Аметова Алие Ромазановна

Я родилась 17 марта 1936 г. в селе Шума (ныне Верхняя Кутузовка) Алуштинского района Крымской АССР. Моя мама, Аметова Сундус, родилась 20 августа 1913 г. У нее было трое детей: я, Аметов Али Ромазанович, 6 сентября 1932 года рождения и Аметов Къудус Ромазанович, 7 сентября 1939 г. Маминого папу звали Идрисов Асан Османович, 1873 г. рождения, в деревне Къчукъ-Ломбад (ныне Кипарисное) Алуштинского района Крымской АССР. В 1931 году его раскулачили и сослали в Плесецкий район Архангельской области. Он был из семьи крупного землевладельца, скорее всего, воевал на стороне Белой Армии, но точно я не знаю.

У маминой семьи был двухэтажный дом на восемь комнат, свой табачный сарай, пашня 1 га под спецкультуру, виноградник 0,75 га, табачная плантация на 0,75 га, огород 2 сотки и одна корова. Дедушка сам возделывал землю, выращивал и упаковывал табак, после чего сдавал государству. Маме повезло, так как когда Идрисова Асана раскулачили, она уже была замужем, правда, всего 20 дней, но хватило, и она в список на ссылку не попала.

Дедушка вначале в колхоз не вступал, не хотел идти, но потом все-таки пошел и добровольно сдавал госпошлину, все налоги платил, затем стал в селе председателем родительской комиссии при школе, много помогал ученикам, и сам по себе был очень добросовестный товарищ. После того как маминого отца выслали, никаких вестей мы о нем больше не знали.

Кроме мамы у дедушки было еще два сына Риза и Джафер. Джаферу было 4 года, а Ризе 10 лет, и их отдали в детский дом. Ризе поменяли фамилию и имя, так что наш Риза стал Виноградовым Константином Константиновичем. Джафера, он был помладше, мой папа Аметчик Ромазан-Али, 1907 г. рождения, забрал к нам, дав ему свою фамилию, он с нами попал в депортацию.

Забегая вперед, скажу, что Риза переехал в Украину, женился на украинке и долгое время искал маму, пока в 1965 году не нашел ее и несколько раз приезжал в Среднюю Азию. Последний раз приехал, рассказал, что сильно скучал по нам, вернулся к себе и вскоре умер от разрыва сердца. Такова история моего дедушки и его детей.

В 1933 году в селе был сильный голод, и тогда открыли магазины, назывались они "Золотой Торг", ведь крымские татары были золотом обеспечены, у многих имелись монеты, украшения. Мама рассказывала, что люди ради 1 кг муки или даже пшеницы все свои драгоценности несли в эти магазины и сдавали за бесценок, чтоб сохранить свою семью. Магазины работали до 1937 года.

В 1937 году начались репрессии, у нас многих людей из воевавших в Гражданскую вызывали в сельский совет, они уходили и не возвращались. Говорили, что их мучили, выселяли. Кого-то даже расстреляли.

Мой папа трудился простым шофером, конечно, я была маленькая, всего три годика, но в памяти запечалилось, как в 1939 году отец ушел на финский фронт, сколько он там был, не знаю, мама уже не помнит, но вернулся, несколько месяцев побыл дома, а затем началась Отечественная война. Шоферскую профессию он получил, живя в Алуште, работал водителем на грузовой машине, на "полуторке", а его старший брат Эбубекир был начальником предприятия "Союз-транс" в Алуште.

Семья Идрисовых до раскулачивания

Помню, в отцовской машине были скамеечки подцеплены к борту, и на них сидели солдаты в1941 году. Я помню этот день, когда началась война. В то же воскресенье, 22 июня, всех мужчин призывного возраста собрали на площади в Шуме, мой отец сидел в кабине, а призывники в кузове. Папа мне дал 3 рубля, сходить купить ему папиросы, я пошла в магазин, но папиросы не купила, а купила себе брошку, прихожу и говорю:

- Вот что я купила.

- Молодец, красивая брошь.

Он очень меня любил. Папа уехал, служил под Киевом, маме писал, что идут ожесточенные бои, и война, по-видимому, долго продлится, немцы - это не финны. Просил, чтобы все ценное продавали, деньги не важны, главное, чтобы сохранили семью, его маму (мою бабушку) и детей.

