Богуславская (Бельченко) Татьяна Васильевна

Г.В.: Татьяна Васильевна, давайте начнём рассказ с того, как складывалась Ваша жизнь до замужества.

Т.Б: Моя девичья фамилия – Бельченко. Я родилась 5 марта 1921г. в Харькове. Мою маму звали Мария Николаевна, она была всю жизнь домохозяйкой. Отец Василий Николаевич Бельченко был военным преподавателем физкультуры, наверно, в каком-то военном училище в Харькове. Потом его перевели в Ленинград, вскоре его демобилизовали, а кроме физкультуры, другой специальности у него не было. Тогда папа, которому было много лет, поступил в Институт железнодорожного транспорта. Обоим моим родителям было много лет. У них долго не было детей, я родилась поздно, была при рождении очень маленькая…

Г.В.: Так Ваш отец до революции успел послужить и в царской армии?

Т.Б: Он был моряком, плавал, кажется, помощником механика во флоте. А преподавателем физкультуры в Харькове служил уже после революции. Мне было года 3, когда нас перевели и в Ленинграде дали очень хорошую комнату на Таврической улице в бывшей барской квартире. Потом мы жили на Фонтанке, д.110, комната 70 (комнатная система), это бывшее общежитие, наверное. У нас кухня и туалет были на 70 комнат, такая огромная коммунальная квартира. Дом и сейчас живой, но переделанный под нормальные квартиры, на углу Фонтанки и Международного проспекта, тогда он так назывался, это теперь Московский проспект. Да, наш дом стоял между Сенным рынком и Технологическим институтом.

Г.В.: Там Выжили уже долго, наверно?

Т.Б: Долго. А на Фонтанку мы переехали потому, что папе было ближе до института. Я оттуда и эвакуировалась в войну. А когда после войны вернулась, пришла туда, а там уже сделаны отдельные квартиры.

Г.В.: Что ещё запомнилось из довоенного времени?

Т.Б: Я поступила в институт, потом собралась замуж за студента, с которым мы вместе учились в Военно-механическом институте (чёрт меня занёс!). До третьего курса доучилась, но меня вышибли накануне войны, так я «сильно» занималась. Зато я много занималась спортом, играла в волейбол, из-за этого и были неприятности с учёбой.

Г.В.: Увлечение спортом, наверно, от папы?

Т.Б: Конечно. Папа любил на лыжах кататься, возил меня в Кавголово. Но к этому времени он был в солидном возрасте, кроме лыж, уже ничем не увлекался. Жили мы туго, пока он учился, подрабатывал по мелочи. А потом он куда-то уехал на заработки, на Дальний Восток. Когда началась война, папа попытался сюда вернуться, но уже началась Блокада, его по дороге остановили и не пустили. А мы с мамой остались здесь.

Г.В.: Как для Вас началась война?

Т.Б: После сообщения по радио, все выскочили на улицу, тут и школьники бегали. С первых дней войны в Ленинграде всех мужчин призывали на фронт, многие пошли записываться в армию добровольцами. И мой будущий муж ушёл с последнего курса Военмеха тоже добровольцем. Был июль, стояла сильная жара. Вот их построили и повели, а женщины толпой бежали рядом, махали и что-то кричали. Потом его контузило, и он вернулся домой. В ноябре 1941г. мы с ним поженились, и я стала Кобриной. Кстати говоря, не удивляйтесь, я во втором браке не сразу сменила фамилию, поэтому на фотографиях есть подписи «тов. Кобриной».

Г.В.: А почему вы расстались с первым мужем?

Т.Б: Он умер в Блокаду… В феврале 1942г. он умер от голода. А меня вскоре эвакуировали. Как раз помог отчим Константина Михайловича Сергеева¹, полковник Арсений Михайлович Вирак², он был во время войны в Саранске, служил начальником учебно-лётного отдела 1-й школы лётчиков ВВС ВМФ.

Г.В.: Кем Вы доводитесь Константину Михайловичу Сергееву?

Т.Б: Моя мама и его мама Ирина Николаевна – родные сёстры. Я – двоюродная сестра Константину и его сёстрам Ирине и Марине. Их родной отец – Сергеев, а отчим – Вирак. До войны Арсений Михайлович занимал большую должность. Но в 1938г. его посадили, и просидел он ровно год. Он был очень крупный такой, и очень «упёртый» такой эстонец. Почти все люди, кого посадили вместе с ним, погибли потому, что сознавались. И его били по почкам какими-то железными палками, он говорил, что ему отбили почки. Его заставляли признаться, что он хотел перелететь в Эстонию. Ничего он не хотел, он был сыном пастуха. А если бы хотел, у него же были самолёты, перелетел бы. Вот он упёртый такой, ни в чём не признался, и его вынуждены были выпустить. Но это сказалось на его карьере, на фронт его не брали.

Г.В.: А оттого ли не брали? Может, по нездоровью? Да и лет ему было много уже.

Т.Б: Может быть. Но он был самолюбивый такой, считал, что его «затирают». Он был очень целеустремлённый человек...

Г.В.: Давайте вернёмся немного в прошлое и поподробнее поговорим про Вирака, его жену Ирину Николаевну, Вашу тётю, и её первого мужа Сергеева.

