5352
Гражданские

Демьянишина (Кашуба) Анна Андреевна

Я родилась 25 июня 1926 года в селе Петрашовка Тепликского района Винницкой области. Батько Андрей Никитович в совхозе работал, когда заведующим хозяйством, когда бригадиром, а мама на поле то на буряках трудилась, то на ферме. Были у меня два брата: Василь и Володя, и сестра Ульяна. Я окончила шесть классов, правда, в пятом классе пришлось два года сидеть, зато его за шестой засчитали.

22 июня 1941 года по здоровому радиорупору, стоявшему на площади, объявили о начале войны с Германией. Женщины плакать начали, а были и такие, что хлебом с солью готовились встречать немцев. Наша семья плакала, потому что отца мобилизовали, мы остались без помощи мужчины. Война есть война. Батько возвращался домой в 1941-м, потом его в 1944 году снова забрали, и он пропал под Яссами.

Вскоре немцы пришли в село. Если наши русские пешком отступали, то враги только на велосипедах и машинах передвигались. Старосту выбрали, но я уже не помню его фамилию. Вел он себя погано, был всецело за немцев, многих обзывал врагами. Быстренько полицаи появились из наших, украинцев. Мы стали ходить на работу в поле. Первое время немцы даже решили раздать поля, выделить для посева из колхозных запасов жита, пшеницы и люцерны. Но немцы потом ушли, и поля быстренько забрал староста обратно в общинную собственность.

В июне 1942 года меня угнали в Германию. Была облава, по хатам ходили немцы с полицаями и сгоняли молодежь к машинам. Батько меня спрятал на чердаке, но полицаи везде лазили по чердакам и быстро отыскивали спрятавшихся. У кого корову брали, у мамы, например, кожух забрали и через две хаты продали. Такое беззаконие творили. Кое-кому из сопротивлявшихся даже хаты палили.

Ну что ж, забрали всех ночью на машинах и увезли на станцию в Гайсин. Там уже ждали телятники, застеленные соломой. И нас всех, хлопцев и девчат, загнали в один вагон. Долго ехали, около трех недель. Привезут на какую-то станцию, там стоим несколько дней. Есть нечего, мама наскоро в мешочек собрала, когда вечером спекла какие-то пирожки, но они все подробились и пропали. И почти не кормили, так что мы голодные ехали.

Привезли в Германию, прямо в Берлин, нас много оказалось в составе, все из разных сел, отправили в огромное здание, похожее на школу. Поселили всех, хозяева-бауэры приезжали на машинах, и выбирали работников, прямо как скот. Подошел один ко мне, батько говорил перед угоном: «Ни в коем случае не говори, что что-то умеешь делать, доить коров или еще что-то». Но тот немец ничего и не спрашивал. Сказал одно: «Комм!» И показал на машину.

Так что стала работать в деревне Зальтендорф у хозяина. Но при этом нас в лагере закрывали ночью. Боялись, что мы убежим, ведь были такие, что бежали. Их расстреливали при поимке, поэтому я боялась тикать. В лагере мы ночевали примерно около года. Работали на ферме, у бауэра было 40 коров, много телят и свиней, большое поле имелось. Что он говорил, то мы и делали: на поле фасоль рвали, буряки вытаскивали. Но, надо сказать, что хозяин сам с нами рядом работал. Неплохой нам попался бауэр. Хозяйка есть варила, кормили тем, что сами ели. Так как я доила коров и варила свиньям кушать картошку, то могла и с ними вместе наестся. Сносно жили, только что не дома.

Через год хозяин говорит, что у него есть комната для девушек, чтобы нас в лагерь на ночь не забирали. На ферме работало три девушки: одна белоруска, меня называли русской, и полячка. Он о чем-то договорился с комендантом, выделил отдельную комнату для спанья. В 1944-м стали бомбить деревню, но не всех, нашей ферме ни разу не доставалось. Перед подходом советских войск хозяева глубокой ночью уехали, мы ничего об этом не знали, спокойно спали. Как обычно, рано утром встали, смотрим, коровы и свиньи выпущены из сараев, вольно по двору бродят. А нам нечего делать. Потом по совету полячки в подвалах прятались, потому что наши солдаты вступили в Зальтендорф и пошел слух, что над молодежью издевались, особенно над девушками. Через пару дней кто-то подошел к ферме и сказал, что все успокоилось, можете выходить, девчата. Ну что же, вышли и нас стали собирать в сельском совете, откуда отправляли домой. Спрашивали, кто и откуда был угнан, после чего собрали группу и 40 километров пешком мы шли до станции. Все было побито, нечем ехать. В узелок завязала с собой покушать, и топала. Хорошо хоть, что с нами проводник был из солдат, нас до самой станции довел и в вагоны погрузил. Повезли в Винницу. Приехали на Родину.

У мамы хата старенькая, еще два малых сына было, без батька жили. Когда я приехала, что делать, сразу же пошла на ферму работать. Доила коров, год или два отработала, вышла замуж. Моей мамы мама, бабушка, предложила к ней перебраться с мужем в хату, чтобы ее доглядали и жили с ней. Восемнадцать лет там прожили, и тут старая хата стала валиться. Строиться нечем, дерева и соломы не дают. Однажды мне на глаза попался на почте журнал, прочитала в нем, что в Крыму дают переселенцам бесплатно дома, только работать надо. Так мы в 1966-м очутились в селе Митяево Сакского района. Сразу же дали дом, как и обещали. Ну что еще сказать, в семье родилось четыре дочки, трое сегодня живут в России. Внуков больше десятка. Уже и правнуки есть.

Интервью и лит.обработка:Ю.Трифонов

Рекомендуем

Ильинский рубеж. Подвиг подольских курсантов

Фотоальбом, рассказывающий об одном из ключевых эпизодов обороны Москвы в октябре 1941 года, когда на пути надвигающийся на столицу фашистской армады живым щитом встали курсанты Подольских военных училищ. Уникальные снимки, сделанные фронтовыми корреспондентами на месте боев, а также рассекреченные архивные документы детально воспроизводят сражение на Ильинском рубеже. Автор, известный историк и публицист Артем Драбкин подробно восстанавливает хронологию тех дней, вызывает к жизни имена забытых ...

«Из адов ад». А мы с тобой, брат, из пехоты...

«Война – ад. А пехота – из адов ад. Ведь на расстрел же идешь все время! Первым идешь!» Именно о таких книгах говорят: написано кровью. Такое не прочитаешь ни в одном романе, не увидишь в кино. Это – настоящая «окопная правда» Великой Отечественной. Настолько откровенно, так исповедально, пронзительно и достоверно о войне могут рассказать лишь ветераны…

Мы дрались на истребителях

ДВА БЕСТСЕЛЛЕРА ОДНИМ ТОМОМ. Уникальная возможность увидеть Великую Отечественную из кабины истребителя. Откровенные интервью "сталинских соколов" - и тех, кто принял боевое крещение в первые дни войны (их выжили единицы), и тех, кто пришел на смену павшим. Вся правда о грандиозных воздушных сражениях на советско-германском фронте, бесценные подробности боевой работы и фронтового быта наших асов, сломавших хребет Люфтваффе.
Сколько килограммов терял летчик в каждом боевом...

Воспоминания

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus
Поддержите нашу работу
по сохранению исторической памяти!