Долгов Евгений Александрович

Я родился 5 февраля 1930 года в городке Клинцы Брянской области. Но вскоре из Клинцов наша семья переехала в город Кувшиново, тогда Калининской, а ныне Тверской области, а уже оттуда, где-то в 1937 году мы переехали в Калинин, где отец работал журналистом в местной газете, если мне не изменяет память, "Пролетарская правда".

Но отец у нас числился капитаном запаса и в 1939 году его призвали в армию и направили служить в Прибалтийский особый военный округ в редакцию окружной военной газеты "За Родину!" Где-то в сентябре 40-го года мы переехали в Ригу и прожили там до самого начала войны.

Каким вам запомнилось это время?

О Риге у меня остались самые светлые детские воспоминания, потому что сам город и условия в которых мы жили, были просто прекрасные. Судите сами, нашей большой семье из восьми человек: родители, нас, четверо детей, мамина мама и ее младший брат, выделили прекрасную четырехкомнатную квартиру на улице, если не ошибаюсь, Аугсиелла. Красивейший город, который нас просто поразил своей чистотой, рядом уютный парк, порт. Еще приятно поразила дешевизна товаров, притом, что все они были очень красивые, как говорится, живи и радуйся.

А насколько безопасно вы себя чувствовали в Риге?

Никакого страха у нас не было, хотя ходили слухи, что якобы в прекрасном Межа-парке однажды ночью повесили пионера. Но я никакого напряжения в отношениях между людьми, какой-то недоброжелательности не помню. Скорее наоборот, рижане нас как раз приятно поразили: очень вежливые, не помню никакой ругани, ссор между людьми. Поверьте, внешне все было очень тихо, спокойно, культурно, никакого хамства. И даже когда мы в первые дни войны уезжали в эвакуацию, я не помню, чтобы видел, как кто-то открыто радуется нашему отъезду, и тем более, нам никто вслед ничего злобно не кричал.

Как вы узнали о начале войны?

В те дни мы отдыхали на рижском взморье, на станции Дзинтари, где снимали дачу. В то воскресенье мы как обычно были на пляже, и хотя стояла очень хорошая погода, вдруг заметили, что пляж стремительно опустел. Мы ничего не понимали, пока нам не сказали, что началась война… Конечно, мы тут же собрались и быстренько ушли домой, а через несколько часов уехали в Ригу.

И должен сказать, что никакой паники или ужаса я не наблюдал, тем более что жилые кварталы немцы не бомбили. Но был эпизод, который меня поразил. В эти самые первые дни войны мы с ребятами бегали и смотрели, как наши зенитки стреляли по немецким самолетам, которые бомбили различные военные объекты. Но однажды, когда я пришел к отцу в редакцию, то видел, как над нами совсем низко пролетел немецкий бомбардировщик, если не ошибаюсь, это был "Do 217". Только представьте себе, огромный самолет пролетел над нами на высоте буквально в 70-100 метров, т.е. совсем низко, даже летчиков было хорошо видно. Но по нему так никто и не выстрелил, хотя думаю, что его вполне можно было сбить даже удачным выстрелом из обычной винтовки. Вот этот случай меня просто поразил.

Отец - Александр Моисеевич

Как вы думаете, для ваших родителей известие о начале войны стало полной неожиданностью?

Думаю, что нет. Потому что еще за несколько дней до начала войны штаб округа и в том числе и редакцию папиной газеты уже перевели на казарменное положение. Видно все-таки чувствовалась крайне тревожная обстановка и фактор войны буквально витал в воздухе.

А 27-го июня за нами приехала машина, и без всякой паники нас погрузили и повезли на вокзал. Посадили в эшелон, который насколько я знаю, ушел из Риги предпоследним. И вот тогда я в последний раз видел отца…

Он погиб 6 августа 1944 года… В то время он служил в должности заместителя командира батальона по политчасти 1192-го стрелкового полка 357-й дивизии. Его однополчане нам написали, что после гибели комбата он принял командование батальоном на себя и в одном из боев погиб. Даже написали, где его похоронили, в 100 метрах от хутора Деркамино по направлению к селу Биржай.

Мы точно знаем, что у него была медаль "За отвагу", а в одном из писем он написал, что за успешные бои, в которых отличился их батальон, его представили к ордену "Александра Невского". После войны мы делали по этому поводу запрос в подольский архив, но так ничего и не смогли выяснить. Вообще отец довольно часто писал нам, мы бережно хранили все его письма, но потом старший брат как-то дал их просмотреть одному корреспонденту и с концами…

В общем, вот так мы успели уехать из Риги. Насколько я знаю, самый последний эшелон ушел 29 июня, а потом немцы перерезали дорогу, и вся плановая эвакуация на этом закончилась…

А эшелон, который шел перед нами, немцы разбомбили просто напрочь. Всех погибших успели собрать, но из своих вагонов мы видели эти развороченные, еще дымящиеся вагоны. А нас от подобной участи спасла военная хитрость. Военная команда, которая нас сопровождала, получила строжайший приказ - при налете немецкой авиации никого из эшелона не выпускать, чтобы летчики решили, что идет порожняк без людей, раз никто из вагонов не выбегает. И эта хитрость, насколько я понимаю, именно командования эшелона сработала - за все время в пути у нас только один красноармеец был ранен при налете. При появлении самолетов двери не открывались, чтобы никто не выскочил, все вещи люди бросали на верхние нары, а сами прятались под нижние.

И вы знаете, меня возмущает, когда сейчас говорят, что в то время людей перевозили в вагонах предназначенных для перевозки скота. Но ведь тогда пассажирских вагонов на всех не хватало, поэтому все эшелоны составляли именно из таких вагонов, и при этом они назывались людские. И поверьте, никто не роптал, что приходилось ездить в них, потому что они были чистые, все окна хорошо заделаны, поэтому никого не продувало. К тому же были очень хорошо оборудованы, в них имелось все, начиная от ведра, и заканчивая фонарем, и даже свечи выдавали.