Т.Б: До войны здесь в Гавани Вирак был командиром лётной бригады.³ В Гавани был военный городок, там были дома комсостава флота, мы одно время жили с ними на Гаванской улице, так получилось. У Вирака была большая четырёхкомнатная квартира на Гаванской улице, дом 8.

Г.В.: На Гаванской, или на Наличной?

Т.Б: На Гаванской. Чтобы они жили на Наличной, я не помню, может быть, переезжали. Тогда были очень хорошие условия для лётчиков. Вирак был командиром бригады, наверно, самым молодым полковником. Когда они получили эту квартиру на Гаванской, Ирина Николаевна ездила, покупала мебель, предъявляла счёт, и им всё это оплачивали. Так что жили они, конечно, очень хорошо.

Вирак первым браком был женат на ещё одной сестре Ирины Николаевны и моей мамы, её звали Елизавета, но она рано умерла. А была ещё и четвёртая сестра в Москве, я её прозвала тётей Пусей. У Елизаветы и Вирака была дочь Констанция, и она тоже жила с Вираками. Она была очень красивая девушка с хорошим голосом. Но учиться она не хотела, а «хотела жениться», дочь полковника, у неё всегда было много кавалеров в ДОСах среди бесконечных курсантов. Не всегда она себя вела, как нужно, и Ирина Николаевна с ней намучилась. А в Блокаду она умерла…

Г.В.: Бедная девочка…

Т.Б: Да.Вот собиралась она поступать в какой-то техникум. Но в математике она была полный «ноль», я пошла за неё сдавать экзамен. В документах же не было фотографий. Я взяла листочек, всё написала хорошо, сдала под её фамилией, как мы договорились. И тут меня старший спрашивает:

- Как Ваша фамилия?

- Бельченко.

Я проговорилась, случился скандал. Моя мама меня выдрала, никто ведь не знал, что мы затеяли. И она не поступила, и я осталась выдранная. А потом она вышла замуж за моряка, он служил на каком-то острове Финского залива, и они туда уехали. Потом муж погиб, и она с ребёнком вернулась, жила уже с нами на Фонтанке. Она была немножко непутёвая, но красивая и талантливая девочка. Во время Блокады они умерли…

Г.В.: А сам Арсений Вирак, её отец, был интересный человек?

Т.Б: Он такой типичный эстонец, «рубленое» лицо, широкие плечи, высокий такой. Он был очень спокойный и выдержанный, ко всем доброжелательный и всем помогал, и моей маме, когда её надо было устраивать в больницу. Вот он воспитывал детей Михаила Михайловича Сергеева.

Майор Вирак Арсений Михайлович 1943 г.

Во дворе дома на Гаванской, где они жили, была волейбольная сетка, мы играли все в волейбол. Окна квартиры выходили как раз во двор, а двор был огорожен забором. Я только иду по Гаванской и уже слышу за забором удары по мячу. Я – спортсменка, и меня заводили звуки этих ударов по мячу. А моя двоюродная сестра Ирина Михайловна хорошо пела и заводилась, когда слышала музыку. У неё был прекрасный голос меццо-сопрано. Но мы все играли в волейбол, вся семья, и Костя тоже, и Кота (так мы звали Констанцию)…

А в Блокаду у меня умер муж, потом умерла мама, потом Кота, потом её ребёнок… И вот тогда я дала телеграмму Вираку, что я осталась одна, больше никого, «осталась одна Таня…» И Вирак мне помог, вывез меня и спас, а потом и замуж выдал. Он был хороший добрый ко всем, но малоразговорчивый, как все эстонцы.

Г.В.: А как складывались ваши взаимоотношения с Михаилом Михайловичем Сергеевым?

Т.Б: Сергеев был большой умница, кажется, между собой мы его даже называли «профессор». Он был очень интересный внешне, я его помню молодым. Пока они не развелись с Ириной Николаевной, он снимал дачу под Ленинградом, мы там гостили, играли в крокет, и он с нами играл. А мы на него во все глаза смотрели, он нам казался, чуть ли не…

М.М.Сергеев, 1933 г. (кто-то слева отрезан)

Г.В.: Сохранил лоск и выправку офицера Императорского флота. А что случилось, почему они развелись?

Т.Б: Михаил Михайлович во время отпуска на курорте влюбился в женщину, получился роман. А поскольку она ждала от него ребёнка, он решил на ней жениться. Её звали Марина, она потом умерла. Это ещё до третьей жены, Натальи Николаевны, с которой он прожил всю жизнь. Но мы считали её врагом всей семьи, и отношений с тех пор не поддерживали. По сути, она моей тёте разбила жизнь. Тётя Ира поначалу очень переживала развод, даже пыталась на себя наложить руки, много чего было. И она очень бедствовала. Он поступил жестоко, не помогал. Хотя тётя Ирина отправляла к отцу пожить то Костю, то Ирину, но долго там никто не задерживался. Не знаю, кто из них виноват больше, сам Сергеев, или его жена, но мы их возненавидели. Сергеев уехал в Москву, и с тех пор мы с ним не виделись, встречался только Костя, он иногда жил в Москве.

