Антропова Галина Сергеевна

Родилась я в 1926 году, в феврале месяце. Родилась я в поселке «Красный Октябрь», здесь, в Сталинграде. Мой дедушка был родом тоже отсюда: за Тракторным заводом был овраг, в нем деревня была, вот в той деревне он и родился. Он отпросился у своего отца чтобы поехать в Царицын, тот отпустил его с условием, что он наймется на работу к какому-нибудь богатому человеку. Дедушка приехал и жил в купеческом доме, этот дом до сих пор сохранился и располагается напротив железнодорожного вокзала, в нем музей сейчас.

После того как дедушка узнал о начале строительства завода, он ушел от купца, у которого служил и перебрался жить к строящемуся заводу, который стал впоследствии «Красным Октябрем».

Когда дедушка приехал в свою родную деревню и сказал отцу, что он работает на заводе, тот снял вожжи и отлупил его за то, что дедушка без разрешения отцовского сменил место работы. Но потом буквально спустя непродолжительное время, все родные дедушки переехали в Царицын.

Папа мой, так же, как и дедушка, работал на этом заводе. Причем работать он там начал еще мальчишкой. Папа принимал участие в Первой мировой. В 30-х годах его от завода отправили учиться в институте. Учеба его продлилась два или три года, пока он там учился, мы с мамой жили здесь и нам помогал дедушка. По окончании учебы папа стал инженером и работал до самого начала Сталинградской битвы.

Мама моя родом из семьи священника. Ее папа, мой другой дедушка, до революции служил в церкви на территории завода. Старший брат мамы погиб во время войны.

- Выходит, Ваша династия полностью связана с историей завода «Красный Октябрь»?

- Да, полностью связана.

- Сколько классов Вы успели закончить перед войной?

- Я закончила девять классов.

- Учились здесь же, на «Красном Октябре»?

- Да. Уже когда началась война, нас часто вместо занятий посылали выполнять всякую всячину.

- Куда, например?

- Где-нибудь что-то собирать или другую какую-нибудь работу выполнять.

- К работам на заводе вас не привлекали?

- Нас, девчонок, привлекали совсем к другому. Мы ходили по госпиталям. Я ходила в Дом Техники, который стоял рядом с заводом на берегу Волги. Там находилась площадь, на которой буквой «Г» располагались здания Дома Техники и Дома Приезжих. Дом Приезжих раньше был жилым домом, в котором проживали сотрудники с завода, а потом из него сделали дом отдыха для заводских рабочих.

Вот в этом Доме Техники был оборудован госпиталь №3239. Вернее, под госпиталь были отданы оба здания, поэтому госпиталь получился громадным. Мы туда ходили вместе с одноклассницами.

- Что вы там делали?

- Когда мы туда приходили, мы там помогали что-нибудь по хозяйству. Нас постоянно заставляли что-нибудь поднести, унести. Но там был очень хороший комиссар госпиталя. Он был уже возрастом, как мой папа, его сын учился у нас в школе. Уже потом, во время Сталинградской битвы, когда комиссар был в Астрахани, к нему привезли и его сына. Сын был ранен во время бомбежки, и он с самого начала хотел забрать его к себе в госпиталь, но ему не разрешали.

- Во время учебы в школе у вас были какие-нибудь специализированные кружки, например, медицинской подготовки?

- У нас уже в девятом классе, когда началась война, появились занятия и по военной подготовке и по медицинской.

- Как Вам запомнился день 22 июня 1941 года? Как Вы узнали, что началась война?

- Мы только сдали экзамены после восьмого класса, и все утречком пришли в нашу двадцатую школу на комсомольское собрание. Собрание прошло хорошо и весело, на нем меня избрали в Совет комсомола. В конце решили летом еще раз собраться на комсомольское собрание и разошлись по домам.

Во время войны наша школа №20 была разбита, ее восстанавливать не стали, а рядом построили новое здание школы, которая получила номер 35.

Я шла домой по улице, а потом свернула в сторону базара. Когда шла по базару, вижу, навстречу мне идет девочка, которая училась вместе со мной. Она у меня спрашивает: «Галя, ты в школе была?» - «Да. А что случилось?» - «Война началась!» Я ей говорю: «Да ты что, смеешься? Какая война?» Я тут в таком замечательном настроении иду, и вдруг – война! Она мне говорит: «Нет, война действительно началась! Это правда!»

