- Родился я в июне 1925 года, в селе Домна-ключи под Читой. Точно, какого числа, не могу сказать. Тогда плохо учёт документов вели, уже потом оформили мне день рождения 9 мая. Семья наша из бедняков: отец - Семён Гаврилович, мать - Дарья Архиповна, старший брат - Семён 1917 года, сестра Физа – 1926 года и младший брат - Николай, с 1929 года. А своей старшей сестры даже не помню, она умерла от сильного голода.
Родители занимались земледелием: пахали, сеяли, убирали зерно, гречу. Этим ремеслом питалась вся наша деревня. Село стояло в трёх километрах, в селе Притупово, туда же ходили учиться в школу, там я закончил четыре класса школы. А сельсовет находился в Домна-ключи, в нём жило много переселенцев-западников.
Деревня наша считалась казачьей – все, кто раньше там жил, считались казаками. Отец мой тоже родом из казачьей семьи, работал сначала в колхозе трактористом, а потом уже шахтёром на Черновских копях. Родители мои веровали и нас, детей, приучали – красили яйца, делали пасху, пекли блины. Во время сталинских репрессий отца арестовали за «вредительство» и расстреляли под Читой (в Сухой Пади). Потом реабилитировали. Вся мужская работа легла на плечи старшего брата, чтобы нас кормить ему приходилось работать в колхозе.
Чекистов у нас называли «бруговцами троцкими». Они ходили и расспрашивали у народа: кто как живёт, что у кого есть, за кого в семье воевали во время гражданской войны. И «забирали» только ночью. Обижала нас власть.
Мать моя болела туберкулёзом. Когда я стал работать в городе, то договорился перевезти её в больницу. Но поздно, вскоре она умерла - в 1939 году и нас осталось трое. Я жил отдельно, старший брат служил уже в армии, а младший брат с сестрой остались жить в родительском домике. Помыкавшись в родной деревне, сестра работала дояркой в колхозе, а потом устроилась работать пекарем на Черновский хлебозавод. А младший брат, поработав в колхозе, также перебрался в Читу, женился и трудился шофёром. Война всё-таки на нём отразилась, он стал выпивать и прожил совсем мало. Получается, что из моей семьи остался только один я.
- Помните ли Вы голод 1932-33 годов?
- В то время как раз шла голодовка, не хватало урожая. Моя старшая сестра тогда и умерла. Когда началась коллективизация то, несмотря на просьбы матери что в семье четверо детей, в колхоз забрали нашу единственную корову. А мать наша «боевая», пошла и вернула обратно её из колхозной ограды.
- Стало ли лучше жить непосредственно перед войной?
- Я бы так не сказал, что стало лучше. Когда я окончил 4 класса школы, жили плоховато и в 1939 году мне пришлось поступать в горно-промышленное училище. Оно готовило шахтёров, слесарей, крепильщиков. Там получил специальность электрослесаря шестого разряда. Шахта называлась «Торм» Черновского угольного разреза. Раз в сутки там хорошо бесплатно кормили. Уголь добывался шахтёрами-саночниками, без всякой техники.
- Ощущали ли Вы, что скоро начнется война?
- Что война начнётся, такого не слышалось. А вот когда началась, то тогда почувствовали нехватку продуктов - ввели карточную систему, народ голодал. А нам, шахтёрам, выдавали пайки: килограмм хлеба, сахар, соль, крупы. В деревне могли только надеяться на свой урожай, вырастет урожай – будет что есть. Началась массовая голодовка и люди подбирали упавшее неубранное зерно, обмолачивали его и варили.
Старшего моего брата Семёна, забрали в армию сразу же, как только началась война. Он служил на Дальнем Востоке, оттуда его направили на Запад, воевал в дальней тяжёлой артиллерии. Погиб в 43-м году, пришла похоронка, по-видимому в артиллерийской перестрелке.
О начале войны я узнал по радио. А вот где я находился в этот момент, уже не помню, памяти совсем не осталось. Семья к тому времени уже распалась, брат готовился воевать, а мы – молодые ещё ответственности не чувствовали. Кто-то думал, что его вообще не возьмут на войну. А почувствовали уже тогда, когда стали приносить повестки. Мужиков всех позабирали и оставались женщины в колхозах. Уже с начала войны возвращались раненные, покалеченные солдаты – без глаза, без ног, ходили и побирались по рынкам.
Проработав некоторое время на Черновских копях, я переехал к дяде по отцовской линии на ст. Новая (недалеко от Читы), тогда уже плоховато кормить стали. В Новой устроился работать электриком на шпальный завод. Там проработал года 1,5-2. И туда же, в 1942 году, прислали повестку.
Приехал в Читу на сборный пункт, переночевали пару суток и по железной дороге увезли в Баян-Тумен – в Монголию. Продержали месяц в карантине, учились различать звания: сержантские, офицерские, знаки различий и распределили по частям. Копали противотанковые оборонительные рвы, вокруг города. Лом, лопата – 5 метров в ширину и 3 метра в глубину. А как всё «выкопали», через полгода, вызывали в штаб и комиссия, узнав что я с 1925 года рождения, решила вернуть обратно домой. Довезли на верблюде, запряженном в тырку (тележка-одноколка) до станции Чойбалсан, посадили на поезд и увезли в Читу.
Не прошло и месяца, как снова пришла повестка - прибыть на призывной пункт Домна. Со мной тогда призывались парни, которые ещё не «ходили в шинели».
Хоть и предъявил на призывном пункте документ о моём «возврате», его не приняли и призвали меня в армию снова. Привезли в пересыльный пункт на станции Мальта (под Иркутском). А в этот пересыльный пункт собирали солдат, которые уже повоевали, даже местных женщин-зенитчиц там набирали. И там уже, с лета 1942 года, я служил и обучался снайперскому делу, в 61-м танковом мотострелковом полку. Кого-то отправляли на запад, кого-то в Монголию.