Г.В.: Сергеев был сыном архиерея и «царским офицером». Он достаточно прозорливо вовремя ушёл с военной службы и тем самым чудом избежал репрессий, которые его бы не миновали, продолжай он карьеру. Возможно, он оставил семью, чтобы не подвергать опасности, а жену «выдал замуж» за бывшего авиамоториста и своего друга Вирака? Хотя и Вирака не миновала чаша сия, но кто ж думал, что и его репрессии коснутся. А сын Константин вспоминал не только отца, но и его вторую жену тепло и называл её «вторая мама». А Вирака, с другой стороны, он считал вторым отцом.

Т.Б: Вполне может быть, что и так. Когда Костин отец Сергеев болел, Костя ездил в Москву, ухаживал за ним. А когда отец умер, Костя ездил к его жене и помогал ей. Может быть, и Ирина Николаевна в чём-то виновата в их разрыве…

Г.В.: Получается, Сергеев Михаил Михайлович - Вам дядя, но и Вирак Арсений Михайлович - «по наследству» тоже дядя.

Т.Б: Да. Но с Михаилом Михайловичем мы очень мало общались. Когда он развёлся с мамой Константина Михайловича, тётей Ириной, она очень бедствовала. Мой отец ей возил вязаночками дрова и пр.

А Вирак был очень добрым. Они с Ириной Николаевной воспитывали четверых детей: Ирина, Константин и Марина (дети Сергеева) и Констанция (дочь Вирака), но в семье был достаток. Тётя Ирина была сестрой моей мамы, первой женой Сергеева и второй женой Вирака. Полгода с ними на Гаванской жили и мы всей семьёй (мама, папа и я), он ни слова не говорил, терпел. Все мы были очень дружны. Тётя Ирина была очень экстравагантной женщиной, ярко одевалась, часто моей маме от неё доставались какие-то вещи. Она была очень интересная, весёлая, очень заводная. Как-то собрались дети, я, Кота, Ирина и Костя, и тётя Ирина принесла соевые батончики, которые мы очень любили, раздала нам по одному.

- Дай ещё.

- А вы выйдите, я их спрячу. Что найдёте – всё будет ваше.

Мы вчетвером обшарили всю квартиру, так и не нашли, куда она их спрятала. Оказалось, она встала на окно и приколола эти конфеты к занавеске. Она была артистичная, импульсивная, любила принять какую-то «позу». Как-то мы с ней идём, нищий сидит, она ему даёт какую-то крупную деньгу. Я вытаращила глаза, потому что для нашей семьи это были большие деньги. Вот такая она была, хорошо готовила, всё у неё было вкусно. С ней всегда было хорошо.

Г.В.: То есть можно сказать, что Арсению Михайловичу и Ирине Николаевне друг с другом повезло.

Т.Б: Повезло.А потом уже, когда посадили Вирака, она совсем не знала, что делать. На работу не брали, как «жену врага народа», средств к существованию у семьи не было. Как-то удалось устроиться машинисткой. Когда Арсения Михайловича посадили, он ни в чём не признался. Его спасло его упрямство. Все, кто сел вместе с ним, были расстреляны, все погибли… а Вирака через год выпустили. Он пришёл из тюрьмы и дверь открыл своим ключом. Когда его арестовали, у него в кармане были ключи от квартиры. Он вошёл, а был совершенно бледный, как с того света, и говорил шёпотом. И когда она его увидела, чуть с ума не сошла, кто это?!

Г.В.: Выходит, и Вас спасло в Блокаду то, что Вирак не погиб во время репрессий, был восстановлен на службе и получил приличную должность?

Т.Б: Вот в марте 1942г. у меня умерла мама, и я осталась совершенно одна. Я дала телеграмму в Саранск своей тётке Ирине Николаевне, жене Вирака. И они там организовали сюда офицера, старшего лейтенанта, которого я видела один раз всего. Он отсюда из Блокады забирал свою семью, забирал меня и ещё каких-то две семьи. Вот он ко мне пришёл, забрал паспорт, забрал вещи и куда-то отвёз, и потом сообщил, куда мне надо явиться, и я явилась. Мы потом ехали в вагонах - теплушках с нарами, а он как офицер ехал со своей семьёй в цивильном вагоне…

Г.В.: Как же вы на поезде выбрались, Блокада же?

Т.Б: Нет, он сказал подойти на какую-то пристань в городе, а вещи уже были в катере. Сначала мы на катере куда-то плыли, потом должны были пересаживаться на поезд. У меня три тюка вещей было, когда мы приплыли на место, я измучилась с вещами тогда. Все вещи с катера выгрузили, мы должны были их разобрать и уже сами нести до поезда. Мне показалось, это было очень далеко, и я три раза ходила за своими тюками до этого поезда.

Г.В.: Ехали днём? Вас по пути не обстреливали?

Т.Б: Ехали днём. Но нам повезло, ни пока мы плыли катером, ни когда ехали поездом, нас не обстреливали. Это был июнь – июль 1942г. И я была совершенно одна. А почему не умерла в Блокаду, потому что до войны была упитанной девочкой, а в Блокаду всё время что-то делала, как-то двигалась, дрова принести, воду принести.

Г.В.: А чем ещё занимались?

Т.Б: Я училась. Перешла в другой институт, институт Связи. Отдала документы, и тут началась война... Я потом не могла его найти, не могла найти свои документы. Я вместе с институтом Связи не могла эвакуироваться потому, что маму не могла бросить. А в Военмехе мои документы сохранились, что я там училась, не смотря на то, что они эвакуировались. Но из-за того, что мои документы в институте Связи потерялись, я не могла доказать, что год была в Блокаде, а не в институте. Когда меня увозили в Саранск, меня не выписывали из квартиры.

