Липская (Кравченко) Вера Алексеевна

В.Л. – Родилась я в городе Зея Амурской области в 1912 году, 5 августа. У меня родители краснодарские – и отец, и мать. Отец на Дальний Восток выехал на заработки. Жили хорошо до войны 14-го года – отец хорошо зарабатывал, квалифицированный жестянщик был. Мы два дома имели, корову, хозяйство. Когда война началась, отец ушёл на фронт, а мать солдаткой осталась, с четырьмя детьми. В 18-м году отец вернулся с фронта, и нам нужно было быстро уехать, потому что началась Гражданская война и террор. Всех, кто приходил с фронта, белые забирали в банды – выступать против большевиков. И как отец приехал, то через неделю мы сбежали оттуда. В сорокаградусный мороз уехали, всё бросили – и дом, и всё остальное. Сначала уехали к брату отца на Забайкальскую железную дорогу, потом во Владивосток. И оттуда долго-долго, с большими трудностями добирались до Краснодара.

Приехали в Краснодар. Ни кола, ни двора, ни квартиры – ничего нету, негде остановиться. И нас у родителей четверо, маленьких детей. Поселились на квартире – в землянке там, над Кубанью. Так и жили. Тогда стреляли по улицам везде – я помню, как мы в подвале прятались, под кроватью. Очень страшно было ходить по улицам.

У меня отец был большевик. Его преследовали, поэтому он прятался за Кубанью. А у его двоюродной сестры было девять детей, и старшие два сына были белые. Как-то пришёл к нам отряд белых, во главе – Сергей, сын ихний. Отец как раз был дома, я помню – он как их увидел, то перекрестился. Зашли эти белые во двор, тут соседи их угощали. Очень сильно они были настроены, и наш отец был настроенный – спорил с ними. Его белые даже застрелить хотели. Потом мы сбежали с этой квартиры к брату отца. В общем, наша семья была очень настроена против беляков. Мы все большевики были.

Долго мы жили-бедствовали, голодали. В 20-м году я уже чуть не умерла. Уже постелила циновку, думаю: «Уже сейчас на неё лягу умирать». А потом полезла на этажерку, нашла кусочек макухи. Съела эту макуху и ожила. А мать вечером наварила кукурузной каши – и потом мы ещё её поели и так вот спаслись. Трудно мы пережили 20-й год. Ну, потом большевики победили.

А.И. – Вы помните, как Красная Армия пришла на Кубань?

В.Л. – Ну а как же. Бои были в Краснодаре, мы прятались. Потом, помню, с мамой пошли по городу, булочки продавали. На Красную идём, а везде мёртвые валяются. Калмыков ещё уничтожали… Красные их рубили шашками на улице – за то, что они у белых служили. Всех поуничтожили беляков. Наши победили, большевики. А двоюродная сестра отца уехала – они все сбежали, вся семья. Нельзя им было оставаться, потому что их большевики преследовали. Ещё большевики забирали квартиры у беляков. Помню, на Красной улице, в доме на втором этаже отцу предлагали квартиру, с мебелью, всё. Отец отказался, говорит: «Не хочу себе несчастья – может, они вернутся». И не взял.

Потом отец организовал артель жестянщиков, но деньги не получал, никаких начислений ему не было. Тогда нашёлся один человек, серб – он жил с нами, когда мы на квартире были. Этот серб занял матери пятьдесят рублей, и мать начала торговать котлетами, потом старые вещи перешивала детские. И мы немножко ожили, мама нас выручила, потому что у отца в артели не было средств, ему долго зарплату не давали. А у отца руки были золотые – он эту артель создал, очень много обучил молодёжи жестяному делу. Ну и сыновья его такие же были, а потом и внук моего брата научился. Он такой же деловой человек, всё может делать, по хозяйству помогает – Ванечка мой любимый. Вот так мы жили, потом купили маленький домик, ветхий. В 20-е годы его купили и там прожили до второй войны.

А.И. – Как Вам жилось при НЭПе?

В.Л. – Хорошо. Я помню, и селёдка в бочках, и другие продукты – всё было на базаре. Как сейчас всё есть, так и при НЭПе всё было. А потом ликвидировали это всё и частников всех разгромили. Стали другие советы, другая власть пошла. А при НЭПе хорошо жили. Вот мне кажется, что если бы Ленин был живой, так он бы по-другому поставил жизнь, не допустил бы такого.

С жильём очень плохо было всё время. Не давали никакие квартиры, ничего. Мне даже после войны квартиру долго не давали. Говорят: «У Вас имение есть». Ха, «имение» – вот эта завалюшка. Только в 53-м году мне дали одну комнату с общей кухней. А до войны у нас было в домике две комнатки, а нас знаешь сколько... Сестра вышла замуж – двое детей. Брат женился – двое детей. И я потом вышла замуж, у меня родился сын, в 40-м году. Мужа моего звали Иван Семёнович Липский – он из Крымского района, станица Гладковская, там его мать жила. А мы все жили вместе. Я училась, техникум закончила мясопромышленный, уезжала на работу – четыре года отработала в Калинине. Потом приехала в Краснодар. Горком комсомола отправил меня пионервожатой-воспитателем в детский дом. В 30-е годы очень много беспризорников было, потому что раскулачивание было и голод 30-х годов.

