Дата рождения: 30.04.1924
Место рождения: Калининская обл., Старицкий р-н, д. Федурово
Место призыва: Старицкий РВК, Калининская обл., Старицкий р-н
Дата начала службы: 09.03.1942
Место службы:11 омптоб 11 гв. А 3 БелФ; 44 сд 31 А КалФ
Воинское звание: подполковник
В довоенные годы жил и работал в Москве на железной дороге, электромонтером, затем кочегаром на паровозе. С объявлением войны многократно пытался через призывные пункты добровольно уйти на фронт. Из-за малых лет (только исполнилось 17) и работе на ж. д. отказывали. Между сменами привлекался на оборонные работы, копали противотанковый ров в районе Хорошевского шоссе.
В августе 1941 через райком Комсомола был зачислен в МПВО Октябрьского района в формируемую Комсомольско-молодежную роту по тушению пожаров от зажигательных бомб. При расформировании роты поступил в распоряжение военного отдела МГК Комсомола, и затем добровольно ушел на фронт.
Подполковник в отставке, дата завершения службы: 05.11.1971 год, участник ВОВ, ветеран Вооруженных Сил СССР, ветеран труда.
Председатель Совета ветеранов-однополчан 52-й стрелковой Шумерско-Венской дважды Краснознаменной ордена Суворова дивизии.
Награды:
Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.»
Медаль «За взятие Кенигсберга»
https://iremember.ru/memoirs/drugie-voyska/lisenkov-anatoliy-ivanovich/
(Архивный отдел администрации города Ржева Ф.247. оп.1, д.5, л.218-222)
Военная судьба бросала меня по многим участкам войны. После окончания курсов младших лейтенантов при 31 Армии получил назначение в 52-ю стрелковую дивизию 30 Армии под Ржев. В строевой части полка мне сказали “будешь в резерве”, ночь ночевал с ними. На 2-й день прибыло ещё два лейтенанта из училищ. Ночью слышу шумный разговор, из которого понял, что один из прибывших лейтенантов, ссылаясь на приказ тов. Сталина использовать его по специальности (он был связист), отказывался идти на передовую принимать стрелковый взвод. С приходом комиссара полка он убыл.
Вторым был поднят я, время шло к рассвету, по дороге сопровождавший меня солдат рассказал и показал место гибели лейтенанта от шальной пули. До курсов я был в боях под городом Погорелое Городище и знал, что такое фронт. Приняв взвод в количестве 18 человек, через два дня ходил с ними в наступление, оставшись в живых. Подступы к Ржеву фашисты превратили в неприступный рубеж: разветвленные линии окопов и траншей, проволочные заграждения и минные поля. Полное господство авиации, которая свирепствовала ежедневно, сильный огонь по квадратам артиллерии и особенно миномётов. Местность открытая, почва болотистая. Пошли ливневые дожди, всё вязло в размытом грунте: техника, лошади, люди. Днём и ночью, в грязи, полки дивизии штурмовали деревню Галахово, неделями шли бои за часть пригородного лесочка, как его именовали “роща Куропатка”. Только 26 августа освобождаются деревни Галахово и Тимофеево, батальоны продвинулись на 4-5 км.
Узел сопротивления фашистов пал, вышли к железной дороге Ржев–Калинин. С 1-го октября 30-я армия, в том числе и дивизия, перешла к обороне, продолжая бои за ж. д. переезд и захват 18-го квартала города.
Вернусь к первым дням прибытия в дивизию. Приняв взвод, я не знал об обученности солдат, новички они или бывалые в боях, находясь в их рядах, первым поднимался со словами “За Родину, за Сталина, за мной!”. Я не мог видеть, кто как действует, кому помочь и т.д., несли потери убитыми и ранеными. Пополнение шло со Средней Азии: казахи, узбеки, туркмены, таджики; некоторые совсем не владели русским языком, им было очень трудно. Дисциплина была высочайшей, каждое слово и команда командира принималась за приказ. К этому времени до каждого воина были доведены слова приказа НКО № 227. Среди нас он назывался “Ни шагу назад”.
