Не страшно потерять жизнь за благородное дело
Полковник Петрос Арташесович ПЕТРОСЯН родился в 1923 году в городе Александрополе, ныне Гюмри. Окончив школу в 1941 году, он добровольцем вступил в ряды Красной армии. Участвовал в боевых действиях на разных фронтах, трижды был ранен, но после выздоровления вновь возвращался на фронт, дойдя до долгожданной победы. Недавно у него вышла книга «Страницы из жизни разведчика», в которую вошли не только военные страницы, но и поствоенные, когда Петрос Арташесович выбрал судьбу разведчика. С 1959 по 1972 год он был активным разведчиком на Ближнем Востоке, в Европе, Америке на разных рангах дипломатов и под разными псевдонимами. Тогда же он начал налаживать отношения между Арменией и Диаспорой, создав и укрепив «Золотой мост». Является почетный сотрудником госбезопасности. Награжден орденами «Красной звезды», «Отечественной войны I степени», медалями «За боевые заслуги», «За активное участие в защите родине», «За активные действия в разведке» и еще около 30 различными медалями. Сегодня Петрос Арташесович Петросян в гостях у «НВ».
- Петрос Арташесович, как началась для вас война?
- В 1941 году, когда началась Великая Отечественная война, я учился в 10-ом классе школы № 5 им. Маяковского города Ленинакана. Одновременно руководил комсомольской организацией школы, являлся членом пленума городской комсомольской организации. Помню как сегодня, тогда мы готовились к выпускным экзаменам, как вдруг в эти тяжелые и трудные дни меня срочно вызвали к директору школы товарищу Сааку Акопяну. Бегу к нему. Он передает мне трубку телефона, сообщив, что со мной хочет говорить первый секретарь городской комсомольской организации товарищ Казарос Барсегян. Последний сообщил, что на следующий день в Ленинакане состоится собрание актива городской комсомольской организации, где выступит первый секретарь Центрального комитета комсомола Армении Антон Ервандович Кочинян. Он поручил мне как члену пленума и секретарю школьной комсомольской организации выступить в городском активе и призвать молодежь все как один пойти добровольцем на фронт, чтобы защитить нашу священную Родину от немецко-фашистских захватчиков. Я с большим воодушевлением, гордостью и любовью согласился и пообещал непременно выступить на следующий день. Я выступил сразу после речи секретаря ЦК комсомола, товарища А. Кочиняна. Речь была написана в духе патриотизма и произвела большое впечатление на участников собрания, особенно призыв к молодежи записаться добровольцем для защиты нашей советской Родины. В конце выступления я воскликнул: «Мы непременно водрузим красный флаг над Рейхстагом». Еще не смолкли аплодисменты, когда я заметил как с последних рядов мой близкий друг встал и вышел из зала. Потом выяснилось, что когда я призвал молодежь все как один пойти добровольцем на фронт, активно участвовать в боях и водрузить победный красный флаг над Рейхстагом, друг, услышав эти слова, видимо под воздействием минутной слабости, почему-то сказал: «Я должен пойти домой» и ушел из зала. Но это не означает, что он проявил трусость. Через два месяца после моего ухода на фронт он тоже записался добровольцем, участвовал в боях за Сталинград, был дважды ранен и демобилизовался по инвалидности.
- В каких родах войск вы служили?
- В артиллерии. Окончив тбилисскую артиллерийскую военную школу, вступил в ряды Красной армии. В звании младшего лейтенанта поехал на фронт. Я участвовал в военных действиях на различных фронтах: сначала в качестве командира артиллерийского взвода, затем - командира батареи отдельного противотанкового истребительского дивизиона в составе артиллерийского соединения.
- Где получили свое первое боевой крещение? Расскажите о самых тяжелых моментах военных будней.
- Мое первое боевое крещение было в окрестностях села Прохоровка Курского района. Бой был жестоким, силы были неравными, однако удалось приостановить натиск врага. В этом бою я получил первое ранение. После выздоровления вновь вернулся на фронт, на этот раз, пополнив ряды бойцов Украинского фронта в качестве командира батареи.
Постепенно закалялся в военном деле, при выполнении боевых заданий всячески старался излишне не рисковать жизнью подчиненных.
В числе многочисленных операций, в которых я участвовал, хочется выделить боевые действия в районе Корсунь-Шевченко. В этом бою немаловажную роль сыграла артиллерийская батарея, находящаяся под моим командованием. Операция закончилась окружением фашистских войск и их полным уничтожением.