В домовой книге только нашлась запись, что мой муж, Кобрин Анатолий Иванович, прописан на площадь жены. Я вышла замуж в ноябре 1941г. Но в домовой книге дата не поставлена. Тогда я обратилась в Саранск, надеялась, что у них сохранились данные, откуда я приехала, после приезда эшелона составляли списки. Но меня встречал Арсений Михайлович Вирак, сразу посадил в свою машину «Козелок» и увёз. И ни в какие списки я не попала. Они жили на квартире где-то в центре города. Я с собой привезла какие-то вещи, свои, мамы и отца, и мы очень хорошо ходили на рынок и их продавали.

В Саранске меня прописали, и нам выдавали карточки. Я начала работать, меня устроил Арсений Михайлович, он тогда был начальником учебно-лётного отдела 1-й школы лётчиков ВВС ВМФ. Примерно через год в 1943г. его из Саранска перевели в Куйбышев. В Куйбышеве я работала в технической библиотеке, выдавала учебники, лётные карты и пр. Там я познакомилась со своим мужем Богуславским Иваном Феоктистовичем. Потом мы поженились.

Выбор у меня был большой, в училище мало девушек и много мальчиков, но мне понравился он. А когда мы с ним ехали регистрироваться, что-то мне не понравилось, и я оставила фамилию первого мужа. Дура, конечно. Потом было много мороки с этой фамилией, мы же переезжали без конца, и потом я фамилию поменяла.

Иван Феоктистович Богуславский

Г.В.: Как Иван Феоктистович оказался в училище?

Т.Б: Он там учился и его окончил. Сначала он был на фронте, его оттуда направили в лётное училище, а потом его оставили лётчиком – инструктором уже в Куйбышеве. Были мы не в самом Куйбышеве, а в селе Максимовское Богатовского района, там располагалась наша учебная эскадрилья.

Г.В.: Чем Вам запомнилась жизнь в Куйбышеве?

Т.Б: Жили мы все на квартирах у сельских жителей, снимали комнаты. Я родила ребёнка в Максимовке, у меня роды принимал полковой врач. Но плохо жили, конечно. Наших мужей на службе кормили, а они старались какой-то кусок нам принести, что-то вкусное, то кусок хлеба, то кусок мяса. Им шоколад давали, так они нам приносили.

Г.В.: А как Вы попали в Ейск?

Т.Б: Мужа перевели. Но я не помню, всё ли училище, или только часть. Сестра Константина Михайловича Ирина Михайловна тоже в Училище вышла замуж за лётчика, и они тоже переехали в Ейск. Это такой небольшой южный город на берегу Азовского моря. В 1945г. нас перевели в Ейск. Приехал нас целый полк и курсанты тоже, много. Точнее, уже в Ейске эскадрилья стала полком. Разместили нас сначала в казармах, т.к. жильё было не снять. Потом мы и ещё семья сняли комнату 16 метров, одну на две семьи. Нас трое, и их трое, у них муж был штурманом и старше моего мужа по званию. Но с его женой мы сдружились, вместе ездили на все спортивные соревнования. И в этой 16-метровке мы так жили месяцев семь, что ни разу не поссорились.

Богуславский руководит полётами курсантов на полевом аэродроме

Г.В.: Как звали Вашу соседку?

Т.Б: Павлова Елена Фёдоровна, она жива до сих пор в Москве, ей исполнилось 90 лет, а дружим с ней по сию пору. Она физически была более крепкая, чем я. А её мужа звали Павлов Алексей Алексеевич. Лёша готовился поступать в академию и по ночам сидел, занимался. Мы ложимся спать, а у него горит свет, а я при свете спать не могу. Но потом уже нашли какие-то квартиры и разъехались. Сначала мы жили в ДОСе, нам комнату дали, а потом - квартиру. Мы были в Ейске почти 5 лет⁴, а они немножко меньше. Его перевели с повышением в какой-то полк на Север, и он там разбился.

Г.В.: У Вас в Ейске работа была?

Т.Б: Сначала я не работала, у меня был маленький ребёнок, а оставить было не с кем. Кроме того, у нас всегда было очень плохо с работой, негде было. Лётчики зарабатывали больше, а техники меньше, поэтому в столовые, или какой-то обслугой старались устраивать жён техников, чтобы облегчить семьям материальное положение. А потом мы вместе с Ириной Михайловной устроились в секретную часть. Но я поработала недолго, заболел ребёнок.

Г.В.: Расскажите, как выглядело училище?

Т.Б: Я помещение, где работала, помню, а само здание уже не помню. Наша секретная часть была, как библиотека, только секретная. Все материалы были в железных шкафах на полках под номерами. Не дай Бог, перепутать! Что-то не туда засунешь, потом переворачиваешь всё. У нас были списки, кому что положено, приходили офицеры, получали карты, описания самолётов. Мы в этом ничего не понимали. Но потом пришли материалы об атомных бомбах, мы смотрели - было интересно. Но даже с мужьями не имели права это обсуждать, нас предупреждали об этом при трудоустройстве. Так было строго. Вот офицеры у нас что-то брали, там читать могли до конца рабочего дня, а потом обязаны были сдать. На руки никому ничего не выдавалось. Там я проработала около года. Потом тяжело заболел сын, мне пришлось уволиться.