Сколько, например, людей ехало в вашем вагоне?

По моим прикидкам в нашем четырехосном пульмане ехало около восьмидесяти-ста человек. Кто это были? В нашем вагоне ехали только семьи военнослужащих и, как я предполагаю и партийных работников. Но мы же из вагона почти никуда не выходили, поэтому совершенно точно вам ответить не смогу.

Куда вас довезли?

На станцию Лукояново в Ивановскую область. Там эшелон расформировали, а маму вызвали и спросили, к каким родственникам нас можно отправить. А у нас из всех родственников оставалась только мамина сестра в Кувшиново, но в то время уже возникло подозрение, что и эта местность вскоре может оказаться в прифронтовой зоне. Поэтому решили, что будет лучше отправить нас к маминому старшему брату, который жил в селе Переяславка под Хабаровском. Так вы представляете, в то тяжелейшее время, когда каждый вагон был на вес золота, людей не бросили и нам и еще одной семье, выделили добротную двухосную теплушку.

Вообще я что хочу особо подчеркнуть. Казалось бы, только началась война, вокруг масса трудностей, неразбериха, и даже растерянность. Но это сейчас каждый сам за себя, а тогда общая беда сразу всех объединила и сделала собранными, поэтому меня до сих пор поражает, насколько грамотно был продуман процесс эвакуации и насколько спокойно ее проводили.

И вот нас в это тяжелейшее время отправили через всю страну и очень быстро доставили на Дальний Восток, нигде надолго не задерживали. И такой еще показательный момент. На одной станции мама, когда побежала на продпункт, отстала от эшелона, но вскоре догнала нас. Потому что еще раз повторюсь, забота о людях в то время была исключительная. На всех станциях всегда можно было достать кипяток, а на узловых обязательно устраивались продпункты, в которых выдавали какую-то еду, ведь на деньги ничего купить стало нельзя. Но самое главное - люди всем, чем можно старались помогать друг другу. В общем, к концу августа мы уже оказались на Дальнем Востоке и всей семьей поселились в каком-то заброшенном флигелечке. Именно оттуда призвали младшего маминого брата, Виктора и он попал служить на Тихоокеанский флот.

А в это тяжелое для страны время вы между собой не обсуждали неудачи Красной Армии в начальный период войны?

Нет, я не помню, чтобы кто-то обсуждал эту тему или тем более делал какие-то выводы. К тому же мы почти не имели информации, потому что колесили по всей стране. Гораздо больше нас заботили совсем другие, более "приземленные" проблемы: где взять хлеба или каких-то других продуктов, где взять кипятка. Но, конечно, люди задавали себе вопрос - почему так случилось? И списывали успехи немцев на внезапное предательское нападение. Я же думаю, что мы были настолько уверены в себе, в своих силах, что просто не верили, что на нас посмеют напасть. И тем самым переоценили свои силы. Но я отлично помню, что когда нас посадили в эшелон и отправили в эвакуацию, то мы все сразу поняли, что это не шутки...

И что получилось на Дальнем Востоке. Пробыли там всего пару месяцев, только немного обжились, как маму вызвали в военкомат: "Мы начинаем эвакуацию, потому что назревает опасность войны с Японией и здесь оставаться просто опасно. Куда вас отправить?" А ехать нам было некуда… И мама сказала: "Куда пошлете, туда и поедем". - "В Узбекистан поедете?" - "Поедем". И опять нас в теплушке провезли через полстраны.

Приехали в Ташкент, а там ужас, что творилось - настоящее столпотворение. В караван-сарае, где мы остановились, находился эвакопункт, так там тысячи людей вповалку лежали… Военное руководство честно призналось маме, что устроить нас в Ташкенте нет никакой возможности, поэтому нас отправили в Самарканд.

В военкомате нам выдали направление на подселение в семью Шаахмедовых, которая жила по адресу улица Коммунистическая, 7. Но самое главное, там нам дали очень дельный совет: "Если вы придете все разом, вшестером, то вас просто испугаются и не пустят. Лучше пойдите вначале вдвоем, познакомьтесь с хозяевами, заселитесь, и только потом приведите остальных, тогда хозяева уже никуда не денутся и будут вынуждены принять всех". Мама взяла самого младшего из нас - трехлетнего Бориса, который был очень хорошенький, их пустили в дом, все нормально, но я, конечно, понимаю этих хозяев, которым как снег на голову свалились и все остальные…

Поэтому вначале нас встретили не очень ласково, но вскоре мы с ними сдружились и жили мирно и хорошо. У этой семьи был большой частный дом с участком, по моим прикидкам, соток в восемь-десять, согласитесь, для города это немало.

Как вам жилось в Самарканде?

Надо честно признать, пришлось очень и очень туго. Конечно, у всей страны были огромные трудности, и я ни в коем случае не хочу сказать, что нам пришлось тяжелее всех, но вот с высоты своих прожитых лет я сам до сих пор удивляюсь и просто не понимаю, как мама умудрялась нас содержать. Ведь нас четверо да еще и бабушка… И всем надо было не просто приготовить покушать, а еще и добывать эти самые продукты. Ведь по отцовскому денежному аттестату мы получали 1 100 рублей, а на черном рынке все стоило очень дорого, например, одна буханка хлеба стоила - 500… Работать мама не могла, потому что нас орава и надо было нами заниматься, да еще и старенькой бабушкой. А по карточкам как на иждивенцев нам полагалось по 400 граммов хлеба.