Среди самых тяжелых следует упомянуть августовские и сентябрьские бои 1943 года, когда силы Советской Армии перешли в масштабное наступление. Наша 3-я Украинская армия получила задание срочно форсировать Днепр. Противоположный берег реки находился в расположении противника, откуда велся непрерывный огонь. Дело осложнялось тем, что необходимо было перевезти на противоположный берег артиллерию, боеприпасы и лошадей. Был разработан план совместных действий, согласно которому было решено форсировать Днепр под покровом ночи. Соорудили плоты, на которые взгромоздили артиллерийские орудия и боеприпасы; лошадей переправляли на привязи к плотам. Переправа осуществлялась под шквальным огнем противника и с огромными потерями с нашей стороны. На рассвете приказ был выполнен. Эти жестокие дни навсегда врезались в мою память. Да и осколок, застрявший в теле, нередко напоминает об ужасах войны.
Советская Армия продвигалась вперед, освобождая украинские города и села. Часто получалось так, что артиллерия, которая по правилам военной науки должна была находиться на второй линии, оказывалась на первой.
- Какая минута, какое событие были особенно тяжелым для вас?
- Таких событий было много. На войне каждая минута тяжела. И не верьте тем, кто говорит, что тогда не было страшно. Было. Но солдаты привыкали к этому состоянию.
7 августа 1943 года меня вызвал начальник штаба артиллерийского полка майор Попов и приказал расположить вверенную мне артиллерийскую батарею в районе села Александровка. Майор лично на моем плане указал местонахождение вышеупомянутого села. Спустя 4-5 часов, приказ был выполнен: мы находились в селе Александровка. После дислокации, уже в сумерках ко мне подбежали несколько артиллеристов и доложили, что мы оказались во вражеском окружении. Я принял решение подготовиться к бою. Полевая связь не была пока еще установлена, по этой причине я отправил двух разведчиков в тыл с заданием: любой ценой прорвать окружение, поставить в известность командование о сложившейся ситуации, попросить помощь. Почти полдня длился жестокий бой. Кончились боеприпасы. В результате переговоров с другими офицерами батареи было решено подготовить орудия к полному уничтожению и заранее сконцентрировать личный состав на 3-х различных точках для прорыва, одновременно взорвать технику по получении сигнала «красной ракеты».
Используя все возможности, личный состав должен был прорвать окружение. Это было единственным выходом из положения, так как мы приняли решение не сдаваться врагу и биться до последней капли крови. В 3 часа ночи, когда работа по подготовке орудий к уничтожению была завершена, и я готовился выпустить «красную ракету» как вдруг послышалось заветное «ура» наших бойцов из пехотных механизированных войск. Помощь подоспела вовремя. Батарея была спасена. В этом неравном ночном бою погибли 3 артиллериста, двенадцать были ранены. Несколько тяжелых ранений получил и я. Когда меня вызвал командир дивизии Седин, я еще держался на ногах. Едва волоча раненую ногу, я явился и доложил. Генерал гневным тоном спросил, как случилось, что вверенное мне подразделение оказалось на неосвобожденной территории. Рядом с генералом, весь красный, стоял майор Попов и глазами давал знак, мол, только не говори, что я приказал. Вспомнив русскую поговорку «победителей не судят», я сказал, что совершил ошибку, неверно сориентировавшись на местности. Только после этих слов Попов перевел дух. Рассмотрев меня, полностью окровавленного, генерал поубавил свой гнев. Он приказал объявить выговор за нарушение воинской дисциплины и наградить орденом «Красной Звезды» за проявленное мужество. Я не успел закончить фразу «Служу Советскому Союзу» и, потеряв сознание, свалился на пол. В дальнейшем узнал, что по распоряжению генерала Сидина меня на его служебной машине доставили в санчасть, где выяснилось, что я получил ранения не только в голову и в ногу, но и в челюсть, разорвало губу. Орден я получил уже в медпункте. Он мне дороже всех остальных наград, так как я получил ее в буквальном смысле ценой собственной крови. Примечательно, что на другой день, спозаранку меня навестил майор Попов и, со слезами на глазах, крепко обняв, выразил сердечную благодарность и признательность за «мужское, истинно бойцовское, товарищеское отношение». Майор с собой принес бутылку самогона и кусок сала. Он настойчиво просил выпить с ним хотя бы 5 граммов, что я и сделал с огромным трудом и с его помощью (рот мой почти не открывался), в результате чего весь день провел в страшных муках, хотя не думаю, что причиной тому был злополучный самогон.
