало. Так что нам по сто грамм давали. Ну и там в армии в торжественные периоды давали тоже это дело.

И.В. Питание всегда ли вовремя подвозили или же с этим были задержки на фронте?

П.Ч. Ну когда как. У нас с этим было так: если идет все нормально, то и питание есть. А когда идет бой, то там не до питания. Когда кончится бой, когда перемирие объявляется или что, то тогда там уже питание нормализуется.

И.В. Пушки насколько вовремя вам заменяли, когда они выходили из строя?

П.Ч. Ну я не могу сказать, как это было. Но в крайнем случае, когда это было, делалось это очень быстро. В течение двух месяцев нас пополняли. И все пополнялось, кстати говоря, у нас тогда: и машины, и пушки, и снаряды, и все.

И.В. А по небоевым причинам получались поломки орудий, что они выходили из строя?

П.Ч. Бывало и такое, но у нас, правда, орудия редко клинило. Ну клинило тогда, когда перегревался ствол — тогда, значит, клинило. А так было обычно так, что если все идет хорошо, то пушка и стреляет хорошо.

И.В. Что вы, исходя из вашего личного опыта, можете сказать о замполитах во время войны?

П.Ч. Были. К нам замполит приходил, рассказывал что-то, а мы все его слушали. А каким он там авторитетом пользовался среди командования, я не знаю. Знаю, что когда война закончилась, мы были в Румынии, политработники, значит, выстроили нас всех. И говорят каждому: «Где твоя награда, где твоя награда?» Один из наших ребят поднимает рубашку вот так и говорит: «Вот где моя награда.» А у него спина вся перебитая. Вот, говорит, моя награда. Вот такие были случаи.

И.В. Сами вы были ранены во время войны?

П.Ч. Ну вот в ногу был ранен.

И.В. А как вас ранило?

П.Ч. Ну во время боев. Я в санбате неделю был. Все зажило. Потом снова вернулся в свою часть. В госпитале так что я не был.

И.В. Как складывались у вас во время войны отношения с командирами?

П.Ч. Очень хорошие были отношения. Мы друг друга понимали, защищали, закрывали, помогали. Вот когда мы в кювет взлетели, подразделение пошло вперед. Нам командование говорит: «Принимайте меры, чтоб выехали!» Ну мы не могли ночью выехать тогда. Утром уже когда нашли бревна, то подложили их под машину и выехали. Но, например, у нас и второй такой случай был. Через речку мы тогда, помню, переезжали. Ну речка примерно такая же, как дом, размером была. Ну мы проезжали через мост. И будто бы был хороший мост был, а всё равно всё завалилось. В общем, машина провалилась. Что делать было? Нас было два человека — шофер и я. В общем, мы долго мучились, пока машину вытаскивали. А когда машину все же вытащили, то ехали на ней до Белоруссии, до Полесья. Ехали-ехали, пока тут вдруг бензин не кончился. Ну что было делать? Шофера бросил, а сам пешим пошел в часть. Взял, канистру привез, потом заправили машину и приехали. Всякое было!

И.В. Вши были на фронте?

П.Ч. Нет, на фронте этого не было. Правда, когда нас с Смоленска оттянули, то тогда это было. Мы где-то под Смоленском, вернее, под Оршей и Витебском стояли. У нас тогда ни продовольствия не было, ни обмундирования не было, ничего не было. Там и завелось это дело. Но когда нас отправили под Смоленск, и там, значит, организовали у нас баню, переодели, то все с этим уже нормально было.

И.В. Как у вас связь поддерживалась во время боев?

П.Ч. Ну телефонная связь была и была радиосвязь. И звуковая: человек стоял и кричал.

И.В. Особистов встречали на фронте?

П.Ч. Вообще-то нет. Но один случай у меня все же был. Правда, это не с особистами было связано, а с немцами. В общем, тогда в лесу мы, артиллеристы, располагались. Вдруг решил я выйти на дорогу. А тут смотрю: машина стоит и разгружает снаряды. Оказалось, что немцы. Я крикнул: «Что такое?» Они завели машину и уехали. Это уже под Мюнхеном где-то было.

И.В. О заградотрядах ничего не слышали?

