Родился я 27 августа 1932-го года на Украине в Винницкой области. Моя малая родина - село Бортники Браславского (ныне Тульчинского) района. Отец работал фельдшером в колхозе. В год моего рождения семья жила в страшной бедности. 1932-1934 года на Украине выдались самыми голодными, просто страшными. Наверное, именно поэтому с детства я не отличался крепким здоровьем.
В 1935-м наша семья в поисках лучшей доли переехала в Россию, в село Елизаветинка Адамовского района Оренбургской области. Ходить я начал только с трёх лет: у меня были застужены ноги. Младенчество моё прошло без присмотра родителей, отец и мать постоянно были на работе в колхозе. А три мои старшие сестры и брат, видимо, не слишком за мной приглядывали, вот и застудился.
Зато потом, когда я стал взрослеть, брат и сёстры пичкали меня всевозможными знаниями. В результате я пошёл в школу, когда шесть лет только исполнилось, и уже мог читать газету, запросто решать примеры по арифметике. Когда я окончил первый класс, отца перевели в Адамовку на место ветеринара в тамошней райветлечебнице. И вот, 1 сентября мама повела меня в новую школу. А там говорят: «Чего вы спешите отдавать ребёнка учиться? Посмотрите, какой он маленький и хиленький, пусть подрастёт немного, а потом мы его в первый класс и примем!» - «Так он же первый класс уже закончил, ему во второй надо», - ответила мама, показала документы. Поделать было нечего, меня взяли во второй класс. До войны я успел закончить три класса.
- Начало войны Вам запомнилось?
- Да, очень запомнилось. Мы, мальчишки, даже летом собирались для своих игр во дворе около школы. Там была большая площадка, и хотя на ней не было даже турника, не говоря уже о чём-то ещё, мы там много времени проводили. О начале войны мы услышали именно на этой площадке из репродуктора, висевшего на столбе возле школы.
Многие мои товарищи восприняли новость очень легко, нас же учили, что «красная армия всех сильней». А у меня как-то похолодело всё в душе. Может, из-за того, что я таким болезненным ребёнком рос, а может, рассказы родителей и брата с сёстрами о голоде, который был в тридцатых на Украине, так повлияли, что я испугался, подумал, что жизнь, которая только начала налаживаться, снова станет голодной, тяжёлой. Да, собственно говоря, так и получилось.
Мой отец сразу пошёл в райвоенкомат: призывайте! &laqo;Нет, не получится тебя призвать, - возразил военком (к слову, он дружил с отцом). - На тебя бронь, ты нужен в тылу». Тем не менее, летом 1942-го отец всё-таки ушёл на фронт: добился, чтобы его взяли добровольцем.
В том же году осенью на фронт ушёл и мой брат. Тоже добровольцем. Сначала он обучался на снайпера, но после обучения его забраковала комиссия в Орске. Вернувшись домой, брат пошёл в райвоенкомат к другу отца и «по блату» договорился, чтобы его отправили на фронт рядовым. К линии фронта новоиспечённых солдат вели строем, даже не выдав оружия. По пути на них налетели немецкие самолёты и обстреляли. Брат получил ранение в руку, из-за которого пролежал в ростовском госпитале шесть или семь месяцев. Оттуда он писал матери, свою рану называл «царапиной». В одном из писем сообщил, что его хотят оставить в тылу, чтобы он готовил новичков для фронта. Брату этого не хотелось, его друзья давно уже воевали. А там как раз набирали желающих обучаться танковому делу, и он стал танкистом.
Легко или нет приходилось брату на фронте, я не знаю. Впрочем, понятно, что очень нелегко. Жизнь в тылу тоже стала тяжёлой, голодной. До войны у нас было хозяйство, в том числе корова и овцы. Но от всего этого пришлось отказаться, когда брат ушёл на фронт: некому стало косить сено. Остался у нас только поросёнок. И то - хорошо! Всё ж было подспорье. А вот хлеба мы практически не видели: маме в колхозе выдавали паёк, так она принесёт хлеб домой, и там делить нечего.
- Но всё-таки в годы войны крайний голод Вас миновал?
