Я родился в 1926 году, в Сталинграде.
Надо сказать, что до войны мы жили бедно, особенно трудно было в 1933-1935 годах, очереди за хлебом, но потом все нормализовалось – продуктов стало много, в 1936 году мы купили патефон и, года за два до войны начали появляться фотоаппараты.
Отца призвали в сентябре 1941 года. Ему 41 год был. Служил в Средней Азии, потом на фронт, в Сталинград. Был обморожен, лечился. Потом опять на фронт. Был ранен. Потом воевал дальше, войну окончил в Кенигсберге.
Мама во время войны шила сумки для противогазов.
Надо сказать, мы все были патриотами. Я был знаком с ребятами, которые в 13 лет бежали на войну в Испанию, а уж когда немцы напали – мы думали – шапками их закидаем. После выступления Молотова, женщины заголосили – война, а мы только и думали о том, как бы нам повоевать. Потом слышим – наши сдали Минск, Смоленск, Ростов, бои под Москвой. Наш класс помогал в совхозе, мужиков-то нет, урожай убирать некому.
Потом 1942 год и гибель города…
Мне из всего военного лихолетья особенно в память врезалась гибель города, Сталинград горел два дня – город-то провинциальный, окраины деревянные и, когда налетели немецкие самолеты, он загорелся.
Это было внезапно. В 1942 году, после того как немцы Ростов взяли, в городе обстановка была ужасно напряженная, но налетов не было. Город фронтовой был, везде патрули, но мы быстро все с этим свыклись и никто не ожидал такого буйства войны.
Прошел июль, шел август. И вот 23 августа немцы прорвали фронт и, севернее города, у ГЭС, вышли на Волгу и, одновременно, нанесли бомбовый удар. Весь день воздушная тревога. Часов в 6 часов вечера я дома был и слышу просто ужасный грохот. Смотрю, в небе над нашим районом немецкие самолеты, штук 40 или 50, а наш район это от центра километра полтора не больше. Летят и я уже вижу взрыв в центре города, и после этого началось самое страшное – каждые два часа налетали самолеты со стороны Дона. Они летели и безнаказанно сбрасывали бомбы, в основном, мелкие 25-50 кг и зажигалки.
В перерыв между налетами мы выскочили, у нас рядом с домом такой склон был, весь усыпанный хатенками, так его весь слизнуло огнем. В соседнем доме трупы лежат. На углу соседней улицы, метров 100 не больше, жила моя учительница, Васильева Серафима Васильевна с сыном, спряталась, прямое попадание, от нее клочья одни остались. Жуткая паника, кровь.
На берегу речки Царицыно (Пионерка) была вырыта штольня и кто-то сказал, что там можно было спрятаться. Мы с матерью побежали туда, влетели, народу тьма, воздуха нет, вентиляции нет. Сверху дома горят, на вход камни сыпятся. Рядом два трупа лежат, кто-то пытается их убрать.
Мы там один день пробыли, а в ночь на 25 августа, часа в 2 ночи, в эту штольню пришли военные и сказали, что здесь будет размещен штаб обороны города. Жителей просим эвакуироваться на переправу через Волгу.
Мы с матерью выскочили, побежали домой, связали узелки. Мы уже ничего не воспринимаем – кругом гудят самолеты, вешают осветительные авиабомбы, соседний дом разрушен. Мы выскочили пошли к Волге, здесь я и увидел весь ужас. Масштабно.
Над Волгой стоял прекрасный Дворец пионеров, там витражи были, мраморные лестницы – он в огне. Изо всех окон пламя. Ничего нет живого. Какие-то люди безумные мечутся с узлами, кричат дети. Кто
Подъезжаем мы к реке, все кругом развалено, по Волге плывет нефть. Мы подходим к Волге и не знаем, что делать. В яме какие-то люди с узлами сидят и кричат нам: «Прячьтесь они вас увидят!»
Кто-то кричит: «Сюда, есть место!» Смотрю, обшарпанный катер, на котором человек 20-30. Вбежали на катер и он сразу отплыл. По реке горящая нефть плывет, люди запуганы до такой степени, что, когда кто-то достал платок, его чуть не избили, вдруг немцы увидят. Нам казалось, что они видят и даже слышат с самолетов.
Панорама города: город 50 км по реке растянут – ни одного целого дома и везде всепожирающее пламя. На фоне горящей реки — горящий город.
На катере переправились через реку, перешли в лесочек и там легли. Когда рассвело – опять бомбежка, грохот.
Мы не знали, что делать и пошли пешком вглубь страны, матери 42 года, мне 16. Мы пошли прямо на восток и видели весь ужас эвакуации. Идем – валяется чемодан с вещами, там котомка, вещи абсолютно потеряли ценность. Люди даже за жизнь не цеплялись, все считали, что жизнь кончилась.
Прошли 30 км. Дошли до селения. Нас подвезли до города Ленинска, еще 30 км. Там был эвакопункт, на котором собралось тысячи людей.
Обязательно должен сказать о подвиге русской женщины – это моя мать. В Ленинске мы нашли дальних знакомых, на время остановились у них, а у нас ничего не осталось. Мать говорит: «Поеду опять в Сталинград». Мы долго с ней спорили, я говорю: «Давай вместе поедем». Она: «Нет. Во-первых, нас с тобой не пустят. Кроме того, тебя могут забрать на окопные работы». И она ушла одна. 1-2 сентября добралась до Волги, на переправе Начала умолять военных, говоря, что у нее в Сталинграде дети. Ее взяли, переправили в Сталинград.
Она прибежала в наш двор – наш дом окончательно развалился, но нашла отцовское пальто, ботинки. Собрала два узла. Так она нас спасла. Я каждое утро выходил на дорогу, ждал ее. Ровно через два дня она показалась на дороге. Я как ее увидел – у меня подкосились ноги, как будто их нет.
