19 июня 1941 года мне исполнилось 8 лет, а через три дня началась война с фашистской Германией. Жили мы тогда под Москвой, посёлок Рабочий городок Красногорского района, станция Трикотажная. Рано утром нашу семью разбудил гром, все стали смотреть в окно, а я выбежал на улицу и увидел самолёты, которые летели в сторону Москвы, под ними белые облачка разрывов снарядов от зениток. Неделю назад было сообщение ТАСС, уверяющие всё население Союза о несостоятельности "слухов" о войне с Германией. Бабушка читала накануне газету "Правда" и сказала мне, что с Германией войны не будет, но добавила: "Гитлеру я не верю" Утром того же дня по громкоговорителю на улице мы услышали трагический голос Левитана, известного диктора: "Сегодня утром вероломно, без объявления войны, на нашу Родину напала фашистская Германия" Наскоро позавтракав, Мама помчалась на фабрику. Все были взволнованы и растеряны. К вечеру стало известно, что немецкие самолёты не прорвались к центру, а сбросили бомбы на Красную Пресню, где начались пожары. Фабрика была объявлена предприятием, работающим на фронт. Около проходной вывесили большую карту Союза, на которой каждый день флажками отмечали линию фронта. Но её скоро убрали, т.к. продвижение немецких войск угнетающе действовало на настроение населения. Скоро вокруг Москвы и у нас, в том числе, появились "гнёзда" зенитчиков, вечером в небе висели аэростаты, стали кругом рыть окопы. Где-то в году 1987 я посетил Военно-морскую библиотеку, где в читальном зале посмотрел подшивки газеты "Правда" за 1933 - 1941 годы. Картина выглядела довольно смешная: сначала мы проклинали фашизм, потом замалчивали, далее стали восхищаься их делами и даже поздравлять с военными успехами. Даже 22 июня газета вышла и ни слова о нападении. Далее сразу прозрели и начали проклинать! Вначале войны показывали где идут бои, далее писали только об ожесточённых боях. И так осенью мы узнали, что немцы как-то дошли до Москвы, и что даже отдельные танки прорвались в районе Химок.
Наш Рабочий городок немцы не бомбили, т.к. одна фабрика выпускала чулки, а вторая валенки, да и мы были как-то в стороне. Но при каждом налёте на Москву зенитки, которые стояли вокруг посёлка, лупили по самолётам и осколки снарядов сыпались как град. Пожилому гражданскому населению и детям отвели в качестве убежища подвальное помещение недостроенного дома. Воздушная тревога объявлялась сиреной, которая была установлена на пожарной каланче, звук её не забуду до самой смерти. По этому сигналу Бабушка хватала мою четырёхлетнюю сестрёнку, сумку с необходимым (НЗ), я рядом, и мы все вместе мчались в убежище. Однажды, когда вот так мы бежали, зенитки уже стреляли и буквально в одном сантиметре от виска сестрёнки пролетел осколок длиною сантиметров десять. Я его схватил, но тут же бросил, он был очень горячий. Мальчишки, в том числе и я, собирали эти осколки и коллекционировали, для нас это были зримые следы начавшейся войны. Мама больше ночевала на фабрике, т.к. по воздушной тревоге ей надо было бежать в санитарную дружину, где настоящим санитаром была только одна медсестра. Ввели карточную систему и сразу надо было "подтянуть ремень", т.к. никаких запасов на "случай войны" не было. Руководство фабрики решило отправить детей на лето в деревню Ефремовка Егорьевского района Московской области, подальше от бомбёжек, благими намерениями выстилается дорога в ад. Фабрика выделила несколько автобусов для детей, куда попали и мы с сестрёнкой и трёх женщин для сопровождения, в т.ч. и нашу Маму. Сцены прощания родителей с детьми у меня стоят до сих пор перед глазами, это были сплошные рыдания, которые продолжались в поездке и несколько дней после. Вот и деревня Ефремовка, где нас приняли довольно хорошо, разместили в клубе, организовали трёхразовое питание. Мама должна была вернуться на фабрику, теперь уже мы с сестрёнкой зарыдали. Наступило 1 сентября, я пошел в первый класс школы деревни Евремовка, к этому же времени приехала Бабушка и стала работать в нашей столовой детского сада, рядом был родной человек. В октябре положение Москвы стало угрожающим: многие предприятия эвакуировались на Восток, но наша "Победа Труда" осталась на месте.
