Я родился 4 октября 1924 года в селе Черновая Смоленского района Алтайского края. Мои родители трудились в колхозе. Отец работал плотником, был участником Октябрьской революции. Умер в 1936 году. В семье со мной воспитывался брат Петр, 1914 года рождения. Окончил четыре класса в селе Черновом, стал работать в колхозе. В начале 1941 года, в мае, поступил в школу ФЗО, хотел стать слесарем или сварщиком. Но потом 22 июня началась Великая Отечественная война, после чего нас распределили по леспромхозам. По честному признаюсь, что сбежал оттуда, потому что мать сильно болела. Пешком прошел 90 километров дол дома. А дальше смотрю, что зарабатывать надо, чтобы семье помогать. Устроился на работу в семнадцать лет на рудник «Колыванстрой», работал в забое по добыче вольфрамо-молибденовых руд. В штольнях трудились, это каждодневный тяжелый труд и адская работа. Ноги постоянно болели от напряжения. Платили бонами, мать их в селе получала. 2 августа 1942 года меня взяли в Красную Армию. Собрали призывников в райвоенкомате, прошел медкомиссию. У меня из-за тяжелой работы начались проблемы с ногами, поэтому отправили в Красноярск в железнодорожные войска. Готовили к отправке на границу с Маньчжурией. А в сентябре 1943 года сначала отправили в город Ртищево Саратовской области, где происходило формирование 151-го отдельного эксплуатационного железнодорожного полка, который после переименовали в 220-й. Назначили пулеметчиком. Имел на вооружении ручной пулемет ДП. Дальше нас направили на Украину.
Первой боевой задачей стало форсирование реки Днепр в районе Нижнеднепровска в октябре 1943-го. Приехали ночью, тогда составы ходили исключительно в темное время суток. Утром нас подняли, двинулись к выстроенному за ночь понтонному мосту. До рассвета по нему прошли танки, а мы подошли рано утром. Перед нами солдат завел на мост лошадь, тянувшую пушку. Только двинулись они вперед, как налетел немецкий самолет, бросает бомбы. Падают рядом в реку, в мост не попали. Но лошадь испугалась, рванула поводья, и упала в воду вместе с пушкой. Что стало с солдатом, не видел. Тем временем еще два самолета налетели. Наш командир тут же закричал: «Ложись!» Я хотел добраться до воронки от снаряда со своим пулеметом и вторым номером. Побежал туда, по дороге упал, разбил лицо и губы, а пулеметом сильно ушиб грудину. Весь нос в крови был. Помощник раны обработал, тем временем бомбежка стихла, вернулся к части командир, и мы пошли на другой берег. Так что только вечером форсировали Днепр.
В основном мы занимались сопровождением военных грузов для фронта. Вошли вечером 25 октября 1943 года в освобожденный Днепропетровск, начали налаживать работу железнодорожной станции. При этом все еще постреливали, окончательно бои в районе городе затихли только 28 октября. Когда освободили город Пятихатки, нас туда направили, сопровождали эшелоны. Только ночью передвигались. Однажды с Пятихаток наш состав ехал, где меня охранником поставили, и на одной разъездной станции остановились. Должны были встречный поезд пропустить, шедший с фронта. Я стоял на переходном мостике между вагонами. Мне тогда на сопровождение вместо пулемета, оставшегося в штабе батальона, выдали винтовку Мосина. За спиной у меня вещмешок был с запасами еды, в том числе с вкусными американскими консервами. И тут вижу, что кто-то к вагону подходит. Двое, ночью плохо видно, только силуэты разглядел. Выстрелил по фигурам. Тут же в меня выстрелили, и попали в стойку вагона. Сами фигуры куда-то или легли, или как-то еще спрятались. Я еще пострелял в ту сторону. Смотрю, никого нет уже. По всей видимости, хотели открыть вагон и вытащить что-то, там к путям подходили кустарники, очень удобное для воровства место. По всей видимости, в меня из посадки и стреляли. Мародеры. Минут десять или пятнадцать прошло. Тишина. Встал, на мне полушубок был, я его снял, потому что жарко стало от прилива крови. Вещмешок и полушубок положил на мостик, сам пошел проверить. Потихоньку иду, вижу, что у вагона, где мародеры стояли, уже пломба сорвана, но сами двери все еще закручены проволокой. Подхожу к паровозу, помощник машиниста спрашивает, что там за стрельба была. Я ему рассказал, как было дело, объяснил, что хочу еще по той стороне вагоны проверить. Но тот отвечает: «Ты иди на место, сейчас будем отправляться, потому что встречный уже идет». Вернулся к мостику: ни полушубка, ни вещмешка нет. Прохладно, продрог, утром приехали на место. Сдал груз, все на месте оказалось при проверке. Попросил во что-то теплое мне одеться. Дали фуфаечку. Поехал обратно, вернулся в часть, доложил командиру, как все было. Тот пообещал представить к награде. Но я уже о другом думал: почувствовал, что морозит меня, температура поднимается. Командир приказал пойти в столовую покушать и выпить 100 грамм. Де, все пройдет. Ну что же, пришел, повар налил 100 грамм. Выпил, вроде полегчало, но вечером резко поднялась температура. Утром проснулся в казарме, командир пришел другое задание давать, а я готов. Прислали врача, посадили за стол на табуретку. Я внезапно упал и больше ничего не помню. Позже мне рассказывали, что солдаты положили без памяти на носилки и отнесли в железнодорожную больницу. Только дня через четыре очухался.
