- Меня зовут Виктор Ильич Ларионов, я 1925 года рождения, жил в деревне Дубки Кингисеппского района Ленинградской области, - перед войной здесь был колхоз. У меня были три брата, сестра, отец и мать. Мы все ижоры, хотя в паспорте было написано "русские".
А.Д.: - Вы, в принципе, скрывали свою национальность? Не афишировали?
- Все местные знали, что мы ижоры. Но советская власть приветствовала такое. На ижорском мы мало говорили. Я учился в русской школе, половина учеников там была русских, и мы говорили только по-русски. В деревне еще говорили по-ижорски, и в семье тоже. Но на квартире у нас жили русские, мы им сдавали комнату. И с ними мы говорили по-русски.
А.Д.: - Как Вы узнали, что началась война?
- У соседа сгорел дом, и он купил другой, - на хуторе в лесу. Поэтому в воскресенье 22 июня в деревне был как бы воскресник - мы перевозили этот дом. На лошадях везли, машин не было. Радио тоже не было. Его, как и электричество, провели только после войны, в 1948 году. Приходим в деревню, - а нам говорят: началась война.
А.Д.: - Что-то изменилось в жизни с началом войны?
- Безусловно. Отца взяли в армию, и я остался старшим в семье: кормилец, мужик, 16 лет. А в конце августа уже пришли немцы.
А.Д.: - Как это было?
- Мы жили в конце деревни, и вечером уже, часов в 7 вечера, я сижу, в окошко смотрю. Вижу: какие-то незнакомые люди в касках, не таких как у наших. Я понял, что это немцы. Я был комсомольцем, думаю: сейчас начнут вешать, пытать, - я весь затрясся, занервничал. Они подошли к деревне, постояли, покалякали и ушли. А примерно через полчаса пошла уже большая колонна немцев. Вот так мы и остались под немцами. Они комсомольцев не искали.
А.Д.: - Организовалась какая-то администрация?
- Комендатура была в Вистино. В деревнях были назначены старосты из тех, кого люди выдвигали.
А.Д.: - У вас в деревне какое было отношение к немцам?
- Мы в каждом немецком солдате видели оккупанта. В нашей деревне у меня было два ровесника, и вот мы собирались идти в партизаны. Достали три гранаты- "лимонки" (не помню, где мы их достали). "Оружие у нас уже есть, пойдем партизанить". Потом думаем: дай, проверим одну гранату, как она взрывается? Бросили в пруд, а сами лежим на земле, лежим долго. Взрыва нет. Долго-долго лежали, думаем: "может, взорвется". Но она так и не взорвалась. Это я уже после понял, что это были учебные гранаты. Там не было ни запала, ничего! Слава богу, что в немца не запустили. Землянку в лесу построили, продукты туда завезли. На стенах написали по-немецки: "Наше дело правое, мы победим!"
А.Д.: - Немецкий в школе изучали?
- Да. Я кое-что по-немецки понимал.
А.Д.: - Немцы колхоз распустили?
- Он сам распался. Люди разбирали скот: лошадей было мало, каждому хозяину не хватило. На семь хозяйств - одна лошадь; обрабатывали поля одной лошадью семь хозяйств. Держали коров, поросят, овец.
А.Д.: - Немцы ничего не конфискововали?
- Один раз пришли, им мясо нужно было. Хотели забрать корову у соседа. В артели был общественный бык, мы как раз кормили этого быка. И тогда он привел их к нам: "Вот этого быка возьмите, чтобы все пострадали, не я один". А больше ничего не брали. Они лояльно к нам относились, потому что их никто не беспокоил. Партизан тут не было. Если они и были, так никаких активных действий не проводили: сидели в лесах тихо, выжидали, когда фронт пойдет.
А.Д.: - Первая зима голодная была, или всё-таки у вас не очень плохо было?