И спрашивается, что нас спасло? Военторг! Нам, как семье военнослужащего, выдали специальные, так называемые "заборные книжки", по которым мы ежедневно получали затируху. Знаете, что это такое? Вода с разведенной в ней мукой, плюс немного лука и подсолнечного масла. Помню, как бегали с моим старшим братом Мишей, приносили этот бидон, который нас фактически и спасал. И никогда не забуду, как мы вставали в 3-4 часа ночи и шли занимать очередь. Спрашиваете за чем? Чтобы помогать разгружать хлеб. Хлеба были большие, круглые, так пока несешь их, можно отщипнуть кусочек корочки и в карман. И никогда не забуду самаркандские лепешки из кукурузной муки. Такие белые, а какие вкусные и необыкновенно сытные… Горсть изюма и такая лепешка - вот и весь обед. А в сезон фруктов, конечно, и по садам бегали. Мы бы и были рады с Мишей где-то подрабатывать, но просто негде было, поэтому жили только за счет того, что выдавали по карточкам: хлеб, крупа, что-то еще, а так бы точно с голоду померли… Нет, я все-таки не понимаю, как мама одна тащила нас через всю эвакуацию…

В школу ходили в это время?

Да, конечно, занимались в 7-й русской школе. Почти все ребята в нашем классе были такие же эвакуированные, что и мы, из самых разных мест. Например, я помню Люсю Вышеславцеву из Ленинграда, в которую были влюблены почти все наши ребята. Навсегда осталась в памяти и моя первая любовь - Лариса Усова из Ленинграда. Вообще у нас дружный класс был.

А с местными ребятами как складывались отношения?

Жили мирно, никакой вражды не было, но, честно говоря, мы с ними почти и не пересекались. Но в то время мы не разделяли на местных и не местных, своих или чужих. Что мы ценили? Прежде всего, дружбу, взаимовыручку, готовность прийти на помощь, вот это было главное. А кто ты, из какой семьи, какой национальности, это все неважно. У нас не было никакого разделения по слоям, достатку или национальности. Знали, что учиться хорошо - это наш патриотический долг, поэтому старались изо всех сил.

В Самарканде вам не пришлось столкнуться с оборотной стороной войны: спекуляцией, трусостью, нежеланием воевать?

Все это было, потому что война выявила не только героизм и патриотизм большинства людей, но и всякую муть… Например, хозяин одного из домов на улице, на которой мы жили, в первые же дни войны сбежал в горы, всю войну там прятался и насколько я знаю, остался жив и здоров. Мы знали, что его жена куда-то носила продукты, но не вникали в это дело. Процветал "черный рынок", а на спекулянтов и как тогда говорили "мешочников" мне пришлось насмотреться по дороге в Елец.

В 1943 году отец прислал письмо, в котором спрашивал меня: "Не хочешь ли ты учиться в суворовском военном училище?" Что за вопрос, конечно, хочу. И вдруг в декабре 43-го нам приходит телеграмма: "Ваш сын принят на учебу в Орловское суворовское военное училище. Направляйте его с документами в Елец". Это известие как снег на голову, совсем неожиданное. С одной стороны я и хотел там учиться, но побаивался ехать один через полстраны, время-то было военное, и все-таки решился.

В Бадишамальском военкомате мне выдали проездные документы и за что я особенно благодарен его сотрудникам, выдали на дорогу продовольственный аттестат. И из Самарканда до Ельца я добирался семь дней. Это и само по себе немало, а уж что такое военные дороги трудно сейчас словами описать…

Все поезда были только местного сообщения, поэтому пришлось сделать по дороге пять пересадок. А ведь на каждой пересадке нужно было компостировать воинский билет. Но какие очереди были везде - ужас… Брали эти вагоны буквально штурмом. Вот именно тогда по дороге в Елец мне пришлось насмотреться на этих "мешочников". Точно говорят, кому война, а кому мать родна. Их было очень много и все они везли продовольствие в города, чтобы спекулировать на черном рынке. Не скажу, что все они были здоровяки, подлежащие призыву, нет. Много среди них было и пожилых, и калек, и я их понимаю, ведь пенсии были очень маленькие, а людям нужно как-то выживать. Но видел я среди них и молодых…

И спасло меня то, что на каждой узловой станции находились продпункты, на которых выдавали и горячее питание и сухой паек: хлеб, сахар, воблу, раза два даже, помню, выдавали полукопченую колбасу. Так что благодаря налаженной системе снабжения даже я, тринадцатилетний подросток, самостоятельно смог относительно нормально доехать.

Приехал в училище, а там царили очень жесткие военные правила, просто очень. Приведу пример. На второй или третий день пребывания там я опоздал на вечернюю поверку, так мне сразу без всяких разговоров влепили четыре наряда. А что такое наряд? Ночью мыть полы. Попробуйте сейчас заставить делать такое восемнадцатилетних парней - нельзя, это же унижение личности… А я все четыре наряда отбыл и не обижаюсь. И считаю, правильно, а как иначе? Ведь если б с первых же дней нам делали поблажки, то мы стали бы неуправляемыми. А так гайки сразу завинтили, и мы моментально поняли, где оказались, что такое воинская дисциплина и как нужно ее соблюдать.

Вообще, о суворовском училище у меня на всю жизнь остались самые светлые воспоминания, потому что там мы получили глубокие и серьезные знания по всей программе, а не только по военным предметам. Конечно, это, прежде всего, шло от преподавателей, а я считаю, что они у нас были прекрасные. Например, математику нам преподавал Суярко. И как преподавал! Поэтому мы и любили математику. Физику нам преподавала Хрычикова, и так преподавала, что мы были влюблены в эту казалось бы скучную науку. А как обожали нашего историка - капитана Троицкого, слушали его с открытыми ртами… Русский язык нам прекрасно преподавала Воржева. Уже почти семьдесят лет прошло с тех пор, а я многих из них до сих пор хорошо помню и очень им благодарен.

А какие ребята учились вместе с вами?

Самые разные, очень пестрый был состав. Как правило, ребята были из неполных семей, отцы которых погибли на фронте, но были и такие, у которых никто из родителей не погиб.