- Несмотря на то, что началась война, на базаре были люди?

- Да еще мало кто знал о ее начале. Даже в школе у нас еще не знали! Пока мы там были, в это время объявили, что началась война.

Я, узнав от подруги о начале войны, бегом побежала вниз, к Волге. А жили мы тогда на Малой Франции, так назывались жилые дома около самого завода. Все эти дома были деревянными.

Подхожу ближе к своему двору, вижу, папа выходит из дома. Я у него спрашиваю: «Папа, это что, правда?», он мне говорит: «Правда, девочка, правда. Началась война. Иди домой, к маме, успокой ее немножко». Ну вот, значит, прибежала я к маме, разговариваю с ней. У меня еще был брат, на три года старше меня. Он закончил школу на «отлично» и после школы пошел в военное училище. Он сначала хотел поступить где-нибудь поближе к дому, но в Сталинградское авиационное его не взяли по здоровью, что ли. Поэтому он уехал поступать в военное училище в Ленинград.

- В каком училище он там учился?

- Я не знаю. Знаю только, что он там уже один год отучился и этим летом должен был приехать домой в отпуск. Он все-таки стал офицером и потом где-то в 1943 году погиб в Белоруссии.

На следующий день мы все, не сговариваясь, собрались у себя в классе. Мальчишки наши, конечно, готовы все были пойти записаться добровольно в армию. Но в девятом класса их, разумеется, не брали.

Вот так для меня началась война…

Однажды поздно вечером папу кричат с улицы: «Сергей Иванович! Сергей Иванович!» Он выходит, через некоторое время возвращается и говорит: «Я еду в военкомат, меня призывают».

- Куда его призвали?

- Сначала его держали в районном военкомате, а потом отправили в центр города. Там, насколько я помню, был штаб дивизии, в которую поступали танки с нашего Тракторного завода. И вот они должны были помогать принимать эти танки.

- Его на фронт не отправили?

- Нет. Его иногда военкомат призывал в помощь, когда не хватало людей для каких-нибудь целей. Даже еще до войны.

Но потом он заболел и его, прямо с рабочего места, увезли в госпиталь. После того как он подлечился и снова стал ходить, он пришел на завод, где и остался работать.

- После объявления о начале войны изменилась ли Ваша школьная жизнь? Сократилось ли количество уроков?

- Как я уже говорила, у нас было введено обязательное военное дело. На эти занятия ходили и девочки, и мальчики. Ну и нас периодически на завод водили, если там что-то привезли и надо было это разгрузить.

- Как происходило распределение на работы?

- Сначала так было: прибегали мы в госпиталь, а там нас уже ждали: раз девочки пришли, значит, можно их использовать на тех местах, где требовалось. Потом к нам стал выходить комиссар госпиталя. Комиссар был очень хорошим, прежде всего он хорошо знал больных.

Однажды я прихожу, а мне санитарка говорит: «Тебя к себе комиссар звал». Я прихожу, он говорит: «Знаешь что, вот тут у меня есть палата, в ней двое ребят лежат. Они бывшие студенты из разных институтов. Ты пройди к ним, поговори с ними». Я и раньше ходила по палатам, разговаривала с ранеными, потому что просто лежать – это очень тоскливо.

Пришла я к этим студентам, мы сразу нашли с ними общий язык, стали разговаривать о том о сем. Один из них, который был тяжело ранен, говорит мне: «Слушай, а у тебя краски и кисточки есть?» Я говорю: «Есть. И у меня, и у брата есть. А что?» - «Ты принеси их мне, пожалуйста».

А другой студент говорит: «Да он учился в художественной школе. Ему хочется рисовать». Я говорю: «Хорошо, я сегодня принесу» - «Да что ж ты, сюда ради красок приходить будешь что ли? Уже вечер наступит, поздно будет – завтра принесешь».

У нас с братом были альбомы, я выбрала самый целый из них и взяла его утром с собой вместе с красками и кистями. Прихожу, отдала ему все это, а он альбом схватил и прижал к своей груди так, будто это самое ценное, да так с ним и лежал. Вот такие вещи случались, понимаете? Этот эпизод для меня и сейчас незабываем.

- Когда Вы начали ходить в госпиталь, он находился только в стадии формирования или в нем уже были раненые?