- Мы жили за счет моря, море нас кормило. Я всегда говорил, что в такие годы хорошо жить у моря. А если бы было одно поле... Вот наступило время посева, - а посеять не смогли, потому что фронт был. Всё, пропало дело, жди следующего сезона. А в море сегодня не пошел, а завтра пошел, чего-нибудь поймал. За счет рыбы и жили. В 16 лет я уже рыбак был. У меня была женская бригада, мы выходили в море на шлюпке.
А.Д.: - Немцы давали возможность выходить в море?
- Да. Потом мы рыбу обменивали на зерно. Из земельных районов, где рыбы нет, к нам приезжали целые обозы. Везли разное зерно: ячмень, пшеницу, овес. Мы его обменивали на рыбу.
А.Д.: - Деньги ходили?
- Деньги были не в ходу, - всё на обмен.
А.Д.: - С немцами чем-нибудь обменивались?
- Ничем не обменивались. Рыбу надо было им просто сдавать. Но они не контролировали. У них было так: если 250 килограммов рыбы сдал, то столько-то килограммов муки, бутылку водки, что-то еще давали. Но денег не было в обороте.
А.Д.: - В самой деревне немцы были?
- Да. У нас был большой дом. Пришли немцы, нас поселили в кладовку, а сами заняли весь дом. Мы жили с ними вместе.
А.Д.: - Как строились взаимоотношения?
- Нормальные. Один немец, помню, такой был: сколько раз из дома не выходил, всегда "до свидания" говорил. "Гутен таг", - сколько раз не выходит, столько говорит. Никого не обижали.
А.Д.: - Не было у них пренебрежения к вам?
- Не знаю, мы этого не чувствовали. У нас тогда какие-то танцы были (молодежь есть молодежь), и на них немцы приходили. Танцевали вместе, и никаких конфликтов не было.
А.Д.: - Девушки кому отдавали предпочтение?
- Своим парням.
А.Д.: - Такого не было, что делали внушения, "Чего ты, - дескать, - с немцем танцуешь"?
- Не было.
А.Д.: - В лес оружие не ходили собирать?
- Нет.
А.Д. - И немцы не заставляли это делать?
- Нет.
А.Д.: - На общие работы в деревне собирали?
- Собирали. Пилили для них лес, дрова заготовляли.
А.Д.: - Не было досадно, что работаете на немцев? Как воспринималась такая работа?
- Как воспринималось? "Не будешь работать, получишь дубинки". Из нашего района брали в трудовой лагерь. Я был в Котлах, - туда меня взяли весной 1942 года. И в Волосово я тоже был, но только одну неделю - оттуда мы с моими ровесниками из деревни убежали. Вернулись домой мы осенью 1943 года. Так аккуратно ходили, не показывались, - думали, что могут обратно забрать.
А.Д.: - Какие работы давали в рабочем лагере?
- Копать траншею, укладывать телефонные кабеля, пилить лес, складировать.
А.Д.: - Лагерь был под охраной?
- Нет, охраны не было. Мы жили в бывшей конюшне, кто в сарае, кто где. Это в основном в летнее время, - зимой не было.
А.Д.: - Вам за это платили, или только кормили?
- Давали баланду, - и хорошо, что пинков не давали. Меня один раз немец ударил, это в Котлах было. Идем с работы, лопата у меня на плече, а мне нужно было по нужде. Я чуть отстал, потом догнал, а он подошел и дал мне по щеке.
А.Д.: - На работу ходили под конвоем?
- С сопровождающим, они проверяли, как мы работаем. С оружием немцев не было.
А.Д.: - Из вашей деревни кто-то в полицию пошел?
- Никого. У нас только немецкие части стояли, полицейских не было.
А.Д.: - Вы знали о ситуации на фронте, что происходит, как идет война?
- Слышали гул канонады. А кто сильнее, кто слабее, - этого мы не знали.
А.Д.: - Немцы вели пропаганду, были немецкие газеты, листовки?