П.Ч. Нет. Но я могу, значит, такой случай вам рассказать. Когда в Коломне я был, нас направили на подсобное хозяйство картофель посадить. С нами был младший лейтенант один. А так как я был сержант уже, помкомзвода, то помогал, значит, солдатам картошку сажать. А лейтенант что-то уехал в Москву. Он сам москвич был. Тут срочная телеграмма пришла: «Явиться в подразделение!» Ну собрал я людей, солдат, организовали ужин, поужинали, потом винтовки начали собирать. Смотрим: одна винтовка — лишняя.

Нет одного человека, этого лейтенанта, значит. Где он? Там у нас женщины были на кухне. Мы тогда подумали: может, с женщинами он был на кухне? Проверили — там его нет. Тогда мы пошли на станцию Черная под Коломной. Приходим на станцию — один младший лейтенант там стоит. А нам пополнение как раз тогда дали. Я говорю ему: «Давай в один вагон всех посадим. А то мало ли что может быть?» «Да пусть садятся», - говорит. А подразделение у нас было такое, что у нас было пополнение узбеков вначале. Потом узбеков отказались мы брать: он винтовку поставит и сидит около винтовки, оправляется, его поносит. Ну, знаете, мыло они ели, значит, чтоб не воевать. Ну командир дивизии отказался от этих узбеков. И взял заключенных. 18 человек их было. Все они, значит, попали в наше подразделение. Я говорю младшему лейтенанту: «Давай в один вагон!» «Да, - говорит, - пускай.» Ну и что такое с ними получилось? Слезли на станции на полустанке эти заключенные. А слезли они, значит, и убежали в лес. Нет опять пяти человек у нас. Всего нет шести человек. Итого - шесть человек с этим лейтенантом. Куда мне идти? С меня ж требуют. До рассвета на этой станции мы и были. Ну этих людей нет и нет. Потом они пришли туда, эти пять человек. В сапогах, одетые, с махоркой, с сигаретой. Ну, в общем, бандиты были такие. Пошли они, значит, в город и награбили там всего. Ну пришли в подразделение. А того так и нету одного человека - лейтенанта. Командование вызывает меня и спрашивает: «Где? Как? Что?» Ну как это называли поступок лейтенанта? В то время считалось, что это перебежчик. Так вот, вызвал после этого меня один офицер и допрашивал. А Кудрявцев меня предупредил: «Рассказывай правду. Все как было.» Я говорю ему: «А что мне скрывать? Нечего мне скрывать. Как было, так я все и рассказал.» Ну потом этого младшего лейтенанта, который, значит, нашелся, отправили в штрафной батальон.

И.В. Петр Романович, а нацмены воевали вообще у вас?

П.Ч. Не было у нас таких никого. Только русские. Ну в основном русские, украинцы были. Грузинов не было.

И.В. А возраста какого были ваши сослуживцы, одинакового или разные?

П.Ч. Ну были, например, такие, которые были старше года на два-три.

И.В. А вот такое понятие, как фронтовой опыт, существовало у вас?

П.Ч. Какой там мог быть опыт? Там у нас на фронте один закон был: вперед давай, - пускай снаряды, и пошел вперед-вперед. Может, среди командования это и было. А среди рядового состава какой там мог быть опыт?

И.В. Страх испытывали на фронте?

П.Ч. Ну как не испытывал? Вот была, например, река Тиса такая. Когда немцы там разбили все наши полки, пришлось бежать в траншею. А она оросительная была, эта траншея-то. В общем, мы стали прятаться в эту траншею, и танк из-за этого никак не мог нас достать и прибить. Нас несколько человек там, в этой траншее, спряталось, - и я в том числе. Танк покрутился-покрутился и пошел. А гранат у них не было. А так бросил бы немец гранату да и все: нас бы не было бы в живых. А так все-таки мы остались живы.

И.В. Орудия свои вы маскировали вообще?

П.Ч. Ну на орудия мы сетки натягивали. Ну еще бывало такое, что ветками прикрывали пушки от самолетов. Ну это — от самолетов, а от артиллерии-то, конечно, ничего не закроешь. Когда артиллерия бьет немецкая-то.

И.В. Было ли такое, что по ошибке по своим попадали?

