Визгалова (Муфтахутдинова) Зухра Хакимовна

Родилась я 6 мая 1929 года в деревне Нижнеарметово, это Ишимбайский район Башкирии. Семья у нас была большая – родители, старшие братья Абдулхай и Абдрашит и мы с сестренкой Марией.

Мама и папа у нас из обычных крестьянских семей. Папа был рабочим, а после окончания курсов в Киеве стал работать сменным техноруком на Мариинском спиртзаводе. Его, как лучшего работника-стахановца, постоянно переводили с одного завода на другой, чтобы он наладил рабочий процесс. После Мариинского работал на Куюргазинском, на Левашовском и уже оттуда в 40-м что ли году его перевели на Александровский спиртзавод в Булгаково, это большое село чуть южнее Уфы. Вот там мы и прожили всю войну.

Пару слов, пожалуйста, о довоенной жизни вашей семьи.

Предвоенную жизнь я вспоминаю очень тепло: люди удивительно добрые, жизнь улучшается с каждым годом, братья живы…

22-е июня помните?

Помню… У нас у одних в нашем, как я его называю заводском поселке, было радио. Черный такой круг в углу висел. И я почему-то вспоминаю, что объявление по радио было рано утром. Братья еще спали, а я почему-то не спала, и смотрю, мама села на койку и заплакала: «Ну, все, мои дети пойдут воевать. И ты, Хаким, тоже, наверное, пойдешь…» А уж сколько слез было пролито потом, это слов нет…

Но папу не призвали, потому что он был ценный специалист и ему сразу дали «бронь». Я точно знаю, что за войну он несколько раз хотел уйти на фронт, но ему объяснили, что от него зависит работа целого предприятия и пригрозили военным трибуналом. А папа ведь был 1898 г.р. и во время Гражданской войны ему довелось повоевать кавалеристом в знаменитой Чапаевской дивизии. Он, правда, об этом никогда ничего не рассказывал, но я помню, у нас в доме висела фотография, на которой папа стоит с шашкой, кудри такие выбиваются из-под фуражки.

Как он отзывался о фильме «Чапаев»?

Вы знаете, этот фильм у нас почему-то ни разу не показывали, поэтому я его увидела уже только после войны, а папа его так и не посмотрел. В общем, вот так получилось, что папе воевать не пришлось, зато на фронте погибли оба моих брата…

Старший брат Абдулхай рос разносторонне развитым мальчиком. Занимался спортом, очень хорошо ходил на лыжах. Помню, как он закалялся – растирался снегом на улице. И был очень музыкальным, с раннего детства играл в духовом оркестре, умел играть на гитаре, баяне, балалайке, мандолине, хорошо рисовал. Всю жизнь жалею, что сразу после войны скитаясь по съемным квартирам в Стерлитамаке мы где-то потеряли корзинку с грамотами папы и рисунками Абдулхая. Перед войной брат поступил в уфимский аэроклуб, и я до сих пор помню его рисунок двукрылого самолета с надписью «МУ» на боку. Но аэроклуб он так и не закончил. Его призвали в сентябре 42-го, а уже в декабре он погиб…. Его товарищ нам написал, что Абдулхай воевал воздушным стрелком на бомбардировщике и он сам видел как его самолет погиб где-то под Воронежем… (По данным ОБД-Мемориал стрелок 44-й стрелковой дивизии красноармеец Мустахутдинов Абдулхай Хакимович 1923 г.р. погиб 13.12.42 г. Похоронен в поселке Осетровка Верхнемамонского района Воронежской области).

Старший брат Абдулхай.  (1941 г.)

Мама поехала провожать его в Уфу и вернулась вся в слезах. Рассказывала, что на вокзале, когда они грузились, духовой оркестр играл марш «прощание славянки», и в это время над составом пролетел какой-то шар. Думаю такой же, какой я сама видела два раза в жизни. А в последний вечер дома, брат играл на баяне, потом поставил его у зеркала, но баян как-то раздвинулся, зеркало упало, разбилось, и мама едва слышно сказала: «Ну, все…»

Абдулхай был видный парень и ему симпатизировали многие девушки. И мне потом рассказывали, что одна из них, Рая, когда узнала, что он погиб, сошла с ума…

