Зуев Александр Михайлович

- Александр Михайлович, скажите, пожалуйста, когда и где Вы родились?

- Родился я 5 октября 1924 года в деревне Верхополье Нолинского района, Ситьминский с/с, Кировской области.

- Расскажите о Вашей жизни до войны.

- До войны я учился, закончил 7 классов, потом поступил в техникум механизации сельского хозяйства. Учился, хотел пахать землю, растить хлеб, трудиться для народа, как говорится. (улыбается) На втором курсе учился, но 29 октября 41 года, в день, по-моему, двадцатипятилетия комсомола, к тем, кому у нас на курсе исполнилось 17 лет, приехал военком и сказал:

- Надо ли вам рассказывать обстановку?

- Нет, не надо - мы сказали. - Мы знаем, что идёт война.

- Раз вы знаете обстановку, тогда, пожалуйста, кто желает из вас в армию?

Мы всем курсом, - а нас было 13 человек, кому исполнилось 17 лет, - все изъявили желание вступить в армию. Военком сказал, что завтра будет отправка, а моя деревня Верхополье - в 35 км от Нолинска. Я позвонил в сельсовет, отец с матерью приехали, - всю ночь ехали на лошади, к утру приехали, - а мы уже от военкомата отправляемся на пристань Медведок. А там пароходом до Котельнича и дальше. Они приехали, я сел к ним в тележку на лошади - они проводили меня немного. Дальше они уехали домой, а мы поехали в Котельнич. Из Котельнича нас отправили в Свердловск, там были 2-е радиокурсы. Вот на этих курсах с 29 октября и в течение примерно полутора месяцев мы учились на радиотелеграфистов. Окончили эти курсы, и нас всех отправили в Москву на формировку в воинские части. Я попал в 23-й гвардейский миномётный полк, он был на БМ-13. Это калибр 132 мм "Катюш".

Полк сформировался в конце 41-го - начале 42 года из трёх дивизионов "Катюш", которые защищали Москву. Полком командовал майор Карсанов, Герой Советского Союза. А Героя ему дали в финскую войну, где он был командиром орудия и прямой наводкой расстреливал линию Маннергейма. За это ему и дали Героя Советского Союза, тогда немногим Героя дали, человек 5-6, не более. Когда полк сформировался, ну, там ещё пополнения были людьми, техникой - всё же в этих трёх дивизионах были потери во время обороны Москвы.

- В полку было 36 "Катюш" и только БМ-13, БМ-8 не было?

- Да, 36, 3 дивизиона. Только БМ-13. БМ-8 поменьше, есть ещё БМ-300, разные "Катюши". Нас отправили на Северо-Западный фронт, в район Старой Руссы, где мы были до мая 42 года, давали залпы по наступлению немцев. Там была окружена одна крупная группировка немцев, а в середине мая 42 г. мы дали последний залп всем полком по этой окружённой группировке. Они хотели прорваться и выйти к своим, но нам приказали дать залп. Полк выстроился: по бокам 2 дивизиона, один в середине, а сзади на бугорке была деревня. (показывает руками расположение на местности) И когда мы дали залп - они все попрятались, полезли кто куда, в подполье. Они не видали такого, не слышали никогда такого шума. Ну, перед залпом я, что ещё могу вспомнить? Я работал тогда радистом на радиостанции 6-ПК; не один я работал, у нас был Гаврилин, москвич, Лошманов, донской казак, Антонов, москвич, командир радиоотделения. Перед тем залпом разведка доложила: немцы из окружения хотят выйти. Я дежурил ночью на радиостанции, у нас была машина "Газик", зарыта в землю. Приходит начальник штаба, лейтенант, говорит: "Зуев, давай, вызывай взвод боепитания к нам на огневую позицию!" - Я был на огневой позиции. - "Потому что утром немцы будут наступать, а у нас снарядов на 1 только залп". А последний залп мы не имели права расходовать без разрешения Ставки Верховного Главнокомандования. И он у нас один остался, а немцы хотели прорваться. Я дежурю, сижу, часов в 12 ночи приходит снова начальник штаба: "Ну как, ты связался с взводом боепитания?". "Нет связи", - я говорю. - "Давай, вызывай! Что будет? Они прорываться будут, всех сомнут". - Он вынимает пистолет из кобуры, кладёт его передо мной на стол: "Если к утру взвод боепитания не приедет, первая пуля твоя, последняя моя!" - И ушёл.

- Пистолет оставил?

- Нет, взял с собой. (с улыбкой) Вот и сижу, думаю: эти позывные для взвода боепитания, не откликаются, нет связи по ним. Я давай другие дивизионы крутить, и попал на 2-й дивизион. Он, видимо, находился поближе к взводу боепитания и связался [с ним]. А радист-то был - как раз учились вместе в Свердловске - Теплых Коля. (рассмеялся) Я ему сказал, дал координаты нашего местонахождения. Он связался с взводом боепитания и потом мне позвонил, что всё им передал. Должны приехать. Я, конечно, обрадовался, воспрянул. А то думал, хлопнут ещё ни за что. Хотя я и до этого всего был под бомбёжкой, обстрелом. Стало светать, и смотрим: взвод боепитания подъезжает к огневой позиции. Немцы стали прорываться из окружения, и мы тем залпом, который у нас был заряжен, дали по ним. И прекратили они наступать! Заглохли - ну полком залп дали! Мы стреляли по гектарам - что там было, всё в пух и прах. После этого мы получили приказ полк отправить на юг. Куда на юг? Никто не знал. Мы - рядовые радисты да солдаты - что мы знаем?

Сначала нас в Москву, из района Старой Руссы мы своим ходом приехали. В Москве построили весь полк, вручили гвардейское Знамя, нам выдали гвардейские знаки каждому. Полк-то был гвардейский, отборный, как считались они в то время. Командир полка встал на колени, поцеловал Знамя и сказал: "Мы его не посрамим"! Всё, и погрузили нас в эшелон, в товарные вагоны, и на юг.

Проехали от Москвы километров 200, приезжаем на станцию - а там техника разбита, станция разбита, трупы валяются. На вторую станцию приехали - такое же положение: немцы всё разбомбили вокруг Москвы. После этого командир полка даёт приказ спешиться и двигаться своим ходом. Дальше нельзя ехать - разобьют! И мы своим ходом едем на юг. Ночью роем, установки закапываем в землю: где-нибудь в леске остановимся, выбираем место. Окопы себе роем - это всё за ночь, а в мае ночи короткие, мало времени, а надо трудиться. А днём мы стоим, пережидаем до следующей ночи. В следующую ночь двигаемся дальше, фар не включаем. И так мы добирались несколько суток до Дона. Приехали к Дону около Клетской, немцев ещё не было под Сталинградом, но они уже подходили к Дону. Когда они стали подходить, мы дали залп по ним. Я не знаю, где стояли другие дивизионы, а наш первый, в котором я был, дал залп по немцам. Они не стали здесь переправляться, видимо, пока разбирались после этого. Мы получили приказ двигаться к Сталинграду, это в междуречье. Междуречьем назывались места между Волгой и Доном, километров 150-200, может быть.