П.Ч. До нас доходили разговоры о том, что такое было, а как это было, мы и не знаем.

И.В. Когда заграницей были, останавливались ли в домах?

П.Ч. Останавливались. Вот я вам же рассказывал, что когда в кювет залетели, останавливались. Так вообще было такое, что расквартировывали нас по домам.

И.В. Женщины были у вас во время войны в части?

П.Ч. Женщины были. Когда под Смоленск нас оттянули, дали женщин: радисток, связисток и медсестер женщин. Но мало их было. Но я что-то особенного не знаю про это.

И.В. Из высшего командного состава вы встречали кого-то на фронте?

П.Ч. Нет, не встречал. Если, конечно, не считать командира нашей 67-й бригады. Вот он нас поздравлял с Днем Победы. Кстати, у нас на Ленинградском фронте полк награждали когда присвоением гвардейского звания, он тоже нас поздравлял.

И.В. Немцы часто засекали и обнаруживали ваши орудия?

П.Ч. Ну всяко было. Особенно дальнобойные доставали нас. А такие — нет. Но наше преимущество было в том, что мы внезапно приходили, давали смертельные артиллерийские залпы, отстреливались, создавали возможность двигаться нашим частям, после чего уходили - нас перебрасывали уже в другое место. В общем, мы маневрировали с фланга на фланг.

И.В. Скажите, как вы считаете, война на вас психологически повлияла?

П.Ч. Ну повлияла. Вообще я мужественный стал, способный. Физически здоровый был. Но я бл морально убитый, когда приехал домой. Тогда ведь ни хаты, ничего не оказалось у меня — все разрушила война.

И.В. После войны вы поддерживали связь с вашими однополчанами?

П.Ч. С Петей Смирновым таким, например, поддерживал связь. Он приезжал ко мне, когда я в это самое время был на сенокосе. Сено косил. У нас ведь корова была: мать еще корову держала. Потом приехал уже оттуда, сено привез. Мама говорит: «Так и так, Петя приезжал.» Ну мы с ним переписывались. Он в штабе писарем работал. И вот он мне прислал поздравление, помню, как-то раз.

И.В. Была ли нехватка боеприпасов?

П.Ч. Были, были такие случаи. Это, помню, было в районе таких городов, как Орша, Витебск. В общем, меня послали с лейтенантом одним за снарядами. У нас в то время был такой девиз: кто первый привезет снаряды к пушкам, тот будет награжденный. Но мы, значит, получили снаряды, потом приехали на место. Правда, по пути в болото, в трясину в эту, заскочили...

И.В. Немцы часто вас бомбили?

П.Ч. Вот под Оршей и Витебском страшное было дело. Налетели на нас тогда, как сейчас помню, немецкие бомбардировщики. Санбат правее нас был. Так мы только одно и видели: все летит на нас, все черное кругом. Но так как наше подразделение было в левом фланге, нас это дело не достало. А так тут всех поразбомбили. Километров за пять-шесть вся деревня была уничтожена. Но был с бомбежкой у нас случай такого характера. Это было уже на Ленинградском фронте. В общем, там мы разместились все. Говорим: «Давайте выкопаем траншею себе.» Ну и все, значит: я выкопал себе траншею. Вернее, нет: не один я, а вдвоем с товарищем мы выкопали себе траншею, чтобы туда можно было бы сесть и чтоб осколок не попал по нам. А третий товарищ решил за камень спрятаться. Как артиллерия немецкая налетела на нас, так все затрещало кругом. У нас в три наката бревна были. У командира полка тоже были накаты. Но его там не было. Всё летит, всё кругом трещит. Значит, мы вскочили и спрятались под траншею, а другой товарищ под камень и все гребет-гребет. Все порезал себе. «Ну что, будешь копать?» - говорим мы после ему. И он копал себе укрытие. Знаете, вот там, где яссо-кишиневская группировка против нас действовала, немцы нас бомбили. Налетели самолеты. Ну тоже я выкопал траншею. Так в эту траншею пять человек залезли от бомбежки. Ну тоже благополучно все закончилось — у нас правый фланг все-таки был. Он шел впереди нас, прорывал, но тут и бомбили его всегда.

И.В. От снайперов несли потери?