В сентябре я оказался на показном учении “Батальон в бою”. Там обкатывали солдат, находящихся в траншее, танками, учили забрасывать их бутылками с зажигательной смесью и броскам связок ручных гранат или противотанковой гранаты под гусеницу. Атака сопровождалась вслед за артогнем на удалении до 100 метров от разрыва снарядов и ведения с высотки пулеметного огня поверх головы наступающих. В общем создавая обстановку, как в настоящем бою. Затем офицерам были продемонстрированы поступившие в дивизию фугасные огнемёты ФОГ-2. Это 50 литров огнесмеси, дальность до 75 м, срабатывал он от электротока подрывной машинки. При показе оказался порыв в проводах, огнемёт не сработал. На поиски неисправности самовольно вступил и я, и первым обнаружил обрыв провода.
Капитан поинтересовался кто я и откуда. Через неделю я был переведён в 42-ю отдельную роту химзащиты дивизии. Капитан, как потом стало мне известно, был начальником химической службы дивизии. Рота под Ржевом часто ставила дымовые завесы и выполняла самые различные задачи от сапёрных работ до похоронной кома[н]ды, участвуя в атаках и обороне как стрелковое подразделение. Это был постоянный резерв штаба и командира дивизии.
В роте принял взвод, на вооружении которого было три ампуломета. Это деревянная крестовина, железная труба-ствол как у миномета и 10 жестяных (впоследствии стеклянных) шарообразных ампул. По техническим данным стрелять должен до 45-50 метров, практически 30-35 метров, зависело от порохового заряда. Ампула, ударяясь о цель, разбивалась и воспламенялась, поджигая танк или автомобиль, создавая очаг пожара. Помимо близкого расстояния к противнику, данное оружие имело и другие опасные недостатки: жестяные ампулы ржавели, нарушалась герметичность, жидкость самопроизвольно воспламенялась в любой самый неожиданный момент. Стеклянные же, попадая в мягкий грунт, снег, грязь, вязли, не разбивались. Неэффективное это было оружие, на замену пришёл огнемёт, его устанавливали впереди передней транше и на танкоопасных направлениях. С этим оружием я и окончил войну в составе 11-го Кенигсбергского огнеметного моторизованного противотанкового батальона 3-го Белорусского фронта.
Наступала осень и суровая зима, стали зарываться в землю. Потери стали нести от снайперов. Всякое прибывшее пополнение хотело видеть, куда прибыли, что впереди. За такое любопытство, как правило, платились ранениями в шею и голову, больше всего смертельными. К тому же, если ранение утром, то раненого до вечера не вывезешь, за это время или от потери крови, или наступления гангренного состояния, воин умирал. И всё-таки раненых пытались эвакуировать на собаках, с устроенной для этого в виде спортивной лодки с широким полозом. Собаки, под угрозой санитара, с трудом шли (ползли) к передовой, зато с раненым убегали мгновенно быстро. Были очень понятливые.
Видел и другую помощь собак - в борьбе с танками. Их приводили на передовую перед наступлением голодными. На спине собаки было приспособление в виде седла (у лошади) с двумя карманами по бокам, в которых были толовые заряды. Вверху торчал 25-35 см гибкий штырь. При виде танков противника, их спускали с поводка, и они бежали к танку в поисках под ним пищи. Забегая под танк, штырь наклонялся, вытягивая чеку взрывателя — происходил взрыв. К этому приёму собак тренировали в тылу.
Оборона это такой вид боя, в котором многое надо познавать. Траншеи получились узкие; с выпадением снега офицеры из вышестоящих штабов не могли пройти, приказ расширить, а грунт уже мёрзлый, грунт — глина. Стенки траншеи полировались шинелями. В период прогрева солнцем, глина размягчалась и мазала больше всего полы шинели. Ночью мороз, шинель колом, при ходьбе создавался шум, даже грохот. Траншея фашистов удалена на каждом участке по разному — от 40 до 150 метров. Весь этот шум и разговорная речь хорошо слышалась. Нести дежурную службу было очень тяжело. Блиндажи в траншее были хилые, перекрытия из жердей, покрытых травой и присыпанных землей. При малейшей оттепели за шиворот падали капли воды, от которых спасались накрытием плащ-палатками. Тяжёлый ежедневный труд по усовершенствованию окопов и прочих укрытий, особенно зимой в мёрзлом грунте, плюс круглосуточная, сменная, изнурительная, ответственнейшая дежурная служба с наблюдением, ведением грамотного огня по противнику, поддержанием постоянной готовности к бою. На сон оставалось не более 3-4 часов для всех, это считалось нормой, а были случаи без сна сутки и более.