Наш дивизион остановился на северо-западной окраине Сталинграда, заняли оборону, но немцев ещё не было. Окопались, установки закопали, всё известно было, что немцы будут наступать на Сталинград. Они действительно наступали: в день у них было от 6 до 10 атак. Как начнут наступление - мы даём залп, прервали. Часа через 2-3 собрались, опять пошли - опять залп. И вот так мы стояли в обороне почти 6 месяцев. Немцы, правда, не подошли к Волге на северо-западе, где мы стояли. Вот на юге Сталинграда они прорвались к Волге, к нам они не подошли.

Днём мы залпы давали, ночью отдохнёшь сколько, не отдохнёшь - всякое бывало. Там же балки есть: балка Антонова, Грачёва. Установки наши были в балках зарыты, мы тоже все в окопах сидели с радиостанцией. Но, как правило, когда мы были в обороне, были на огневой позиции, мы находились примерно метрах в 50 от огневой в окопе. Потому что немцы засекали радиостанцию, открывали огонь. А мы, если около батареи будем, так забьют батарею. У нас один окоп, зарыты - разве точно попадёт. (с улыбкой) Не попадёт ничего, это в виде исключения, надо думать. А когда дадут команду с наблюдательного пункта "Огонь!", мы тогда выскочим и передадим голосом на огневую позицию: "Угломер такой-то, прицел такой-то, залпом огонь!" Всё. Они поставят направление на установках, прицел. (машет правой рукой вверх-вниз) И всё, дают залп. И вот так в обороне вплоть до 19 ноября 42 года. Ну что, я могу ещё один пример привести, не очень, правда ... Был приказ 227-й Сталина "Ни шагу назад". А мы, радисты, обычно были то на огневой позиции, то на наблюдательном пункте. Наблюдательный пункт у нас обычно был - если вот такая балка. (показывает руками форму балки в поперечном разрезе) Здесь противник, здесь огневые позиции, а здесь наблюдательный пункт сзади. (противник располагается вдоль оси балки, огневые на ближнем к нему скате балки, наблюдательный пункт на дальнем скате) Там видно немцев, а с огневой-то позиции не видно. Ну и вот, это перед 19 ноября. Командир взвода связи лейтенант Белов даёт команду: "Зуев, Гаврилин, с огневой позиции перейти на наблюдательный пункт". А мы на огневой позиции были, ближе к переднему краю. А приказ 227-й - ни шагу назад! Вот мы идём, дошли до балки, а там склоны метров 300-400. Разные балки были, крупные. Прошли средину балки, стали подниматься - нас останавливают 3 человека, лейтенант с пистолетом, сержант с автоматом и солдат с карабином: "Вы куда, ребята?" - А мы с Гаврилиным идём, он-то постарше меня. Он нёс радиостанцию 6-ПК, а я установку питания. Ну, я помоложе его был, покрепче. У него в Москве ещё двое детей было. Ну вот, остановили нас: "А Вы знаете приказ 227? Вы же назад идёте?" - "Знаем. Так мы же приказ выполняем командира взвода, идём на наблюдательный пункт". - "Нас это не касается, ничего не знаем". - Взяли они оружие наизготовку и повели нас в сторону. Но мы-то уже знали куда ведут: отведут метров на 50 в сторону, хлопнут - и всё, скажут, что дезертировать хотели.

- Откуда Вы это знали? Вы видели тела таких расстрелянных?

- Тела мы не видели, но приказ-то уже был. И с наблюдательного пункта ... всякое было. Допустим, пошли наши в наступление, все идут, а один кто-то завернётся назад. Всякое бывало. Они расстреливают на месте сразу.

- Вы сами это лично видели?

- Конечно, с наблюдательного пункта. Иногда пойдёт целый батальон в наступление. Пошли, как стадо овец, все пошли, а нам с наблюдательного пункта видно. Пошли они, немцы по ним огонь дали, осталось человек 5-10, идут обратно раненые. Потом санитары собирают, остальные все лежат. А кто назад пойдёт, тех эти подчищали.

Повели нас в сторону, у меня только одна мысль была: я пережил всё, под огнём бывал не раз, под бомбёжкой, обстрелом. Что, думаю, в деревне скажут родные? Ушёл добровольно комсомолец на фронт, а стал дезертиром. Вот что меня беспокоило, а что убьют? Я думал, что не я первый, не я последний. Вот такое было мнение. А Белов, который отдал приказ, он наблюдал за нами. И когда увидел: нас повели в сторону - он бегом к ним, к заградотряду.

- Вы куда их?

- Известно куда. Дезертиры, так куда их водят?

- Нет, это мои ребята. Я им отдал приказ перейти на наблюдательный пункт с огневой позиции.

Ну, тогда они нас отпустили, и он нас увёл на наблюдательный пункт. Вот так мы и спаслись. Потом в дальнейшем я всю войну прошёл, в Берлине был, думал: если отдашь приказ, надо его контролировать. А что бы было, если бы он не наблюдал? Всё, вот ведь как было бы. Ладно, убит, но позор-то, зачем он нужен? Кому? Что скажут?

А потом 19 ноября 42 года началось наступление под Сталинградом по всему фронту. Сталинград-то, вы знаете, какой он был, по Волге тянулся километров на 70-80 по берегу всё, а в глубину километра 4-5. Где-то меньше, где-то больше. Мы на наблюдательный пункт пришли с Гаврилиным, там у нас остался Антонов, ещё другие остались связисты.