А младший брат рос хозяйственным мальчиком. Когда мама болела, именно он ухаживал за скотиной, доил корову, кормил нас всех. Абдрашит окончил семь классов, и когда 1-го сентября пришел в школу, увидел, что там висит объявление – «Производится набор в школу юнг». Но для поступления помимо заявления требовалось и письменное разрешение родителей. Брат пришел к маме, а она совсем неграмотная была, подсунул ей листок: «Это принесли налог на картошку – просто распишись!» И когда она расписалась, он ее обнял: «Ну, теперь я весь свет увижу!» Мама заплакала: «Ты меня обманул! О чем тут речь?» В общем, в нашей булгаковской школе подали заявление 15 человек, но приняли только троих: брата, Насыра Каримова и Толю Черепицына. А вернулся из них только Насыр… (По данным ОБД-Мемориал стрелок 87-й стрелковой дивизии ефрейтор Черепицын Анатолий Георгиевич 1926 г.р. погиб в бою при освобождении Латвийской ССР 13.10.44. Похоронен в г.Приекуле Лиепайского района.)

Брат отучился в этом знаменитом училище на Соловках и летом 44-го вместе с Насыром они попали служить в бригаду торпедных катеров Черноморского Флота. И со слов Насыра брат погиб на первом же задании…

Они получили приказ атаковать противника на побережье Румынии. Со слов Насыра в этой атаке они выпустили весь боезапас: «Не видели ни неба, ни земли, все смешалось…» Когда поплыли обратно, им попался корабль с немцами: «Мы на них, но боеприпасов-то у нас уже нет и пришлось просто имитировать атаку и уходить». Они шли как звено самолетов, треугольником, и первый налетел на мину. На нем как раз брат и плыл… Насыр рассказывал, что они подплыли, все смотрели, надеялись найти живых, но никого не осталось… (По данным ОБД-Мемориал командир зенитно-пулуметного отделения торпедного катера №334 1-й Севастопольской Бригады торпедных катеров ЧФ краснофлотец Муфтахутдинов Абдрашит Хакимович 1926 г.р. погиб 01.08.44 г. (взорвались на мине противника). Мама до самой смерти ждала и надеялась, что кто-то из двоих сыновей вернется. Не дождалась…

Мы ведь маме и не говорили поначалу, что похоронки пришли. У нас школа и почта близко стояли, поэтому мне первой и сообщали: «Зоя, иди, получи письмо!» И как-то прибегаю, а там вместо письма от брата конверт большой, на нем красным все написано, я сразу почувствовала, это что-то важное. Вскрыла его, и прочла, что Абдулхай погиб… В общем, похоронку я показала только папе и мы с ним скрывали это месяца три. Мама с ума сходила, думала, с Абдулхаем что-то случилось, а по Булгаково-то уже слух прошел и маме кто-то сказал…

Вторую похоронку тоже мне передали, и мы с папой опять решили маме не показывать: «Пока ничего говорить не будем, может, какая-то надежда еще есть…» Долго мы держались, но как-то, чтобы ехать по работе папа вытащил документы, а среди них эта новая чистая бумажка. Мама увидела: «Это что такое?» Папа стал прятать, не дает ей, но мама тут уже догадалась и стала вырывать у него. Пришлось рассказать…

Младший брат Абдрашит. (1944 г.)

А когда Абдрашит обманул маму, разве отец не мог на него повлиять?

Так папа почти все время находился на работе. Про него разговор особый. Наша служебная квартирка находилась прямо на территории завода, но мы папу редко видели. На заводе же остались одни старики и женщины, он считай, остался за старшего, поэтому дневал и ночевал на работе, даже не успевал прийти домой поесть, мама ему сама носила.

Я потом когда рассказывала, мне говорили: «Ой, вы, наверное, при спиртзаводе вот так жили!» А на самом деле мы очень голодали. Людям зарплату не давали, а рассчитывались спиртом, разведенным до сорока градусов. За этой водкой из Уфы приходили люди, и меняли ее на одежду. Но на еду никто ничего не менял – все голодали. Так что одеться было во что, а есть нечего… Поэтому люди изворачивались, кто как мог.

В основном, конечно, держались на картошке. В военные и послевоенные годы мама ранней весной ходила на колхозные поля и собирала мерзлую картошку. Из нее она каким-то образом пекла лепешки, они получались черно-серого цвета, кормила нас, а часть обменивала на овощи на рынке.