- Что-то было. Точно не помню, прошло уже 60 лет. Но наши иногда бросали листовки. В них были сводки. Слушали советское радио. Сами сделали радиоприемник. Зимой надо было сделать заземление, но мерзлую землю неохота было копать, и мы протянули кабель через дорогу в колодец. Немецкий патруль идет, смотрит - кабель, и они пошли к колодцу. Потом пришли к нам домой, но за приемник не наказали, только сказали убрать, чтобы никто не нашел.
А.Д.: - Немцы поощряли восстановление церкви. Что-то было?
- Я безбожник, в церковь не ходил. Отец тоже. Мать говорит: "надо молиться", а отец: "Да, брось ты, пустое дело". Но женщины куда-то ходили в Сойкино, там церковь восстановили. Во время оккупации женщины стали ходить в церковь.
А.Д.: - До какого времени Вы находились в деревне?
- До декабря 1943 года. До войны тут строился городок и большая военно-морская база. В 41-ом, когда немцы были на подходе, этот городок за одну ночь всю сожгли. Целую ночь взрывы раздавались. А ещё тут железнодорожная ветка подходит недалеко, метров 200. Там был склад пиломатериалов. Мы с него набрали рам, стекол, досок. Когда зимой 43-го нас уже погрузили в вагоны, мы целую неделю ждали, когда паровоз придет, и нас возвращали домой. Рядом с нашим домом стоял амбар моего соседа - там закрома зерна. Тот пришел домой, керосина бутылку разлил на зерно, разбил все. Я у себя на чердаке тоже ломаю все к черту. Слышу, кто-то стучит, по лестнице поднимаются кованые сапоги, - это немцы. "Ага, партизан". Они уже собирали по домам, все, что можно было, зерно собирали: "Партизан, партизан!"
А.Д.: - Удалось открутиться?
- Заставили таскать мешки с зерном. В комендатуру все отвозили. Привезли туда, и там, вдоль этого здания, ходил часовой. Коменданта не было дома, они ему объяснили, что это партизан, а сами поехали опять собирать. Я смотрю, - охранник ходит от одного угла здания к другому. Когда он отошел от меня подальше, - я в лес, лес был рядом. Они ничего не предприняли, никто не стрелял. Если бы не убежал, сегодня мы бы не беседовали! Потом нас погрузили в вагоны и отправили в Эстонию в Палдиски, - а оттуда в Финляндию.
А.Д.: - Что вы брали с собой?
- Все, что возможно, что могли взять. Только корову, лошадь не могли взять, это осталось немцам. Без всяких документов, без всего, просто остались немцам. Когда мы приехали в Финляндию, я услышал, что финны платят за оставленный здесь скот. Я поехал в Хельсинки, в министерство сельского хозяйства. Никаких документов у меня не было: ни записки, ни расписки, что немцы взяли скот. "Я такой-то такой у меня осталась лошадь, корова", - и мне выплатили деньги. У нас надо было бы всю жизнь собирать справки, чтобы доказать. А там без всяких документов выплатили деньги!
А.Д.: - Этот пусть в Эстонию и сама Эстония, чем-то вам запомнилось?
- Нас выгрузили на станции Кломберг. Там запомнились большие казармы наших войск. Такие большие казармы, - как футбольное поле, и зал такой большой. Там тысяча человек поселилось: старые и малые. А нас оставили на станции охранять вещи. Мы там жили недели две. Зима, декабрь, холодно. Из брезента мы сделали небольшую палатку. Потом пошли в казарму: "Дайте нам замену, нам надоело, холодно, мерзнем". Нам дали нам замену и мы там несколько дней пожили. "Разве в такой грязи можно жить? Пойдем на станцию, опять дежурить". В Эстонии мы находились почти месяц. Потом подали эшелон, и нас погрузили.
А.Д.: - В Финляндии сразу получили назначение?