Ранним утром, начало чуть светать, наш полк, да и не только наш полк - а там было 6 полков, начиная с северо-западной стороны, и дальше к югу, разместилось. И все они дали залп. Я сидел в окопе, земля качалась, думаю, ну как в зыбке качают. Ничего не было слышно. Вот как я сейчас сижу с вами рядом, вы бы как Гаврилин сидели: надо что-то ему сказать, так я губы к уху приложу, тогда он услышит. А так не услышит, сплошной шум-гам. После этих залпов не всё же уничтожили, некоторые огневые точки остались, орудия, да что у немцев. Их тоже надо было уничтожить - тогда начала бить наша ствольная артиллерия по целям. Мы же залп дадим - что попало, то уничтожили, а где-то что-то осталось. Ствольная артиллерия подчищает. После этого начинает авиация штурмовать, где что там у них было, и передний край, где почти всё было уничтожено. Дальше, что было на подходе, в тылу - это всё начинает уничтожать наша авиация. После этого танки с пехотой пошли в атаку, и так началось наступление. Я был на наблюдательном пункте, всё это я видел прекрасно, команды передавали на огневую позицию. Проводная связь, где была, её немцы перебьют под обстрелом, тогда мы вступали сами в связь по радио.
Я был на наблюдательном пункте, рядом командир полка стоял, в стороне немного. Он уже тогда был подполковник. Осетин Карсанов, ему, наверное, было лет 25-27, борода чёрная. (руками показывает, что большая) Симпатичный мужик был, а нам что? По 17 лет ещё, пацаны были. Мы его звали Батя. Но он за людей беспокоился как! - ой, берёг! Никогда под огонь не сунет. Приходит ординарец к нему, предлагает перекусить немножко, как танкисты с пехотой в атаку пошли. Махнул рукой: "Потом"! Наблюдает всё, с начала до конца наблюдает. Тот к себе отошёл, а командир наблюдает. Ну, мы сидим, своё дело делаем.

Буквально дня через 4 - это началось 19, где-то 23 - мы окружили Сталинград-то, наши войска. Мы с севера зашли, а с юга кто был, зашли к северу и окружили группировку немцев. Потом целые части остались её уничтожать - Вы знаете, там до февраля бои были, потом уже Паулюс сдался. А наш полк стал наступать дальше на юг, на Ростов, и потом он дошёл до Крыма, до Севастополя. Я, правда, там уже не был. Как окружили немцев, стал полк дальше наступать, а меня вызывает командир дивизиона и говорит, что мне надо ехать в училище, учиться на офицера. Я отказался, так как некому было на радиостанции работать. А действительно: Гаврилин погиб. Он был ранен сильно, его повезли в госпиталь - он по дороге умер. Антонов, командир отделения, его ранили в живот. У него кишки и всё вылезло, он просит нас, его пристрелить: "Ребята, сколько можно мучиться"?! Мы ему говорили: "Ничего! Подлечат, ещё повоюешь"! Через 2 часа умер. Я один остался. Командир сказал, что новых радистов пришлют, а если ты не поедешь, то пойдёшь под трибунал, и всё. Разговор короткий! Пришлось ехать. (рассмеялся)

После окружения немцев доехали до станции Дубовка. Как раз в Дубовке - Антонов - он донской казак, у него там родители, семья. Мы зашли к нему, ещё холодно было, меня оставили они. Мы же во взводе управления, он всегда вперёд шёл, потом огневики за нами, и заехали прямо к нему домой. Накормили они нас борщом, побыли полчаса. Потом мне говорят идти, колонну встретить, остановить, оставшимся в доме сказать об этом. Они выйдут, и поедем снова. Час он побыл дома, и мы поехали все дальше. А ещё дальше на юг отъехали - вот тогда меня отправили в училище.

Я вообще-то являюсь ветераном 23-го гвардейского миномётного полка, потому что я попал в этот полк при формировке. Кто попал - все они ветераны, и мы потом часто ездили в Севастополь, у нас совет ветеранов был. Хотя меня тогда не было, но я знаю, что при штурме Севастополя командующий фронтом приказал нашему командиру полка дать залп по подходам к Малахову кургану. Командир полка дал 6 залпов вместо одного. Что там было у немцев, всё перемешали. И буквально без особых потерь наши войска заняли этот курган. Когда мы были в Севастополе в 45-ю годовщину освобождения, видели доску со списком частей, освобождавших курган, где указан и 23-й гвардейский миномётный полк.

Отправили меня в Омск учиться, во 2-е гвардейское миномётное училище. Были два училища, готовивших командиров огневых взводов "Катюш": в Омске и в Миассе, по-моему, было. Учился я там около года. Чтобы звание офицера присвоить, надо многому научиться, не только радистом. Про радиста приходится забыть тут, но, конечно, знать-то знаешь уже всё. Окончил училище в конце 44 года и попросил домой заехать. А через Киров же едем - дали неделю, а потом в Москву - на формировку.

Приехал я в Киров, потом поехал к себе в Нолинск, потом в Верхополье. В Кирове встретил земляка, он работал шофёром в Нолинске на автопредприятии, но тоже был на фронте - Теплых, Герой Советского Союза. Он недавно только умер, последний был в Кировской области Герой. Но мы тогда не знали, Герой - не герой. Вот мы с ним 130 км ехали сутки: дороги все разбиты, ямы, выходим, толкаем. Холодно, где-то уже перед Новым годом почти что. Приехал я, побыл дома дня 3. Мать моя сказала: "Саш, я тебя накормлю самыми лучшими лепёшками. Ты, наверное, не ел на фронте"? Я говорю: "Нет!" (смеётся) Она испекла, дала мне. Я взял вот так лепёшечку двумя пальцами - это у меня и осталось между ними, а остальное всё упало. Я удивляюсь, а мать говорит, что в ней муки-то 5-10%, а остальное всё трава. Вот так они и жили в тылу в то время. Я думаю: "Нет, лучше на фронте, лучше убьют, чем тут в тылу быть".

Приехал я в Москву, в 86-й полк, который формировался. В 1-й дивизион попал командиром огневого взвода. Здесь полком командовал Зазирный. Мы про него песню сложили: "Командир полка Зазирный, не даёт нам жизни мирной". После войны. Я после войны 10 лет служил в армии, всего-то 15 лет был в армии, с 41 по 56 год. Полк сначала освобождал Варшаву, вместе с Войском Польским. У меня есть поздравление Войцеха Ярузельского, он потом президентом был.