Вскоре маму приняли на работу в офицерскую столовую, и иногда она стала приносить картофельную кожуру – стало легче жить. А очень редко, когда мама приносила объедки – для нас это был праздник… Помню, что несколько раз пайком выдавали американские продуктовые посылки, в которых был сушеный картофель, яичный порошок, хлопковое масло, крахмал. Пару раз присылали какую-то одежду.

Вот летом, конечно, было полегче. У нас, например, Абдрашит был заядлый рыбак и выловленной рыбой он нас очень поддерживал. А мы с сестренкой собирали разные травы: крапиву, лебеду, борщевик, конёвник, и мама варила из них похлебки, пекла лепешки. Вот парадокс - травы много ели, но голодая, мы были намного более здоровыми, чем нынешние дети.

Отец – Хаким  Ибрагимович (1935 г.)

А разве вы скотину не держали, огород?

Вначале у нас была корова, но она заболела эхинококком, очень сильно исхудала и вскоре умерла. Потом завели поросенка, так эти поросята у кого были, бегали по территории завода, искали, что бы поесть, но вскоре его у нас украли. Потом мама завела козу, вот она у нас долго была. Немного молока давала, два козленка принесла, которые, прыгая по всей квартире, надоедали нам.

А огород был только у нас одних. Другие бы тоже завели, но на территории завода, где мы жили, свободной земли ведь совсем не было, только у нашего дома было немного, полсотки, наверное. Мама на этом огородике капусту выращивала, длинные американские огурцы. И вы знаете, кругом все голодные, но хоть кто-нибудь украл бы. Никогда, ни одного, настолько был честный народ.

Вот я что хочу особенно подчеркнуть. В военные годы мы жили очень тяжело и голодно, но я вспоминаю другое. Насколько мы были все дружны, насколько любили друг друга. Не только родные, но и просто соседи, знакомые. Мы в Булгаково очень дружно жили и огромная заслуга в этом педагогического состава нашей образцовой булгаковской школы. Благодаря нашим прекрасным учителям, этим грамотным, талантливым людям, которые полностью отдавали себя детям, в плане воспитания и культуры мы получили очень многое.

Например, уже на второй день войны наш директор Георгий Акимович Акимов на митинге указал нам на то, чем мы можем помочь фронту: «Вспомните о книге Аркадия Гайдара «Тимур и его команда». Создавайте тимуровские команды!» По классам создали команды по 10-15 человек и распределили по разным участкам Булгаково. Взяли на учет все семьи фронтовиков и знали, кому и какую помощь нужно оказать. Кому дрова помогали пилить и рубить, кому воды принести, кому с маленькими детьми посидеть. Но тяжелее всего было откапывать от снега дома. Ведь военные зимы выдались на редкость снежными и очень морозными, и наутро бывало, так наметет, что ходили по домам проверять, все ли в порядке. Иногда к дому подойдешь, а из-под снега только труба и торчит. А живы ли хозяева? Начинаем откапывать, все, что нужно сделаем.

Или такой еще момент. В то время была популярна «заочная» переписка. Так наш классный руководитель Лидия Петровна Герасимова достала адреса тех, кто ушел на фронт из Булгаково, и под ее руководством мы писали им письма. У многих появились «друзья по переписке». Лично я, например, переписывалась с Василием Белоусовым. Откуда он взял мой адрес я не знаю, потому что он был не наш земляк, но видимо кто-то из наших булгаковских ему дал, и мы с ним переписывались. Писали, как живем, о чем мечтаем, в общем, такие хорошие патриотические письма. И когда получали ответы, после уроков читали их в классе вслух. Я ему даже платочки посылала в конверте. Маленькие такие, по краям их обвязывала кружевами и отправляла. Мы с ним долго переписывались, но с какого-то момента он перестал отвечать, погиб видимо… Он мне даже фотографию свою прислал, но мой первый муж порвал все «лишние» фотографии…

Отправляли на фронт маленькие посылочки, в которые собирали разную мелочь: варежки специально связанные с двумя пальцами, кисеты – на них обычно вышивали свои инициалы и вкладывали записку с адресом, обвязанные кружевами носовые платочки. Вот такие у нас были учителя…

В школе я училась средне, но зато очень активно участвовала в общественной жизни, в самодеятельности. У нас активно работала отличная агитбригада, в которую входил даже специально организованный «шумовой оркестр». Помимо обычных инструментов: балалайки, барабана, гитары, на которой играла я, в него входили и довольно своеобразные: двуручная пила, бутылки, ложки, гребешок для расчески шерсти, ксилофон, но мы все, конечно, подстраивались под баяниста Матвеева. Готовили программы, и ездили агитбригадой на колхозные поля с концертами. Выступали и перед ранеными в госпитале. Я, например, под баян пела песню про эшелон:

«Из Москвы меня увозит эшелон,

день и ночь стучит колесами вагон.