А.И. – Сильный был голод?

В.Л. – Да. По станицам очень много поумирало. Я тогда в Калинине жила, маму вызвала туда, она приехала ко мне. И вот так спасла маму. А отец и остальные были тут – еле-еле выжили. В общем, триста пятьдесят человек было в детском доме, представляете?

А.И. – Это в Краснодаре?

В.Л. – В Пашковском. Трёхэтажный дом. А заведующим был муж моей сестры, Иван Тихонович, он потом погиб на фронте.

А.И. – Как на Кубани восприняли коллективизацию?

В.Л. – Многие возражали, очень многие. Настроение было плохое, в колхозы никто не хотел. А сколько повыслали наших… И зачем это делали? Я не знаю… Надо было как-то постепенно или так делать, как в Китае – там и капитализм, и социализм. А наши решили сразу капитализм ликвидировать. С религией тоже боролись – вот в Краснодаре почти все церкви разрушили. Остался только Красный собор и еще две или три церкви. А то всё поразрушили. В Пашковском церковь была – сгорела, как сейчас помню. А войсковой собор какой был... Ой, чудо! Разрушили. Ну, сейчас построили новый, конечно. Наша власть за религию почему-то держится. Ну, это неплохое дело, религия, они плохому не учат. Если б все выполняли заповеди Божии, то не было бы войны никогда.

В войну насмотрелась я на большое горе. Мужа на второй день войны призвали – принесли повестку и забрали уже на фронт. Он работал заведующим военно-физкультурным отделом крайкома, был очень хороший специалист по физкультуре – и на лошадях, и на мотоциклах, и на всех видах транспорта кроссы делал. И одного моего брата, Александра, тоже забрали. А я с ребёночком осталась, ему тогда девять месяцев было.

Супруги Липские с сыном, 1941 год

Когда война началась, ходила я в крайисполком, работала в отделе заготовок – выписывала наряды проходящим воинским частям. Так что день и ночь была занята, домой редко приходила и даже сына не видела. Я знала дислокацию, где какие части находятся. Такое полотно, помню, в зале крайисполкома – на нём и воинские части записаны, и кому что нужно. В общем, я до августа 42-го года работала. А когда немцы стали подходить, то мы окопы вокруг Краснодара копали, день и ночь ковыряли землю, весь город окружили окопами.

Немцы так быстро подошли, что я и не успела уехать. У меня экспедиционный лист был, я вышла с вещами, с сыночком – уже садиться в автобус. Хотела ехать в Орджоникидзе, к отцу моего мужа. Но автобусы не ходили уже, потому что совсем рядом немцы. В общем, остались. А я перед этим все фотографии мужа, где он в военной форме, в железную банку положила. Отец её запаял и в сарае зарыл. Думали, что если немцы найдут – нас всех порасстреляют. Но они жили у нас на квартире, свои фотографии показывали... Та такие же люди были.

Поселили к нам в дом немцев, а мы все на кухоньке маленькой ютились. И еды нет, и топить нечем. Я промышлять ездила по станицам, цеплялась за вагоны. Везла вещи, меняла на продукты – пшеничку, кукурузу, овёс. В станицах у людей были продукты, а мы им одежду несли – ботинки, штаны, рубашки. Ходила пешком по восемнадцать километров. В общем, кое-как вывернулись. Но как я ездила менять эти продукты, конечно, один Бог знает. Один раз зимой чуть насмерть не замёрзла. Я тогда за ботинки четыре пуда пшеницы выменяла, но доставить знаете как трудно? А я обычно просила немцев подвезти – молоко, яйца им показывала, они брали. В этот раз немец тоже подобрал. Поехали. А как раз бомбёжка была, и столько машин собралось по пути до Краснодара! Бомбили дорогу, пробка образовалась, и транспорт остановился. Мы целые сутки сидели там, а потом еле доехали до развилки, до Горячего Ключа. А в Краснодар немец не хочет ехать, говорит: «Там патруль, убьют нас». А я уже немножко знала немецкий язык, говорю: «Ничего не будет. Ночью они спят!» И он привёз меня на Красную – я жила в центре города. Отец ещё его яблоками угостил. А немец такой, лет семнадцать – мальчишка совсем, представляете? Вот так и привезла продуктов, спаслись от голоду. В общем, тяжёлая жизнь была у нас.