1-й Белорусский фронт, после освобождения Варшавы получили приказ двигаться на север к Кенигсбергу. Кто-то готовился к штурму Берлина - от Варшавы всё же далеко до Берлина - а наш 1-й дивизион, вместе с танками, двинулись мы на север. Ну, что наш дивизион? - 8 установок, в каждой батарее по 4 было, и танков около десятка. Идёт танк, наша установка, и так дальше через одну. Город освободили один наши войска, недалеко от Варшавы, от Кенигсберга, может, километров 100-120. Наш дивизион вместе с танками в этот прорыв ввели, мы подошли прямо к Кенигсбергу. А немец потом этот город-то захватил, и мы остались в окружении. Но мы, конечно, залп дали по Кенигсбергу, заняли круговую оборону, потому что дальше за нами войска не идут, за нами никого нет. Но мы не знали, что в окружении ещё. Взяли в плен одного пацана, лет пятнадцати, допросили его. Он шёл защищать город - видимо, его домой отпускали. Из дома идёт в войсковую часть. Всё рассказал он. Начальник штаба приказал мне отвести его в сторону. Завязал я ему глаза, повёл на бугорок. Думаю: убить его, так что пацана убивать? Рука как-то не поднимается, завязал глаза, так раза два его покрутил, пнул ему под заднее место и сам пошёл. Оставил его там. (с улыбкой) Может, теперь живой, так вспоминает. А потом под утро приезжает замкомандира полка по строевой части. Он прорвался через этот город - машина его была испрострелена. Он прямо ночью прорывался по городу с фарами. Они его приняли сначала как за своего, а потом очухались - и давай стрелять. И вот так он прорвался, майор. Приехал и сказал, что мы в окружении, он получил приказ от командира полка нас вывести из окружения. Ну что ж, вывести - так вывести. Все мы выстроились в колонну, стали обратно двигаться. И под Кенигсбергом, и около того освобождённого города почти никого не было. Ни частей по дороге, ничего. Когда мы шли к Кенигсбергу - там попадались. Мы и залпы давали, и танки мяли тех, кто был. А обратно так мы ехали. Ночью ехали, подъезжаем к этому городу - там немцы. Послали разведчиков, они посмотрели - да, немцы с "фаустами" стоят везде по дорогам. И приняли решение: танки прямо по городу пройдут, отвлекут от нас внимание, а мы обойдём город с другой стороны. И действительно - хотя мы подготовились к бою, я помню, и гранаты приготовили, легли на крылья установок, - прошли город без единого выстрела, вышли на обратную сторону. А танкисты пошли - осталось только 2 танка, остальные все погибли. Вот так: нас выручили, сами погибли.

После Кенигсберга стали готовиться наступать на Берлин. Стали наступать потом на Берлин. Хоть я был командиром огневого взвода, приходилось всякие команды выполнять: приходилось и за боеприпасами ездить на армейские склады. Один раз - мы ещё не подошли к Берлину - остановились на опушке леса, наш дивизион. Обычно дивизионы действовали отдельно, после Варшавы все дивизионы отдельно наступали. Но у командира полка связь со всеми имелась, он командовал. Стало светать. Командир дивизиона Анисимов послал водителей за водой, там река или ручей был где-то, я не знаю. И никто не вернулся: там немцы были, они их всех перебили. Потом уже вторые пошли, и мы увидели, что на другой стороне опушки целая танковая бригада сосредоточена. Они отступали и остановились на одной стороне, а мы на другой. Откуда знаешь? Когда рассветало, и встретились, как говорится, вплотную, в рукопашную пришлось. У меня был наган семизарядный с патронами. Сколько в нём было, я все расстрелял по немцам, больше ничего нет. Смотрю: немец метров с 5 целится в меня. Думаю, сейчас только я увижу вспышку - и тут мой конец. Мысль такая моментально мелькнула, потом пуля-то пролетела мимо меня. А немец присел. Оказывается, сзади танкист его рукояткой пистолета по голове ударил, он сознание, видимо, потерял, присел, потом упал. Выстрел неприцельный прошёл. Вот так закончилось. С тех пор я взял автомат, думаю, до Берлина далеко ещё. Из автомата бы ещё там стрелял бы, строчил, а из нагана быстро всё исчикал - кого убил, кого ранил, чёрт его знает. Тут такая суматоха была, так не поймёшь.

Потом стали дальше наступать. Много было ещё всяких событий, и последний залп мы дали по Рейхстагу, наш дивизион. После этого мы обошли Берлин с севера, а другой фронт с юга обошёл. Там соединились, Берлин попал в окружение. 2 мая город был взят, война ещё не закончилась. В Чехии оставались войска, там велись боевые действия, но мы в них не участвовали. Закончилась война, а я ещё 3 года служил в Германии.

- Как День Победы встретили?

- День Победы мы отмечали в июне, в Москве был парад. А в Германии нас собрало командование 2-й гвардейской танковой армии, всех офицеров, танкистов и тех, кто участвовал в боях в этой армии. Наш полк был придан этой армии. Мы отмечали на опушке леса. Богданов командовал до этого, но он был ранен в руку, его не было. А Лелюшенко, его начальник штаба, командовал армией, выступил на митинге. Много собралось на митинге, я запомнил его слова: "Ну теперь, ребята, будем строить мирную жизнь! Хватит, повоевали, защитили"! Все захлопали ему, потом ещё выступали и разъехались по воинским частям.

- Какой день запомнился больше - этот или день, когда вы узнали о капитуляции Германии?

- Узнали мы не 2 мая, уже в конце апреля не было боёв-то почти. В самом Берлине какие-то дома освобождали, мы уже не участвовали в этих боях после залпа по Рейхстагу. Но капитуляцию отмечали. После окружения Берлина остановились, заняли мы один блиндаж немецкий. Это было 9-го, 6-го, 7-го - не знаю, какие это даты были. Я был дежурным по части, приезжает командующий артиллерией армии в полк. Я даю команду: "Полк, смирно!" и иду к нему с докладом. А он с палкой ходил, генерал-лейтенант, что если не понравится - палкой н.....т как нашего брата офицера! Солдат он не трогал, конечно. (замахивается рукой, смеётся) Он был командующим артиллерией 2-й гвардейской танковой армией, я забыл его фамилию. Я подхожу к нему, он развернулся и поехал: "Не буду принимать рапорт! Офицеры не умеют выполнять команду!" А мы все заняли окопы немецкие - там ковры, на столах всё готово у них было. Они не ждали, мы моментально их заняли. Тут мы поняли, что война кончилась. После войны я служил старшим офицером ещё 3 года.

- Во время войны у Вас была должность командир огневого взвода?

- Да, но там ведь всякие команды выполнял. И артиллерийского техника выполнял команды, и боеприпасы подвозил - что скажут, какой приказ, такой и выполняешь.

- Александр Михайлович, расскажите подробнее об учёбе на радиокурсах. Какие дисциплины вам преподавали?

- Азбука Морзе, строевая подготовка. Ну и что больше-то? (улыбается)

- Какие типы радиостанций Вы там освоили?

- РБ, РБМ. И потом, мы когда уже под Сталинградом были, сначала была 6-ПК трёт спину и бока, а началось наступление, у нас была РБМ. Они полегче, лучше работали. РБМ считалась батальонной станцией, а 6-ПК - пехотная.

- После окончания курсов Вы могли азбукой Морзе работать?

- Работали. Под Сталинградом проводную связь порвёт при обстреле между наблюдательным пунктом и огневой позицией, мы вступаем по радио. По радио мы работали только азбукой Морзе, открытым текстом мы не работали. Единственно, мы стали работать открытым текстом, предавать команду 19 ноября с наблюдательного пункта на огневую позицию. А до этого, сколько мы были в обороне - только ключом, расшифровки были, всё.