Перед расставанием попросил Попова сделать все, чтобы меня не отправили в тыл. Не хотел расставаться с фронтовыми друзьями, с которыми я был связан. Попов пообещал сделать все возможное. Ему удалось только десять дней удержать меня в медпункте, не больше. После операции ноги и головы опасность миновала, и лечение вполне могли продолжать в медпункте, но осколок, который находился в моей челюсти, постепенно осложнял здоровье. Врачи медпункта хотели как можно раньше отправить меня в глубокий тыл, где смогли бы в стационарных условиях начать лечение. Я и Попов сопротивлялись, но постепенно мое здоровье ухудшалось, и было бессмысленно упорствовать. В конце сентября 1943 года, меня отправили в город Славянск (Донбасс), где находился военный госпиталь. Ни один хирург не согласился оперировать. Мне повезло, что в военный госпиталь приехал главный хирург, генерал, академик Бурденко. Осмотрев меня, он категорически был против операции, сказав, что может быть поврежден нерв челюсти, и я могу впоследствии стать инвалидом. Бурденко заверил, что постепенно челюсть начнет работать, нужно потерпеть. Так и было, через два месяца я уже был на фронте. Правда, после выздоровления я больше не смог вернуться в часть, где я воевал, поскольку она была уже далеко. Меня назначили командиром дивизиона отдельного противотанкового истребительского батальона. 244-й дивизион непосредственно подчинялся командующему. Это было подразделение быстрого реагирования. Наш дивизион отправляли на линию обороны врага для пресечения танкового контрнаступления, уничтожения технических средств и обеспечения возможности продвижения наших пехотинцев.
- Расскажите о самой яркой боевой операции.
- Таких тоже было немало. При форсировании Днепра наши войска прорвали линию обороны противника и один за другим освобождали украинские города и села. По приказу Главнокомандующего нужно было не допустить, чтобы противник занял новую оборону.
Как сейчас помню. Было лето 1944 года, когда жара попросту не давала возможности начать нападение. Однако, нашим бойцам ничего не могло помешать громить фашистов и освобождать наших граждан от плена, которые давно ждали этого дня. Был свидетелем, как гитлеровское высшее командование прибегало к бесчеловечным приемам. Оно приказало сжигать все завоеванные территории: города и села, для чего был создан особый отряд поджигателей.
По горящим улицам городов и сел солдатам было очень трудно передвигаться. Солдаты с трудом защищались от сильного дыма и огня, но лошади, с помощью которых перевозили боевую технику, едва дышали. Но добрые и умные животные выдержали...
В 1943-44 годах Советская армия наступала, и это продолжалось до конца 1945-го. В 1944 году, когда освобождали Украину, наше воинское соединение одним из первых перешло государственную границу, пересекло немецкую оборону и продвигалось к Депрецену. Заняв позиции в Данубской равнине, были созданы условия для соединения через Карпаты со вторым украинским фронтом. Завладев Депреценом, наша воинская часть двинулась на Будапешт. Мы продолжили свое победное шествие с лозунгом «До победного конца».
...Был вечер, только стемнело. Солнце постепенно уступало свое место луне. Наш артиллерийский батальон был расположен на одной из кукурузных плантаций на венгерской территории. Там и решили переночевать, а рано утром продолжить продвижение войск.
И вот на рассвете выяснилось, что территория находилась прямо под носом противника, который засел на холме, находящемся перед нами, и мы не имели возможности двигаться дальше. Мне было приказано разведать огневые точки противника, уничтожить их и после этого двигаться дальше, экономить технику и людей. К сожалению, дневная разведка была безуспешной, однако, невозможно было допустить, чтобы противник укрепил свои позиции. Командир дивизиона приказал любой ценой найти огневые точки противника и уничтожить, обеспечив к 7.00 утра возможность пехотному батальону продолжить наступление. Приказ был строгим и окончательным. Я решил приступить к его исполнению вместе со старшиной батареи Варатинцевым с наступлением сумерек. Варатинцев с первых дней войны служил в морской пехотной разведке. После ранения пополнил ряды нашей батареи. Был хорошо подготовленным, рисковым и смелым бойцом. Как стемнело, мы, обогнув передовые огневые точки противника через плотно заросшую кукурузную плантацию, сумели подойти к его тылу и нанести на полевую карту месторасположение искомых огневых точек, боевой порядок гарнизона, количество живой силы и пути возможного отступления. Выполнив задание, начали возвращаться, как вдруг наткнулись на немецких часовых, которые обходили данный участок.