- Сначала были в карантине. Ничего не делали, просто отдыхали, гуляли. Кормили нас сносно. А потом мы работали на хозяина в сельском хозяйстве, вся наша семья.
А.Д.: - Как с хозяином сложились отношения?
- Нормальные отношения. 10 часов был рабочий день, выходные, как положено. Зарплату платили не меньше, чем финнам. Продуктовые карточки давали еще больше, чем финнам. Там в то время тоже карточная система была: на продукты карточки, на одежду карточки. Нам давали больше, чем финнам. Карточки хранились у нас на руках, - в них были купоны.
А.Д.: - Не голодали?
- Нет.
А.Д.: - Как к вам относился хозяин?
- Нормально. Их дети работали вместе с нами на поле. Весной, летом и осенью на уборке. Я их еще их агитировал за Советский Союз. Однажды мне дочь хозяина говорит: "Ты не боишься? За такие слова тебя привлекут к ответственности, в тюрьму посадят".
А.Д.: - На каком языке говорили с финнами?
- На финском. Кое-что я знал, можно было объясниться. Ижорский язык сходен с финским, поэтому мы понимали друг друга. Да и осваивались быстро, могли уже говорить по-фински.
А.Д.: - В Финляндии танцы тоже были?
- Тоже было.
А.Д.: - Кто у вас был гармонистом?
- Не помню. Нас не всей деревней в одно место, а развезли. Из наших Гаврилов Иван хорошо играл, на мандолине играл Федя Трофимов. Но в Финляндии - не помню. Там на аккордеоне играли.
А.Д.: - Пели какие песни в основном: русские или ижорские?
- Чтобы мы пели песни, я не помню, - наверное, мы не пели. Музыка была, а петь не пели.
А.Д.: - Как вы узнали, что Финляндия вышла из войны. И что было потом?
- Слушали радио. Потом приехала наша советская контрольная комиссия: "Кто хочет в Россию, - пожалуйста, пишите заявления". Я, как самый заядлый пионер, воспитанный в сталинском духе, говорю: "Вы как хотите, я один поеду в Советский Союз".
А.Д.: - Семья не хотела?
- У меня отец был в плену у немцев. Из Германии он попал в Финляндию, а в Финляндии, как он узнал, что мы там живем, его отпустили к нам в семью жить. Ему ничего не платили, как военнопленному. И вот когда настало такое время, что надо решать, я говорю: "Вы как хотите, я один поеду". Отец говорит: "Раз старший сын так говорит, что не хочет всю жизнь батрачить в Финляндии, значит, возвращаемся все". И как только мы дали согласие, его финны сразу обратно в лагерь вернули, как военнопленного. А потом он 10 лет просидел в тюрьме. Все, кто был в плену, 10 лет отсидели в тюрьме. Один летчик был в плену в Дании, он угнал из аэродрома в Россию немецкий самолет, - и все равно 10 лет тюрьмы. Вот так мы и вернулись в Россию.
Как только мы переехали границу, в Выборге, - только тогда я понял, что сделал глубочайшую ошибку. Финны нас провожали, мы купили корову в Финляндии, везли сюда. Кто-то лошадь купил. Они для скота дали корм, заготовили его на всю зиму. Прессованный клевер, - стояли большие зарешеченные вагоны с кормом для скота. Финская паровозная бригада чистенькая, аккуратненькая, в костюмах с галстуками. А как в Выборг приехали... Наши в ватных промасленных костюмах. "Да..". - думаю. Но обратного пути уже не было. Нас отправили в Калининскую область, Краснохолмский район, и там нас всех распределили по домам. Согласия не спрашивали. Некоторые местные старушки в плакали: "Вот привезут к финнам, у них финки на боку. Как что - так сразу тебя заколют". А потом, когда уезжали, они опять плакали, - не хотелось расставаться.