- Раненые в нем были уже.

- В каком году это было? В 1942-м?

- Нет, еще в 1941 году. Ведь Сталинград в то время был еще в глубоком тылу, поэтому раненых привозили отовсюду издалека. Правда, это «издалека» слишком быстро докатилось и до наших краев, очень быстро.

Когда я приходила в госпиталь, меня уже раненые знали и ждали. Комиссар мне говорил: «Бери газеты, разноси по палатам. Если где надо, то посиди, почитай». Вот я и разносила газеты, читала.

В один прекрасный день мне опять говорят: «Иди, тебя комиссар спрашивал». А я к тому времени в госпиталь приходила уже каждый день.

- В госпиталь Вы бегали после занятий?

- Нет, до занятий успевали сбегать. А потом я прихожу к комиссару, а он мне говорит: «Знаешь что, дружок, у нас хорошая библиотека, а женщина-библиотекарь, которая в ней работала, заболела. И ее, больную, уже нельзя на работе оставлять. Давай-ка мы тебя возьмем прямо на работу. Иди, принимай библиотеку».

- А как же со школой вопрос решался?

- А это было уже летом 1942-го года, мы окончили девятый класс, занятия закончились.

Родители мои согласились тоже на то, чтобы я стала работать библиотекарем. Приняла я библиотеку, произвела опись всех книг, записала чего у меня сколько, а потом опять стала по палатам ходить.

Помещение библиотеки было довольно просторным. У меня там был стол, стеллажи с ящиками, на которых размещались книги, и несколько кресел еще стояли в помещении. Ко мне в библиотеку заглядывали ребята и, рассаживаясь в этих креслах, сидели меня «охраняли», при этом друг на друга тихонько прикрикивая: «Сиди тихо, не мешай ей!». Ну что скажешь, ведь я еще совсем девчонкой была…

- Что Вам дало официальное устройство на работу? Вам выплачивали зарплату или Вы получали вместо денег продовольственный паек?

- У нас в госпитале для работников была столовая. Не бесплатная, конечно: мы там платили деньги и нас кормили. Деньги мне тоже платили, но сколько – я сейчас уже не помню.

- В этот госпиталь забрали кого-нибудь из Ваших подруг или одноклассников?

- Там были девочки, но они были из других школ. Из моего класса никого кроме меня не было.

- Вы все время в библиотеке работали или совмещали работу в библиотеке с помощью санитарам?

- Когда я была библиотекарем, я уже меньше помогала санитарам.

Однажды нам сказали, что наш госпиталь должны вывезти в Астрахань. Причем эвакуированы должны быть не только больные, но и весь персонал и все хозяйство госпиталя. Все мы должны были садиться на пароход и ехать в Астрахань.

- В каком месяце происходила эвакуация госпиталя?

- Это или в конце лета было или осенью, не помню.

- Эвакуация проводилась до августовской бомбардировки Сталинграда или Вы ее застали еще в городе?

- В городе мы ее застали. Я в это время дома одна была. У меня из всех членов семьи свободного времени больше было, чем у других: мама на работе весь день, папа тоже.

Папа сказал, что надо у дома вырыть яму, называется «щель», в которой мы должны прятаться при бомбардировке. И я копала эту яму.

- Вы сами копали эту щель?

- Сама. Папа приезжал домой с работы очень редко: побудет немного и снова уезжает.

- Щель Вы выкопали еще до начала налетов на город?

- Тогда уже случались какие-то налеты, но они были редкими.

- Ваш госпиталь тоже подвергся бомбардировке?

- Конечно подвергся.

- Разрушения зданий госпиталя были?

- В тот день, 23 августа, в сам госпиталь бомбы не попали, но упали недалеко. А когда была первая бомбежка, то первые бомбы упали в небольшой сад, который был неподалеку от госпиталя. А в этом саду тоже были выкопаны ямы, для того чтобы прятаться. Но никто из раненых во время первой бомбежки не пострадал – в этих ямах не было людей.

- То есть в госпитале погибших от бомбежек не было?

- Нет, не было.

- Кем работала Ваша мама?

- Она сначала работала на заводе где-то в конторе, а потом перешла работать в госпиталь.

- В тот же, в котором работали и Вы?