А я в вагоне фотографию твою

из кармана гимнастерки достаю.

Ты, я знаю, измениться не могла,

Ты такая же, как и была.

Дорога степная, тропинка лесная,

И неба простор голубой.

Тебя вспоминаю, ты верь мне, родная,

Что скоро я встречусь с тобой».

А моей сестренке мама из наших занавесок сшила русский костюм, и она в нем пела песню:

«Ох, вставала я ранешенько,

умывалась я белешенько».

Всякий раз нас обязательно просили спеть на бис.

Причем, учтите такой момент. Мы не просто приехали в поле, выступили и уехали. Нет!

Визгалова З.Х. (1944 г.)

Выступим, а после концерта идем вместе со всеми работать в поле. Веяли и перелопачивали зерно, скирдовали сено, в общем, любую работу делали. Осенью помогали убирать урожай картофеля, свеклы, а летом пололи и окучивали картошку, свеклу. Каждому классу выделяли участок, и в конце его устанавливался красный флажок. Все хотели быть победителями, поэтому старались работать быстро, а победителю вручали флажок и кричали «Ура!» Вот так мы играючи соревновались и стремились быть первыми. Как-то раз, кстати, из Уфы приезжали кинооператоры и снимали, как мы работаем в поле для киножурнала. Правда, мы его так и не увидели.

Очень интересно было организовано соревнование на сдачу денег для строительства самолетов, танков, автомашин. Вывешивалась стенгазета, на которой изображались соответствующие картинки и сумма денег. Кто больше всех сдал денег – летел на самолете, кто меньше всех – ехал на черепахе. Отмечались лучшие классы и отдельные ученики.

Помимо всего прочего регулярно занимались военным делом, изучали винтовку, учились стрелять. Я, кстати, считалась лучшим стрелком в школе. А каждую зиму военрук Кривошеев организовывал для нас военную игру. Бегали с деревянными ружьями, пистолетами, трещотками. Брали в плен, перевязывали и носили на носилках в «госпиталь» «раненых», где оказывали помощь юные санитарки.

Изучали и санитарное дело: учились делать повязки, как переносить раненых и ухаживать за ними, изучали, какие лекарства можно было применять при оказании первой помощи, изучали вопросы гигиены для девочек.

Эвакуированных в Булгаково много было?

Да, в том числе жили и у нас на квартире. Одну половину отдали им. Первыми у нас жили семья Зайцевых из Москвы. Лидия вроде Андреевна с дочкой Нелей и мужем. Но муж недолго проработал на спиртзаводе, а потом его забрали на фронт и вскоре он погиб. А когда Лидия Андреевна стала работать завскладом, вот тут они стали хорошо жить. Наш папа который это все сырье считай и доставал, сдавал ей, домой ни горсточки никогда не принес, а у нее все было… Наверняка химичила, поэтому и продукты у нее водились и даже стала держать прислугу. Девушку из деревни. Правда, она нам и помогала немного. Бывало, даст немного муки. Из нее испечь ничего нельзя, так мама разводила ее в горячей воде, вроде как кашу, немного сметаны или что найдется, в серединку добавит, и ничего, мы ели, и сытые были… Ни о чем из еды не мечтали, лишь бы заполнить желудок.

А была одна Эмма, так именно она научила меня играть на гитаре. Другая женщина из эвакуированных научила меня как можно иголкой делать кружево и обшить кофточку или платок.

Потом к нам как-то подселили дня на три только что приехавшую семью с Украины. Когда людям негде было переночевать, всегда селили к нам. Потому что и квартира вроде как побольше, и чисто, уютно. Их пять человек было: родители, дочь и два сына. Один из них - Исаак со мной в классе учился. Родителей я уже не помню, как звали, но отец стал в конце войны на заводе старшим техноруком. Дочь их тоже стала работать на заводе. И поначалу они были такие же голодные, как и мы. Вместе мы ходили собирать травы, и мама их учила, какие нужно собирать, что из них можно приготовить. Но потом… Где-то чего-то химичили и до того хорошо зажили, что к концу войны жена растолстела просто до неприличия.