Ещё я спасла семью евреев. Они эвакуированы были в Краснодар – женщина Нина, её мать, две тётки и двое детей. Я её устроила на работу в крайисполком, она работала со мной. А немцы когда пришли, то провокацию сделали. Повесили афишу – на ней был нарисован старейший еврей. И он как будто говорил, что все евреи должны прийти в определённое место, и всех будут отвозить в колонию, где их спасут от смерти. И написали: «Захватите с собой все хорошие вещи». Я пришла, начала уговаривать Ниночку: «Я тебя спрячу, отведу к моим родственникам на Старокубанскую». Она меня послушала и не пошла туда. Мать и тётки говорят: «А мы пойдём». А я им говорю: «Ни в коем случае!» Но они меня не послушали, пошли, куда их созывали, и не вернулись… Поверили немцам. А Нину и двоих детей я спасла.

Один раз меня чуть не расстреляли. Когда немцы пришли, то назначили старосту в каждом квартале. И вот эти старосты разносили анкеты и всех записывали. В анкете спрашивалось, кто твои родители, были ли коммунисты в семье. А я взяла и порвала эту анкету. Староста пришёл, как разозлился: «Как это так?! Сейчас вызовем машину, вас заберут!» Но это было уже в конце, когда немцы уже отступали. Я думаю, если бы наши не пришли, то нас расстреляли бы.

В общем, война наделала горя... Муж у меня не вернулся. Он был старший лейтенант, командир роты в стрелковой дивизии. Погиб 9 сентября 1942 года под Москвой. Сначала присылал аттестаты и деньги всегда присылал. С фронта написал мне письмо, рассказывал, как они встречали 42-й год – под ёлочками пили по сто грамм. И ещё вот так написал: «Вера, ты не плачь, если я погибну. Береги своего сына и знай, что он продолжатель моего рода, меня». А потом уже не писал, потому что у нас уже оккупация была. Только освободили Краснодар, и я узнала, что он погиб. Сыночек мой маленький без отца остался…

Иван Семёнович Липский, 1941 год

Брат на Карельском фронте погиб, ему голову снарядом оторвало – 1 августа 1944 года. Звали его Кравченко Александр Алексеевич, 1911 года рождения.

Александр Алексеевич Кравченко

Погибли наши мужчины – мой муж погиб, муж сестры погиб, брат погиб, отец умер. Так что наша семья пережила очень большое горе. Только один братик остался, Михаил – он на заводе работал инженером-конструктором, потом учился. Ну, а потом очутился в партизанском отряде братьев Игнатовых, защищал Краснодар, когда входили немцы. Получил медаль «За оборону Кавказа». А после войны восстанавливал завод, конструировал оружие. Дожил до девяноста лет. Очень умный был человек.

Ну, когда уже закончилась война, я пошла работать заготовителем в ОРС (отдел рабочего снабжения – прим. А.И.) завода «Октябрь». Работала как мужик, баржами возила продукты из Фёдоровки по Кубани. День и ночь грузила – и капусту, и буряки, и помидоры. Ко мне приходили рабочие – они до 45-го года работали для фронта, а я их снабжала питанием. Потом пошла в крайпотребсоюз старшим экономистом отдела общественного питания. Потом в финансовый отдел меня перевели, там я планировала прибыль – участок был такой. Дадут мне цифру, а мне надо на эту цифру сделать расчёт для каждого райсоюза. Семьдесят пять райпотребсоюзов, четыре базы, и это ж обеспечение по всем отраслям. Вы представляете, я не успевала на работе, даже домой работу брала. Очень много я работала, меня отмечали, и сейчас всегда приходят, подарки приносят. А в то время я была отличник потребкооперации, значком меня наградили, много дипломов у меня. Ну, что ещё – помогали колхозам, ездили на прополку, на уборку. Я и поваром там работала, помню, в бригаду выезжала, на сто пятьдесят человек варила. В самодеятельности десять лет работала...

Сыночек мой закончил на отлично начальную школу, потом поступил в техническое училище, тоже закончил на отлично. Проработал сорок пять лет слесарем-инструментальщиком на ведущих заводах и вышел на пенсию. С женой живут уже сорок девять лет. У них сын родился, дочь, потом внуки пошли. А я уже всё время дома была, хозяйничала. Так что я замуж после войны не выходила – некогда мне было выходить, много забот. Конечно, я рада, что у меня была такая жизнь весёлая с внуками, правнуками. Сейчас вот маленькая Полиночка приходит, правнучка, я с ней забавляюсь. А ещё одна правнучка в Китае сейчас – закончила институт и там осталась после практики работать.

На пенсию я пошла в 1975 году, в шестьдесят три года. Что я делала, когда пошла на пенсию? Письма писала, письма рассылала, увековечивала память погибших. Работала в ветеранской организации. Они меня и сейчас не забывают. Вот недавно приходили из Совета ветеранов, проведывали меня, дали диплом за то, что я написала о своей жизни. Пока ещё двигаюсь кое-как. Но, конечно, возраст уже большой. Сто два года прожила, представляете? Это ж надо так. Память у меня очень хорошая, между прочим. Не буду жаловаться на память. Тысячу стихов знаю наизусть. И до двух часов ночи не сплю – всё в голове у меня крутится, все воспоминания...