- Нет, в другой. А потом, перед самой эвакуацией, она перешла работать в наш госпиталь. Она вела бумаги по учету всех раненых, все истории болезней у нее хранились.

Перед началом эвакуации мне выдали три громадных ящика, в которых я должна была сложить все книги своей библиотеки. Я всю свою библиотеку сложила в эти ящики, а в один из них я положила и свои учебники за десятый класс, по которым мне предстояло учиться.

Позже, когда мы их из Астрахани, через весь Каспий, направились в Гурьев, там я все эти книги сдала.

- Кому и зачем Вы сдали библиотеку?

- Там, в Гурьеве, наш госпиталь расформировали. Мне помогли открыть тот ящик, в котором лежали мои учебники, и я их забрала с собой. Я десятый класс, кстати, закончила на «отлично».

- Госпиталь эвакуировали еще до того, как немцы вошли в Сталинград?

- Они уже были где-то очень близко.

- Как проходила эвакуация госпиталя?

- Мы ехали на пароходе. На нашем пароходе были в основном работники госпиталя и немного раненых.

- А основную массу раненых на чем везли?

- На тех же пароходах. Только их отправляли кого раньше нас, а кого и позже.

- Для погрузки раненых пароход причалил рядом с госпиталем?

- Нет, нет. Он не был близко к госпиталю.

- Как доставляли раненых из госпиталя на берег для погрузки на пароход?

- По-разному: кто шел, кого везли, кого несли. Все наши девочки ехали с ранеными. И таскать раненых тоже досталась им. Я тоже пыталась помогать нашим санитаркам таскать раненых, и меня около ступеней, ведущих вниз к воде, меня задержали: «Куда?» - «Раненых помогать на пароход грузить» - «Вот встань здесь - тебе с парохода будут говорить, куда нести, а ты будешь тут стоять и направлять». И вот я только стояла и говорила всем: «Туда, вам туда, а вам туда».

- То есть Вы распределяли раненых при погрузке?

- Распределяла. А потом мне сказали: «Молодец! Все делала правильно!»

- Вы потом погрузились на этот же пароход, погрузку на который и распределяли?

- Да, на него же и села потом. Мне удалось разместиться на маленькой такой решетчатой ступени. А за этой решеточкой был, видимо, моторный отсек. Я помню, что там было что-то большое и железное.

Прохожу я по краю борта парохода, а раненые, которых там разместили, просят воды: «Сестричка, дай мне водички, пожалуйста!» Я им отвечаю: «Сейчас!», а сама помчалась туда, где можно было найти кружку и налить в нее воды.

Принесла раненому воды, он попил и говорит: «Эх, бросили меня здесь, а у меня ноги больные. Может поправишь мне ноги, чтобы лежать удобней было?» Я думаю, как же так? Как я буду ему поправлять его больные ноги? Потом беру одеяло, которым он был укрыт, поднимаю его, а ног у него по коленки нету!

Меня сразу как будто ударило от увиденного! Это же невозможно! Куда я должна бежать, кого позвать? Но потом я мысленно заставила себя сделать это. Нагнулась к нему, поправила все: одну культю положила, другую и укрыла его одеялом. Он мне говорит: «Ой, спасибо тебе! Так легче стало!» Вот это был настолько запомнившийся эпизод…

- На пароходе от Сталинграда до Астрахани за один день не дойти. Чем вы питались все это время?

- Да там было что-то. Я не знаю. Для раненых продукты загружали на пароход. Кормили, конечно, не шикарно, но полностью голодать не приходилось.

- Остановки по пути следования были?

- Нет, остановок мы не делали. Если и останавливался, то редко и ненадолго. Я этих остановок даже и не замечала, особенно на это внимания и не обращала.

После того как мы прибыли в Астрахань, не прошло и месяца, как туда тоже начали подходить немцы. Они стали бомбить город. А в Астрахань привезли-то не один госпиталь - их много там собрали!

В общем, нас опять посадили на пароходы и увезли в Гурьев. Персонал госпиталя разделили на несколько частей и погрузили вместе с ранеными на разные пароходы. А раненых было загружено на пароход очень много.

- Сколько ваш госпиталь пробыл в Астрахани?

- Наверное, недели две мы пробыли там.

- Где он был там развернут?

- Трудно сейчас сказать. Где-то на окраине города.