Потом поехали дальше. На эвакопункте, со слов давали справку, «такой-то такой эвакуируется вглубь страны», регулярно подавали составы, и нам говорили: «Кто хочет, давайте!» На одном этом эшелоне отправились и мы. Приехали в Казахстан, станция Чингерлау. Несколько дней провели на вокзале, потом поехали в совхоз.
Совхоз «Белый верблюд», в нем было много эвакуированных, человек 100 – и всем нашлось место и еда, все выжили, никто не умер.
Совхоз — 15 тыс. гектаров пахотные территории, 17 тыс. — сенокосные. Все работали. Мать зерно возила на быках, а я был трактористом. Помню, работал на тракторе, вдруг на тракторе в заднем мосту подшипник роликовый разболтался, стал биться. Остановили трактор, вытащили кольцо, тракторист взял сапог, оторвал подошву и одел ее на вал. Так до конца сезона подошва и продержалась.
24 ноября 1943 года меня призвали. Нас было девять человек призывников, и мы отправились в военкомат, 40 км по степи. Весь совхоз вышел нас провожать, женский рев. Две вещи после войны навсегда в память врезались – город горящий и рев женский.
Приезжаем в военкомат, офицер читает список — двоих нет, меня и еще одного парня. Он записывает наши имена на бумажки и сказал, чтобы мы позже приезжали, через три дня. Вернулись в совхоз, а те, кто с нами был, все попали на Карельский перешеек и там погибли.
После призыва я попал в учебный полк, в котором готовили сержантов. Учился там шесть месяцев, жили в землянках, два одеяла и два матраса на пятерых. Ребята, которые со мной были, попали кто в артиллерию, кто в пулеметчики, а я в пехоту. Сначала я переживал, однако это меня и спасло. Тогда решили, что необходимо усилить погранвойска и войска по охране важных объектов. К нам в полк прибыла комиссия и стала нас по одному вызывать. Вызвали меня – 8 классов образования, хочешь в спецвойсках служить? Хочу. Тех, кого отобрали, отправили на турецкую границу, а мои товарищи – все пострадали. Трое погибли, один без руки остался.
Нас посадили в эшелон и повезли в Азербайджан, тепло, май месяц. Ехали через Стадинград. Въехали в него – и я обалдел, вернулся в Сталинград через два года как убежал из него. Вместо вокзала руины, от привокзальной площади до самой Волги ровное место. На ночь разместили в обшарпанном, обгорелом здании, бывший кинотеатр «Комсомолец», а у меня дом рядом. Я говорю офицеру, можно до дома добежать? Не разрешил. Весь день простояли, а я не смог отойти. Потом, когда поезд через мост пошел, я увидел, что от нашего дома один угол остался.
Сперва я служил в Баку, а потом поступил в Ордженикидзевское погранучилище. Помню как-то в училище поднимают нас по тревогу, полная экипировка и на границу, Хонская застава. Пограничников 60 человек, да нас человек 40. Землянка, в ней нары в два этажа. Октябрь, ночь. Мы на эти нары залезли, часовых выставили и уснули, и тут верхние нары провалились, мне лопаткой по голове досталось. Спросонья, решили, что в землянку гранату бросили, уже стрелять собрались.
Другой случай был. Еще до нас за границу убежал курд, он мельником был. Шум поднялся, а молоть-то надо. Поставили нового мельника, а рядом с мельницей вышка рядом пограничная. И вот я лезу с винтовкой наверх, а у меня указание – сделает мельник два шага в сторону границы — стреляй! Как? Надо сначала предупредительный выстрел сделать, а до границы всего 10 метров, так что – какой там выстрел. Я стою на вышке, наблюдаю, а сам, с ужасом думаю – побежит, а мне в человека стрелять. Но повезло.
На участке заставы склоны пологими были, и один участок был заминирован. Нас всех об этом предупредили, но один захотел посмотреть какие там мины, пошел, и ему оторвало ступню.
На заставе мы были полтора месяца. За это время курдов из данного района выселили, а 14 ноября мы вернулись в училище.
В ночь с 8 на 9 мая наш взвод находился в карауле. Я был часовым у знамени, моя смена была с 2 до 4 часов. Вдруг, около полтретьего, слышу треск в городе. Оказалось, в Комитете госбезопасности узнали о конце войны – выскочили на улицу и стали палить из автоматов.
Потом начался шум в казармах. Ребята выскакивают ошалелые, в одних кальсонах. Кричат: «Победа!» Поставили пулемет на окошко и выпустили очередь. Расстреляли все патроны, ракеты.
В 4 часа приходит начальник караула, вынесли на улицу знамя. В 5 утра торжественное построение училища.
Утром всех отпустили в город, я впервые в жизни водки выпил. Мне 19 лет было.
Окончил училище, вроде как судьба – служить на границе. Глядишь и женился бы на таджичке, нарожал детей. Но, оказалось, что за 2 месяца до окончания училище перепрофилировали, и стало оно не пограничное, а войск по охране особо важных объектов, а они же, в основном, в городах. И вот вызывают меня на мандатную комиссия и, как не имеющего троек, предложили городов 50 на выбор. Мне учиться хотелось и я выбрал Москву. Так в 1946 году я попал в Москву, здесь, с золотой медалью, окончил вечернюю школу. Хотел на мехмат МГУ, но надо чтобы командование не возражало, так что я написал разрешение, без указание факультета, мне ее подписали. Пришел в университет, предъявил аттестат и разрешение от командование, поступил на мехмат. Закончил его в 1956 году, после чего уволился из армии и пошел работать в оборонку.
| Интервью и лит.обработка: | Ю. Трифонов |
