Я родился в Москве в 1928 году. Отец незадолго до этого времени снял нам комнату. Он хотел, чтобы к моему рождению у нас уже был свой угол.
Поехать к семье матери мы не могли. Они жили в Зарядье в страшной тесноте. К ним мы приезжали только в гости, но и потом стали делать это реже. В то время любое общение между семьями было подозрительным. Мало ли что незаконное мы там затеваем.
Детство мое прошло на Большой Ордынке в доме номер 50. У нас была большая комната с балконом. У нас была большая семья: трое детей, мать отец и бабушка с дедом. Он был священник. Его звали Николай Виноградов. В 2000-м году он был причислен к лику святых.
Первые годы советской власти он спокойно служил, но затем деду начали говорить знакомые, что пора уезжать. Тогда начинались гонения на священников. В середине 1930-х мы переехали. Мне тогда было 7 лет.
Это была деревня Васильевское в Рузском районе Московской области. Дед начал служить в местной церкви. Так как большинство жителей были женщины, и в алтарь входить было никому нельзя, он начал привлекать меня. Он обучал меня тому, как проводить службу. Меня все называли «дедушкиным хвостиком». После того, как он освобождался, мы много гуляли. Он показывал мне природу, рассказывал, как называются разные цветы и грибы. Мне казалось, что он делал это не для себя, а исключительно для меня. Деду хотелось, чтобы мне было с ним приятно.
Прошло полтора года, людей на службу стало ходить все меньше. В какой-то момент прихожане начали говорить, что надо остерегаться органов. Возможно, в тот момент они начали интересоваться дедом.
В конце концов его обвинили в том, что он привлекает малолетних к богослужению и отвлекает от посевной. Был донос.
За ним пришли ночью. Дед окрикнул меня. Я подошел, он передал мне свои документы и нательный крест. Он попросил разрешения, чтобы я его проводил. Меня быстро прогнали. На прощание он махнул мне рукой и пошел. Скоро отцу сообщили, что его отправили на поселение.
В дальнейшем я стал жить интересами дедушки. Он был мне в какой-то степени ближе родителей. Вскоре мы всей семьей вернулись в Москву.
Удивительно, что через два года от него пришла рукописная записка. Он писал, что еще жив, попросил выслать сухариков и соли. Мы, конечно. отправили. Ответ пришел такой - данного адресата нет. Вместо нашей посылки лежали камни.
По штампу мы поняли, что это республика Коми. Уже в 1990-е годы мы узнали, что погиб 24 декабря 1937 года. Он там пробыл меньше полугода. Записка так долго до нас шла.
Война меня прямым образом не коснулась. Я просто знал, что она началась. В октябре 1941 года было очень тревожное время. Паника. Мы видели, как все министерства эвакуиировались. Из Москвы увозили все, что только можно. Мой отец ездил с ведром на Бабаевскую фабрику и привез ведро патоки. Мы всей семьей какое-то время её ели. С продуктами было сложно. Конечно, нам многого не хватало, но родители не распространялись об этом. Не было такого, что мне запрещали что-то есть, а то не хватит на следующий день.
Все обсуждали, боялись, что жизнь изменится, но по факту в моей жизни ничего не менялось. Страха не было. Боевых действий рядом не было, все только устрашали «война, война идет». Я и бомбежек не помню. Возможно, они были не в центре города.
Сначала я учился. У нас была специальная ускоренная программа. Год мы проходили за два. Затем стал работать. Развозил продукты и лекарства. Я брал в одном месте продовольствие и доставлял его, потом должен был отчитаться. Работа тяжелая, но терпимая. Если продуктов было много, брал тележку, лошадь.
Я чуть чуть не дошел до возраста призывника, как и большинство моих друзей. Я общался только с ровесниками. В 1945 году мне исполнилось 17 лет. Несмотря на это я получал карточку как участник войны.
Помимо развоза продуктов я занимался шорным делом - делал дома ремни. Мне помогала сестра. Помню, что она иногда расстраивалась, что, в отличие от меня, не числилась ветераном войны из-за возраста.
Победу помню плохо, но знаю, что мы всей семьей радостные пошли на Красную площадь. Было недалеко.
| Интервью и лит.обработка: | И. Поляков |