- Вам под госпиталь было выделено здание или разбиты палатки?

- Там была школа и нам выделили в ней несколько комнат, в которых поставили кровати. А поскольку этих комнат не хватало, то рядом со школой ставили и палатки.

- Почему под госпиталь выделили не всю школу, а лишь несколько комнат? Там продолжали учиться?

- Нет, занятий в школе не было. Просто это здание было выделено не одному нашему госпиталю, а также там были размещены и другие госпитали.

- Какова была специализация вашего госпиталя?

- Там было все: и хирургия и терапия. Еще в сталинградском госпитале было так: внизу было громадное пространство и кровати, кровати, кровати…

- Здание госпиталя в Сталинграде было многоэтажным?

- Оно было двухэтажным. И Дом Техники тоже был не больше, чем в два этажа.

- Были случаи, чтобы раненые умирали во время перевозки их из одного города в другой?

- Были, конечно.

- Как поступали с их телами?

- Подождите, сейчас я Вам одну вещь расскажу, пока вспомнила. Ехали мы в Астрахань. Доехали до одного места, сейчас не помню название. Вдруг вечером уже крик: «Капитан!» Наш капитан отвечает: «В чем дело? Что случилось?» - «Я знаю, где мина! Вы к ней подходите уже». Они перекрикиваются, а мы, все, кто находится на пароходе, все это слышим. Стоит полная тишина, а они так громко перекрикиваются. Капитан говорит: «Ну, давай, иди на пароход, покажи нам».

- Это кто-то с берега сообщил о мине?

- Нет. Это кто-то на лодке подплыл к нашему пароходу. Наверное, бакенщик. Он сказал капитану: «Нет, я на пароход не пойду. Я буду на лодке плыть, а вы идите за мной, я вам покажу, как пройти мимо мины», - «Хорошо, давай так».

И вот стоит такая тишина: никто слова не произнесет, никто не стонет. Все нервно молчат, никому не хочется, пережив сражения, погибнуть от немецкой мины. А потом все слышим, с лодки кричат: «Капитан, все, мы прошли мину! Езжайте дальше спокойно! Счастливо!» Вот, благодаря этому человеку, мы остались целехоньки.

Как мы позже узнали, на этом месте раньше погиб пароход с людьми, подорвавшись на такой же мине. Да и вообще на Волге много подрывалось на поставленных немцами минах, ведь там много ходило пароходов, перевозивших и раненых и гражданских людей.

Когда наш госпиталь разместился в Астрахани, нас, девчонок, отправляли еще несколько раз в Сталинград за ранеными. В эти рейсы уже набирали девочек и из других госпиталей, не только из нашего. И мы возвращались из Сталинграда уже по горящей Волге. А Волга, я Вам скажу, была горящей не только в Сталинграде – в Астрахани она тоже горела: это горела нефть, которая шла вниз по течению.

- Вы раненых забирали из сражающегося Сталинграда?

- Нет, в тот раз мы в сам Сталинград не заходили, а вставали неподалеку от города, на самой его окраине. И когда шел пароход с ранеными по Волге, не с госпиталем, а с ранеными, Волга просто бурлила и кипела.

- Кто решал, сколько брать раненых на борт парохода?

- С нами обязательно был кто-нибудь из старших. Например, комиссар госпиталя. Он не остался в Астрахани, а ездил каждый раз с нами в Сталинград. Я говорю, что это был исполнительный человек – надо, значит надо!

Когда мы жили в Астрахани, ему с другим госпиталем привезли сына. Я не знаю всех подробностей, знаю только одно, что комиссар очень волновался и хотел забрать его к себе в госпиталь.

- Забрал?

- Нет, не дали ему.

- Много раненых загружалось на пароход?

- Очень много! Я не считала, сколько их. Раненых везде размещали, даже в машинном отделении!

- Гонялись ли немецкие самолеты за вашими пароходами во время эвакуации госпиталя и раненых?

- Гонялись! И обстреливали постоянно! Ой, как это было страшно, обидно и стыдно!

- Как спасались от налетов?

- Бывало, что пароход идет посередине реки, а потом – раз! – и к берегу быстро уходит. И идет дальше уже вдоль берега. Это почему так? Да потому что если попадет в него бомба или снаряд, то он сможет подойти еще ближе к берегу и высадить людей. Было неоднократно, что с разбитого парохода раненых поднимали на берег жители прибрежных деревень. Да и у берега река гораздо мельче, поэтому пароход полностью не затонет.