В Мальте располагался учебный полигон – обучали пулемётчиков, снайперов. Наш взвод всё время стрелял из винтовки Мосина с оптическим прицелом, без штыка. Стрелял я хорошо, помню: «Снайперская винтовка и (оптический) прицел служит для быстрого прицеливания по различным целям, особенно появляющимся на короткое время». Стреляли с расстояния примерно 200-300 метров, не больше. Кормили плохо, солдаты подбирали свёклу с полей. В казармах стояли нары, один матрац. От туда снова меня отправили в Монголию.
До 1945 в Монголии мы всё время учились стрелять, занимались караульной службой, ходили на посты и копали противотанковый ров. Дул сильный степной ветер, еще сильнее, чем у нас в Забайкалье. С кормёжкой стало лучше, ходили к местным жителям попросить поесть, там рядом стояли юрты.
9 августа нас подвели к реке Керулен на границе с Китаем. Советское правительство хитро сделало: сначала пересекли границу, а потом объявили войну. Подошли к Хингану, вся наша часть остановилась, натянули полотно киноэкрана и показывали советское кино – подбодрить, отдохнуть.
Мы воевали в 17 армии. Переход границы прошёл незаметно. О нём узнали уже потом, от командиров. Думали она огорожена, а там просто ущелье. Шли вторым фронтом, перед нами уже прошли войска, шедшие восточнее нас. Солдаты вооружались автоматами ППШ и ППД. У меня - снайперская винтовка. У монголов - лошадиные полки, а из техники только маленькие танкетки. Каждый солдат с фляжкой воды и кто сразу всю воду выпивал, тот страдал от жажды, падали от солнечного удара. Шли по 20-30 километров сутки, Даже у молодых солдат в походе заболевали ноги. Тех, кто не мог уже идти подбирали специальные попутные машины.
Когда проходили заставы, нас атаковал небольшой японский самолёт. Все попадали, построились и пошли дальше. В районе Хингана поймали японского разведчика.
Ещё до Хингана поступил приказ отобрать солдат, умеющих ездить на лошадях. И я предложил нашему командиру Тапхарову (буряту из Улан-Удэ, он всё время почему-то ездил на коне), сходить до местных баргутов, взять у них лошадей. Командир разрешил и мы пошли в степь – искать лошадей. Отстали, конечно, от своих войск. Нашли поселение баргутов и стадо лошадей. Пытаемся поймать, а она не даётся. Я предложил выстрелить лошади в заднее бедро, чтобы не убегала. Выстрелил – упала и не встаёт, глупость совершил! А там стояла запряжённая тырка. Попросили её у баргутов, те отказали, ну и просто забрали без разрешения. Догнали свою роту - пока ехал, потерял ботинок, который снял со смозоленной ноги и командир отдал мне свои сапоги.
Когда подходили к Чифыну, никто не сопротивлялся. Только один раз ночью с холма обстреляли из станкового пулемёта в каком-то городе. Пока наши разведчики на лошадях поднимались на этот холм, стрелок уже исчез. Вокруг Чифына располагались бойницы огневых точек. Там же я попробовал арбузы на бахче.
Под городами Чифын и Линьси у нас провели показательный расстрел. Некоторые солдаты занимались мародёрством, забирали у местных баргутов одежду из атласных материалов. Выстроили полк и расстреляли солдата-бурята за изнасилование местной жительницы и мародерство. Я его помню, потому что стриг во время похода. Выкопали траншею, два офицера зачитали приговор (один из них особист). Солдат стоял, держа руки за спиной, сначала стреляли автоматчики, а потом подошёл «эксперт» и выстрелил заключительным. Это на нас произвело сильное впечатление.
Дивизия наша остановилась на привал, не дойдя около 15 км до Японского моря, бои прекратились. Поступило распоряжение командования: построили и развернули обратно в Монголию – помогать с уборкой картофеля.
Офицеров и сержантов вывезли из Монголии, а нас – рядовой состав оставили на некоторое время, чтобы подготовить для отправки в Морфлот, в морскую пехоту. А потом мой командир, узнав, что я электромеханик по профессии, распорядился отправить служить меня и ещё шестерых солдат в Хабаровск, в штаб командующего Малиновского.
Малиновского я встречал ещё до войны с Японией, в Монголии. Тогда монголы проводили какие-то соревнования.
В штабе я ремонтировал автомобили – Виллисы, Бьюики. Сначала хотел быстрее домой вернуться, но командир ремонтного цеха Зайнуллин уговорил меня остаться служить ещё на 2 года сверхсрочной. Приезжал в отпуск к сестре, погостил и вернулся в Хабаровск. Там я уже получал 600 рублей. Помню, мы смотрели кино в ремонтной мастерской, нас собрали-построили и там меня наградили медалью «За боевые заслуги».
В Хабаровске я служил до 1947 года. Ездили на большие учения в город Ворошилов. Наша задача, ремонтников – сопровождать технику на передвижных мастерских и устранять поломки. Ничего не ломалось и мы там только водочку пили (посмеивается).
|
|
На военных сборах |
- Как сложилась Ваша послевоенная жизнь?
- Мой трудовой стаж – 60 лет. После армии устроился автоэлектриком в Черновскую автобазу, состоял профсоюзным работником, купил себе Москвич за 5 млн. руб. Потом встал на очередь и получил Жигули, позже отдал их сыну.
На армию не обижаюсь, кормили и одевали. В партию не вступал из-за того что отца арестовали.
|
|
С коллегой по работе |
- Снится армия, война?
- Раньше снилось, теперь уже всё забылось, года уже подступили.
| Интервью и лит. обработка: | А. Казанцев |