Нам ничего не оставалось, как спрятаться в маленькой брошенной лачуге, находящейся на вражеской территории. Возможно, ранее она служила местом отдыха для часового. Ее площадь едва составляла 4 кв. метра. В метре от земли была сооружена деревянная тахта, густо покрытая соломой. Войдя в лачугу, мы быстро спрятались под соломой. Через короткое время услышали удаляющиеся шаги часовых. Решив, что они уже покинули прилегающую к домику территорию, я решил выйти из укрытия. Спустившись с тахты, приблизился к двери, как вдруг, немецкий солдат открыл дверь. Я мигом спрятался за дверью. Немец, ничего не заподозрив, собирался выйти из домика, но вдруг заметил за дверью мои сапоги. Он закрыл дверь и заметил меня. Я, конечно, мог тут же застрелить его, но это было бы началом нашего конца. Он попытался заколоть меня штыком, и у меня не оставалось другого выхода, как двумя руками держа штык (у немцев он похож на охотничий нож), постараться, насколько это было возможно, удалить его от меня, не обращая внимания на боль и струящуюся кровь. В этот момент мой спаситель Варатинцев ударил его изо всех сил рукояткой автомата и повалил на землю. Но этого оказалось недостаточно, несколькими ударами в сердце финским ножом он покончил с ним. Конечно, он жестоко расправился с немцем, но что поделать, война, и на жестокость надо отвечать жестокостью, иначе...
Здесь судьба улыбнулась нам, так как остальные часовые, не обнаружив ничего подозрительного, спокойно проверяя вверенную им территорию, возвратились в свое расположение. Мы незамедлительно удалились с места происшествия и, со всей осторожностью, удачно пройдя опасную территорию, еще до рассвета были на занятых нами территориях без каких- либо перестрелок. Приказ был выполнен. Рано утром, ровно в 7:00 из всех возможных огневых средств позиции врага находились под шквальным обстрелом. В этом сражении значительную роль сыграл воздушный обстрел немецких позиций. Это стало очевидным, когда после стремительного наступления мы захватили позиции врага. Противник понес большие потери, как в отношении живой силы, так и военной техники.
И в этот раз судьба улыбнулась мне и так до окончания войны. Я должен честно признать, что своей жизнью обязан моему храброму, доброму и честному товарищу Варатинцеву, с кем долгое время активно участвовал в военных действиях до сентября 1944 года, когда его ранили в Румынии и мы, к сожалению, расстались.
- Не страшно было за свою жизнь?
- Страшно. Но не страшно потерять жизнь за благородное дело, а вот по глупости... Однажды вечером, когда мы зашли в Румынию, нам разрешили отдохнуть. Рядом были винные погреба. Все наши солдаты начали простреливать дырки в бочках и пить вино. Когда я спустился в погреб, солдаты стояли по колено в вине. Ночью я дал команду, чтобы выставили дозор. Хорошо, что не было приказа наступать. В два часа ночи я, накинув плащ на себя, обходил дозором территорию и вдруг слышу автоматную очередь. Подвыпивший старшина Рашидов стоял на посту, когда я обходил территорию, ему померещилось, что идет не один человек, а целый вражеский полк. Пуля пролетела рядом с моим лицом, разорвав капюшон. Тогда мне подумалось - вот, прошел почти всю войну, был несколько раз ранен, но не погиб, а тут умереть от пули своего солдата... Было бы обидно так умереть.
- Как происходила связь с домом?
- До наступлений мы всегда писали письма, получали по два-три ответа в месяц. Но во время наступлений было не до писем. Конечно, мы не забывали о доме, наши родные и близкие всегда были с нами, но тогда перед нами стояла главная задача - победить.
- Вы принимали участие в разведке?