После выздоровления стал очень слабый, но продолжал сопровождать составы. В марте 1944 года командир роты под Кривым Рогом вызывает, и приказывает пойти в караул с напарником на станцию Сухая Балка. Там через балку шел мост, в то время дороги были непроходимыми из-за распутицы, только через балку вагонами можно было груз на передовую доставлять. Штаб роты стоял на станции Долинской, оттуда к мосту топали пешком. Дело в том, что срочно нужно было ставить охрану, потому что мост противник при отступлении заминировал, но взорвать его не успел. Пришли, поставили навес с телефоном, службу несли только днем. На второй или третий день часа в четыре я стоял на посту рядом с навесом. А впереди заросли какие-то. Вдруг слышу: выстрел. Не в меня целили, а в опору моста, где висела взрывчатка. Причем, судя по звуку, разрывная пуля ударила. Я упал в траву, не стал к телефону бежать, чтобы не стать легкой мишенью. Вторая пуля ударила уже в опору ближе к взрывчатке. Открыл стрельбу, из навеса высовывается второй дежурный, спрашивает, в чем дело. Рассказ все напарнику. Он к телефону ринулся. И тут третий выстрел. Тоже не попал. А так взлетел бы мост на воздух. Снова открыл огонь, по всей видимости, вспугнул диверсанта. Наши немедленно двинулись на паровозе по железной дороге, и прибыли только часов в пять. Прибежали к навесу, смотрят, а на опоре моста отметки от пуль четко видны. Командир хотел вечером пойти и осмотреть местность, но мы его удержали, чего зря рисковать, все равно ничего не разглядишь. Утром встали и пошли туда, откуда выстрелы могли быть, нашли место, где трава обтоптана. Диверсант там сидел. И три гильзы нашли. Я сам не ходил, но после командир все рассказал.
Потом начали часть перебрасывать дальше вслед за фронтом. Я же из-за новой вспышки болезни остался в Кривом Рогу. Как полегче стало, начал снова грузы сопровождать по Украине. 9 мая 1945 года радость произошла. Рано утром командир нас поднял, кричит: «Победа! Победа!» Все кинулись танцевать на радостях.
- Как кормили в железнодорожных войсках?
- Ничего. С голоду не умирали. Однажды кухня задержалась, в вагонах разбомбили продовольствие, так пришлось по людям ходить и милостыню просить. Иначе голодными бы сидели.
- Вши заедали?
- Ой, а как же. Боролись с ними так: искали и прищелкивали, но одежду не прожаривали, не было времени.
- Чем вы были вооружены во время сопровождения эшелонов?
- Одной только винтовкой Мосина старого образца с длинным штыком. Ни гранат, ни автоматов не выдавали.
- Женщины у вас в части служили?
- Нет, не было.
- Сколько человек сопровождало состав на фронте?
- Вообще-то полагалось несколько человек выделять, но в полку людей было мало, и отправляли одного. Двигались только ночами, а днем стояли на станциях, где своя охрана имелась.
- Под бомбежки составы попадали?
- Нет, ни разу на моей памяти.
- Со случаями мародерства или ограблений во фронтовом тылу сталкивались?
- Нет, такого не было.
- С особым отделом пришлось встречаться?