- Вы говорили, что немцы засекали позиции дивизиона по работе ваших радиостанций. А как Вы это определяли?

- Огонь открывают после этого сразу по нам.

- Как начинаете работать на ключе?

- Да, они засекают и открывают огонь, снаряды-то рвутся около нас - вот так определяем.

- Насколько точно они били в таких случаях?

- Да где точно, откуда? Разве в окоп - он со стол размером - попадёшь? Всё же далеко стреляют. Это случайность может быть только.

- Всё равно окоп связистов относили на 50 метров?

- Да, подальше от огневой позиции. Там несколько установок стоит, и если мы там будем, в нас не попадут - в установку попадут, разобьют. А у нас ведь такой тогда был приказ: на каждой установке был кроме аккумуляторной батареи такой же ящичек с толом. И командир орудия, если попала в окружение установка, обязан установку взорвать.

- Радиостанцию тоже надо было взорвать?

- Нет, РБМ же была не секретная. У них, может, ещё лучше были. Кто его знает? Установка и снаряды были секретными. Я училище окончил, мы детально изучали всю установку, какие снаряды.

- Расскажите о преимуществах и недостатках станции 6-ПК.

- Недостатки: тяжёлая, связь на короткое расстояние, между батальонами.

- 5 км?

- Какие 5, рядом батальоны были. Километр, полкилометра, ой! 5 километров - там вообще ничего не поймёшь, на километр, и то не услышишь. Батальоны рядом, в 50-100 м.

- Для ваших "Катюш" этого хватало или было неудобно?

- Под Сталинградом было напрямую между огневой и наблюдательным расстояние небольшое: метров 100-200. Хватало на эту радиостанцию.

- На Северо-Западном фронте под Старой Руссой?

- Ой, там леса, снега, такое всё ... Все сосны были завалены снегом, глубина 1,5-2 метра. Ночью спали-то в снегу, мы, правда, тепло были одеты: ватные брюки, телогрейки, шапки, рукавицы, намордники ещё тут были. (проводит руками по лицу) Всё на себя наденешь, чем глубже в снег залезешь - тем теплее. А связь была на машинах. 6-ПК мало было. Поэтому же я не мог тогда вызвать на огневую позицию взвод боевого питания, не доставала. Дальше, видимо, взвод боепитания располагался.

- Как в таких случаях поступали? Проводную связь прокладывали?

- Проводная связь была в обороне, но в наступлении-то её ... что? Когда начнёшь наступать, катушки-то сматывают. Все радиостанции работали по воздуху, как телефоны мобильные.

- Об РБМ что можете сказать хорошего, плохого?

- Это радиостанции более совершенные, чем 6-ПК. Они дальность побольше давали - между наблюдательным пунктом и огневой. А расстояние между ними разное было - "Катюша" бьёт на расстояние 8470 м. А мы выбирали место ОП в зависимости от цели. Эллипс рассеивания "Катюш" - в зависимости от нахождения противника и ОП. Если по дороге движется колонна по направлению к нам, мы подъезжаем с установками ближе к передовой, потому что эллипс рассеивания идёт в глубину, вот так. (показывает руками вытянутую вперёд форму эллипса) Накрывает километр- полтора, всё накрывает на этом расстоянии. Если по фронту началось наступление, как под Сталинградом часто были. (разводит широко в стороны руки перед собой, обозначая расширение эллипса) Потому что эллипс рассеивания идёт по фронту. Если где-то скопление немцев - мы среднюю позицию выбираем, километрах в 4-5 - и даём залп по скоплению. А наблюдательный пункт, всяко бывает, где и как.

- В 41-42 годах Вы помните случаи не схождения заряженных снарядов или взрывов?

- Были случаи, взрывались на установках. Эллипс рассеивания был очень большой, порох был пироксилиновый и нитроглицериновый. Нитроглицериновый взрывался. Там камера около метра, а дальше снаряд идёт. Там ведь, видишь как: зарядишь на установку 16 снарядов, 8 сверху, а 8 снизу; есть там Т-образные штырьки у снаряда, снизу введёшь его, закроешь замком, его прижмёт. (сопровождает жестикуляцией) Кроме пороха в трубках, там ещё такой есть, ... сначала он воспламеняется. В этом порохе проводки - бывают искры, он загорается, потом порох в трубках, создаётся давление, оно везде давит одинаково, сзади в сопло, а спереди-то некуда ему выходить - вот снаряд и полетел. Но таких случаев взрыва было не очень много. Вот когда мы давали последний залп на Северо-Западном фронте, тогда некоторые снаряды упали, не взорвались. А некоторый прямо упадёт ... Снаряд при таком эллипсе может упасть прямо около установки, а может на полтора километра улететь. По-разному, были такие случаи.

- Люди гибли при таких случаях, ранило?

- Нет, в нашем полку не было, потому что переднее стекло кабины машины закрывается бронелистом с прорезью для наблюдения.

- Я читал, что в некоторых полках эти листы даже не опускали.

- Может.

- А у вас опускали?

- Всяко бывало. Под конец не опускали уже. Когда залпы давали большие, тогда некоторые, может, опускали. И сзади домкраты такие поднимали их, потому что установка во время залпа сзади на полметра вырывает всё. (поднимает вверх левую руку) Сзади нельзя было находиться ни в коем случае. Командир орудия находится, расчёт по бокам.

- На Северо-Западном фронте была исходная и огневая позиция?

- Нет, там была основная огневая позиция и запасная, две. Мы с основной позиции дали залп - и сразу переходим на запасную. Потому что если не перейдёшь, то где была основная ОП, откуда дали залп, то они там всё перемешают. Пакет направляющих начинаешь опускать, и сразу поехали с ходу. Если не успеешь уехать, тут тебя и прикончат.

- Как были оборудованы основная и запасная позиции? Ровики были?

- Полностью были... Они были... только один пакет направляющих был, где балки были под Сталинградом. А, про Северо-Западный фронт? Да там всё леса были, так там стояли. Окопов там не было в нашем дивизионе. Для снарядов рыли окопы. Ну, на 2 залпа, и всё. Больше, на 3. А снаряды, в основном, во взводе боепитания, там они зарыты в окопах. А если надо, мы позвоним - тогда они привезут. Мы запас не делали такой на ОП. Для нескольких залпов делали запас. К примеру, под Сталинградом было: в балках просто так складывали иногда снаряды. Бывали случаи при обстреле или бомбёжке попадания немецкой бомбы в наш склад. И вот они взорвутся, и пошли ползать по балке. Не дай Бог, кто попадёт под это.

- Под Сталинградом окопов для снарядов не делали?