А у нас, кстати, были и потери. Как-то сидим на занятиях и вдруг взрыв огромной силы… Повылетали все стекла, зеркала… Выбегаем на улицу, и видим, что на проводах кишки висят, а по земле разметаны фрагменты человеческих тел…

В нашем корпусе мы располагались на втором этаже, а на первом младшие подготовительные классы - ребята семи-восьми лет. Но мы с ними почти не пересекались, потому что имели разные распорядки дня и даже перерывы были в разное время. И вот они на перемене где-то на свалке нашли снаряд, и прямо во дворе начали его разбирать. Но один мальчик, даже фамилию его запомнил - Козырев, который к нам в училище прибыл из партизанского отряда, увидел это и попытался их остановить: "Не трогайте его, взорвется!" Побежал за взрослыми, но тут раздался взрыв и девять мальчишек погибли мгновенно…

А в вашей учебной роте были ребята, которые успели повоевать?

Таких было несколько человек, но и мы сами и преподаватели их старались не выделять, чтобы они не зазнавались. Чтобы все были равны, и никто не ходил козырем. Например, у Красникова даже была медаль "За отвагу", и мы ему, конечно, отдавали должное - да, ты молодец, уважаем тебя, но не зазнавайся.

На что делался упор в обучении?

У нас была обычная программа средней школы, но вдобавок к ней очень большое внимание уделялось и военным дисциплинам: строевая подготовка, физическая, тактика, огневая подготовка со стрельбами. На все лето практиковались выходы в полевые лагеря, где изучали разные военные предметы, и именно там я, например, получил свои первые водительские права.

Причем помимо обычных предметов и воинских дисциплин, нам преподавали даже танцы, культуру поведения, воспитывали на лучших произведениях литературы и искусства. Когда училище перевели в Свердловск, то обычной стала такая практика - если занимаешься хорошо, получай билеты в театр, а нет, так сиди и занимайся. И там мне довелось посмотреть очень много различных постановок, а ведь свердловский оперный театр считался вторым по силе в Союзе, а музыкальный театр, где шли и оперетты, вообще считался лучшим в стране. А сколько к нам приезжали с шефскими концертами я вообще молчу.

А учиться без девушек в чисто мужском коллективе вам было не скучно?

Мы даже не задумывались об этом, ведь мы спонимали, что учимся в военном училище. Но нас же и не отгораживали от общения с девочками. У училища были шефские отношения с одной школой и для нас регулярно устраивали совместные танцевальные вечера. Поэтому, кстати, в Свердловске возникали конфликты с местными ребятами, которые хотели нас отлупить. Ведь каждую неделю у нас в клубе танцы, мы в красивой форме, и как нас учили, проявляли рыцарское отношение к девушкам: потанцевали, обязательно поклонись, поблагодари ее и проводи на место. Поэтому, конечно, девочки сами тянулись к нам. Зато с свердловскими ребятами, хоть и не часто, но дрались.

В общем, я считаю, что учили нас просто прекрасно. Как я потом уже узнал, в училище я оказался благодаря начальнику политотдела училища Герасименко Якову Ивановичу. Оказывается, он по службе знал моего отца и посодействовал тому, чтобы меня приняли. Поэтому я не могу его не упомянуть, ведь Яков Иванович - это мой добрый гений, и если бы не он, то еще неизвестно как бы сложилась моя судьба. А так я оказался в самом первом выпуске суворовских училищ, и мне довелось стать участником легендарного Парада Победы.

Расскажите, пожалуйста, поподробнее об этом.

Еще в апреле 45-го старшие курсы нашего и калининского училищ были вызваны в Москву для подготовки участия в первомайском параде на Красной Площади. И так вышло, что в 45-м году мы участвовали сразу в трех московских парадах: первомайском, Параде Победы и на 7 ноября.

Первомайский парад оказался для нас пусть и приятной, но все-таки неожиданностью. Но зато в период подготовки к нему мы получили отличную закалку и большой опыт. Поэтому когда прибыли готовиться к Параду Победы, то были уже, что называется, стреляные воробьи.

В Москву мы прибыли 6-го июня, а уже 24-го парад. Бытовые условия и снабжение были просто прекрасными. Нас расположили в казармах в Марьиной Роще. Запомнилось, что даже матрасы у нас были не обычные ватные, а поролоновые. Особенно заправлять их было хорошо и легко, и кровати выглядели как на картинке. Выдали всем новенькое обмундирование и занимались только строевой подготовкой, больше ничем. Даже в увольнения нас в этот период не отпускали.

Утром подъем, легкий завтрак, и потом нас на машинах отвозили на большущую площадь перед Центральным Домом Советской Армии. Вначале шла одиночная подготовка, учили, как держать ногу, руку, плечи, голову, и только потом переходили на тренировки в шеренгах. 20 человек в шеренге, это, конечно, эффектно, но и очень тяжело. Ведь все люди разные: рост, длина шага, так что нужно было учесть все тонкости. Поэтому занимались очень серьезно, по восемь часов в день, так что ноги уже отваливались.

Маршировали по кругу и все ждали услышать самые сладкие слова - "на зачет". И тех, кто хорошо прошел, отпускали отдыхать, а тех, кто не очень, гоняли еще. Поэтому все старались и лезли из кожи, лишь бы пройти как можно лучше.

А вас как-то инструктировали насчет возможного ЧП? Например, если кто-то в строю, например, споткнулся или не дай бог, упал?

Если что-то случилось, то закон такой - не оставлять строй и ни в коем случае не исправлять ошибку резко, сразу. Не теряться, не волноваться, а плавно поймать общий ритм. Только плавно, потому что если соседи начнут тебе помогать подстраиваться, то может возникнуть эффект волны и тогда пиши пропало. Говорили, кстати, что во время парада у одного суворовца упала фуражка, но я этого сам не видел.

Но дни подготовки пролетели очень быстро. Вот только чего не помню, это сколько провели генеральных репетиций - то ли две, то ли три. Всего в Параде Победы участвовало четыре суворовских училища, а от нашего Орловского была целая "коробка" - 200 человек. Плюс еще впереди два командира взвода и роты. Я шел, по-моему, в 7-м ряду, где-то пятым от правофлангового. А самое трудное - это ходить на левом фланге.