- На пароходах стояли пулеметы для защиты от вражеской авиации?

- Сначала ничего не было. А потом за каждым пароходом шел маленький катерок, на нем была команда человека три. Вот этот катерок и был вооружен пулеметом.

- В Гурьев вас эвакуировали на тех же, речных пароходах, или там уже был морской транспорт?

- В Астрахань привозили по морю грузы на больших кораблях. Вот в один из таких кораблей нас и погрузили. Он был очень большущий и многоэтажный! И самое примечательное в этом корабле было то, что если идти вдоль борта, то там настолько узкий проход, что два человека еле разойдутся. И лестницы там были довольно крутые.

Однажды, уже после нашего возвращения в Сталинград, папа встретился с кем-то из знакомых, кто со мной был в Гурьеве, и в разговоре сказал обо мне: «Трусишка она у меня!» А тот говорит: «Ага, трусишка! Ты бы ее видел, как она бегала по этой лестнице, держа в руках миски с едой для раненых! А вниз она просто по поручням ездила. Какая же она трусишка!?»

Я не знаю, мне кажется, когда там, на пароходе, подходишь к лежащему раненому, становишься совершенно другим человеком.

- Когда Вас ввели в штат госпиталя, Вам присвоили воинское звание?

- Нет. Я же была библиотекарем - гражданским вольнонаемным работником. Хотя часто приходилось исполнять обязанности санитарки.

- Была ли у госпиталя какая-нибудь охрана?

- А я и не знаю. Во всяком случае, никаких охраняющих нас солдат я не встречала. А если они и были, то их было очень мало.

- Вы говорили, что продолжали на пароходах ездить в Сталинград за ранеными. А как же библиотека?

- А библиотека была в ящиках. Как увезли ее из Сталинграда, так она в тех ящиках и лежала. Мы ее даже в Астрахани не распаковывали. А потом она, в Гурьеве, была мной сдана. Я только вынула из ящика свои учебники, по которым дальше продолжила учебу. При сдаче количество и наличие книг у меня никто не проверял, просто забрали ящики и все.

- Сколько времени пробыл ваш госпиталь в Гурьеве до момента его расформирования?

- Я уже и не помню. Когда расформировывали, помню, погода уже совсем плохая была. Наверное, расформировали его уже когда закончилась Сталинградская битва. Большинство женщин в госпитале были военнообязанными и их просто перевели служить в другой госпиталь. А мне начальник госпиталя сказал: «Девочка, а ты езжай и учись! Тебе надо учиться, запомни это!»

- Ваши мама и папа были военнообязанными?

- Нет, папа по здоровью был комиссован, а мама военнообязанной не была.

После того как наш госпиталь расформировали, нам надо было возвращаться самостоятельно в Сталинград.

В то время наш завод «Красный Октябрь» был эвакуирован в Челябинск. И мы сели на паровоз и отправились в этот город. В Челябинске я ходила по городу и однажды я узнала, что там, в здании какого-то магазина, располагается наш сталинградский механический институт.

Я нашла этот магазин, поднялась по крутой лестнице на второй этаж этого здания. В этом институте я даже встретила своих знакомых из сталинградской молодежи. И вот эти знакомые подсказали мне, что в этот институт можно устроиться на работу.

Пришла я, сказала, что хочу учиться или работать. Меня спросили, что я могу делать. Я сказала, что умею чертежи чертить. Меня сразу приняли на работу, и я занималась тем, что чертила чертежи. И, видимо, делала это хорошо, потому что меня часто хвалили.

- А поступить в этот институт возможности не было?

- Так мне же для этого надо было сначала окончить десятый класс!

- Вы в институте работали до момента его возвращения в Сталинград?

- Нет. Мы решили самостоятельно вернуться в Сталинград. Но нам сказали, что в сам город на поезде проехать невозможно, поэтому мы решили сначала доехать до Волги, а потом вдоль Волги поехать вниз, к Сталинграду. Это уже была весна 1943 года.

