Левин Эммануил Абрамович

- Я, Левин Эммануил Абрамович, сын своих родителей, родился 24 июня 1920 года, на станции Малаховка Московской области, а ушёл на войну очень рано.

Меня взяли в армию, призвали – в 1939 году… вначале – в пехоту я попал, а потом из пехоты попросили: «У кого среднее образование – пройдите в следующую комнату, там будет разговор о переводе в артиллерию». Пойду в артиллерию! Перешёл туда. Я этому очень рад, всю войну был только артиллеристом.

А сначала – поступил в институт, и из института уже попал в армию, в ту самую пехоту. С первого курса, никакой отсрочки не было, прямо оттуда взяли, и на фронте я был с июля. Довоенный призыв.

Пушка была как-то 120-130 с чем-то мм… но – во всяком случае – дивизионная артиллерия. Это – пушка-гаубица; она могла бить и настильно, и навесом. МЛ-20! Так что я в артиллерии – немного разбираюсь… тем более – меня послали учиться в артиллерийское училище во время войны на 3 месяца, учился отлично, поэтому получил звание лейтенанта, а так – выпускают младшего лейтенанта.

- Какая у Вас военная специальность была?

- У меня специальность полуартиллерийская, полувоенная: я был комсоргом полка по должности. Я разным там был, только вот тягловой силой не заведовал.

- Это во время войны? А до неё?

- Я попал просто в артиллерийскую часть и был в батарее заряжающим. Есть в батарее орудие, и есть это орудие заряжающий, т.е. я. Стоял у замка, открывал замок – туда вкладывают снаряд, и – закрывал замок. И потом сверяюсь с наводчиком, и – давал залп. Дёргал за верёвку и стрелял по цели.

- Как Вы узнали о начале войны 22 июня?

- Тут есть, что узнать… немного смешно. Я – узнал по автомату [Так у автора. – Прим. ред.]… такие чёрные штуки висели… Молотов – о том, что напали на нас, а мне – мысли… меня не волновало, что будет со страной, её проблемами: меня волновал вопрос… война началась – что будет завтра? А мне – идти в увольнительную! Я у кого-то уже взял сапоги и собрался в город… а – война… значит – не пустят завтра?! И не пустили… хоть и с увольнительной на руках. Меня волновало, что будет со мной в данный момент.

- Там Вас девушка ждала?

- Девушка – красивая была очень! У кого как. У меня – так повернулось… это – как повернётся. Но на самом деле это была большая трагедия народа, это потом стало так. А пока – как бы мне удержаться, чтобы меня пустили прогуляться? Весьма прозаические проблемы волновали.

- Где базировался полк?

- В Харькове. И был оттуда уже направлен на фронт на следующий месяц. Сначала зарыли орудие, всё замаскировали, поболтались месяц, и – на эшелон… и – под Брянск, и там – целый разговор. Я был офицером тогда…

- На трёхмесячную учёбу Вас когда послали?

- Во время войны. Где-то летом. Горьковское военно-артиллерийское училище. Я уже не помню, как я ехал… не бомбили по пути, не запомнилось… просто поехал – и всё, и проучился 3 месяца. Обучали и топографии, и много математической учёбы, обучали разным артиллерийско-арифметическим делам…

Начинали занятия рано утром. Кормили завтраком. А заканчивали уже ближе к вечеру. К ужину. А после ужина – не помню, что было: такие далёкие времена…

- После окончания училища Вас направили на фронт. В какую часть?

- Одно время меня хотели направить в запасной полк, а я говорю:

- Зачем меня учили всему? Я должен быть специалистом! Научили меня полевой артиллерии – давайте мне полевую артиллерию!

Я не хотел идти в зенитные, это не моё: я хотел заниматься тем, чему меня учили… но – были шероховатости… я попал потом в подразделение, которое формировалось в составе 17-й артиллерийской дивизии, которая занималась подготовкой к фронту, а потом, участвуя в боях, мы готовили плацдарм для начала наступления, для прорыва пехоты.

- Какие там были пушки?

- У нас были как раз 15-16-й полки, но пушки были всё время одни и те же: МЛ-20. Эти пушки… я всю войну с ними… и везли эти пушки – американские «Студебеккеры». Мы в них сидели, а сзади – орудие… в 1943-м году началась такая эпопея.

- Когда дивизия была сформирована, на какой участок фронта она была направлена?

