Рыкова (Куликова) Ольга Федоровна

Я, Рыкова (Куликова) Ольга Федоровна, родилась в 1926 году в Ярославской области. Когда мне исполнилось 3 года, мы всей семьей (папа Куликов Федор Ефимович, мама Куликова Прасковья Михайловна, мои сестры Анна и Фаина) переехали в Ленинград. Мы жили в 3-м Парголове.

Когда началась Великая Отечественная война, мне было 15 лет. Я окончила 8-й класс средней школы. После начала войны наша жизнь очень изменилась. Нас учащихся старших классов вызвали в школу, где провели с нами беседу и организовали срочные работы: рытье траншей около жилых домов (они все были деревянными), заготовка ящиков с песком на чердаках и крышах домов для тушения зажигательных бомб. Также мы выполняли и другие поручения. Выходя на улицу и глядя в сторону Ленинграда, я видела много больших пожаров, но из-за дальнего расстояния невозможно было определить, что и где горело. Зрелище было ужасающее.

Несколько раз я видела воздушные бои, которые проходили прямо над нами. Недалеко от нашего дома находилась железная дорога, которая заканчивалась у границы с Финляндией. В Парголове сразу за железной дорогой начиналось большое совхозное поле, которое доходило до Левашовского леса. У леса стояли 4 макета истребителей. В лесу была запретная зона, огороженная высоким забором. Скорее всего в этих местах был наш аэродром, так как когда появлялись немецкие самолеты, истребители поднимались именно с этой стороны. Наши истребители бились со вражескими мессер-шмиттами, большими самолетами с длинными хвостами. К сожалению, после попадания пуль в наши истребители, они быстро загорались и падали. (В начале войны крылья наших самолетов были сделаны из фанеры.)

Однажды на моих глазах происходил воздушный бой. Наш истребитель был подбит и загорелся, летчику удалось выпрыгнуть с парашютом из горящего самолета. Но не долетев до земли, он повис на березе. Мы, несколько ребят, побежали к железной дороге, где все это случилось. Туда же побежали и взрослые, вместе мы помогли летчику освободиться от парашюта и спуститься на землю. Это был совсем молодой парень, лет 18-19-ти. Мы все были очень рады, что ему удалось спастись.

Немцы с присущей им точностью каждое утро летели с финской стороны бомбить Ленинград, а во второй половине дня начинался обстрел из тяжелых дальнобойных орудий.

Мы уже по звуку узнавали приближающиеся тяжелые самолеты-бомбардировщики – «Юнкерсы». Они издавали глухие зловещие звуки: «у-у-у». Этот звук запомнился мне на всю жизнь. Первое время мы прятались в траншеях от обстрелов и бомбежек.

Очень скоро начались холод и голод. Голод побеждал чувство страха, и мы уже никуда не убегали от обстрелов и бомбежек. Мы не обращали на них никакого внимания. Все думали только о еде, и прежде всего о хлебе, хлебе, хлебе….

В магазинах давно уже не было никаких продуктов. Выдавали только по карточкам хлеб, работающим – 250 грамм, иждивенцам по 125 грамм. И эти крохи с трудом можно было называть хлебом – кусок темной вязкой массы.

У нас за стенкой жила соседка, у нее было две дочери. Одна девочка – грудная (она очень скоро умерла), а второй было 3 года. Я вспоминаю ее, как она сидела в кроватке, и качаясь, жалобно просила: «Мама, лептю (хлебца). Мама, лептю.» И так бесконечно. Просто невозможно было видеть, как страдал ребенок, и ничем нельзя было помочь. Вскоре умерла 3-х летняя Ниночка, а вслед за нею умерла и их мама.

В доме напротив нашего жил наш друг Володя с родителями и бабушкой. Они были в очень тяжелом состоянии, и в порыве отчаяния попросили Володиного друга, похоронившего свою собаку, откопать ее и взять на еду. Но он объяснил им, что так делать нельзя, что они могут погибнуть. Они его не послушали и ночью откопали сдохшую собаку, сварили ее и съели. В течение 2-х дней погибла вся семья от отравления трупным ядом. Мы очень сожалели о погибшем близком друге и о его семье.

Часто в поисках пищи мы ходили на совхозное поле. В мирное время на этом поле совхоз сажал овощи, и после уборки урожая мы перекапывали поле и находили полусгнившие остатки овощей, собирали их, варили и ели. Однажды мы опять пошли на совхозное поле искать что-нибудь съедобное. Нас было много – старики и подростки. Как только мы начали рыть землю, внезапно ниоткуда появился фашистский самолет, и на бреющем полете стал расстреливать нас. Все сразу упали на землю. Совсем рядом со мной просвистела пуля, задев правое ухо (у меня был ожог) и вошла в землю прямо перед моим лицом. На этом месте появился белый столбик дыма. Мы все очень испугались и бросились бежать в разные стороны.