На финнов я не могу обижаться. В газетах наши малолетние узники пишут разные заметки, "как нам там было трудно, как нас мучили". Это все ложь, обманывают, это неправда. Как им не совестно обманывать, клеветать на финнов? Они нас приняли хорошо, обеспечили жильем, работой, заработками. И проводили хорошо. Дали корма, двухнедельный сухой паек, - масло, сахар. А когда мы приехали в Калининскую область, там нас сразу повели в городскую столовую: посуда грязная, все неухоженное. Никто не стал кушать!
А.Д.: - Осталось чувство обиды, что Родина вас так приняла?
- Нет, тут обижаться нельзя было. Россия отдала для победы всё, больше отдавать нечего было.
А.Д.: - Сколько Вы там, в Калининской области прожили?
- До сентября 1945 года. В сентябре я поехал домой на велосипеде, с братишкой. Братишка сидел на багажнике, к сидению я приделал деревянные ручки, и он за ручки держался. Всю дорогу, около тысячи километров, я вез его домой. Без всяких документов, без справки, кто я такой, - и приехал сюда. Мать с сестрой пошли пешком с коровой, а средний брат остался ждать, пока я тут оформлюсь, и тогда приеду за ним. В Ручьях у нас были родственники, и там у них я поселился. Иду по Вистино мимо сельсовета. Там председатель сельсовета, участковый уполномоченный, смотрит, что незнакомый парень. "Кто ты такой? Документы?" - "Нет документов" - "В 24 часа убраться отсюда!" Я говорю: "Мать идет с коровой, не могу вернуть их обратно". Я туда, сюда, в паспортный стол, в область съездили. "В 24 часа и никаких разговоров!" Сижу на Невском проспекте, на фундаменте магазина около витрины. Идет знакомый парень, он со мной вместе в школе учился. "Ты куда, Виктор?" - "Пойдем в "Рыбаксоюз", он собирает старых рыбаков". Мы пошли туда, там нас записали. Начальник кадров говорит: "Ждите, я схожу в Облисполком". Приходит вечером: "Вот вам список, по этому списку вас всех пропишут". Тогда мы уже на законных основаниях начали жить здесь. Нам выдали документы, в паспортах написали "русские", а нашему соседу написали - "ижор", и в 1947 году его отсюда выселили. Нас оставили здесь, а его отсюда, с погранзоны выселили, как ижора. Он уехал в Эстонию, там батрачил по хуторам. И сейчас там живет.
А.Д.: - Вы обижены на то, что Вас не прописывали?
- Все забылось. Обиды нет. А мать с сестрой тогда целый месяц шли с коровой, пешком, по разным дорогам! Пришли домой, - у них вся обувь разорвалась, ноги окровавленные. Позже поехал в Калининскую область за братом. Мы погрузили в вагон все наше барахло, привезли в Котлы. А потом домой, сюда.
А.Д.: - Ваш дом остался?
- В этой деревне не было ни одного дома, все дома сожгли. Кое-где бани, амбары стояли. Одни колья от изгороди остались, все сожгли! Мы всё отстраивали заново. Нам никто и не помогал: всё только сами.
А.Д.: - В послевоенное время голодно было?
- Самое тяжелое время - 1946 год. Не то, что уж совсем голодали, но скудно было. Отец 10 лет отсидел в тюрьме, потом приехал домой, но его здесь не прописали, и он поселился в Нарве. До 1963 года он жил в Нарве, потом уже ему разрешили прописаться здесь. Он нриехал сюда, новый дом построил в конце деревни. А я женился в 1951 году. В избе маленькая комнатушка, негде было даже кровать поставить. В 1954 году построил свой дом. Работал рыбаком, потом капитаном на траллеровом судне.
А.Д.: - Какое у Вас сейчас отношение к немцам?
- Сейчас бывшие солдаты приезжают в Россию, спокойно ходят, им рассказывают государственные секреты. Уже не одно поколение сменилось, - но в их искренность я не верю. Они держат камень за пазухой.
| Интервью и лит.обработка: |
А. Драбкин |