Секретарь парторганизации фабрики Богачёв проговорился Маме, что горком партии оставляет его на подпольную работу в "случае чего". В ней заговорили отцовские гены (революцинер) и она, переговорив с Бабушкой, решила тоже уйти в "подполье". Благодаря судьбе, всё обошлось: немцев под Москвой разгромили и они откатились в другую сторону. Дело в том, что никакой подготовки для "подполья" не было. Дали чужой паспорт, комнату в Тушино, откуда почти все заводы эвакуировались, связного и шифр для "донесений". С такой "подготовкой" Мама провалилась бы в первые дни оккупации, т.к. в Тушино её многие знали. "Подпольное" положение для неё сохранилось до февраля 1942 года. Ну а мы с Бабушкой остались в деревне одни, т.к. остальные родители приехали и увезли своих детей к себе в Рабочий городок. Немцы подходили к Москве всё ближе и ближе. И вот уже их самолёты стали пролетать над нашей деревней. Мы вышли из школы и увидели немецкий самолёт, который на бреющей высоте промчался над нами, потом повернул к полю, где паслось колхозное стадо и стал палить из пулемёта по коровам и пастуху, часть коров была убита, другая ранена, а пастух убит. В километре от деревни проходила железная дорога, в это время шел пассажирский состав. Самолёт развернулся и начал бомбометание и стрельбу из пулемета по пассажирскому поезду, который остановился, а люди выпрыгивали из вагонов и побежали к лесу. Нас пустила жить к себе моя учительница, отвела место на закрытой веранде, которая не отапливалась. Жить нам было не на что, т.к. Мама была в подполье. Председатель колхоза выделил нам мешок ржи, которую я ходил молоть на жерновах к однокласснику. Бабушка ходила и просила в колхозной столовой картофельные очистки, а потом пекла из них лепёшки. Наступили холода, жить на веранде стало невозможно, учительница пустила нас к себе на кухню, спали на лавках. Фронт стал совсем рядом, днём и ночью слышны были разрывы снарядов и бомб, а ночью ещё небо на западе озарялось багровыми вспышками. Все мы сильно отощали, у нас с сестрёнкой головы покрылись от авитаминоза струпьями и вшами, которых имели почти все дети в классе. Есть хотелось постоянно. В деревне формировалась кавалерия и пехота. Основные мероприятия были - это строевые занятия. Ночью шли подводы с гробами. За всю зиму мы помылись один раз в бане, которая топилась по черному. Учиться мне было легко, т.к. Бабушка научила меня читать в шесть лет. Но вот писать было тяжело, ибо я был левша. Когда писал левой рукой, то размазывал написанное, ведь писали ручками со стальными перьями, макали их в чернильницу. Когда учительница заболевала, то меня сажали на её место и я читал ребятам рассказы Пришвина. Кавалерия ушла, но оставила некоторых женщин в интересном положении, одна из них попыталась самостоятельно избавиться от плода и умерла от кровотечения, её муж был на фронте. Провожали её всей деревней, женщины пели молитвы и псалмы. Мальчишки меня донимали, чтобы я им рассказывал про Москву. Большинство никогда не видели метро, трамваев, троллейбусов и много чего другого. К Бабушке приходили девушки и просили почитать её им стихи. Рано или поздно всё плохое кончается, наступила весна, а потом и лето. Пошли в лес, где насобирали фантастическое количество грибов и наелись от пуза. Маму "отозвали из подполья" и она вскоре за нами приехала. Её назначали заместителем начальника эвакогоспиталя в Красногорске. Фронт ещё был недалеко и раненых хватало. Отец мой с нами не жил, в начале войны он добровольно ушел вместе с его младшим братом на фронт, где и погибли они под Смоленском.
Мама нас привезла в город Красногорск, где мы поселились в коммунальной квартире. Напротив располагался детский сад, но в то время здание было занято под госпиталь. Я начал учиться во втором классе, учительницей у нас была Вера Михайловна Некрасова. В классе у меня появились друзья: Юра Рыбаков и Юра Лихачев. На окраине Красногорска построили лагерь для военнопленных, число их быстро прибывало. Мы собирали военные трофеи: наши и немецкие: патроны, тол в кусках как мыло, затворы винтовок, штыки, ножи, порох от снарядов, похожий на макароны. Сами делали "поджигалки", которые начиняли серой и у основания ствола ,через узкую щель поджигали, главное, чтобы получился "бабах".