- Что вы, совсем наоборот получилось. Дело в том, что в 1943-м я из Адамовки в одиночку совершил побег на фронт. Представьте, мне одиннадцать лет, отец и брат на войне. Вот и у меня вдруг возникло желание бить фашистов. Думал, доберусь до линии фронта, а дальше уж видно будет: то ли мне винтовку дадут и в атаку отправят, то ли на танк посадят, то ли ещё что…
До фронта было далеко, и добираться до него я решил на поезде. Для этого мне пришлось пройти пешком сорок километров до станции Елизаветинка. Что дальше? Я не знал, в какую сторону ехать, но был уверен, что в такое суровое время все поезда движутся в направлении фронта. В результате я влез в первый же попавшийся товарный поезд и поехал… в Алтайский край.
Поездка туда, а потом уже обратно, по-настоящему в сторону фронта, заняла у меня больше полугода. В пути мне приходилось ужасный голод терпеть. Приходилось выпрашивать еду, и, если кто-то давал корку хлеба, это было счастьем.
Зачастую от голода спасали меня именно военные. Нередко укрывали своими шинелями, делились пайком. По пути в Алтайский край особенно человечно ко мне отнеслись солдаты, ехавшие в Японию. Жалко, имён их не запомнил. Надо сказать, в войну люди были гораздо добрее, чем сегодня.
Путешествие моё закончилось в 1944-м году под Купинском в Харьковской области. Было лето, и везде виднелись траншеи после недавно прошедших танковых боёв. Трупы были уже убраны, но повсюду чернели останки разбитой, покорёженной техники. На меня это произвело жуткое впечатление, всё-таки до этого я в глубоком тылу был и даже немца ни одного не видел, а тут вдруг следы такого побоища. Прямо волосы дыбом стояли!
Ехать тогда приходилось, сидя на цистерне. Тогда вообще было так: не важно за что в поезде уцепишься, лишь бы только вперёд двигаться. Со мной на цистерне сидели ещё какие-то пацаны примерно моего возраста. Я не спрашивал, куда они едут и зачем. В поле состав остановился. Пацаны стали спрыгивать на змлю чтобы посмотреть на танки вблизи. Конечно, и мне захотелось, я спрыгнул следом. А дальше получилось, так, что ребята решили слазить внутрь одного из танков, мне же, как самому маленькому, сказали подержать крышку люка. А она тяжёлой оказалась, я с ней не справился. Она как упадёт: последнему пацану, что в танк залезал, чуть голову не проломила, а меня по пальцам ноги так ударила, что половины большого пальца нет до сих пор. А остальные, правда, зажили.
После происшедшего я до Харькова кое-как доковылял. У меня из ноги кровища хлестала, и определи меня в армейский госпиталь. Подлечили там, а потом один солдат был выписан из госпиталя и поехал в свою часть в село Гуты, что в Богодубском районе. Я отправился с ним. Там в основном служили люди уже в возрасте, лес пилили.
Меня сразу устроили на квартиру к хозяйке. Помню, сижу я, снял рубаху и сапожным молотком бью крупных вшей. Тут заходит старшина Александров, высокий, огромный. Посмотрел он на меня по-отечески: «Миленький, что ж раньше ты не попал ко мне?» Позаботился он, и сразу меня отмыли, переодели. Ко мне в части все хорошо относились, даже командир старший лейтенант Брук. А его заместитель лейтенант Литвиненко там был с женой, у них детей не было, так он меня постоянно агитировал: «Давай, я тебя усыновлю. А потом, захочешь, отправлю в суворовское училище. Всё для тебя сделаю…» Но я не мог на это пойти, всё-таки при живых родителях…
День победы я встретил именно в Гутах. Солдаты тогда вышли на базарную площадь, и я с ними. Радостные все стали палить в воздух, и даже мне стрельнуть дали. А потом отец нашёл меня. Видно, кто-то из командования части ему написал. Приехал он в Харьковскую область. На меня не ругался. Как-то так получилось, что я ушёл, даже записки не оставив, и писем, естественно, тоже не писал за время скитаний: возможности не было, но родители всё правильно поняли. Война - суровое время: нет едока, меньше забот.
Отцу в Харьковской области понравилось, и вскоре к нам с ним туда перебралась и остальная семья.
- Что принесла Вашей семье война?
- Как и большинству, много горя. Мой брат-танкист погиб в марте 1945-го на фронте в Польше где-то недалеко от Гдыни. К тому времени он получил уже звание сержанта и был командиром танка.
Отец вернулся домой без наград и без трёх пальцев на правой руке. Он был пулемётчиком (у отца такой опыт ещё с гражданской войны, у нас даже фотография была, где отец за станковым пулемётом) и, насколько я помню, рассказывал, что ему в руку разрывная пуля попала. О том, что происходило на войне, он не говорил. Тяжело ему это всё далось.