Г.В.: А как зовут сына?

Т.Б: Александр Иванович, потому что мужа звали Иван. Но в 53 года муж умер... А сын у нас в детстве был такой компанейский. Когда муж демобилизовался, мы жили в Запорожье. Сына там все знали, с ним здоровались, он был такой хорошенький, с золотыми кудряшечками. Потом он работал зам. по полит. части начальника профессионально-технического училища.

В Ейске я родила второго сына. Его зовут Владимир Иванович, он живёт в Москве и мне помогает. Раньше он работал в министерстве рыбного хозяйства, а потом министерство развалилось. Он сейчас занимается свалками. Ни один, ни второй не пошли по военной части.

Г.В.: В Ейске вы пробыли недолго?

Т.Б: Нам показалось – долго. Потому что в других местах мы служили меньше. Сначала муж был инструктором, потом ком. звена, в конце концов, его назначили командиром эскадрильи, и он был уже в звании майор. Перед нашим отъездом из Ейска Иван Феоктистович был зам. ком. полка по лётной подготовке.

И.Ф.Богуславский лётчик инструтор ЕВМАУ

Г.В.: Я понимаю, что Вы не сможете рассказать о службе мужа, Вас в это не посвящали. Но интересно, какие лично у Вас впечатления от его службы и вашей жизни в Ейске как у жены офицера?

Т.Б: Честно говоря, особенно хорошего ничего не вспоминается. Вот была такая история. Для мальчиков старших классов обычных школ организовали что-то вроде подготовительных курсов перед поступлением в училище. Этих ребят было достаточно много, и вот они пошли на пляж, купались там. Затем сели на берегу играть в шахматы, а доску положили на такую «кочку», заросшую мхом. Кто-то из детей по окончании игры, то ли выигравший, то ли проигравший, в сердцах хлопнул доской по «кочке». А это оказалась уже заросшая мхом мина времён войны. Видимо, выброшенную на берег мину затянуло песком, галькой, и на неё никто не обращал внимание.

Было ужасно, конечно. Всего пострадало человек 30, наверно. У нас там был лазарет, или даже госпиталь, но они не справлялись, всё было забито. И жёны офицерского состава ходили туда дежурить, ухаживали за детьми. Двое из них остались без ног, но были и погибшие. Я как раз ходила ухаживать к тяжело раненым. Из-за этого случая местное население было настроено плохо. Взяли учиться здоровых детей, а тут такое несчастье.

Г.В.: Откуда набирали детей, из каких мест?

Т.Б: Я думаю, из Ейска, потому что там учиться больше было просто негде. Но жили они, как курсанты, в казарме. Вероятно, многие родители думали, чем отправлять детей куда-то в институт, пусть уж учатся здесь. Всё-таки лётное училище.

Лётчики инструторы ЕВМАУ на аэродроме слева Богуславский

Г.В.: Что ещё вспоминается?

Т.Б: На лето наши офицеры отправлялись с курсантами в лагеря, а возвращались только в октябре. Обычно это было в пятницу, если только не оставались на дежурство. Конечно, возвращение было праздником, жёны делали уборку, пекли пироги. Наши мужья детей, конечно, баловали, потому что редко видели, в общем, портили нам детей.

Но почти каждый год кто-нибудь у нас разбивался. До сих пор я помню один случай… Вот сейчас сразу сообщают всему свету, а тогда это почему-то была военная тайна. А в Ейске же были гражданские уборщицы, официантки, к ним кто-то с аэродрома приехал, сказал, моментально всё разнеслось. И мы все «на ушах»: «Только бы не мой!» И уже ни до кого, ни до чего...

На тот момент я была женоргом⁵ полка. Заходит ко мне командир полка и замполит: «Таня, пойдём, надо сообщить жене погибшего». И я, как дура, ничего не зная, с ними пошла. Мы жили в разных ДОСах⁶, как мы к ней пришли, это я помню до сих пор. Они сидели, завтракали, жена и двое детей. Мы заходим, она встаёт, улыбается, что-то дожёвывает. Но когда она посмотрела на нашу троицу, всё поняла. Она упала, стала биться, кричать. Прибежали соседи, на нас накинулись: «Что вы наделали?!» И её лицо у меня перед глазами до сих пор. Она кричит. Дети кричат. Все орут. Пока соседи разобрались, что муж погиб…

Г.В.: Когда без работы, да ещё остаться с детьми, было, от чего придти в отчаяние. После войны, всё разорено, жить не на что. А как с жильём? Не выселяли со служебной площади?

Т.Б: Её не трогали, она осталась в квартире, а потом куда-то уехала. А было у нас, кажется, три ДОСа, и была такая улица, как теперь бы сказали, с коттеджами для офицерских семей - авиагородок. Но не знаю, кому интересны эти истории?

Г.В.: Ну, почему же. Недавно семьи офицеров пережили те же условия, когда мужьям месяцами задерживали зарплату. У жён работы нет. А если что-то ещё случилось с мужем, они оказывались в таких же условиях, как тогда.