П.Ч. Нет. Ну мы же, как правило, километров за пять-шесть от линии фронта находились.

И.В. С пленными приходилось иметь дело?

П.Ч. Ну вот такой случай, значит, был. Когда Выборг взяли, мы разместились в лесу. И что такое там вдруг случилось? В общем, по нам, значит, пулеметы стали строчить. Тут спрятались все кто куда, - я тоже, например, за машину спрятался. Потом стрельба прекратилась. Нас - в винтовку, в ружье. Ну мы - в ружье и давай в лес шарить: откуда же стрельба была. Шесть человек пленных захватили. Но им было всего-то, может, лет по 16, может - немножко больше. И представляете, что было? Мальчики вооруженные по нам стреляли. Мы их пленили и сдали следовало. Штаб их куда там уже направил, я не знаю.

И.В. Показательные расстрелы проводились у вас в части во время войны?

П.Ч. Нет, этого не было.

И.В. После войны вы служили в армии?

П.Ч. Ну я почти год был в армии после того, как закончилась война. Помню, в Днепропетровск приехал где-то в апреле месяце. В общем, с Румынии мы перебрались в Днепропетровск. И в июне месяце, 26-го, кажется, я демобилизовался. Это в 1946 году было. Меня, правда, хотели задержать на четыре месяца в армии. Уже построили для этого дела, вещевой мешок дали. Нас, солдат, тогда уже отправляли на шахты. Ну я тогда, значит, пошел в политотдел, показал письмо с родины, говорю: «Вот такое дело. Хата сгорела, все сгорело, ничего не осталось.» «Ну, - говорят, - раз такое дело, то - демобилизация.» От меня тогда отстали и демобилизовали.

И.В. Как сложилась ваша жизнь после армии?

П.Ч. Ну сказать, что моя жизнь хорошо сложилась после войны, нельзя. Очень плохо сложилось. Когда я вернулся с армии домой, работы не было нигде, жить тоже было негде. В общем, зарабатывал я себе на жизнь тем, что заготавливал дрова для школы. Ну там я рабочим простым работал. Почти полгода я заготавливал дрова в лесу, складировал их, а потом, значит, их уже возили школу и отапливали ими эту школу. Ну я членом партии был тогда уже. Вдруг меня вызывают в райком партии. Предложили заведующим хозяйством больницы работать в местечке Хуторок. Я там проработал год, наверное. Потом подал заявление в Ростов в железнодорожный техникум. Меня приняли там. Уже прислали извещение, что я принят. Но в это время товарищ мой решил поехать в Махачкалу и устроиться там в рыбный техникум. Ну раз товарищ уехал, я переправил свои документы на Махачкалу. С Махачкалы прислали мне вызов ехать, а товарищу не прислали. Не вызвали, в общем, его. Я уехал в Махачкалу и поступил в техникум на второй курс сразу. Меня зачислили сразу же туда. Ну я спрашиваю: «А что же Коля Фисун?» А так моего товарища звали. «А кто он, Фисун?» «Да товарищ, с одного села.» Ну, значит, так мы решили его дело и вызвали его. Ну это я уже подтолкнул их к этому делу. Закончил я Дагестанский рыбный техникум в 1950 году. После этого меня направили работать в техникум добычи (название неразборчиво сказано). Там я, наверное, год-полтора работал. Назначили после этого меня инструктором промышленного отдела. Работал год примерно. Потом в областную партийную школу направили. Там год проучился и заболел. Меня отчислили по здоровью. Потом в Рыбводе работал, в рыбоохране. Потом меня направили в трест - «Крымрыбтрест», он находился здесь на Козлова, 6, рыбной промышленности. Ну он объединял весь Крым. Я работал инженером, старшим инженером, начальником отдела по делам рыболовецких колхозов. Потом меня назначили первым помощником капитана на рыбацкое траловое судно. Ходили в походы, рыбу ловили. Потом снова вернулся в трест, после чего в красноморской экспедиции был. Потом был экседиции танцеловной, потом - на «Красном Луче» был. Ну и в конце концов в 1985 году я ушел на пенсию. За работу я когда-то был награжден значком Ленина.

И.В. Спасибо, Петр Романович, за интересный разговор.