Еще в начале войны уже начинали бомбить Севастополь, мы у себя слышали отдаленный грохот. Помню, как приехали в село немцы и румыны. В ноябре 1941 года советские солдаты отступали, наш дом был расположен на верху трассы, и все было видно, как велась стрельба, отступали войска, а немецкие танки били по ним. До сих пор наш дом там стоит в Верхней Кутузовке, сохранился.

В нашем доме было папино пианино, он играл на нем каждый вечер, собирались родственники, друзья, пели, веселились, в деревне он один был пианистом. Так вот, когда прибыли немцы, то в доме поселился какой-то румын со своим денщиком, видимо, румын в чине был. Жили они у нас спокойно, никакого вреда не причиняли, но иногда офицер напрашивался зайти в дом и поиграть на пианино. Кстати, кормились они сами, да и нас подкармливали. Тогда трудно было с продуктами. Сколько времени они пробыли у нас, я не помню.

В нашей деревне добровольцев набирали, приходил мужчина, вроде бы его Усеин звали, фамилию не помню, вот он и занимался вербовкой в добровольные части. Еще и принудительно забирали. Старостой в деревне избрали Лёппа Усеина. Хороший был человек, но он все-таки подчинялся власти. А вот полицаи чтоб были, я не помню. Иногда, конечно, немцы заходили в дом, шныряли, обыскивали все, якобы искали партизан.

Затем село в 1944 г. освободили советские войска, вроде бы все было хорошо, а затем 18 мая в 4 утра пришли солдаты. Нас разбудили, мама сильно испугалась, мы все были маленькие, бабушка, мать отца, с нами жила. Зашли два солдата, вооруженные, но очень доброжелательные, видят, что маленькие детки, советуют нам:

- Снимите чехол с матраса и набивайте туда все, что можете поднять, вас повезут далеко, в Ташкент.

Мама была сильно напугана и толком ничего не смогла собрать. На сборы дали 15-20 минут. Дети, кто за юбку вцепился, кого на руках понесли, и так вышли с бабушкой из дома, мама до сих пор об этих солдатах в молитвах вспоминает, ведь они помогли нам, заранее предупредили.

Всех вывели на площадь, было много народу, плачь, крики, нас погрузили в грузовые машины открытого типа. И на каждую сажали по одному солдату. Привезли в Симферополь. Подали товарные вагоны, предназначавшиеся для перевозки скота, они были грязные и вонючие. В какой-то стороне вагона было что-то двухъярусное, врезалось в память, потому что мы с братиком там лежали. Поезд тронулся, по пути где-то останавливался, люди выскакивали, кто-то за водой бежал, кто-то старался разжечь костер. Остановки недолгие были, солдаты начинали бить железяками об железные части вагонов, давали понять нам, что поезд трогается, и люди бежали в любой вагон, только бы успеть сесть, двери закрывали, так что некоторые люди по пути отставали. В дороге многие умирали. Сколько конкретно, я не помню, зато как сейчас стоит перед глазами, как одна женщина рожала. Умерших не хоронили, а просто выбрасывали из вагона, не останавливая поезд. Туалета не было, никаких врачей тоже.

Справка о раскулачивании семьи Идрисова А.О.

- Как кормили?

- Давали какой-то очень черный хлеб, и один раз дали кусок сала, но мусульмане сало не ели, а мне и братику, так как мы дети, отрезали маленькие шматочки и мы сало сосали.

Сколько мы были в дороге, я не знаю, наконец, нас привезли в Свердловскую область, по пути, конечно, отцепляли вагоны, перестаивали состав. Но наш вагон добрался до Новолялинского района, всех выгрузили и привезли в школу, народу было много, стали сортировать, кого куда. Нашу и еще несколько семей отправили в поселок Малая Плота Караульского сельского совета. Маме дали барак, и мы жили там с семьей брата моего отца. Мы думали, что отец еще на фронте, о нем не было никаких известий. На второй день всем дали лапти, никаких портянок, ничего и отправили на лесоповал на работу. Мы, дети, оставались дома с бабушкой. Иногда бегали к маме в лес, деревья были очень толстые, высокие, 2 человека вручную валили деревья, потом рубили сучья. Складывали деревья в большие двухметровые штабеля, у всех была определенная норма в день.

Семья Аметовой А.Р.