Т.Б: Кто-то и ломался.Но семьи лётчиков жили относительно не плохо, на еду всегда хватало. Только одежду купить было просто негде, откуда-то что-то привозили. Представьте – это гарнизон, живём в одном городке, встречаемся в одном клубе. И если я одеваю одно и то же платье 10 раз, всех уже тошнит от него, но ничего не поделаешь.

Г.В.: А для детей были какие-то учреждения, детские садики?

Т.Б: В садики попасть было очень тяжело, долгая очередь. Мой сын так и не попал в садик.

Г.В.: Как вообще жили? Муж что-нибудь о службе рассказывал?

Т.Б: Вот жили и ждали субботы и воскресенья. Летом на полёты они уезжали в 5 утра, а возвращались поздно вечером. Зимой офицеры жили с семьями, у всех нас были свои компании, по 3-4 семьи, по выходным собирались, кто-то что-то приносил. Очень часто собирались у меня, потому что мне не с кем было детей оставить. В Ейске было хорошее вино, покупалась одна бутылка, одна на всех – и все были довольны.

Г.В.: То есть «пьянства» не было? Как к пьющим относились между собой и со стороны начальства?

Т.Б: Нет, и лётчики не пили. У нас потом уже (не в Ейске) был командир полка, любивший выпить, и все об этом знали. Но «такого» вот пьянства не было. Вообще в военном городке пьянство не было популярным. Мы собирались, что-то обсуждали, мужчины – своё, мы – своё. Иногда играли в карты, иногда танцевали под патефон, просто время проводили.

Г.В.: А какие были развлечения?

Т.Б: Ничего. Только кино и самодеятельность, хотя я – не «артистка». Ирина Михайловна вот хорошо пела. Они для хора из простыней делали длинные юбки, заплиссировывали их.

Г.В.: Расскажите тогда про Ирину Михайловну, Вашу двоюродную сестру.

Т.Б: Мы жили очень дружно, она меня в гости звала и любила, оставляла ночевать. У Ирины в мае был день рождения, и после демонстрации все собирались у неё, это уже здесь, в Ленинграде. Потом у неё муж заболел, и я с ней была до последнего. У неё была дочь Галя, потом и она умерла у меня на руках…

Г.В.: Она второй раз вышла замуж тоже во время войны и тоже за лётчика?

Т.Б: Первый её муж был Леонид Серебряков, который погиб в первые дни войны. Она с ребёнком приехала в Куйбышев к матери, которая была замужем за Вираком, и жила там. До войны Ирина Михайловна работала медсестрой и в Куйбышеве устроилась на работу медсестрой, как и её мать Ирина Николаевна. Но в училище не хватало инструкторов, и она пошла учиться на лётчика. Я тоже пошла, но мне сказали, что у меня короткие ноги, я не достану до педалей, и выгнали. А она прошла медкомиссию, её приняли. И она сначала научилась летать сама, а потом её оставили лётчиком-инструктором на время войны.

Второй муж у неё был Сергей Елисеевич Хильченко, тоже служил инструктором в этом же Ейском училище. Ей замуж выйти было сложнее, ведь у неё уже были дети от первого мужа, а курсанты – все «сопляки» молодые. А потом они с мужем тоже попали в Ейск, но не вместе с нами.

Г.В.: Ирина Михайловна села в самолёт во время войны. А потом?

Т.Б: Мы с Ириной Михайловной были в разных полках. Я уже не помню точно, в 1945г. или позже их начали демобилизовывать.⁷ А потом она тоже, как я, работала в секретной части Ейского училища…

Г.В.: Какие ещё остались впечатления от жизни в Ейске, как к вам относились местные жители?

Т.Б: Они нас не любили, называли «лётчицами», потому что наши мужья получали приличную зарплату, а они этим ужасно возмущались. Там очень красивые женщины, яркие казачки, чёрные брови, чёрные глаза. Они возмущались, что лётчики с ними гуляют, гуляют, а потом съездят домой и привезут какую-нибудь «невинную мышку», вроде меня. Их это бесило. Тогда лётчики почему-то очень мало женились на ейчанках, не знаю, почему.

Но материально мы там жили неплохо. Раз в неделю на квартиры приходили домработницы, делали большую уборку, стирку – помогали по дому. По нашим ДОСам ходила парикмахерша, делала маникюр, красила брови, делала завивку. Ужасно было, что все друг друга знали, кто с кем «тру-ля-ля». Знали, что надо и не надо.

Один раз мы с Ириной Михайловной «ловили шпиона». ДОС заканчивается тут, а там начинается вход в Училище, и была там конечная остановка автобуса. Мы с Ириной заприметили какого-то мужика, который постоянно сходит на конечной остановке, но идёт не в Училище, а пешком возвращается в ДОС. И мы решили его выследить, тогда было модно шпионов ловить. Но, оказалось, он ходил к одной из офицерских жён в наш же ДОС. Над нами потом все смеялись.

Г.В.: Вам-то смешно, а у него, наверно были проблемы.

Т.Б: Конечно, были, когда обнародовали всё. Но чем закончилось, не помню уже.

Г.В.: Злитесь на Сергея Сергеевича, а сами кому-то жизнь испортили.