- Потом мы поехали на Украину, а дальше – где-то в каких-то местах…

- А расскажите весь боевой путь дивизии: Украина – а дальше?

- Европа. Украина была, и дальше по ней двигались… был Сандомирский фронт, и там шли вперёд, поэтому я и Житомир освобождал, мне орден дали. Я около орудия стоял, стрелял. И целый ряд других городов. Львов там был, ещё были некоторые известные пункты, очень подробно не помню.

- 1941-1942-й годы: немцы подошли к Москве, Сталинграду, на Кавказ и т. д.: не было ощущения, что страна погибла?

- Нет, у меня лично – не было. Была задача боевая: добиться победы. Эта задача была реальная. А то, что какое-то поражение – у меня даже не возникало мысли о поражении… я верил сразу.

- В 1942-м году Вы были на фронте. 22-го июля 1942-го года вышел приказ Сталина № 227 «Ни шагу назад». Вы знали об этом приказе? Какая оценка была в войсках? Сейчас говорят, что это – жестокий приказ.

- При мне расстреливали перед строем дезертиров и тех, которые сами себя ранили. Расстреливали перед глазами. Что он жестокий был – ясно, что он был нужен – тоже ясно… в войсках – было примирение с тяжёлым указом. Жестокий – но необходимый. И потом там стояли части, которые должны были расстреливать тех, кто назад бежит.

- Как кормили на фронте?

- Больше нормально было: давали тушёнку завёрнутую (вкусно очень), британские или французские консервы… нам попадало – и мы облизывались после приёма пищи… из стран-союзниц – много питания попадало.

- А 100 грамм «наркомовских» – давали?

- Давали. До боя, как правило… но я вообще мало пил… иногда… но – бывало. Но – мало.

- А кому отдавали свою порцию?

- Сдавал. Через командира дальше шло.

- Командир забирал?

- То, что я не выпивал – и командир забирал, и товарищам я отдавал. Но иногда – пил. Когда тяжёлое сражение предстояло, через «не хочу» пил.

- Какой был средний возраст в полку? Вы – 1920-го года, Вам – 25 лет к концу войны…

- Ровесники.

- А более старшие возраста – были? И как они к Вам относились?

- А как на фронте? Командир сказал – выполняй.

У меня был такой случай… как-то командир батареи – это четырёх орудий – послали его в пехоту на разведку. На батарее я был старший офицер, хотя должность «комсорг» – и все функции командирские на меня упали. Мне нужно было писать отчёты, боевые сводки… и была погода плохая, мокро… а внутри машины – там сухо. И сидит там… Переплётчиков его фамилия была… он – из уркаганов. Я говорю:

- Слушай, ты мне уступи место: мне надо писать донесение.

Он говорит – я ничего не знаю, я подчиняюсь только командиру батареи… я говорю – ты шутишь? Он говорит – нет, правда. Я тогда:

- Ладно. Не пускаешь?

- Я сказал – я подчиняюсь командиру батареи, а его нет сейчас!

Вызвал я караульную часть, начальника, говорю:

- Я здесь сейчас старший офицер. Я прошу место, где бы я мог не под дождём написать бумагу – а меня туда шофёр не пускает. Примите меры. Я к вам, как к командиру, обращаюсь.

Он почесал… и говорит:

- Ребята, скажите, чтоб он вышел.

Открывают двери, говорят: «Выходи вон». И его оттуда вытащили, и меня туда посадили. На этом дело кончилось. После этого он меня очень зауважал, и всегда потом я был для него первым человеком… потому, что смог показать, что я – командир.

- Как часто мылись, были ли вши?

- Редко мылись, вши – были. Боролись, вытряхивали, как-то действовали… потому что простых вещей не было времени делать… какие-то мойки, прожарки – не было сил на это.

- Что входило в круг задач комсорга полка?

- Вести комсомольскую работу. У меня был актив.

- Вас назначили или избрали? Когда?

- Назначили, на Украине… наверно, это был 1943-й год, скорее всего, или 1944-й.

- Вы уже повоевали?

- Да.

- И награды были боевые?

- Конечно!

- За какие заслуги?

- Потому что я был молодой сравнительно: подходящий возраст… я был подходящий именно к своей работе. Активный был, читал сводки боевые, газеты выпускал с ребятами: ну, вёл комсомольскую работу.