- Честно говоря, я стал разведчиком после войны. Разведка - это почти вся моя жизнь. В 46-ом, когда я демобилизовался, приехал в Армению и поступил в ЕГУ на факульет международных отношений и на третьем курсе меня взяли в органы МГБ, разрешив совмещать учебу с работой. 10 лет я работал в контрразведке. В 59-м меня перевели в подразделение разведслужб. Тогда я впервые выехал зарубеж. 5 лет работал в Ливане. Был консулом и под крышей консульства осуществлял разведывательную деятельность. Потом работал в Америке в ООН, был вторым секретарем и занимался разведкой. Работал во Франции, Ираке, Египте. Двадцать лет я работал разведчиком в разных странах. В Америке я завербовал агента в одном из европейских посольств. На протяжении 10 лет мы знали, что делается в НАТО. Нами была установлена спецтехника в кабинете посла. НАТОвцы не могли понять, как происходит утечка сведений. В посольстве прошло несколько проверок, но кабинет посла не трогали, не предполагали, что там может быть установлена техника. Но в последний раз комиссия проверила и кабинет посла. В этот день вызывают нашего человека - сотрудницу посольства, задают разные вопросы. Она, увидев на столе нашу технику, поняла, что произошло. Ей предлагают кофе, она отказывается. Потом сказала, что дрожь в руках выдала бы ее волнение. Ей показывают кусок дерева со встроенной техникой, спрашивая, что это. Она вскричала: «Вам что, заняться нечем? Что за деревяшку вы мне показываете?!» И швырнула кусок дерева в угол. В общем, комиссия решила, что доносчик другой человек, курд по национальности. А он тоже на нас работал. Когда эта женщина вышла из посольства, мы ее спешно вывезли из страны. Разрешили лишь написать матери записку, чтобы она не беспокоилась. Мать уничтожила записку. К ней несколько раз сотрудники спецслужб приходили, допрашивали. А эту женщину мы вывезли в Москву, затем в 72-ом в Ереван, обеспечив жильем и пожизненной пенсией. Сейчас она здесь, но никто не знает о ее былой деятельности. После того, как рассекретили одного нашего агента в Америке, который все рассказал, я стал невыездным. Тогда меня сделали голливудской звездой, опубликовав фотографии и сведения обо мне во всех газетах. Это было в 75-ом году. После этого я вернулся в Армению и работал начальником внешней разведки республики. Долгое время никто не знал о моей деятельности. Родственники спрашивали: «Петрос, ты когда станешь майором?» А я тогда был уже полковником. 64 календарных года я служил в органах, а если считать льготные, то мой стаж составляет 97 лет.
- Поддерживаете отношения с бывшими разведчиками?
- Конечно. Много друзей у меня среди русских разведчиков, так как я все-таки советский разведчик, работал на Советский Союз. Моим хорошим другом является всемирно известный разведчик Службы внешней разведки Комитета государственной безопасности СССР, полковник, герой Советского Союза - Вартанян Георгий Андреевич. Он написал предисловие к моей книге.
- Какими качествами должен обладать настоящий разведчик?
- Он должен быть честным, преданным своей родине, настоящим патриотом, смелым, образованным, всесторонне развитым. Вся наша деятельность была за мир.
- Как нужно прививать патриотизм современной молодежи?
- Воспитание и в семье, и в школе, и в иных заведениях должно быть правильным, должно быть основано на моральных ценностях. К сожалению, сейчас не так. Мы думали о народе, о государстве, а сейчас каждый думает о себе.
- Вам 87 лет, но вы в отличной форме. В чем секрет вашей молодости?
- Всю жизнь я занимался спортом - волейболом, баскетболом, гимнастикой. Стал мастером спорта. До последнего года зимой купался в Раздане. Сейчас сыновья опасаются, говорят, что в моем возрасте возможен спазм. Решил не доставлять им беспокойств - дома принимаю холодный душ. Я живу нормально, ни с чем не перебарщиваю. Не курю, не пью.
Хорошую форму помогает поддерживать интерес к жизни, увлечения. Сейчас я работаю над второй книгой. Кое-что я не мог описать в первой книге, сейчас это разрешено. До сих пор работаю преподавателем и веду активную общественную жизнь. Участвую в разработке новых законов о ветеранах, являюсь членом комиссии правовых органов Общественного совета Армении.
- Верите в судьбу?
- Нет. Разведчик должен верить только себе.
- Ваш взгляд в будущее?
- Будущее будет лучше настоящего. Правда, сейчас трудно и в политическом и экономическом плане, но я надеюсь, что лет через десять все будет хорошо.
| Интервью: | Елена Шуваева-Петросян |