Доехали мы до Куйбышева, даже в сам город мы не заехали – нас туда не пустили. На какой-то маленькой станции мы сошли с поезда, потому что он шел в Москву, а нам туда не нужно. Но нам сказали, что в Сталинград пока никого не пускают и предложили остаться поработать в деревушке неподалеку от этой станции. Председатель в этой деревне сказал мне: «Раз уж ты приехала, то поможешь женщине-учетчице вести документацию». Мы остались, но поработали мы там совсем немножко. За мою работу мне давали немного молока, муки и других продуктов понемножку.

А потом мы опять отправились в Сталинград. Правда, я уже не помню сейчас, на чем мы добирались от Куйбышева до Сталинграда. Наверное, все-таки, на пароходе мы спустились вниз по течению.

Сошли мы в Сталинграде уже вечером и пошли в город. Вещи все свои тащили сами, разумеется. Хотя, какие там вещи-то? Когда шли, то видели весь тот ужас, который случился с нашим городом, видели все разрушенные дома.

Поднялись от Волги до центра города, надеялись сесть на поезд, который бы нас подвез до «Красного Октября». Но поезда не ходили, а из транспорта были только машины. Эти машины были вместо автобусов: в них люди залазили и стоя ехали, кому куда надо было. Залезли в кузов машины и мы.

Когда мы подъехали к заводу, мы не узнали местности перед ним: там не было ни одного целого дома. Когда мы приехали, мы сначала пошли к маминым и папиным знакомым, которые жили неподалеку. Утром, когда я вышла на улицу, я увидела, что от нашего дома стала видна Волга и идущие по ней пароходы! Вдруг паровозный гудок загудел. Я смотрю и вижу, как по склону Мамаева кургана идет поезд. Вот такие были разрушения в городе, что стало видно то, что раньше было скрыто за зданиями. Это было, конечно, ужасно. И самое главное, что в городе не осталось деревьев. Помню, что летом на одном оставшемся разбитом стволе дерева появились листья – это было просто чудо.

- Ваш папа оставался все время в Сталинграде?

- Нет. Папа тогда еще совсем больной был и нам его удалось забрать со своим госпиталем. Он все время со мной был: и в Астрахани, и в Гурьеве, и в Челябинске.

- Он в этом госпитале на лечении был?

- Нет, не на лечении. Просто ехал с нами. Там разрешалось сотруднику госпиталя брать с собой одного кого-нибудь из членов семьи: мужа, жену, бабушку, дедушку или детей. Конечно, в госпитале мы были все вместе, а вот когда на пароходе за ранеными ездили – тут уж я была одна.

- Где вы жили по возвращению в Сталинград?

- Сначала жили немножко у знакомых. Потом нам дали жилье. Если ехать от завода в сторону центра города, то неподалеку, по правую сторону, стояло двухэтажное здание, в котором до войны была глазная поликлиника. Это здание после войны восстановили одним из первых и сделали из него жилой дом. В этом доме нам дали маленькую комнатку, в которой мы и жили до тех пор, пока не начали массово строить дома. В Сталинград привезли «финские» дома, поставили их в Вишневой балке, и мы переселились в один из таких домов.

- Чем Вы занимались по прибытию в город?

- По прибытию я занималась учебой. Часто нас, школьников, привлекали к расчистке завалов и уборке мусора. Причем, на такие мероприятия шли все, это даже не обсуждалось.

- При разборке завалов много попадалось трупов?

- Нет, я бы не сказала. Да нас к трупам и не подпускали, там другие работали. Мы ведь школьники, за нами взрослые следили. Иногда привозили нас на завод помогать расчищать его от мусора.

- Завод уже работал тогда?

- Да, завод тогда уже работал и работал хорошо. Папа мой опять пошел туда работать.

- Как Вы узнали о том, что закончилась война?

- В это время я уже в институте училась. Закончила десять классов и сразу же поступила в институт.

- В какой?

- В тот же, в котором пришлось поработать – в механический. Только они не могли вспомнить, что я у них работала. Да это потому, что я тогда еще девчоночкой молоденькой была. Да я особо никому там и не говорила, что я у них работала.

А по поводу Дня Победы не вспоминается почему-то ничего… Все то тяжелое, что давило, то еще помнится, а вот этого вспомнить почему-то не могу…

- Родина Вас как-то отметила за участие в этих событиях?

- Конечно отметила. У меня медаль есть за Сталинград, мне ее после войны вручили, и еще другие юбилейные медали.