Я пришла домой с пустой сумкой, все были очень расстроены, особенно узнав о стрельбе по старикам и детям. Потом на чердаке мы нашли шкуру от козы, кожаный ремень и столярный клей, все это было съедено после соответствующей обработки. Были моменты, когда мы совсем не получали своего пайка, тогда брали сухую горчицу, высыпали в эмалированную посуду и заливали кипящей водой. Потом добавляли соли, размешивали все это и пили. Соленая горчичная вода на время утоляла голод. Только на следующий день вставали все опухшие, ноги не влезали ни в какую обувь. А фашисты в это время забрасывали Ленинград листовками: «Вы в железном кольце! Сдавайтесь! Будет вам и хлеб и колбаса!». Но никто даже не думал о сдаче города, все твердо верили в нашу победу!

С большим вниманием ежедневно мы слушали радио и радовались победам Красной Армии.

30 января 1942 года от голода умер мой отец. Мама тогда работала на заводе «Металлопродукт», там нам помогли сделать гроб, и мы сами оформили похороны. Гроб на санках отвезли на Успенское кладбище. Могилу вырыли двое мужчин за весь наш хлебный паек. Помянули папу лепешками, сделанными из мха, древесной коры и сухих трав.

Зима была очень холодная, люди надевали на себя самую теплую одежду, особенно мужчины. Они были одеты в пальто, обязательно подвязанное поясом любого цвета, для сохранения тепла.

Если кто-нибудь находил в земле что-то съедобное, то брал палку и выкапывал. Однажды, я видела, как один мужчина выкапывал горошину, но она была так глубоко под ледяной глыбой, что достать ее было невозможно. Но он все копал и копал.

На улице люди от слабости часто падали, а подняться без посторонней помощи не могли, и некоторые замерзали и умирали. В 1942 году таких замерзших людей было много. Не всех успевали увозить на кладбище, многие так и оставались лежать на улицах.

Был у нас рынок, но туда мы с мамой ходили не часто, да и купить там было нечего. Много предлагали продуктов из мяса: холодец, котлеты, гуляш, но неизвестно из какого мяса они были приготовлены. Собак и кошек уже давно не было. Но зато крысы ходили стаями и уже не боялись людей, и проникали в наши жилища. Их было очень много. Страшно было спать, зная что по тебе ночью будут бегать крысы. Приходилось наглухо укрываться одеялом.

Вспоминаю еще один случай. Как-то раз я пошла за водой к колодцу, который находился у проезжей дороги. А вдоль дороги лежали штабеля из мертвецов, сложенные как дрова. Подъехала лошадь, чтобы забрать часть трупов и отвезти на кладбище. Вдруг лошадь упала, она ведь тоже была голодная.

Увидев это, мигом набежали люди с ножами, чтобы разделить ее на всех, если она умрет. Но с большим усилием лошадь встала и повезла свою страшную ношу на кладбище.

Однажды мы с мамой купили на рынке жмых (дуранду). Это большие куски спрессованных отбросов овощей и остатков других продуктов, которыми в мирное время кормили домашний скот. И он оказался очень вкусным. Я спрашивала маму, почему мы раньше не ели жмых. А мама ответила, что это корм для животных, а не для людей.

Вскоре нам с сестрой пришлось идти встречать темным вечером маму с завода. Нам нужно было обойти дом, стоявший у дороги. Когда мы подошли к дому, услышали стоны и призывы о помощи. Мы с сестрой схватились за руки, и что было силы побежали к железной дороге, оглянувшись увидели, что за нами очень быстро бежал мужчина. Мы громко закричали, к счастью, на железной дороге в это время стоял военный эшелон с солдатами, и к нам на помощь бросились два солдата. Наш преследователь убежал. Таким образом, мы с сестрой чудом спаслись от смерти.

Но в нашей жизни всегда были добрые и хорошие люди, которые приходили на помощь бедствующим. У нашей мамы была очень хорошая подруга Базанова тетя Катя. Эта мужественная женщина всеми силами боролась за жизнь. Она нанялась стирать белье командирам солдат из эшелонов, которые стояли на железнодорожных путях. За это они давали ей какую-нибудь еду.

Однажды тетя Катя пришла к нам и принесла эмалированный бидон, и послала меня отнести постиранное белье к военным. И бидон сказала, взять с собой. Я отдала командиру белье, а он взял у меня бидон и пошел к повару, который налил порцию супа. В это время все солдаты тоже обедали, и все звали: «Девочка, подойти ко мне!», и каждый клал мне в бидон часть своего пайка – кто кусочек хлеба, кто несколько ложек супа. Все они наполнили мне целый бидон. Я очень растерялась и заплакала в знак благодарности. Домой я принесла целый бидон еды, это была огромная радость для всех нас и большая благодарность тете Кате и солдатам.