И что мне запомнилось. Наши солдаты, участники парада, выглядели настоящими победителями: спокойные, уверенные в себе, с чувством собственного достоинства, симпатичные, улыбчивые. Статные, широкоплечие, все в новенькой форме, у всех награды - любо дорого посмотреть! Поэтому, глядя на них, в нас рождалось огромное чувство гордости за наших солдат, армию, Родину.

В день парада зарядил дождик, но мы его попросту не замечали, потому что сами понимали, что принимаем участие в событии мирового значения. В первоначальном построении мы стояли на левом фланге, потому что шли замыкающими и стояли напротив Спасской башни, откуда выезжал Жуков. А совсем рядом с нами стояла рота, которая бросала к подножию Мавзолея захваченные немецкие флаги. Так мы какую шкоду делали. Подходили к ним, и с их разрешения протирали свои ботиночки этими знаменами…

Вы можете сказать, что это был совершенно особенный парад?

Мне за годы моей службы довелось принять участие в десятках парадов, поэтому я могу вам подтвердить слова других его участников, что это был не просто особенный, уникальный парад, а и, пожалуй, одно из самых значимых событий в моей жизни. Совершенно особенное по ощущениям. Описать свои ощущения от него я просто не найду слов. Меня, да и не только меня, а всех нас эмоции просто захлестывали, поэтому мы и не шли, не топали, а именно летели над брусчаткой не чуя под собой ног… Но это и понятно, ведь такое событие случается раз в столетие. И по моим ощущениям мы прошли прекрасно. Там еще на Васильевском спуске сообщали: "Прошли хорошо, молодцы!"

Но вообще я вам скажу, что на московских парадах маршировать очень тяжело по двум причинам. Первая - брусчатка, т.е. приходится печатать шаг по неровностям и это чревато опасными неожиданностями. А вторая - музыка. Ведь оркестр стоит около здания ГУМа, а напротив кремлевская стена, и когда мы идем посередине, то волна отражается от нее и идет обратно. Конечно, этот эффект длится какие-то доли секунды, но может и сбить с ритма.

А как нас встречали москвичи после парада… Еле добрались до своего месторасположения, ведь вся Москва высыпала на улицы. Люди забрасывали военных цветами, хватали, качали, предлагали выпить, но нас перед этим специально предупредили, чтобы мы отказывались от таких предложений. А вечером - прекрасный салют. Где мы его смотрели, уже не помню, просто ходили пешком по улицам и были по-настоящему счастливы. Ликование было огромным и всеобщим! Так что с этим парадом, конечно, не сравнится ни один другой.

А как, кстати, вы узнали о Победе?

В ночь с 8-го на 9-е мая кто-то вбежал в наше спальное помещение и закричал "Победа! Война окончена!" И, наверное, мы даже по тревоге так быстро никогда не вскакивали, а тут словно какая-то невидимая пружина подняла на ноги всю нашу 1-ю роту. Крича "Ура!", мы бегали по нашему помещению, которое язык не поворачивается назвать казармой, прыгали, обнимались, что-то говорили друг другу, но в ушах стояло только одно слово - "Победа!" Какая-то необыкновенная волна великой радости накрыла нас всех. За всю свою долгую жизнь я больше никогда не испытывал подобной эйфории, как в ту памятную ночь… И думаю это вполне понятно, ведь Победой закончилась страшная, кровавая четырехлетняя трагедия нашего народа. В те дни мы верили в светлое будущее, и думали, что никаких войн больше никогда не будет, что человечество поумнело, и фашизм навсегда исчез с лица земли. Но, к сожалению, жизнь показала, что наши мечты были слишком идеалистичными…

Днем в училище устроили митинг. Но, несмотря на огромную радость, мы думали о тех, кто не дожил до этого светлого дня… Я, например, постоянно думал и вспоминал своего отца, который свято верил в нашу Победу и на протяжении всей войны в своих письмах вселял эту веру и в нас…

Ваше училище наименовалось Орловским, но насколько я понял из ваших слов, в самом Орле оно никогда не располагалось. И почему его в итоге перевели в Свердловск?

Нам об этом никогда ничего не говорили, но думается на это имелись веские причины. Во-первых, Орел был фактически полностью разрушен немцами, поэтому на первое время училище решили разместить в Ельце. Но и сам Елец был достаточно сильно разрушен и не мог предоставить нам нужного количества помещений, и училище занимало много мелких помещений, разбросанных на территории целого квартала. Например, в том здании, в котором мы первоначально находились, под учебные классы, нам выделили всего две небольшие комнаты, на два взвода суворовцев. Откровенно говоря, было тесновато, и все понимали, то, что сходило в военное время, совершенно не подходит к требованиям мирной жизни.

Думаю, на перевод нашего училища в Свердловск в немалой степени повлияло и то, что все девять суворовских училищ находились в центре европейской части СССР, а на Урале, в Сибири и Дальнем Востоке - ни одного. И я вам скажу, что этот перевод оказался для нас большим благом, потому что в Свердловске училище получило просто отличные условия, намного лучше, чем в Ельце.

Хотелось бы узнать о вашем отношении к Сталину.

Хотя к Сталину я отношусь двояко, но признаю его выдающимся государственным деятелем. А в то время Сталин для нас вообще являлся великим вождем, тут и говорить не о чем. Конечно, когда Хрущев на ХХ-м съезде партии выступил со своим знаменитым докладом, то было очень много раздумий, на многое стали смотреть по-другому, но я считаю, что все-таки очень много на него навешали зря. Получается, так, что только он один во всем виноват. А многие другие, и в том числе тот же Хрущев, разве нет?