- Были окопы, но не всегда успеешь в окоп зарыть. Потому что столько долго стояли в обороне, с июня по ноябрь.

- Там исходных или выжидательных позиций тоже не было?

- Не было, потому что если выедешь - тебя разобьют и уничтожат. Они были закопаны полностью, только один пакет направляющих, где мины находились, был на уровне балки. И замаскированы.

- Немцам не удавалось их засечь? Ведь при залпе позиция демаскируется.

- А что? Залп дали - сразу сетки с травой, со всем надевают, и в сторону. А немцы может и засекали, и обстреливали - всяко бывало. Так что ...

- Получается, что все 4 месяца вы с одной ОП стреляли?

- Нет. Из двух балок стреляли, Антонова и Грачёва, меняли. Но меняли не так, как в Германии или на Северо-Западном. Там дали залп - сразу на другую позицию уехали. А тут некуда уезжать: открытое место. И вот установки зарыты, мы тоже в земле все. Там же никого не увидишь, ни одного человека. Чтобы вот так прошёл кто-то? Спаси бог!

- Я по воспоминаниям знаю, что немцы в первую половину войны охотились за "Катюшами"...

- О, всё было! Была основная и запасная огневая позиция.

- В одной балке?

- Нет, не было. Одна балка от другой далеко находились, и в зависимости от расположения, скопления войск, тогда менялись позиции, переезжали. Нет. Мы там постоянно находились. Там же бомбят. Пробомбят - улетят, а нашей авиации хоть и было мало, но она не давала ... Зенитная артиллерия была тоже, разгоняли. На Северо-Западном фронте совершенно другая обстановка была, а под Сталинградом куда поедешь? Окопались - и сиди. Подали команду "Огонь!", - таскай снаряды, заряжай, давай залп, всё!

- 86-й полк тоже был трёхдивизионный, в нём было тоже 36 "Катюш"?

- Да, такой же.

- Расскажите, как Вас встретили после училища?

- Нормально встретили, что? Принял огневой взвод, в нём было 4 установки. Взвод управления был отдельно, а у командира батареи была батарея, в ней 8 "Катюш". Но по-разному было, у некоторых по 2, у кого-то по 4. У нас по 4 установки в батарее.

- Каковы были Ваши обязанности как командира огневого взвода?

- Принимать команды с наблюдательного пункта, открывать огонь. А там наводчики были - скомандуешь им такой-то угломер, прицел. Угломер - там точка, куда по направлению наводится. Для него на установке стоит прибор, ну как она называется-то? ... Ну, сам прицел на установке, короче говоря. А буссоль может быть на огневой позиции и направление давать. Она стоит на всю батарею, дают команду: "Буссоль такая-то". А потом угломер, прицел.

- Вы бывали как командир взвода на наблюдательном пункте?

- Всё время.

- Потому что я читал воспоминания одного командира дивизиона "Катюш". Он говорит, что даже командиров батарей на наблюдательный пункт не пускал. Они должны были находиться на огневых позициях и следить за выполнением команд.

- Да нет, это не совсем так. В зависимости от обстановки. Командир батареи находится на батарее, как правило. На наблюдательном пункте находится взвод управления, командир дивизиона. Редко когда мы стреляли одной установкой, прицеливались, пристреливались. В основном стреляли всё залпами.

- Доводилось ли Вам за время службы в миномётных частях видеть, когда ваши миномёты стреляли по танкам?

- Мы по танкам отдельно не стреляли, мы стреляли по группе танков. Когда танки пошли в наступление или скопление танков, или, допустим, на марше - двигаются к фронту. Такое часто бывало. Взять под Сталинградом: давали по 6-10 залпов в день. Идут по фронту - дали залп, накрыли. Всё! Танки пошли в наступление, там по-разному было. Батальон идёт в наступление обычно, полк-то не наступает, по нему залп даёшь. А если которые танки не попали под залп, они дальше идут. Уже тогда ствольная артиллерия, они прицелятся и - чик! (смеётся)

- В 23-м полку какое время нужно было для перезарядки "Катюш", чтобы дать залп?

- Залп дали ... если снаряды недалеко находятся ... подносчики ... в расчёте 7 человек. Минут 10 между залпами. А так? Зарядишь залп, там, может, между залпами часа 2 нет необходимости стрелять. И стоишь наготове.

- А в 86-м время между залпами какое было обычно?

- А там - в зависимости от обстановки. Залп дашь и, может, сутки нет необходимости стрелять.

- А если надо 4 залпа дать? При наступлении на Берлин разве вы 1 залп давали?

- Обычно делали так при наступлении. Там же много было ракетных частей "Катюш". Дали залп - уехали на запасную огневую позицию, там зарядили. Потом с запасной ОП дали залп - на прежнюю позицию переехали, когда отбомбили. Или на запасную ... иногда просто с площадки откроешь огонь. Зависит от цели, как что расположено.

- На каких грузовиках были ваши установки в 23-м полку?

- В 23-м на ЗиСах сначала были, потом на "Студебеккерах". ЗиСы были на Северо-Западном, а под Сталинградом были "Студебеккеры".

- Как Вы сравните ЗиС-6 и "Студебеккер"?

- Совершенно ... большая разница. (рассмеялся) Они же вездеход - "Студебеккеры". И передний, и задний - ведущие, маневренные, надёжные более. А ЗиС что: поедешь - он заглохнет, всякое бывало. Слабенькие они были.

- Как часто с заряженными снарядами на направляющих совершали марш? Было такое?

- Было сколько угодно. Обычно в наступлении эти вещи делаются. Вот мы к Кенигсбергу ехали, у нас заряжены установки были. Больше 100 км наш дивизион с танками ехал. Там приехали, по Кенигсбергу залп дали, снова зарядили - и всё, стоим с заряженными.

- То есть с вами ещё машины со снарядами ехали?

- Там взвод боепитания был. На 1 залп везли, потому что без залпа нельзя было оставаться.

- Какие чувства Вы испытывали в боевой обстановке?

- Выполнить приказ. (посмеивается) И всё.

- А страх?

- А страх? Что страх? По первости вроде как было, а потом, когда люди стали гибнуть - я же говорю, что под Сталинградом все у нас погибли, я один остался - думаешь: "Тебя не сегодня, так завтра могут убить в любое время". Так что об этом как-то не думалось вообще. Думаться стало, когда конец войны был - вот тогда хотелось жить ещё. (со смехом) Война-то кончается, надо ещё пожить. А в начале, под Сталинградом, там о жизни вообще не думали. Вот под Берлином, когда Жуков готовил наступление, он дал "Катюшам" эрэсовским ... ну, может, и не он дал, а Богданов, командующий танковой армией. Мы 2 недели отдыхали перед штурмом; проверили нас по состоянию здоровья: меня, всех офицеров. Если у кого-то что-то нашли - в госпиталь отправляли. У меня нашли очаги на лёгких, хотели отправить в госпиталь, я говорю: "Да что я поеду, война скоро кончится". Я не поехал. Это в конце 44 года у меня обнаружили очаги на лёгких. Когда война закончилась, у меня и каверны нашли кроме этого. А лёгкие у меня были как решето, все в дырах.