- Уже после войны в 1947 году я узнал, что это такое. Нас направили в Севастополь судостроительный и судоремонтный завод имени Серго Орджоникидзе. Мы охраняли составы. И однажды произошел такой случай. Накануне командир роты вызывает меня, говорит: «Дроков, ты служишь отлично, выполняешь задания хорошо, надо вступать в партию». Стал отнекиваться, мол, зачем оно мне, но тот даже слушать не стал. Ну что же, согласился. Оформили все необходимые рекомендации, штаб роты стоял в Симферополе, а батальона – в Запорожье. Отправили документы почтой. На следующий день ночью стоим с одним солдатом в карауле, он на дальнем посту был, а я на ближнем. Утром сменились, я первый вернулся, напарник далеко стоял, пришел на кухню в столовую, повар налил в миску реденький суп. Поел, сижу, чай пью, заходит второй солдат, садится, ему наливают супчик, он ложку берет и говорит: «Крупинка за крупинкой гоняется с дубинкой». Посмеялись, что тут такого, это еще фронтовая пословица. Покушали, через день меня вызывают в Запорожье к начальнику штаба батальона. Приехал, доложился, он говорит: «Дроков, иди в особый отдел, что-то ты там натворил». А я не соображаю, в чем дело, ведь ничего такого не делал. Прихожу, сидит за столом батальонный особист лейтенант Лебедь. Приказал сесть, и рассказывать. Спрашиваю, о чем. И выплыл этот случай, при чем якобы мы против советской власти говорили. Страшно удивился. Начал объяснять, что даже мысли такой не было, напарник сказал про крупинки, где тут что против советской власти. Лебедь начал мне мораль читать о положении в стране, и при этом все что-то пишет-пишет. Но я ему говорю: «Подписывать ничего не буду, никакой он не преступник, ничего не сделал». Лейтенант рассвирепел в ответ и заорал: «Будешь сидеть тут, пока не подпишешь!» Но я все равно отказался. Приказали идти и думать. На другой день сова вызывает особист, спрашивает, что решил. А у меня один ответ. Даже мысли нет подписать что-то, и если дело дойдет до суда, то и там скажу, что никакой напарник не преступник. Честно служит. И он меня отпустил, хотя я не подписал. Но приказа оставаться при штабе. Иду к начальнику штаба батальона, все рассказываю ему, спрашиваю, что же мне делать, ведь особист приказал сидеть тут. Тот Лебедя вызвал, потом меня пригласил, и приказал ехать обратно в часть.
Демобилизовался я 9 января 1951 года. Во время службы в армии окончил в вечерней школе пятый, шестой и седьмой классы. Остался на Украине. Женился. Поступил работать на Подстепнянский завод нерудных материалов. Сначала работал слесарем, по окончании курсов освоил сварку. Потом директор меня попросил пойти работать инспектором по кадрам. Ну что же, навел порядок в документации. Но зарплата была маленькая, настоял, чтобы меня перевели. Сварщики хорошо получали, но меня направили мастером по путям в карьер на узкоколейку. Добавили мне к окладу надбавку. А дальше директор предложил мне идти учиться на курсы по программе горного техникума при Елецком промышленном техникуме. Я окончил их, вернулся обратно на завод. Работы по специальности пока не было, стал трудиться мастером буровзрывных работ. Потом появилась возможность, и меня поставили начальником карьерного цеха. Тогда в карьере был тяжелейшая ручная работа в две смены, люди бутоломами ломали камень, дробили и грузили вручную в вагонетки, которые таскали женщины. Однажды сел над карьером и думаю, как бы облегчить труд. Свою молодость в руднике вспомнил. И посчитал, что три экскаватора и бульдозер могут значительно облегчить ручной труд. А экскаваторы у нас были только процентов на 50 заняты работой, два стояли на погрузке, а один по крючным работам изредка использовался. Главный инженер меня поддержал, пошли к директору. Тот отнесся к идее скептически, но разрешил попробовать. Мы сделали выезды и заезды, привели в карьер технику. Это сильно помогло в производстве. Особенно женщины были благодарны.
В крымское село Наташино Сакского района я переехал в 1986 году. Мой сын служил в Черноморском флоте в Новоозерном. И он нас с женой сюда забрал. С тех пор здесь живу.
| Интервью и лит.обработка: | Ю.Трифонов |
