Бой с немецкими танками

…Пройдя проверку органами СМЕРШ после плена и действий в партизанском отряде, я был вновь направлен на фронт в действующую армию, в которой провоевал до 9 мая 1945 года. Направлен я был в 1-й гвардейский механизированный корпус, которым командовал гвардии генерал-майор Иван Никитович Руссиянов. Это храбрый, строгий и даже жестокий генерал. Когда я ему доложил о прибытии, он сказал: «Наш корпус - это бывшая 1-я гвардейская стрелковая дивизия, завоевавшая первой в Красной Армии гвардейское знамя и звание в тяжелых боях под Ельней в 1941 году. Вы обязаны воевать по-гвардейски. Я Вас не знаю, капитан. Будете воевать отлично - награжу орденом или медалью. Плохо будете воевать - вот из этого пистолета застрелю», - и показал на свой пистолет. Вот таков был генерал Руссиянов. И он сдержал свое слово - под Запорожьем, у хутора Шевченко, после жаркого боя с фашистскими танками, когда мы подбили четыре танка, мне и командиру четвертой батареи старшему лейтенанту Гайдаенко Дмитрию Степановичу, вручил ордена Красного Знамени. Вручил ордена прямо на огневых позициях, когда еще стонали от сильной боли раненые, полыхал пожар, и взрывались снаряды на трофейной машине-дизеле «Магерус». Но обо всем по порядку.

Я был направлен в 116-й гвардейский ордена Ленина артиллерийский полк, где сначала выполнял обязанности начальника штаба дивизиона, но вскоре заменил капитана Вахитова и стал командовать вторым дивизионом. Командиром полка был подполковник Гладков - подтянутый, грамотный специалист. Он погиб на моих глазах при наступлении у реки Молочная. Находясь в танке Т-34, он руководил боем нашего полка, который поддерживал танковую бригаду. Его последними словами в мой адрес были: «Капитан Искров! Вперед, за освобождение Донбасса и прекрасных его жителей! Нас ждут дочери нашего Отечества, красивые девушки! Вперед!» Эту фразу я принял по радио, наши танки шли рядом - я поддерживал огнем и колесами танковый батальон и из танка управлял огнем дивизиона. Через несколько минут танк, в котором находился подполковник Гладков, был подбит и загорелся. Экипаж не успел выскочить - все сгорели, в том числе и наш командир полка. Его заменил майор Петренко.

Воюя в составе 116-го гвардейского ордена Ленина артиллерийского полка и командуя вторым дивизионом, 26 сентября 1943 года, в районе хутора Шевченко, что у города Запорожья, мы встретились с колонной танков противника. События развивались следующим образом. Находясь на НП, мы с командиром 4-й батареи старшим лейтенантом Гайдаенко Д. С., обнаружили группу фашистских танков, которая направлялась к огневым позициям 4-й батареи с фланга. Очевидно, они прорвали оборону нашей пехоты в двух-трех километрах от нас и теперь шли на нас. Я срочно запросил по рации у командира полка майора Петренко, какое будет распоряжение, и его ответ был коротким:
- Действовать самостоятельно!
Оставив на НП начальника разведки дивизиона старшего лейтенанта Яковлева М. М., мы со старшим лейтенантом Гайдаенко со всех ног побежали на огневые позиции батареи. В моей памяти сразу встали все мои родные и близкие. Мысленно я со всеми попрощался: с мамой (я не знал еще, что она уже более года назад умерла в Ленинграде в блокаде), с моей женой - Марией Михайловной, и со всеми остальными. Это было молниеносное прощание. А впереди - немецкие танки и четыре наших пушки ЗИС-3, противостоящие им. Орудия, замаскированные в посадках у хутора Шевченко, были развернуты на 90 градусов для отражения танковой атаки.

Неопытных или необстрелянных наводчиков у орудий заменили опытные офицеры. Я сам расположился позади орудий по центру батареи на возвышенности, так, что у меня был хороший обзор поля боя, и мои расчеты видели меня. Я проинструктировал расчеты - бить по гусеницам и в борт, и приказал открывать огонь только по моей команде - когда я опущу красный флажок.