Если норму не выполняли, то комендант вызывал к себе и закрывал на время в подвале, не интересуясь, с кем дети и как они. Комендантом был то ли Ковалев, то ли Тополев, вредный человек. У отца был брат, его жену один раз закрывали в подвале за невыполнение нормы. Какие нормы были, я не помню. За выполнением работ наблюдали бригадиры и нормировщики. На улице стояли морозы до - 45° градусов. На лесоповале разжигали костры, чтобы хоть как-то согреться и сделать перерыв, маминым бригадиром была Омельченко, приходила, всех от костров пинала ногами, тушила огонь и заставляла работать. Возили взрослых утром на работу и вечером назад на открытых грузовых машинах за 10-15 километров, что запомнилось, эта машина почему-то работала на деревянных чурках.

На еду нам выдавали талоны. Взрослым 400 грамм хлеба в день, детям 200 грамм и больше ничего. Хорошо хоть, при бараке, в котором нас поселили, земля была, ее разрешалось обрабатывать. В этом селе жило много раскулаченных и русских, и немцев, и греков, и латышей, и крымских татар. Среди раскулаченных были и добрые и вредные, всякие люди.

В первый год я пошла в школу, потом заболела. Мой брат еще в Крыму учился до выселения, а в ссылке продолжил. Мы русский язык совсем не знали, но быстро освоили. Пошла в первый класс, а младший был еще маленький, 1939 года рождения, и он оставался в бараке, а мы со старшим братом ходили в школу. В школе работала одна учительница с тремя классами. Первый ряд - первый класс, второй ряд - второй класс, и третий - соответственно третий, вот так учились, сама преподавательница имела 7 классов образования.

Учебники имелись, но не у всех, один учебник на двоих или на троих приходился. Преподавали только на русском языке. Первое время было тяжело, но мы все освоили, и вместе с братом окончили в этом поселке 4 класса.

В 1948 году маме прислали извещение о том, что отец без вести пропал. В 1949 г. мама оформила брата в Новолялинское ремесленное училище (ФЗУ) на отделение автомобили и эксплуатация. Закончил он его в 1951 г. Приехал работать туда же, в Малую Плоту, к кому-то прикрепили, и он работал. Я окончила 4 класса и поехала в деревню Караул продолжать учебу в семилетке. Расстояние между населенными пунктами составляло 15 километров, один раз в неделю мы ходили домой. А так там жили при школе, это был как бы интернат, но питание свое, не кормили, обеспечивали только жильем. Все продукты сами возили. Особенно запомнилось, что ежегодно где-то в двадцатых числах марта снижались цены, и можно было себе позволить что-то купить дополнительно к еде. А так мама давала мне в школу полведра картошки, стакан крупы, 10 рублей и я на эти деньги училась целую неделю. К этому времени маме стали выдавать зарплату, зато ежемесячно заставляли подписывать займы на государственные облигации. Зарплата была маленькая, но мы как-то выживали.

Справка о пропавшем без вести отце Аметовой А.Р.

Я окончила 7 классов, уехала в город Новая Ляля, и в 1956 году там окончила уже 10 классов. Школа была образцовая. Мама все еще работала на лесоповале, старший брат там же, младший только пошел учиться в школу, после нее пошел на курсы шоферов. В 1957 году прошла частичная реабилитация, в декабре вышел Указ Президиума Верховного Совета о снятии с крымских татар комендантского режима.

До этого у меня были проблемы с поступлением в комсомол. Однажды собрала нас пионервожатая и 60 километров повела пешком в город Новая Ляля, чтобы вступить в комсомол. Мы подошли уже к городу и вдруг нам на встречу идет поселковый комендант. Нас было две крымские татарочки среди 15 человек, он остановил нас и спрашивает:

- Куда идете?

- В комсомол вступать.

- Никаких комсомолов, вернетесь и мне доложите.

Вот представьте, мы дети, среди дремучего леса одна дорога, вернулись к часу ночи, утром пошли и сказали коменданту, что вернулись. Он нас изрядно выругал, но мер никаких не принял. Ругал за то, что мы без пропусков и без его согласия пошли в город. Потом в Карауле комендант оказался более порядочным и дал свое согласие, мы все-таки поехали и вступили в комсомол. Мама же ходила один раз в месяц в спецкомендатуру расписываться. Мне не приходилось, но без согласия коменданта и родителей я ни куда не могла пойти.