Но как же мы тогда победили в такой страшной войне? Ведь без Сталина ничего не решалось. Ни одна страна Европы не смогла выдержать удара немцев, и только наша выдержала. Так нет же, всех собак, абсолютно все валят на Сталина. Но ведь, сколько при нем было сделано. Например, в какой еще стране были организованы подобные нашим суворовским училища? И кем бы я стал, если бы не попал в одно из них на учебу. Ведь вполне мог оказаться в какой-нибудь банде и в тюрьме, в то время это было запросто

Поэтому смерть Сталина для нашего народа стала настоящим горем. Потому что это был наш вождь в лучшем понимании этого слова, и даже бог. Мне, кстати, на парадах пришлось трижды лично видеть его. Ходить в шеренгах по двадцать человек очень сложно, и требует максимальной концентрации внимания, но мы все равно старались хоть украдкой бросить взгляд на трибуну мавзолея. В этом плане я счастливый человек, потому что видел всех наших великих полководцев: Рокоссовского, Конева, Василевского, а Малиновского, вот как вас, совсем близко. Видел вблизи и Жукова, когда его перевели в Свердловск, он приезжал к нам в училище.

Многих прославленных военноначальников и фактически все политическое руководство нашей страны мне пришлось увидеть, когда во время моей учебы в Академии имени Фрунзе нас довольно часто привлекали в почетные караулы на похороны кого-то из видных военноначальников. Хорошо помню, например, как хоронили Неделина. А во время похорон Колпакчи (начальник Главного Управления боевой подготовки сухопутных войск генерал-армии В.Я. Колпакчи погиб в авиационной катастрофе при исполнении служебных обязанностей 17 мая 1961 года - прим. Н.Ч.) вообще случилась неприятная история. Он разбился во время учений на вертолете Ми-4, его останки кремировали, так во время похорон, когда уже нужно было выносить урну с прахом, и в зале остался только караул и родственники, то ее неудачно взяли и уронили. Она разбилась и фактически он разбился во второй раз… Но меня поразило не это, а то, что, оказывается, у нас даже такой случай был предусмотрен. Тут же прах быстро собрали в запасную урну, но об этом, конечно, нигде не говорилось.

Запомнилось и удивило меня, например, что когда хоронили Оку Городовикова, то Буденный - его друг, с которым они воевали еще в 1-й Конной Армии, во время разговора с кем-то посмеивался и находился явно в хорошем настроении.

Но возвращаясь к вашему вопросу о Сталине. Когда он умер, ореол вокруг его имени был настолько священный и незапятнанный, что ничего отрицательного, никакой дурной информации с ним не соотносилось. Повторюсь, для нас это был бог, отец родной. К тому же в ту пору мне было всего 23 года, так что о каких-то вещах я просто не задумывался и не анализировал их.

Лично я, например, за то, что меня приняли в суворовское училище, обучали там, воспитывали, был благодарен нашему народу, государству и лично Сталину. К тому же я с 13 лет находился в армии, а это достаточно замкнутый круг людей. Мы, конечно, общались с гражданскими, но мало. В основном, общались в своем кругу. Так что для нас Сталин был по-настоящему великим руководителем. И не только для нас, ведь вон, сколько людей сейчас говорят: "Эх, Сталина бы нам сейчас…"

Конечно, были у него и серьезные ошибки. Например, то, что не поверил в то, что немцы все-таки посмеют на нас напасть. Или, например, развязанная в конце сороковых годов антисемитская компания, это все явно на его совести.

Но зато как только его с пьедестала свергли, так сразу нашлась масса людей готовых его осудить. И все такие смелые, принципиальные, всезнающие, но я им не верю. Как говорится в одной древней пословице "мёртвого льва и осёл пинает". Но нужно понимать, что всегда и везде найдутся люди с личными обидами, это да. Сталин же - великий человек, поэтому я с ним никаких счетов сводить не собираюсь.

И ведь это именно при Сталине Молдова стала конфеткой. Я же прекрасно помню, как впервые оказался здесь в 1953 году. Магазины ломились от еды, мы не знали какой сорт колбасы выбрать, и все стоило копейки. Стакан вина стоил копейки, но при этом я не видел пьяных. Это был цветущий край, почти рай! А сейчас она во что превратилась? Нищета, народ бедствует, одна элита жирует, да еще и поливает помоями Советский Союз… А ведь сколько сюда именно при Сталине прислали на работу врачей, учителей, разных специалистов, сколько открыли школ, техникумов, вузов, разве так оккупанты поступают?!

Так что, на мой взгляд, в отношении Сталина сейчас пишется и говорится очень много лжи. Но ведь в жизни и природе не бывает только черного или только белого цвета, поэтому любое явление или личность нужно стараться рассматривать с разных сторон. Именно поэтому мне очень нравится ваш проект, ведь история нуждается, прежде всего, в показаниях прямых очевидцев событий, а не разных писак, которые жизни не видели и не знают.

Но сейчас много говорится о том, что эти все успехи в период его правления достигались только из-под палки и из-за чувства страха за собственную жизнь.

Это всю говорят либо глупые болтуны, либо враги, которые ненавидят нашу страну и народ. Какой страх? Вот мы, например, в училище учились, на парадах ходили разве с чувством страха? Уверяю вас, что нет. У нас был не страх, а огромное желание, и высочайший уровень самосознания и ответственности.

Конечно, идеального ничего не бывает. Но государственный аппарат и любая армия держатся, прежде всего, за счет железной дисциплины, а не страха. Конечно, я не могу утверждать за всех, но вот лично я за всю свою службу страха никогда не чувствовал. Вот командиры могут попасться разные, это да. Один - отец родной. Вспоминаю, например, что во время моей службы в Кишиневе нашим полком командовал полковник Монахов. Так его все страшно любили, и солдаты и офицеры. А бывали и такие, что не пользовались авторитетом. Но это зависит, прежде всего, от человеческих качеств самого офицера. Вот кого не любят в армии, так это крикунов. А любят спокойных, деловых и строгих, но справедливых. А мягких, кстати, тоже не любят.

Вот, кстати, к вопросу о страхе. Как ваша семья пережила довоенный период политических репрессий? Вашего отца, допустим, они никак не коснулись?

