13640
Гражданские

Щепалов Василий Иванович

Василий Иванович, война пришла в ваше детство. Где и как оно проходило?

Я родился в деревне под Ульяновском в 1932 году, в многодетной семье. Все ее члены обрабатывали землю, разводили живность, трудились не покладая рук, поэтому на фоне деревенской голытьбы выглядели крестьянами зажиточными. Попали под раскулачивание. У нас все конфисковали: землю, орудия труда, скот и даже жилой дом. Семья разбрелась кто куда. Мои родители с пятью детьми (мне было несколько месяцев) перебрались жить и работать в только что созданный совхоз “Сызранский”. А когда началась война, отец ушел на фронт, мать на нервной почве парализовало, она не могла двигаться. Мы оказались в безвыходном положении. Но, к счастью, к нам переехали дедушка и бабушка - это спасло нас от голода.
Так что детства, как такового, у меня и моих сверстников не было. С восьми лет мы помогали родителям, а с десяти лет и старше работали в совхозе: пахали землю на лошадях и волах, косили траву, стоговали сено, вывозили навоз на поля, сажали и затем копали картошку, убирали урожай зерновых, капусту, овощи и т.д.
Но были светлые страницы и в те годы. Запомнился такой эпизод. Однажды на склоне оврага я обнаружил лисью нору. Был ясный летний день. Лисята вылезли погреться на солнышке, поиграть. Я осторожно приблизился и поймал одного из них. Принес домой, напоил молоком. Стал приучать его к жизни в домашних условиях. К удивлению, лисенок оказался очень смышленый, легко приручался. Кот и собака его не трогали, хотя и смотрели на него с презрительным высокомерием. Привыкли к нему и куры, но поначалу поднимали истошный гвалт при его появлении. Более того, он приспособился спать в курятнике. Мы не ограничивали его свободу, он передвигался, как ему хотелось. Если и уходил кудато, то непременно возвращался. Был сильно привязан ко мне. Когда я приходил из школы, лисенок с радостью бежал ко мне, ластился, выражая свои чувства визгливым криком. Прошел год, лисенок вырос, превратился в красивого лиса, стал чаще и на более продолжительный срок уходить “в самоволку”, а однажды вообще не вернулся. Я долго пытался его разыскать, скучал по нему. Но война все заслонила.

Война - понятие объемное. У каждого была своя война, свои беды и трудности. Что самым тяжелым было для вас, десятилетнего пацана?

Управлять волами! Да, да! Ничего тяжелее в сельхозработах я не припомню. С одной стороны, вол довольно умное животное, сильное, выносливое. С другой - своенравное, не признающее диктата даже взрослого человека, не говоря уже о подростке. Как правило, волы впрягались в повозку парой. Труднее всего было надеть на них ярмо - оно тяжелое, поднять его надо было на высоту головы. Казалось, волы все понимали и, видя мои усилия, опускали голову как можно ниже, дабы облегчить муки ребенку. А что касается упрямства, уверен, волам нет равных в животном мире. Однажды я вез зерно на элеватор. Был жаркий летний день. Над волами кружили оводы и жалили их нещадно. Дорога, по которой я ехал, пролегала по берегу сельского пруда. Вдруг мои волы, переглянувшись и перешептавшись друг с другом, свернули с дороги и прямиком направились в воду, несмотря на мои отчаянные попытки помешать этому. Вместе с груженой повозкой и седоком (со мной) они вошли в воду по самую шею и так простояли до тех пор, ока не спала жара и не улетели кровососы. Никакая сила не смогла бы заставить их выйти из пруда. Односельчане, наблюдая эту картину, давали мне шутливые советы, а я от стыда готов был провалиться сквозь землю.

Когда вы впервые увидели живого немца?

В конце 1942 - начале 1943 годов Государственный Комитет Обороны принял решение в срочном порядке построить железную дорогу СызраньСаратов, чтобы по ней в помощь войскам Сталинградского фронта подвозить людские резервы, технику и продовольствие. Стояли лютые морозы. График строительства был предельно жестким. В качестве рабочей силы использовались пленные немцы. Каждое утро их привозили на работу, вечером отправляли обратно. Мы с удивлением и любопытством, с какойто брезгливой неприязнью разглядывали бывших фашистских вояк, но при этом не испытывали к ним патологической ненависти, понимая, что они не по своей воле пришли топтать нашу землю. Видимо, догадываясь о наших мыслях и чувствах, немцы поворачивались в нашу сторону и весело кричали: “Гитлер капут!”.