Из-за холмов, что находились перед нами, показались танки. И тут не выдержали нервы у сержанта Сердюка - как только показались танки, его орудие выстрелило. Снаряд улетел Бог знает куда, а его орудие немецкие танки тут же накрыли прямым попаданием. Голову сержанта Сердюка мы нашли после боя в 15-20 метрах от орудия. Мы все очень сильно сожалели о его гибели, но, по большому счету, он сам был виноват.

Я прекрасно видел, как на нас идут танки. И как только я увидел, что они стали чуть-чуть поворачивать в сторону, подставляя нам борта, я опустил флажок, что служило командой для открытия огня. После этого каждый расчет вел бой самостоятельно. Началась настоящая дуэль с немецкими танками. Мы подбили четыре немецких танка, в том числе два «Тигра». Немцы не выдержали этого и стали отходить. Наши потери тоже были большими. Погибли: командир шестой батареи старший лейтенант Семен Маркин, ленинградец, командир огневого взвода лейтенант Владимир Иванович Колымагин, командир орудия сержант Сердюк и еще человек десять рядовых и сержантов.

Маркин погиб так: когда немецкие танки уже начали отступать, шестая батарея открыла огонь им вслед, подбив при этом два танка. Немецкие танки отступали, огрызаясь огнем, и один бронебойный снаряд убил Маркина на огневой позиции. Болванка разорвала его тело пополам - отдельно оказались туловище с головой и ноги. Вот так погиб лейтенант Маркин, выполнивший свой долг перед Родиной до конца. До этого мы часто с ним беседовали, вспоминали Ленинград. Он мне часто говорил: «Эх, скорее мы встретиться с тигриком! (т. е. немецким танком Тигр)». Я ему отвечал: «Вот примешь командование шестой батареей, и встретишься с тигренком!» Так оно и получилось, но этот бой для Маркина стал последним.

После этого боя старший офицер шестой батареи лейтенант Даниленко позвонил мне и доложил: «…мы закопали лейтенанта Маркина здесь же, на огневой позиции». Я был сильно возмущен и скомандовал: «Немедленно отройте его, заверните останки Маркина в плащ-палатку и привезите в штаб дивизиона, а оттуда - в штаб полка, для дальнейшего захоронения с почестями!» Это было выполнено. Старший лейтенант Маркин похоронен в Сватово в братской могиле. В день его гибели в наш дивизион пришел приказ командира корпуса гвардии генерал-майора Руссиянова о присвоении Маркину звания старшего лейтенанта.

Я даже не заметил, что во время боя мне мелкими осколками порвало рукав гимнастерки (незадолго до этого боя мы получили новые гимнастерки), часть обшлага вообще оторвало, а микроскопический осколок застрял в ткани и поцарапал кожу.

Вскоре после окончания боя я получил сообщение о том, что на позиции батареи едет генерал-майор Руссиянов. Я не удивился, потому что этот генерал часто бывал на поле боя. Разъезжал он всегда на «Виллисе».

При виде кошмара, который был на наших позициях после боя - стоны раненых, убитые прямо у орудий, часть расчетов разорвано на куски - генерал Руссиянов снял фуражку, низко поклонился и со слезами на глазах сказал «Вечная память и слава всем защитникам нашего Отечества!» Я, как командир дивизиона, попытался поприветствовать генерала и доложить ему по всей форме, но мои нервы были настолько потрясены боем, что я просто не смог этого сделать. Да Руссиянов и не требовал в тот момент обращения по всей форме. Здесь же, на огневых позициях, он вручил мне и командиру четвертой батареи старшему лейтенанту Гайдаенко ордена Красного Знамени, и приказал оформить наградные листы на весь личный состав четвертой батареи.

После боя, встретив командира полка Петренко, лейтенант Кириллов из нашего дивизиона сказал ему:

- Люблю я Вашу команду «действовать самостоятельно!»

После этого майор Петренко страшно невзлюбил Кириллова. Когда надо было назначить кого-то вместо погибшего Маркина, и я предложил кандидатуру Кириллова, Петренко ответил: «пока я командую полком, Кириллов не будет командовать батареей!». По моей просьбе Кириллова перевели в братский артиллерийский полк нашего мехкорпуса на должность командира батареи. Там он успешно воевал, а в должности старшего офицера батареи был награжден орденом Ленина.