Т.Б: Испортили. А ещё был случай в Ейске в 1947 или 1948 году. Пока я не работала в секретной части, на партийном учёте состояла при школах. Для жён лётчиков состоять в Партии было не обязательно, но я была вся такая передовая, всю жизнь хотела работать, всю жизнь мне дети этого не давали. Но вот я устроилась на работу в секретную часть Училища. Идёт партийное собрание, сто мужиков и я одна, поэтому меня посадили в президиум протоколы писать, мужикам-то лень.

А разбирали дело о том, как один наш офицер связался с английской шпионкой, но он этого, конечно, не знал. Она к нему подлезла, думала, что-нибудь от него узнать. И вот его на партсобрании разбирали. А он со страху рассказывал уже все интимные подробности, где, что и как, где целовались, где раздевались. И всё это среди гогочущих мужиков. А я чувствую, меня тошнить начинает, мне стало не хорошо от этих дрязг, еле досидела.

Г.В.: Как же эта шпионка в Ейске оказалась, и что ей было нужно?

Т.Б: Как-то добралась. А интересовали её, наверно, новые типы самолётов, я уж не знаю. Вот когда выяснилось всё это, Партия его должна была осудить, и его из неё исключили. Раньше исключение из Партии – страшное дело, и на работу потом никуда не устроишься. Я не знаю, как его судьба дальше сложилась. К сожалению, я не помню фамилии, но где-то это зафиксировано.

Давайте я Вам покажу фотографии. Это вот мой муж… А это Ирина Михайловна, где-то тут и я есть. Мы в нашем Училище так занимались спортом, участвовали в соревнованиях между училищами. Вот мы заняли 1 место, был парад на стадионе в Ейске. А это вот уже соревнования по Краснодарскому краю, но это мелочь…

Г.В.: И вы, имея нескольких детей, участвовали в соревнованиях?

Т.Б: Я с дитём ездила и на соревнования, такая я одна была с дитём. Нас было 8 человек запасных и 6 – команда. Отыграем, все – вечером на танцы, а у меня – ребёнок. Но мне муж говорил, чтобы Сашу дома не оставляла на чужих, брала с собой. Другие оставляли на бабушек-мамушек, у нас не было, ну, а соседям оставлять, конечно, не дело…

Вот видите – всюду мы с Ириной, она была капитаном команды. А это наш тренер, он был без руки и ко мне, между прочим, «не ровно дышал». Подорвался он на чём-то уже в Ейске, но и с одной рукой хорошо играл в волейбол. Мы, офицерские жёны, все были женщины взрослые и упитанные, а приезжали на соревнования в Армавир, Краснодар, Николаев, там соревновались со сборными городов - девушками студентками. И нам кричали: «Мамы, детей пожалейте!»

…Фотографий мало осталось. Как-то я заболела, а накануне умерла моя приятельница, тоже были наши сослуживцы Шевырковы, и их дочь вынесла все фотографии на помойку. И тут мне было так плохо, даже приехала из Москвы невестка, вот я ей отдала часть фотографий. Часть фотографий вообще порвала, подумала, они никому не нужны, и так лучше, чем на помойку. Такой необдуманный шаг…

А это вот мы изучали историю Партии. А это – политическая подготовка. Все мы готовили какие-то задания, какие-то лекции. Жёны офицеров были обязаны посещать политзанятия, независимо от образования. /Татьяна Васильевна показывает фотографии и ругает себя, что они не подписаны – прим./ А в молодости я была похожа на артистку Марину Ладынину. Мы с мужем как-то в Ейске вышли из кинотеатра, смотрели фильм «Кубанские казаки», стоим на остановке, а какая-то девочка спрашивает маму: «Это тётя – каким ты был, таким остался?» - и на меня показывает пальцем. Я была горда, куда там, какая я – «артистка»!

Это муж в морской форме с кокардой и с кортиком… А Вам не рассказывали? После Победы в 1945г. Британская королева подарила всем морским лётчикам по отрезу чёрной ткани «бостон», из которых шили брюки и… короткую такую… не жилет, может, френч? Это парадная форма, в которой он сфотографировался. А некоторые женщины шили не мужьям, а себе пальто. Уже потом я форму распорола и сшила ребёнку пальто… А вот это наша секретная часть в Ейске и лейтенант – наш начальник.

Г.В.: Давайте тогда ещё поговорим о Вашем муже Иване Богуславском, куда вы отправились из Ейска?

Т.Б: В конце 1951г. мы поехали в Казахстан в Павлодар, где жили довольно долго.⁸ Иван был командиром эскадрильи, условия для полётов там были сложными. Вот ещё в Ейске мы привыкли к зелени, к деревьям. Приехав в Казахстан, в части решили устроить субботник, посадили деревья. Утром встали – деревьев нет. Казахи должны видеть степь от начала и до конца, им не нужны никакие деревья. Они их выкапывали и выбрасывали, все наши труды были напрасными.

А после Казахстана нас перевели в Котлы, там мы оказались с сестрой Ириной Михайловной, они рядом служили, но в другой части.⁹ Наш закрытый гарнизон стоял на берегу реки, 3-4 ДОСа и лес. Чтобы попасть в город, надо было на пароме переплыть речку.¹⁰ В этой части мы дослужили до демобилизации в 1960 или 1961 году. Во время демобилизации мы подписывали договор, по которому в течение 3 месяцев всем уволенным офицерам предоставляли квартиры. Родина мужа – Запорожье, и мы переехали в Запорожье. Месяца четыре пожили с братом мужа в его доме, а потом получили трёхкомнатную квартиру. Вот эту квартиру мы потом поменяли сюда, Бог знает, на что, потому что меня тянуло сюда.