Репрессии нашей семьи не коснулись, но отцу пришлось пережить один весьма неприятный эпизод. Когда, в 1937 году в Калинине папа работал ответственным редактором газеты "Пролетарская правда", то в одном выпуске в одной из статей выпали несколько строчек. Так его обвинили, чуть ли не в пособничестве врагам и уволили из газеты, правда, потом, когда во всем разобрались, восстановили в должности.

Сейчас разные "правдолюбы" подают дело так, что при Сталине полстраны сидело в лагерях, но ведь это же неправда. Мы, например, когда учились в академии, это ведь был период "хрущевской оттепели", когда культ личности уже осудили, специально изучали этот вопрос - по довоенным репрессиям в армии. И я до сих пор прекрасно помню, официальные цифры, которые нам тогда озвучили.

Так вот армия в то время потеряла около 40 000 человек. Из них около 10 000, т.е. примерно четверть, это люди, которые были уволены из армии по разным причинам, в том числе по выслуге лет, сокращению и т.п. Еще одна четверть - были уволены из армии за серьезные дисциплинарные проступки. Не осуждены, а просто уволены. Еще четверть, была осуждена за различные воинские преступления, а не за политические. И только одна четверть, т.е. около 10 000 человек действительно оказались репрессированы по политическим мотивам. Но ведь не все они были расстреляны, и широко известные примеры судеб Рокоссовского и Горбатова это лишь явно подтверждают.

Наталья Васильевна и Василий Федорович Красноштан

Из вашей семьи кроме отца кому-то еще пришлось воевать?

Нет, в силу юного возраста больше никому воевать не пришлось. Но отец моей жены, т.е. мой тесть, был партизаном и погиб. Думаю, будет лучше, если она сама расскажет об этом.

(рассказывает Людмила Васильевна Долгова)

Моя родина - это хутор Покровский, который расположен недалеко от села Ярославец сейчас Кролевецкого района Сумской области. Мой отец - Василий Федорович Красноштан воевал в одном из отрядов соединения Ковпака. И когда они пошли в рейд, то проходили мимо нашего хутора. Конечно, он решил забежать домой, чтобы увидеть беременною мною маму, и взять в отряд что-то из продуктов. А у нас на хуторе было три полицая, причем, мама и бабушка рассказывали, что даже немцы вели себя лучше, чем эти полицаи. И вот жена одного из этих сволочей увидела, что на хутор пришли партизаны. Тут же сразу облава, и всех четверых полицаи сцапали, когда они были в бане. Им дали только одеться, и изначально надежды на спасение не было никакой, потому что те сволочи пощады не знали. Даже попрощаться с ним мама не успела …

Увезли их в Баничи, это большой поселок километрах в 60 от нас, и там вскоре расстреляли… Это случилось 22 марта 1943 года. Папе было всего 20 лет, и он так и не узнал, что у него родилась дочка…

Их тела бросили в ров, и только когда снег сошел, родственники забрали их оттуда и перезахоронили на нашем сельском кладбище.

Потом этот полицай - Старосельский куда-то делся, а его жену даже не арестовали, но бог их все равно наказал. Все их дети, пятеро что ли, заболели чахоткой и умерли… И был еще один случай. На центральной усадьбе был один полицай, и он тоже куда-то исчез. А когда в 50-х годах вдруг приехал, так люди его хотели растерзать, но от самосуда его успел спасти участковый.

А всех нас, кстати, бабушку, и маму со мной, арестовали и вместе с семьями других партизан должны были расстрелять, но в ночь перед расстрелом пришли наши войска и тем самым спасли нас. А вот соседнее село не успели, и немцы там все спалили дотла…

Евгений Александрович, как сложилась ваша послевоенная жизнь?

Мы выпустились 23 августа 1948 года, это был самый первый выпуск суворовских училищ. И на что я особо хочу обратить ваше внимание. Из нашего выпуска два человека по состоянию здоровья не смогли пройти отбор в военные училища, так для них это стало настоящей трагедией. У Саши Дьячкова обнаружили какие-то пятна на легких и его забраковали полностью. Правда, его даже без экзаменов сразу приняли в бауманский институт. А Володю Коровкина направили в военный институт учиться на переводчика. Это сейчас выпускники суворовского училища могут продолжать обучение где угодно, но вы себе и представить не можете, как мы жалели тогда наших товарищей, даже плакали когда расставались, потому что и представить себе не могли, что они окажутся вне армии. Вот так нас воспитали, что армия - наш дом родной, и мы, будущие офицеры, ее костяк.

Из 47 человек нашего выпуска я попал в первую десятку по успеваемости, поэтому мог сам выбирать, где учиться дальше. Выбор был из трех училищ: Ульяновское танковое, пехотное в Дзауджикау и Ленинградское Краснознаменное пехотное училище имени Кирова, которое я и выбрал. В то время в военных училищах обучение шло три года, но мы стали первым выпуском, который учился всего два года.

В 1950 году отлично окончил училище, и меня направили служить в Псков, в 76-ю Гвардейскую Черниговскую дивизию ВДВ. Буквально за 10 дней прямо на месте прошли курс обучения парашютной подготовки и начали служить. Помню, как дрожали, когда впервые собирали парашюты, чтобы все было ровненько, а наш начальник парашютно-десантной службы нас успокаивал: "Да что вы ребята, его можно хоть просто запихать в рюкзак, и он все равно раскроется".

В воздушно-десантных войсках я прослужил девять лет, с 50-го по 59-й. Вначале служил командиром учебного взвода, и мы из солдат с высшим образованием за год готовили младших лейтенантов запаса. Потом два года командовал взводом в разведроте дивизии. Это было особое подразделение - элита. А потом четыре года служил заместителем командира роты по парашютно-десантной подготовке. Но в ВДВ, чем плохо было служить - очень слабое продвижение по службе. Ведь все ребята здоровые, т.е. по состоянию здоровья никто не уходит, да и сами войска относительно малочисленные, а в другие рода войск не отпускали, потому что мы считались хорошо подготовленными специалистами. Дослужился там до капитана, но роту получил только в 1957 году, т.е. через семь лет службы, хотя висел на доске почета гарнизона и имел множество поощрений.