Вы, подростки, выполняя работу взрослых, сознавали, что тем самым вносите свой вклад в победу над врагом?

Думаю, что сознавали. Иначе не выдержали бы. “Все для фронта, все для Победы! ” это был не просто красивый лозунг, благое пожелание. Это было главной целью жизни. Мы работали в совхозе по двенадцать и более часов в сутки, не получая никакой зарплаты. Но никто не роптал, не возмущался, все понимали: так нужно. В возрасте 1214 лет я уже выполнял самые сложные операции: управлял сенокосилкой на конской тяге и сеялкой. Кстати, о победе 9 мая я узнал от бригадира, находясь за рулем сеялки.

Каждый заплатил за эту победу свою цену. Какие потери в войне понесла ваша семья?

Отец возвратился с фронта с многочисленными ранениями, которые послужили причиной его преждевременной смерти в возрасте 53 лет. Погибли дядя и отец моей жены. А вообще в нашем совхозе не вернулся с войны каждый третий. Семьи тех, кто пал на поле боя, получили официальное извещение об этом, дающее им право на определенные (незначительные) льготы. Многотысячная армия бойцов и командиров “пропали без вести ”, то есть их смерть официально не подтверждена. По сей день находят в глухих лесах и болотах танки и самолеты военного времени с останками экипажей, которые, по всей вероятности, занесены в тот же список “пропавших без вести”. Этот прискорбный факт не может не печалить.

Как складывалась дальнейшая жизнь у мальчишки, понюхавшего пороха? Чем вы занимались после войны?

Отслужил в армии. Потом занимался строительством магистральных трубопроводов. Их перечень занял бы много времени. Это и газопровод “Новый Уренгой - Казань - Горький”, и “Новый Уренгой - Вынгапур - Челябинск”, и нефтепровод “Сургут - Полоцк”, и многие другие. Несколько тысяч километров магистральных газопроводов было проложено в годы советской власти в республиках Средней Азии - там есть и моя посильная лепта. Всего строительству магистральных газонефтепроводов я посвятил 38 лет (с 1956 по 1994 год). В нынешнее время журналисты любят задавать пенсионерам такой вопрос: какой ты след отставил? Как видите, я “наследил” изрядно.

Интервью:
Юрий ЗАКОЛОДИН

Лит. обработка:
Юрий ЗАКОЛОДИН

Рекомендуем

22 июня 1941 г. А было ли внезапное нападение?

Уникальная книжная коллекция "Память Победы. Люди, события, битвы", приуроченная к 75-летию Победы в Великой Отечественной войне, адресована молодому поколению и всем интересующимся славным прошлым нашей страны. Выпуски серии рассказывают о знаменитых полководцах, крупнейших сражениях и различных фактах и явлениях Великой Отечественной войны. В доступной и занимательной форме рассказывается о сложнейшем и героическом периоде в истории нашей страны. Уникальные фотографии, рисунки и инфо...

Ильинский рубеж. Подвиг подольских курсантов

Фотоальбом, рассказывающий об одном из ключевых эпизодов обороны Москвы в октябре 1941 года, когда на пути надвигающийся на столицу фашистской армады живым щитом встали курсанты Подольских военных училищ. Уникальные снимки, сделанные фронтовыми корреспондентами на месте боев, а также рассекреченные архивные документы детально воспроизводят сражение на Ильинском рубеже. Автор, известный историк и публицист Артем Драбкин подробно восстанавливает хронологию тех дней, вызывает к жизни имена забытых ...

Мы дрались против "Тигров". "Главное - выбить у них танки"!"

"Ствол длинный, жизнь короткая", "Двойной оклад - тройная смерть", "Прощай, Родина!" - всё это фронтовые прозвища артиллеристов орудий калибра 45, 57 и 76 мм, на которых возлагалась смертельно опасная задача: жечь немецкие танки. Каждый бой, каждый подбитый панцер стоили большой крови, а победа в поединке с гитлеровскими танковыми асами требовала колоссальной выдержки, отваги и мастерства. И до самого конца войны Панцерваффе, в том числе и грозные "Тигры",...

Воспоминания

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus
Поддержите нашу работу
по сохранению исторической памяти!