Как тяжело и ужасно вспоминать то страшное время блокады, и все те ужасы и преступления против людей, которые мне пришлось увидеть своими глазами и пережить все ЭТО! О многом я даже не хочу вспоминать и тем более писать.

В 1942 году 6-7 апреля была организована последняя эвакуация по Ладожскому озеру, и наша семья оказалась в списках. Это было продолжение тяжких испытаний. Почти все озеро было покрыто водой. Без преувеличения можно сказать, что все мы смотрели смерти в лицо в тот момент. Машины одна за другой уходили под лед. Наш водитель, совсем молодой солдат не старше 18 лет, мастерски справился со сложной задачей. Мы ехали зигзагом, объезжая места с провалившимися машинами., и только поэтому спаслись. А с воздуха озеро активно бомбили фашисты. Я не знаю статистики, сколько людей живыми перебрались через Ладожское озеро, я видела очень много машин с людьми, которые утонули. Выехав на берег мы получили по целой буханке черного хлеба. Некоторые люди погибли, потому что съели всю буханку сразу. Мы все сильно болели, так как функции желудка и кишечника были нарушены.

К работе я приступила в мае 1942 года в колхозе «Сталинец» в Ярославской области, где проработала 2 года. Работа в колхозе была для меня второй школой жизни. Не окрепшая после блокады Ленинграда, выглядевшая совсем юной 15-летней девчонкой, я приступила к не привычной для меня колхозной работе. Постепенно я научилась: пилить, боронить, косить. Вместе с другими работниками, в основном женщинами, стариками и подростками, мы ездили на лесозаготовки, собирали урожай хлебных злаков, вывозили навоз на поля, обрабатывали собранный лен, выполняли и разные другие обязанности.

Я работала с лошадьми и очень полюбила их. Помню их имена до сих пор: Комета, Рыжий, Потешный и Звездочка. Мои помощники-подопечные отвечали мне взаимностью. Очень много интересных и поучительных случаев было со мной за время работы в колхозе. Но самое главное, я узнала, с каким трудом достается нам хлеб!

В июне 1944 году по мобилизации мы с мамой вернулись в Ленинград и работали на оборонном предприятии. Меня направили на оборонный объект ОСМУ-40, который находился за пределами города прямо в лесу. Там, под открытым небом была большая печь, в которой выжигали известь. Необходимо было постоянно забрасывать в нее известковые камни. Наша бригада, с помощью железных ломов выкапывала эти большие камни. Это было непросто, особенно в ветреную погоду, так как приходилось дышать известковой пылью, от чего начинался сильный кашель. Питание было скудное: хлебный паек с горячим кипятком. Разместили нас в маленькой деревне, и мы были вынуждены заботиться о себе сами. В свободное от работы время мы ходили вглубь леса, искали ягоды, грибы, ели даже ягоды незрелой рябины. Однажды в лесу мы нашли дикую малину и стали есть ягоды, а в конце кустов увидели бурого медведя. Но мы постарались не паниковать и медведь спокойно поел и ушел.

Через 3 месяца было опубликовано Постановление правительства, которое разрешало молодым людям, умеющим образование 7 классов, поступать на учебу в строительные техникумы. Я же закончила 8 классов, и меня сразу же отправили в Ленинград учиться. Таком образом с 1944 г. по 1948 г. я училась в строительном техникуме и продолжала работать. Мы расчищали завалы от бомбежек, расчистили весь Александровский сад. Потом нас прикрепили к пленным немцам, которые строили дома на станции «Колпино». Мы должны были работать и наблюдать за ними, чтобы строили строго по проекту. Тогда была карточная система, всем работающим выдавали рабочие карточки на продукты. Вот так началась моя трудовая деятельность.

Пленные немцы очень удивлялись, узнавая русских людей, считали их удивительными, интересными и добрыми. Особенно, когда на обед им приносили полные военные котелки густой каши или какого-то густого плова, а я уходила в уголок и ела кусок хлеба, запивая горячей водой. Прикрепленный ко мне, немец Вилли очень удивлялся и говорил, что победители питаются хуже побежденных.

В разговоре я спросила немца, почему он пошел на войну, убивать невинных людей? Он мне ответил, что не убил ни одного человека, а в армию их направили насильно. Когда я была в блокадном Ленинграде, немцы казались мне чудовищами, а при совместной работе они были обыкновенными людьми. И даже на память немец Макс – художник в 1947 г. написал мой портрет, копия которого находится в конце моего письма.

Дорогие мои, кто будет читать мои воспоминания, прошу не сомневайтесь в правде написанного. Все это было на самом деле!

И дай Бог, чтобы такое зло никогда и нигде не повторилось!

Я желаю всем людям крепкого здоровья, добра, любви и счастья!