При пулевом ранении в обороне раненого рядового или командира отправляли на лечение, затем в штрафной батальон (роту) за самовольное нарушение правил поведения: это значит человек или высунулся из траншеи, или вовсе вышел из неё, что категорически запрещалось.
С приходом пополнения из Средней Азии, не владеющих или плохо владеющих русским языком, были ежесуточные потери от тяжёлого ранения, а чаще всего смертельного, при следующих обстоятельствах. С наступлением темноты тыловая сторона траншеи тоже считались передовой. И когда солдат, незаметно от часового, по нужде выходил в тыл траншеи, возвращаясь в траншею, замечался часовым, и на требование “Стой, пропуск!” он отвечал на своём родном языке, что для часового означало “немец“; он открывал огонь на поражение. Бороться с этим было нелегко, такие безрассудные потери были и в моём взводе, не раз от начальства получал нагоняй.
Бывали случаи, когда в нейтральной зоне оказывался убитый немец, еще более заманчиво, если это офицер, и тогда за добычей трофея в виде сапог, пистолета и прочей мелочи находились “смельчаки”, рисковавшие жизнью, что так и было, после 5-го, а может и более убитого, всё-таки овладевали трофеем, становились любимцами и гордостью солдат. Такое “творчество” также жестко запрещалось и наказывалось. Однако, стихийно и тайно они были, кто знал — не выдавал их.
При дежурстве по обороне утром видишь, как затопились печи фашистов из зарытых в землю домов, иногда видишь манёвры танков или орудий, но права на открытие огня артиллерии и миномётов мог дать только командир дивизии, на пулемёт, ПТР — командир полка. Хранящийся на позиции боекомплект использовался только на случай нападения противника. Был дефицит боеприпасов. Стрельба по противнику велась только из стрелкового оружия, чередуя выстрелы из разных ячеек и окопов, показывая, что мы наготове, бдим. Позиции танков, артиллерии, миномётов не раскрывались. Идя по траншее, от солдата к солдату, спрашиваешь его, что видел, слышал, замёрз ли. Силой приказа заставляешь разуться, чтоб перевернул портянку. Возвращаясь, солдат благодарил: “И вправду, лейтенант, теплее”. При бомбёжках, кроме наблюдателей, укрывались в “лисьих норах” (это углубление углом в траншее, чтоб не поразил осколок). В одно из таких дежурств 30 ноября я был ранен осколком мины в левую кисть руки, оперировали в медсанбате. Заживление шло хорошо, вскоре вернулся в строй.
Были проблемы с пищей, летом её приём был с наступлением темноты, с учётом её подноса в первом часу ночи, и тут же, не позднее полчаса четвертого – в четыре, второй приём пищи. Остальное большее время суток – терпи. Зимой по времени нормально, но пища остывала, а от мёрзлого хлеба ныли зубы, у кого не было терпения его отогреть. Недостаток воды не только умыться, но и пить, редкая помывка и смена белья, вшивость и т.д. — всё это угнетало. Многие рады были своему ранению, убывая и предвкушая чистое бельё, помывку, кровать, в общем госпитальный уют, и мечтая сюда не вернуться.
Для меня это были первые бои, они на протяжении всей войны оказались самыми тяжёлыми, они дали такую школу знаний, которая, наверное, давала мне возможность быстро и правильно принимать наиболее верные решения, командуя взводом и ротой.
Многие тысячи воинов навечно остались лежать на ржевских рубежах тверской земли. На братской могиле в деревне Полунино воздвигнут памятник павшим в этих жестоких боях воинам. Там же действует Музей боевой славы, с любовью хранимый местными жителями и патриотами: Колошиной Анастасией Михайловной – учительницей школы, заведующей сельской библиотекой Образцовой Зоей Дмитриевной и другими.
В музее представлена и наша 52-я стрелковая дивизия. Совет ветеранов-однополчан дивизии на постоянной основе дружит с жителями Образцовского сельского округа , тружениками совхоза “25 лет Комсомола“
Ветераны дивизии приглашались на юбилейную встречу в гор. Ржев в 1993 году в честь 50-летия освобождения города. На эти торжества из Москвы были доставлены боевые знамёна, в том числе 3 боевых знамени полков нашей дивизии, чем мы, присутствующие ветераны, очень гордились, и вновь, преклонив колено, целовали их, клялись в душе быть верными до конца своей жизни.
| Интервью и лит.обработка: | О. Виноградова, А. Драбкин |