Командовал ротой два года, а потом поступил в Академию имени Фрунзе. Все три года учебы был отличником, но на самом последнем экзамене по общевойсковой тактической подготовке мне, я до сих пор убежден в этом, несправедливо поставили четверку. Хотя мне не задали ни одного вопроса. Наш курсовой офицер ответа полковник Черноусов после моего был уверен, что я ответил на пятерку и сказал мне: "Все нормально, молодец!" А когда зачитали оценки - четверка…

Я предполагаю, что оценку мне занизили из-за председателя комиссии, генерал-майора, который был явно субъективен, потому что мы с ним даже немного поспорили. У меня был вопрос - "Действия танковой армии в наступательной операции", который я хорошо знал. Мы рассматривали его на примере Европы, а там ведь различные водные преграды: речки, каналы встречаются буквально через каждые 30-40 километров, не говоря уже о крупных реках. Но что такое канал? Крутые берега, выложенные бетоном или гранитом, т.е. проблема - танки их преодолеть не могут. И я сказал, что, на мой взгляд, нужно широко использовать тактические воздушные десанты для захвата переправ. Но видно он решил, что я излишне проявляю свой десантный патриотизм, и вот так меня лишили золотой медали и красного диплома. Обиделся, конечно, и пошел к председателю госкомиссии Чистякову: "Я убежден, что ответил правильно и хочу пересдать. Готов тянуть билет или чтобы вы мне сами назначили, мне все равно, я все знаю". Но мне отказали, потому что при пересдаче оценка ведь все равно ставится на балл ниже. Конечно, задело, что ко мне так формально отнеслись, но плюнул и особенно не переживал по этому поводу.

После академии меня направили в Одесский военный округ, где я и служил до 1983 года и ушел в запас в звании полковника. В войсках дослужился до начальника штаба полка, а последние 12 лет занимал должность начальника цикла на военной кафедре в Кишиневском Университете.

Во время работы на военной кафедре я всегда учил своих студентов: "Учите военное дело досконально, потому что любая мелочь может стоить жизни", и приводил им такой пример. Во время службы в ВДВ мне пришлось дважды участвовать в разминировании территорий в Ленинградской и Новгородской областях, на которых в войну велись тяжелые бои. И как-то мы там нашли останки двух наших солдат. Рядом с ними нашли пулемет Дегтярева, осмотрели его, а там в магазине перекос на первом же патроне. И вот эта заминка стоила жизни двум людям… Еще что меня удивило. Там стояли нетронутые немецкие минные поля, и хотя с войны прошло почти 10 лет, а немецкие мины работали как часы. Но вот чем я по-настоящему горжусь, что за сорок моих лет в армии, у меня не погиб ни один из моих солдат. Ни на разминировании, ни на учениях, и даже когда на целину ездили собирать урожай, весь свой батальон привез обратно. В этом отношении совесть моя чиста.

У меня три сына. Младший - Дмитрий окончил Академию имени Фрунзе с красным дипломом, сейчас подполковник служит в войсках МЧС. А средний - Игорь окончил мое родное свердловское суворовское училище, стал ракетчиком, но когда при Ельцине пошел откровенный развал армии, он не выдержал и уволился. Я его всячески отговаривал от этого шага, но и понять его тоже могу. Как можно честно служить, если им тогда по пять месяцев не выдавали зарплату? Если они считали за счастье, когда их назначали дежурным офицером по части, потому что нужно было снимать пробу на кухне. А ведь ракетные войска стратегического назначения - это элита армии… Поэтому лично я Ельцина просто ненавижу. Это именно он разложил нашу армию, наше общество, развалил страну, а патриотов променял на крохоборов и предателей…

Вообще армия начала разлагаться уже при Брежневе, именно при нем стали массово распространяться показуха, нездоровый карьеризм, но добил армию, конечно, Горбачев. Хотя на самом деле, если посмотреть в корень проблемы, негативные явления в армии начались еще при Хрущеве, после двух массовых сокращений офицерского состава. Потому что именно тогда хребет армии - офицеры потеряли уверенность в будущем. Приведу пример. Командиром моей 1-й роты 234-го гвардейского полка был капитан Таганидзе, и во время сокращения его уволили всего за два месяца до того, как он бы смог выйти на пенсию… Разве это не безобразие?! Конечно, сокращение огромной армии было необходимо, экономика страны ее просто не тянула. Но ведь любое сокращение и так само по себе крайне болезненно, так еще и Хрущев провел их далеко не лучшим образом.

К огромному сожалению, не был соблюден основной принцип любой реформы - сохранить все лучшее. Скорее даже наоборот, в первую очередь убирали самых ершистых, самостоятельных офицеров, которые не стеснялись иметь и высказывать собственную точку зрения. А ведь каков поп, таков и приход. Поэтому потом в армии и расцвели разные нездоровые явления, которые привели к очень печальным последствиям, которые крайне отрицательно сказались на моральном климате в армии.

Но мне особенно обидно и горько осознавать, что больше нет той страны, за которую отдали свои жизни 27 миллионов граждан СССР, что нет того строя, который создавался трудом всего народа, нет той веры в светлое будущее, которой жила вся страна… Зато опять появилась компрадорская буржуазия, все эти миллионеры и миллиардеры, которые самым бесстыдным образом разграбили нашу Родину… Но вот как, почему этим национал-предателям удалось добиться своей цели? Сегодня я не могу найти ответа на этот мучительный для меня вопрос, но убежден, что история еще обязательно расставит все по своим местам и каждое деяние получит свою настоящую оценку. Но вот когда это произойдет и не будет ли тогда уже слишком поздно…