Однажды, я пришел из школы и обнаружил, что Бабушка все мои запасы выбросила на помойку, я сразу помчался туда и отделил "зерна от плевел", всё было найдено, но в дальнейшем хранил свои трофеи в недоступном для Бабушки месте. Выпускалось большое количество небольшого формата книжек с рисунками, где в популярной форме излагалось устройство винтовки, гранаты, как сделать коктейль Молотова, как грамотно подорвать мост, железную дорогу. Большинство мальчишек самостоятельно всё это изучали, никто их к этому не принуждал и не заставлял. т.е. мы хотели защищать нашу Родину. Маму назначили редактором заводской газеты "Патриот". Завод выпускал для фронта оптические приборы. Газета писала:
"В честь новой победы Красной Армии"
В ответ на новую победу доблестной Красной Армии, освободившей город Терийоки, лучшая револьверщица завода тов. Ферапонтова в ночь на 12 июня встала на стахановскую вахту. Работая на изготовлении деталей № 37, она применила вместо двух резцов один и выполнила задание более, чем на 500 процентов. 12 июня лучшие стахановцы цеха т.т. Бабаева, Матюшина, Лобкова, фронтовые бригады т.т. Рузанова, Евстратова и Морскова в честь славной победы взяли на себя конкретные, повышенные обязательства. Самоотверженным трудом, увеличением выпуска фронтовой продукции салютует краснознаменный коллектив цеха № 3 в честь новой победы Красной Армии.
З.Феофилова, предцехкома цеха № 3
Весь коллектив фабрики питался на своей фабрике-кухне, куда и я иногда ходил. Мама отдавала мне свои талоны, чтобы я немножко поправился после голодных месяцев деревни. Летом меня отправили в пионерский лагерь почти на три месяца. Об этом "Патриот" тоже написал в статье "Флаг поднят!" 13 июня состоялось торжественное открытие пионерского лагеря. Ровно в 5 часов вечера, по сигналу горниста, на линейке выстраивается пионерская дружина. После команды "Смирно!" начальник дружины лагеря Володя Самсонов передает рапорт старшей пионервожатой Ане Булавиной. Аня в свою очередь рапортует начальнику лагеря Антонине Михайловне Немчиновой, которая докладывает главному инженеру завода тов. Ширяеву о прделанной за 12 дней подготовительной работе и о готовности лагеря к открытию. По приказу тов. Ширяева на мачте взвивается красный флаг, извещающий об открытии лагеря. Ребята одевают пионерские галстуки почетным пионерам тов. Ширяеву и председателю завкома, который поздравляет ребят с открытием лагеря, желая им хорошо отдохнуть и набраться новых сил для отличной учебы. С приветственным словом выступила также представитель ЦК Союза тов. Мельник. После торжественной части состоялся показ художественной самодеятельности силами пионерского лагеря. Н.Львова
И всё это происходило в период жесточайшей битвы с фашистской Германией. Да, тогда думали о подрастающем поколении. Кормили нас хорошо. Рядом с лагерем проходила оборонительная линия, где были вырыты окопы в человеческий рост, блиндажи, до которых немцы чуть-чуть не дошли. Военруком в лагере был офицер, который в 1941 году защищал Москву, потерял одну руку и один глаз. Он проводил с нами строевые занятия, военные игры, скучать в лагере не было времени. Пионервожатые по нему сохли, парней не было, все на фронте и на заводе. В другой год я не попал в лагерь, но в школе нас "мобилизовали" на добычу торфа. Дали лопаты, задали норму, мы выкапывали торфяные кирпичики и складывали определенным образом, чтобы они хорошо просыхали. По окончании работы давали маленькую булочку (бублик), чему мы были безмерно рады. Также собирали лекарственные растения, металлический лом для нужд промышленности. Если мне не изменяет память, где-то в году 1943 в Красной Армии ввели погоны и новые звания, что многих сильно обескуражило. Для всех это были символы белогвардейщины. Мой друг Юра Лихачев говорил: "Теперь будут Ваше благородие, а попы заставят целовать крест!" Мы организовали "партизанский отряд", разыгрывали различные эпизоды войны в недостроенном доме. За спуск по толстой проволоке с третьего этажа в подвал я получил орден Ленина, который вырезали с картинки и наклеили на картон. В другой раз, на спор, я спустился со второго этажа по бельевой веревке, но спуск прошел довольно стремительно и я обжог ладони очень сильно, содрал во многих местах кожу. Бабушка, вместо наказания, обильно обработала ладони йодом, от чего у меня глаза сместились на затылок. Так закалялся характер. С Мамой мы вместе посмотрели кинофильм "В шесть часов вечера после войны". Я этим фильмом бредил несколько месяцев. Ещё шла война и такой фильм! Это была большая моральная поддержка всего народа. Летом ребята ходили босиком, экономили на обуви, это было в порядке вещей. Дрались до первой крови, один на один, такой был негласный кодекс чести. Однажды в газетах опубликовали про "Молодую гвардию", которая боролась с немцами в Краснодоне. Мы много с ребятами об этом говорили, ставили себя на их место, восхищались их героизмом.