Муж устроился в Ленинграде начальником отдела снабжения в жилищную систему, лет через пять здесь получил служебную квартиру. А мне Ирина помогла устроиться на работу в Выборгский райисполком, где я работала до ухода на пенсию. Муж очень долго болел, лет пятнадцать, он сердечник. Случилось четыре инфаркта, на пятом он умер. Видимо, сказалась лётная работа. Я опять осталась одна… Только когда его не стало, я поняла, как мне его не хватает, каким он был хорошим человеком, мы вместе жили очень хорошо. Надо мне было это понять раньше.

Г.В.: Спасибо, Татьяна Васильевна, за беседу. Жалеть Вам всё-таки не о чем, жизнь у Вас сложилась очень не просто, но по большому счёту она прошла интересно и счастливо.

Автобиография И.Ф.Богуславского (версия 1960-х гг.):

Богуславский Иван Феоктистович, украинец, родился 10.11.1917г. (с. Юрковка Ореховского р-на Запорожской обл.) в семье крестьянина – середняка, был шестнадцатым (последним) ребёнком.

Подполковник (1956г.).

Окончил: 9 классов (1934г. Запорожье), Серпуховскую военную авиатехническую школу (1941г.), военную авиационную школу (1942г., Куйбышев), Военно-морское авиационное училище им. Сталина (1950г., Ейск, экстерном за полный курс).

Работал (1934 -1938 гг., Запорожье), диспетчером в 100-м авиаотряде ГВФ (02-10.1961г., Запорожье)…

Прохождение службы (12.10.1938 – 26.07.1960 гг.):

курсант – механик (12.10.1938 – 05.1941 гг.),

авиамеханик 14-го Гв. КИАП Лен. фронта (05.1941 – 28.04.1942 гг.),

курсант - лётчик 26-й школы лётчиков ЗакВО г. Тбилиси (04-11.1942г.),

курсант – лётчик 1-й школы лётчиков ВВС ВМФ (11.1942 - 09.1943 гг.),

лётчик - инструктор 1-й школы лётчиков ВВС ВМФ (09.1943 – 06.1944 гг.),

лётчик - инструктор 3-й школы лётчиков ВВС ВМФ (06.1944 – 02.12.1945 гг.),

командир звена ВМОЛАУ им. Сталина (02.12.1945 – 28.04.1950 гг.),

зам. ком. эскадрильи ВМОЛАУ им. Сталина (28.04.1950 – 20.03.1954 гг.),

ком. эскадрильи ВМОЛАУ им. Сталина (20.03.-12.1954 г.)

ком. эскадрильи 93-е ВМАУ ВВС ВМФ (12.1954 - 21.02.1959 гг.),

зам. ком. полка 93-е ВМАУ ВВС ВМФ (21.02-12.1959г.)

зам. ком. полка 24-е ВАУ ПОЛ ВВС (12.1959-26.07.1960 гг.),

Участник боевых действий:

- в Финской компании (30.11.1939 – 12.03.1940 гг.),

- в Великой Отечественной войне (22.06.1941 – 28.04.1942 гг.) на Ленинградском фронте в должности авиамеханика, 14-й Гвардейский авиаполк.

Награждён орденами Красная Звезда и Отечественной войны 2 ст., несколькими медалями.

1 К.М.Сергеев – капитан 1 ранга, служил в подводном флоте, сын морского лётчика М.М.Сергеева, первого начальника Воздушного флота Чёрного и Азовского морей в Советское время. См. подробнее интервью с К.М.Сергеевым.

2 А.М.Вирак – морской лётчик, см. подробнее интервью с К.М.Сергеевым.

3 Гавань – исторический район Петербурга. Где теперь располагается Ленэкспо и морской порт, в 1930-х гг. базировались эскадрильи 105-й морской тяжелобомбардировочной авиабригады (впоследствии 8-й минно-торпедной бригады).

4 Не исключено, что в Ейске семья жила дольше, т.к. по биографии И.Ф.Богуславского получается, что он в Ейском авиационном училище служил до 1954г. (см. ниже).

5 Женорг - председатель женсовета.

6 ДОС - дом для проживания семей офицерского состава.

7 И.М.Сергеева служила лётчиком-инструктором 3-го ВМАУ в 1943 – 1946 гг., заведовала секретной частью учебного отдела ЕВМАУ им. Сталина в 1950 – 1953 гг.

8 Скорее всего, Т.В.Богуславская путает порядок «прохождения службы», т.к. по биографии мужа (см. ниже) после Ейского училища в 1954г. его направили в 93-е ВМАУ ПОЛ в пос. Лебяжье под Ленинградом. И там они действительно пробыли достаточно долго. И только после расформирования 93-го ВМАУ в декабре 1959г. (или немногим ранее) были направлены в 24-е ВАУ ПОЛ в Павлодаре.

9 То же. Вероятно, мужья сестёр Татьяны и Ирины служили в разных учебных полках 93-го ВМАУ ПОЛ.

10 В Котлах никакой подобной реки нет, зато она есть в Павлодаре.