Когда я заканчивала 10-й класс, однажды мы пришли в столовую обедать, и вдруг за соседним столом оказался тот комендант, оказалось, его за такие жестокие действия разжаловали, он меня узнал, сам подошел, представился и извинился за тот поступок.

В депортации на Урале

После школы мы поехали в Среднюю Азию, в Таджикистан, потому что вся родня по маминой линии жила в Таджикистане, вот по их вызову, после снятия комендантского режима мы и перебрались туда. В 1956 году поступила в Ленинабадский педагогический техникум. Проучилась 2 года и закончила с отличием. Работала учителем в начальной школе. Позже поступила в этот же институт на физико-математический факультет, закончила, работала в дневной школе, а потом в вечерней. Вышла замуж и уехала в город Бекабад, там жизнь не сложилась, и я вернулась домой в Ленинабад. Оттуда перебралась в город Чкаловск, в котором находился важный производственный объект среднего машиностроения, поэтому снабжение было на уровне московского или ленинградского. В городе в основном проживали русские, немцы, и крымские татары. так что по меркам Средней Азии город считался цивилизованным. На работу крымских татар брали только по разрешению Москвы, а если и брали, то с опаской, естественно, на высокие должности не назначали, в основном использовали как рабочую силу. Мой старший брат окончил автотранспортный техникум, и устроился там же начальником автомастерских. На занятие этой должности ему дали разрешение из Москвы. Потом устроился при комбинатской автобазе и работал там до переезда в Крым.

Живя в Таджикистане, к нам из Москвы приезжали Юрий Бекиров, Джемилев Мустафа, Шамиль Алядин, Хайритдинова Къатидже, они были лидерами нашего национального движения. Мы собирали определенную сумму денег, организовывали поездки в Москву, устраивали там митинги, их разгоняли и обливали водой, запрещали. Но, тем не менее, люди все равно выезжали все организовывали и добивались своего. Вскоре крымским татарам стали разрешать возвращаться в Крым. Организовывали спец. поселения, но мы туда не попали. В Крым переезжали люди, которые были более-менее состоятельными.

Мы в Таджикистане построили дом, комбинат помогал от гвоздя до потолка, зарплату давали и обеспечили всем строительным материалом. Братья все своими руками построили. В 1986 году мой сын попал служить в город Куйбышев, через 2 года в 1988 г. вернулся. Просился поехать в Крым, но я его не пустила. В 1989-90 годы крымские татары стали выезжать в Крым, мы пока не имели такой возможности, и так же жили в Чкаловске.

В 1991 году я приехала в Крым с целью оздоровить сына и попутно привезла документы пропавшего отца и справку о составе семьи. Все сдала в Алуштинский горисполком, нас поставили на внеочередное обеспечение жильем как семью погибшего солдата Красной Армии. Вернулась обратно, в Таджикистане прожили до 1999 года. Сын уехал в Крым в 1993 году. Мой младший брат также в 1993 году переехал и устроился на работу в селе Доброе Симферопольского района, там ему дали земельный участок. Старший брат приезжал летом к нему и помогал строиться, но они как-то тянут, до сих пор достраиваются.

В 1999 году мы были вынуждены выехать в Крым, так как в Душанбе начались перевороты, тогда многие местные жители приехали в наш Чкаловск. Потом стали уезжать немцы, крымские татары, русские. Их оформляли как беженцев.

В мае того же года оппозиция захватила Душанбе, все власти распустили, связь, аэропорт взяли в свои руки, но население не трогали. По радио постоянно предупреждали без надобности из дома не выходить, была перестрелка по городу, улицы стали пустынными, потом пошли танки. Мы уехали оттуда. Нужно было из Ленинобада доехать до Ташкента и пересесть в самолет. Прошли 6 постов таможни.

Приехали в Крым, у сына была однокомнатная квартира, мы приехали к ним в Симферополь на ул. Балаклавскую, 6 лет жили в этой квартире, вся семья, шесть человек, а братья находились в этом недостроенном доме. В 2002 году достроили дом для депортированных в Алуште, нам по очереди выделили по квартире и так мы окончательно вернулись на родину.

Семья Аметовых и гости на прздновании 95-тилетия Аметовой Сундус Алушта, 2008 г.