Лечился я в Германии, Украине, где служил 7 лет. В Львове лежал полгода в госпитале, там давали какой-то непаско. А потом новые лекарства появились - вот теперь лечат, уколы делают. В Львове начальник госпиталя был полковник, еврей. Меня покололи с месяц - о, да у тебя каверна наполовину уменьшилась. Давай меня ещё с месяц колоть! Ещё месяц покололи - каверна исчезла. Очаги-то остались, некоторые плотные сделались. Он был, я считаю ... не от национальности зависит человек, а сам по себе. Хоть он был и еврей, а беспокоился за здоровье каждого человека. Он прямо сказал, когда я поступил: "Будешь пить, курить - ну, года 2 поживёшь". А после войны кому охота умирать? Война кончилась! (смеётся) Я бросил курить тогда, уже больше 50 лет не курю. Но вот когда отвыкал, лет 5 меня тянуло курить. На фронте я курил от папироски папироску. Залпы даёшь - тут тебя бомбят, обстреливают. Думаешь: да, чёрт возьми, чтобы и не покурить перед смертью! Куришь. Я пачку махорки за день искуривал - вот и лёгкие получил, и простуда тут, всё. Он сказал бросить курить - я бросил. Но стопочку по праздникам иногда выпиваю. Лет 5 меня тянуло курить, а лет 5 безразлично - кто курит, кто не курит. А вот после 10 лет кто курит - неприятно! Не могу переносить! (смеётся) Вот еврей! И действительно, некоторые знакомые лежали - умерли, не бросили курить. Тот же диагноз был.

- Что было самым страшным на войне?

- Как сказать? В плен попасть самое страшное.

- Каким было Ваше отношение к врагу на той войне?

- Уничтожить, чем больше, тем лучше. Потому что немцы... они что только ни делали. Они же не считались ни с чем, как теперь этот в Грузии, Южной Осетии. Видите, что он там наделал? Так немцы также делали.

- Вы лично видели такие зверства?

- Ну, мы всё в боях были. Я уже после этого, после войны видал, рассказывали люди. Вот, например, в Украине я служил - Овруч, Коростень - в лагерях мы были, там деревня одна была. Эта деревня была занята немцами. Сгоняют мужиков, заставляют рыть траншеи, потом выводят женщин, детей перед траншеями, расстреливают немцы этих всех, сбрасывают туда. Некоторые наши сами тоже расстреливают, так немцы и их пристрелят, и туда же закопают. Вот так рассказывали. Гоптари деревня была, я там жил как офицер в лагерях. Там около станции такая траншея была, вся заполнена трупами. Украинцы сами рассказывали.

- У Вас было комсомольское воспитание. Советская пропаганда учила, что немецкий рабочий не будет воевать против социалистического государства. Вы до войны верили в это?

- Какое-то было, да.

- На фронте что с этим убеждением у Вас происходило?

- Всё наоборот переменилось.

- Вы может вспомнить, что Вы думали, чувствовали в связи с этой переменой?

- Немцев надо разделить: население и армия. Две вещи разные. Я 3 года жил у немца - на квартире стоял после войны. Так у него отличная семья была, мужик. У него был сад в 16 гектаров, у меня был мотоцикл с коляской. Поезжай, бери, сколько надо, ешь. Ничего не жалел, душа-человек был! И даже наш брат, тогда после войны, солдат или офицер где-то переберёт, выпьет, упадёт - немец подберёт его, привезёт домой. Почистит всё, высушит. Утром встанет, накормит, и всё "Комрад, комрад". Вот такие немцы были. А в войну армия - они, конечно, как звери были. У меня о населении хорошее мнение.

- Не могли бы Вы рассказать как очевидец об отношении наших войск к мирным немцам, как вы только вошли в Германию?

- Всякие были отношения, некоторые не выдерживали: "убили моего отца, жену, брата, сестру". И наши убивали - было такое дело. Но потом это дело быстро запретил Жуков, он ведь командовал. Приказал офицерам спать в казармах вместе с солдатами, чтобы не ходили, не хулиганили, ничего не делали.

- Спать в казармах, наверное, можно было уже после окончания войны?

- Конечно, после окончания войны. Так делали некоторые. У кого немцы всю семью расстреляли - у него, знаешь, какое зло накопилось! Он рад что угодно сделать.

- На Ваш взгляд, грабежи, изнасилования немецких женщин, вандализм - насколько это было распространено?

- Не было много это распространено, немки сами лезли к нашему брату.

- Платили за это? Они проституцией занимались?

- Они после войны жили неважно, голодали. Наши офицеры просто иногда помогали им, семьям. Ну что мирное население, женщины или ребёнок там... у нас настроение-то было такое, мы так воспитаны были: бить только того, кто тебя убивает, а не бить тех, кто невинны. Вот ведь мальчишку-солдата в плен взяли? Начштаба не сказал расстрелять его, отпустить, ничего не сказал. Но я был так воспитан: что я буду убивать ребёнка 15 лет?

- Он был в форме или в гражданском?

- В форме был. Я завязал ему глаза, крутанул несколько раз, потом отвёл на бугорок от огневой позиции, чтобы он не видел, откуда я его привёл.

- Вы можете объяснить, почему для Вас самым страшным на войне было попасть в плен?

- Потому что с пленными они издевались всяко, физические издевательства. Отрубят руку, ногу, глаза выколют, обрежут уши - ну что это такое?! Переносить всё это?! Зачем это надо?!

- Откуда Вы знали об этом отношении немцев к пленным?

- Так ведь полно рассказывали некоторые, бывшие у немцев в плену. К некоторым нормально относились, некоторые ... ну, всякие были. Вот отъявленные фашисты... Так зачем далеко ходить не надо, грузины детей, женщин расстреливали в Осетии. Это ведь на самом деле так. Я бы сам их президента расстрелял.

- Как можете описать отношения солдат и офицеров на фронте?