В 1944 году Маму направили в Латвию, город Даугавпилс (Двинск), где она начала работать редактором уездной газеты. Бабушка, сестра, брат и я остались в городе Красногорске. Отопление дома всю войну не работало, поэтому приходилось топить печи. Маме выделили два бревна длиною где-то около шести метров, которые свалили около дома. Мы с Бабушкой их распилили пилой двуручкой. Мне было 10 лет, силёнок было маловато, но пилили, Бабушка была тоже не Илья Муромец, руки быстро стёр, это было мучение. Уже не можешь, но надо…Колоть полена было тоже не сахар. Зима была холодная, дрова довольно быстро кончились. Бабушка дала корзину и послала в близлежащий лес, чтобы я набрал шишек, сухих веток и коры от старых сосен. Через лес проходил какой-то тыловик, который стал кричать, что я преступник, который расхищает народное добро, погнался за мной. Я от него убежал, но вернулся без топлива. В следующий раз я был более осмотрителен, соблюдал маскировку. Деньги, которые Мама оставила, подходили к концу, Бабушка изворачивалась как могла, варила суп, где крупинка за крупинкой бегала с дубинкой. Носить тоже было нечего. Бабушка взяла старое шерстяное одеяло и сшила мне из него шаровары, очень похожие на шаровары запорожских казаков. Портфеля у меня не было, я приспособил сумку от противогаза, которые в достатке валялись в окрестных лесах. В шароварах, с этой сумкой я явился в школу, где вызвал массу восторгов у своих одноклассников. Наконец, пришло письмо от Мамы, в котором она писала:
"Воскресенье, 24 сентября 1944 года. Здравствуй, мои дорогие ! Начну уже с приезда и как устроилась. Приехала вчера утром, в дороге имела три пересадки, при чём только с Москвы до Великих Лук ехала в пассажирском, а с Великих Лук до Невеля в теплушке, и с Невеля до Полоцка на платформе, с Полоцка до Двинска опять в теплушке.
Утром в Двинске распрощалась со своими попутчиками, наняла одного парнишку нести вещи и пошла прямо от вокзала по Рижской улице к центру. Своё новое место работы нашла быстро, но пришлось обождать, т.к. было ещё рано и сотрудников почти никого не было. Оформили все документы, а пока предложили пару дней отдохнуть в Двинске. Устроилась в общежитии, умылась, переоделась, пообедала и несмотря на усталость пошла посмотреть город. Разрушен он очень сильно, есть целые улицы, где не уцелел почти ни один дом. Это всё результат немецких мин, заложенных фашистами, перед уходом. Ещё на домах, заборах свежи надписи наших минёров "дом разминирован", значит здесь безопасно, и вообще весь город уже очищен от этих штучек. В воздухе тоже давно уже спокойно.
Город, несмотря на сильные разрушения, производит прекрасное впечатление. Все дома каменные, красивой архитектуры, улицы прямые, мощенные камнем, тротуары широкие, асфальтированы, везде очень чисто. Прекрасна Даугава, но мост через неё взорван, а переправа организована через понтонный мост, как в Иркутске. Очевидно, здесь придется жить до весны.
Народ здесь до войны жил богато, что видно даже сейчас после трёхлетней оккупации немцев, которые старались вывезти всё к себе, и всё же у населения вид далеко не такой как у нас. Вещь, самая простая, носит на себе отпечаток красивой и добротной работы и сделана со вкусом. Рынок пока ещё торгует слабо. Квартиру мне показала сотрудница с работы. Это половина дома одного хозяина из трёх комнат и кухни. Одну комнату заняла она сама , она одинокая, одну займу я, а другая будет про запас. Кухня такая как ты рассказывала: плита, около неё бачёк для горячей воды, духовка, всё выложено кафельными плитками. Мебели пока нет, но будет возможность достать всё за полцены, через финотдел, который ведает этими делами. Местные жители, которые уехали с немцами, её (мебель) вывезли в волости, где сейчас она реквизирована и взята на учёт. Думаю, что через некоторое время устроюсь как следует. Ничего не бывает без трудностей. Главное сейчас работа,, организовывать всё сначала и зарабатывать авторитет на новом месте. Позабыла тебе написать о питании, а то ведь ты и об этом будешь беспокоиться. Там есть столовая, где кормят три раза с хлебом. О зарплате и прочем пока неизвестно, но особенных изменений не будет. Скоро я приеду и заберу Вас. Крепко всех обнимаю и целую".