К 1946-му году в семье произошёл разлад. Отец уехал на Западную Украину и я вместе с ним. В селе Пановцы, где мы жили, был ветеринарный пункт, там отец и работал. А я продолжал учиться в школе, расти и… дважды чуть не погиб от рук бендеровцев!
Как получилось. Ближайшая школа находилась в Кудринцах, в трёх километрах от Пановцов. Туда я и ходил учиться. И дёрнул же меня чёрт отправиться в школу в католический праздник. Тут же такой момент: после того, как Западная Украина побыла под Польшей, там к католическим праздникам стали относиться с особым трепетом, и даже детей в такие дни учиться не пускали. А я ж эти обычаи не разделял, вот и пошёл в Кудринцы.
Иду, на мне полученная ещё в Гутах шинель, сапожки, шапка и полевая сумка. И тут ко мне навстречу выходят двое мужиков: «Ты знаешь, что сегодня свято?» - «Да, слышал, что праздник», - отвечаю я. Те спрашивают зло: «А чего идёшь? Ты же знаешь, что нельзя работать». - «Но я же не дрова колоть собираюсь, я там буду сидеть и слушать». - «Нет, ты, видно, не понимаешь», - один из них достал верёвку и повёл меня к деревьям, вешать собрался. А куда мне деться: вешайте… Что я, ребёнок, сопротивляться буду им? Однако, посмотрев на меня, другой бендеровец сказал тому, что с верёвкой: «Ладно, простим его на первый раз! Это пана доктора сын…» Они поспорили между собой немного, а потом как заорут на меня: «Марш домой, и чтобы больше так не делал!» Пришлось дальше мне подчиняться местным законам, куда денешься…
Надо сказать, в тех краях, где мы жили, бендеровцев было чуть ли не половина населения. А людей, однозначно сочувствующих советской власти, от силы процентов десять. Сегодня я даже думаю, что Западную Украину и не следовало включать в состав Советского Союза. Ни им это не было нужно, ни нам. Боролись бендеровцы за свои порядки, и столько людей из-за этого в мирное время погибло.
Бывало даже, что идёт по селу заготовитель, скупает кожи для советской организации, а его поймают бендеровцы, распилят напополам двуручной пилой и бросают тело, чтобы все видели. А был случай, что в нашей Кудринской школе директора убили бендеровцы. Советская власть пыталась принимать меры. Скажем, из нашего села подготовили высылку в Херсонскую область 150 семей за связь с бендеровцами. Конвойные должные были сопроводить эти семьи сначала в Кудринцы, а потом до железнодорожной станции. Соответственно, село было оцеплено, и мне пришлось даже узнавать пароль, чтобы выйти из села.
Стоял октябрь. Светать ещё только начинало. Я не спеша шёл по дороге вдоль поля, где то здесь, то там виднелись копны подсолнуховых шляпок, из которых уже вытрясли семечки. Вдруг я услышал голоса за крупной подсолнуховой копной. И вот бы мне насторожиться, но нет! И вдруг, щёлк: пуля надо мной просвистела. Я присел в растерянности, и молниеносно мне в голову приходит: а чего ждать, сейчас придут, добьют… Тут я как побежал, мне кажется, что и чемпион не догнал бы меня тогда. Мне вдогонку пули летят. Одно счастье, что ещё темно было, а так бы точно застрелили.
Прилетел я в Кудринцы, увидел на краю села наших солдат, бросился к ним, объяснил ситуацию. Понятно было, что бендеровцы устроили засаду, чтобы напасть на конвой и отбить своих. А меня угораздило не вовремя мимо них пройти.
Солдаты сразу побежали к месту засады. Завязалась перестрелка. Стало понятно, что бендеровцев было трое. Одного из них солдаты ранили. Тогда остальные двое, захватив раненого, стали отходить. Тем более что сразу за полем, прямо через ров, находилось село Завалье, где советсткой власти практически не было. Солдаты преследовать бендеровцев побоялись: никому не хотелось умирать сразу после войны.
- Как сложилась Ваша дальнейшая судьба?
- В 16 лет я поступил в годичное ветеринарное училище, окончив его, сразу начал работать вместе с отцом. Был призван в армию и дослужился до лейтенанта. Окончил высшую партийную школу ЦК КПСС, пришёл в уголовно-исполнительную систему, где прослужил более двадцати лет и вышел на пенсию в звании майора ветераном труда. Ныне живу в городе Сафоново Смоленской области.
| Интервью и лит.обработка: | М. Свириденков |