- Дружба. Я ... офицер, как говорится, солдата защищает, и солдат офицера защищает - иначе нельзя. Как будет офицер выполнять команды, если нет солдат? Много тут случаев было всяких. Вот, к примеру, когда я был старшим офицером батареи, уже в Украине, около Немирова за Львовом. Армия была в Житомире, а наша часть была в Коростене; сформировали отряд человек около 20, меня назначили старшим. Отправили за Львов ловить бандеровцев. Потому что бандеровцы убили священника в церкви там. Вот нынешний президент Украины - он же бандеровец настоящий. Мы их вылавливали. В основном там был мой взвод, но были и другие товарищи. А во взводе было больше 10 национальностей: украинцы, казахи, русские и грузины, да кого только не было! Все как один за другого горой стояли. В лесу мы стояли недалеко от Львова, вырыли окоп круговой, сделали, где ночевать, - обеспечили всё. Тогда бандеровцы шлялись по лесам, стреляли. Я там был с ними: как только подходят к нашему месту расположения, сразу открываем огонь по ним. А там, хрен его знает - убили мы их, не убили? Вот так оборонялись. Я там был с полгода с взводом этим. Правда, мы никого не потеряли, потом нас заменили - другие приехали, короче говоря, в лагерь бандеровцев. Ну что мы пойдём вслед за ним. Он выскочит из-за ёлки, выстрелит и нас убьет. Зачем мы будем? Мы заняли оборону и сидим там. Нападут на нас - мы стреляем.

- На фронте офицеры участвовали в обслуживании машин, рытье окопов?

- Да как не участвовали? Участвовали, но редко; в основном солдаты всю работу делали.

- Доппаёк свой делили с солдатами?

- Так солдат неплохо кормили на фронте, нечего делить.

- Я знаю, что в танковых частях офицеры делили свой доппаёк с членами экипажа.

- Ну, я не знаю, у нас не было. У нас всех хорошо кормили, они считались элитными частями, гвардейские. У нас всех кормили до отвала. Не было необходимости такой у нас.

- Как опишете свой быт на войне?

- Выполнение приказа. Как описать? (улыбаясь)

- Как стирались, спали, развлекались?

- Когда спокойно - отдыхаешь, когда неспокойно - работаешь, выполняешь обязанности. А мылись всяко. Под Сталинградом мы установили большую палатку, растянули, может, метров на 30-50. Воды-то там не было; дождь пройдёт - по балке течёт грязь - с кровью, со всем. У нас были фляжки, в них воды наберёшь. Таблетки были, её опустишь - на дне отстоится всё это, а сверху-то попьёшь. Куда деваться? Воды не привезут, и кухни по сутки и по двое, бывало, не привозили. Сухой паёк был с собой - покушаешь. А мыться - так в этой палатке ночью. Печку-буржуйку установишь там, воды нагреешь, ополоснёшься, и всё. Но вшей было навалом. (качает головой, откидывается на спинку стула, жестикулирует) Снимешь рубашку белую, там около швов одна возле другой сидит. Когда снимешь её, печка горячая - она закрыта, конечно, сверху-то не видно ничего. Так проведёшь швом по печке - только треск! Чик-к-к! Рубашка где-то подгорит, так наденешь - и опять. Я когда в училище приехал, только тогда почувствовал, что вши не кусают. А то всё время - одну руку сюда, другую сюда. (показывает места на теле, улыбается) Ложишься спать и чешешься. И заснёшь. Вот так. А что делать было? Не моешься месяцами, а вошь-то заводится через сколько дней? В училище через 10 дней моют, а там месяцами сидишь в землянке. Тем более!

- На Северо-Западном фронте, под Сталинградом как обычно землянки были устроены?

- Под Сталинградом они были в балке вырыты: вход, туда войдёшь, дальше расширено. А вход палаткой закрываешь.

- Спали прямо на земле, под себя шинель подстилали?

- На земле, прямо в шинели. А на Северо-Западном - там в снегу. Ляжешь на установку, на крыло - оно же железо - полчаса полежишь - всё, хватает. А там было градусов под 40 зимой 41-42 года.

- А в 86-м полку как с бытом было?

- Это Зазирный, начали от Варшавы - там с продуктами было очень хорошо. У нас на каждой установке была канистра двадцатилитровая со спиртом - пей, сколько надо! Но дело не забывай! Мы офицеры в дивизионе, нас немного, человек 12, обычно в дом зайдём, когда наступали. Сготовят, привезут нам обед с кухни. Раздадим, разложим всё. Из канистры наливаем в графин спирта, воды добавляем. Наливай, сколько надо, пей. Я один только случай помню с командиром батареи капитаном Бартеньевым. Налил, перепил, и начал что-то к солдату придираться. Командир дивизиона решил: 3 месяца ни грамма в рот. Мы сидим все, наливаем, выпиваем, запиваем водой, а он сидит насухую. Вот закон такой: спаси бог, чтобы обидеть солдата или ещё что такое. Офицеры ели из солдатской же кухни. Знаете, какие в армии бывают?

- Повлияло Ваше участие в войне на отношение к религии?

- Так что религия? В бога мы не верили, конечно.

- Приметы какие-то соблюдали? Амулеты?

- Нет. Ничего у нас такого не было. Выполнение приказа, и всё.

- Были ли у вас женщины в 23-м, 86-м полку?

- Не было. Но с женщинами мы общались, особенно под Сталинградом. Мы спокойно спали, когда женщины летят на У-2 и бомбят немцев. Полк женский был под Сталинградом, тогда про него писали много.

- А с женщинами из мирных удавалось общаться? Вы же подальше от передовой стояли, километрах в 4?

- Нет, не общались, не было у нас. Может, отдельные какие части были. Женщины были в зенитных войсках, подальше от фронта.

- Для вас это не было доступным?

- Нет, не было.

- Как без этого обходились тогда?

- А что, зачем женщины нужны? Там всё мужчины делают: готовят, стирают, убираются. Женщина не нужна на фронте. Если отдельно она где-то там... После войны - там другой разговор.

- Известно же такое явление, как походно-полевая жена?

- У нас не было этого. У "Катюш" этого не было. Может, в других частях было.

- Каково Ваше мнение о наших союзниках в той войне?

- Хорошее было мнение. Помогали бить немцев. Но иногда было, конечно, недовольство в том, что они второй фронт, почему не открыли? Полегче бы нам было. Жуков один раз проучил их, американцев. Около Эльбы дал залп по ним. Когда его стали спрашивать наши, почему он так сделал, он ответил, что посчитал их за немцев. Ну и ничего, всё в порядке.

- Расскажите, какие у Вас есть фронтовые награды и за что они были получены?

- Орден Отечественной войны 2-ой степени получен за участие в Берлине. Медали "За боевые заслуги", "За оборону Сталинграда", "За освобождение Варшавы", "За взятие Берлина". Первая медаль "За оборону Сталинграда". Потом в юбилей - орден Отечественной войны 1-ой степени дали. "За боевые заслуги" дали за то, что выполняешь все команды. За это дают. Дали после училища. Залп дашь по немцам, всё - награждают.