- До войны – тоже занимались комсомольской работой?

- Нет, я даже не был в комсомоле.

- А когда вступили?

- На фронте.

- Вас нормально награждали – или всё же скудновато?

- Не знаю… иногда мне казалось, что скудновато. Справедливость – не всегда была. Ну, наградили, и – до свидания. Не было такого, чтобы очень чётко было ясно, за что и как. Бывало так, что награждают – а потом уже думаешь: а за что это меня? Только за боевые действия, конечно…

- Как в войсках относились к военно-политическому составу?

- У меня осталось такое впечатление, что представители комполитсостава по-разному относились… и к ним тоже… зависит от того, как он себя ведёт. Если он себя ведёт по-хорошему – значит, боец – молодец. А если он дурака валяет – «я ходил», «я стрелял», значит, дураком сам себя выставляет.

- У Вас в полку были «Студебеккеры». А Вы могли бы сравнить их с советскими машинами?

- Больше иностранные были.

- Какое было Ваше личное оружие?

- У меня был ТТ.

- А трофейным – пользовались?

- Нет.

- Женщины в полку – были? Романы?

- У меня – не было, а вообще – бывали.

- Это у более высоко стоящего командования?

- Уже командир взвода – пригреет.

- Какое было отношение к СМЕРШу?

- У них было особое состояние. Они были рядом, но все знали, кто это. Был и у нас такой тоже, но он особо не выделялся. Их опасались, потому что было известно, что это люди из высокого лагеря – и, сколько можно, береглись.

- Национализм на фронте. Вы, еврей, ощущали к себе особое отношение?

- Ну, бывало… когда решалось, куда поступать поехать: в Москву или в Ленинград – возникали такие вопросы.

- Именно на фронте – какое было отношение к лицам нерусской национальности?

- Всякое бывало, но со мной лично не было проблем на этой почве. Хотя в принципе – могли быть нюансы в продвижении по службе.

- Каким было Ваше отношение к местному населению в Европе – и как оно относилось к Вам?

- Наши по отношению к немцам не всегда были правыми… иногда чувствовалось, что мстили немцам. Иногда откроешь… а там лежит мёртвая женщина… Таких я видел сам лично. А местное население к нам – ну, немного сюсюкались… немцы очень уважали любые приказы, и это было заметно. Где-то приказ вывешен – они по нему и действовали. Но мы всё равно должны были не расслабляться и считать, что для нас это – боевая обстановка.

- В ряде европейских стран солдатам было разрешено отсылать домой посылки. Солдатам – 5 кг, офицерам – 10 кг…

- Да, можно сказать, что это относительно контролировали…

- Кто такие, по Вашему мнению, хороший солдат и хороший командир?

- Хороший солдат – он хороший тогда, когда он чётко выполняет приказ, а хороший командир – когда он, давая поручения, не просто так даёт, а с учётом обстоятельств делает коррекцию, чтобы меньше попадало тем, кто будет выполнять. Не просто «приказ ради приказа», а приказ – ради Дела. Приказ, который он даёт так, чтобы он пользу приносил солдату, с учётом конкретной обстановки.

- Вы всю войну провоевали на МЛ-20. Как Вы её оцениваете?

- Хорошее орудие.

- А если его сравнить с немецкими? Лучше, хуже, наравне?

- Я бы сказал, что наравне. Но немцы в лучшую сторону выделялись тем, что свои задачи выполняли хорошо – и мы это замечали. Причём не такие, чтобы просто расстреливать в упор танки наши вот так вот [Показывает.]… хорошие навесы делают, чем-то выделяются в лучшую сторону… они были достаточно метки… сказать, что были сверхметкими – тоже нельзя… умеренно меткими.

- 9 мая 1945-го года. Как Вы узнали о победе?

- Я узнал о победе, находясь в городе Прага… нас прекрасно встречали, подкидывали, ловили, качали… было очень радостно.

- В Праге же были «власовцы», предатели. Вы с ними сталкивались?

- Нет.

- А с другими частями, сформированными из предателей?

- Нет, не сталкивался.

- А с теми, кто служил немцам на оккупированных территориях – полицейскими, старостами, бургомистрами?

- Может быть, но не всегда обращали на это внимание. Встречались, а как потом оказывалось – они были вражескими участниками… такие – были.

- Спасибо, Эммануил Абрамович.