А мы едой очень бедно жили. Одеваться еще как-то могли, мама у меня шила, и могла нас как-то приодеть, но голодные были… Правда, по мне этого сказать было нельзя. Выглядела я очень взросло, совсем не по годам, эдакая краснощекая пышечка.

Кавалеры были?

Вот этого добра хватало. У меня, кстати, с ними связаны две … непростые истории.

Если можно, расскажите, пожалуйста.

Тут, наверное, лучше будет начать рассказ, с момента пораньше. Весной 1944 года меня по рекомендации директора школы направили работать на опытной участок. У нас выделили гектаров пять какому-то московскому институту, и на этом поле его научные сотрудники выращивали сорт картошки «Лорх», который потом разошелся по всей Башкирии. Этот сорт должен был заменить сорт «Стахановка», клубни которого были большие, но зато совсем невкусные, к тому же с множеством глазков, и годился он только для производства спирта. Кроме «Лорха» там было посажено по 4-5 клубней 48 сортов картофеля, полученных из других стран.

Там я работала техником. Целое лето с утра и до захода солнца я вела наблюдение за развитием картофеля, и буквально каждый день записывала все изменения в журнал. А осенью на этот опытный участок для уборки урожая привезли сто военнопленных. Причем, не только немцев, но и мадьяр, румын. Так они до того прониклись ко мне, что каждое утро все выходили встречать меня.

А вы? У вас же к тому моменту оба брата погибли.

Мне этот вопрос не раз задавали, но я честно скажу - никакой ненависти к ним не испытывала. То ли не осознавала, то ли такое воспитание сказалось, что подсознательно понимала, что они не виноваты, просто им пришлось выполнять свой долг. Мне они казались, такими же людьми, что и мы.

Все до единого себя прекрасно вели, и когда я подходила к ним, чтобы сказать, какую работу им сегодня выполнять, они прямо радовались. Были рады меня и обнять и поцеловать, словно свою дочь. У кого сохранились фотографии, показывали мне своих жен, детей, внуков, один даже показал фотографию своей кухни. Рассказывали что-то. Что могла – понимала, что не понимала – смеялись. Работали военнопленные аккуратно, что и требовалось, но где-то через неделю утром пришла, а там, ни их самих, ни палаток. Видимо ночью их увезли.

И вот вместо этих пленных мне из Алкино прислали пятьдесят совсем молоденьких солдат. Их распределили по квартирам и к нам подселили двоих: Николай Бондаренко с Украины и Юхнов Юра их Ставрополя. Коля был скромным и тихим, но я его научила петь и играть на гитаре несколько песен. Потом по рассказам Юры, Коля в казарме грустно пел «Где эти черные очи», и признавался, что очень скучает по Булгаково и по мне.

Зато Юра оказался мастер на все руки: и на баяне играл, и плясал, и пел хорошо. Правда, маленького росточка, и можно сказать, что некрасивый, но до того обаятельный, до того всех смешил и развлекал на наших вечерних посиделках, что в него влюбились все наши девчонки. Но им обоим, не буду скрывать, понравилась именно я, хотя никакого раздора или разлада у них не случилось.

А вы, если не секрет, отдали кому-то предпочтение?

По глупости, конечно, Юре. Он стал за мной ухаживать, но все это было так невинно, совсем не то, что сейчас. Мы ведь за все время даже ни разу не целовались. Все обещал мне: «Вот война кончится, поедем ко мне в Ставрополь жить!» А когда они уехали обратно в свои лагеря, то Юра повадился на выходные ездить ко мне. Но честно признаться, поднадоел он мне. К тому же и сами голодные, так и его еще надо кормить, в общем, в один момент я ему дала от ворот поворот. Сейчас я может быть, по-другому поступила, но тогда сказала ему прямо. Уехал он, конечно, расстроенный… А потом ко мне вдруг приехали военные, и стали расспрашивать про Юру: «Как он был? В каком состоянии? Куда поехал?» Оказывается, Юра вместо того, чтобы вернуться в часть, сбежал домой… Мне потом Бондаренко написал, что его поймали где-то по дороге, но чем закончилась история, я не знаю.

Конечно, я чувствовала свою вину, ведь он мог и под расстрел попасть… Но понимаете, детство мое было по-взрослому бурное, и все проходило как-то легко и не очень осознанно.

А еще до этого со мной случилась примерно такая же история. У папы на заводе работал такой Витя Буренин. Хороший парень, лет на пять постарше меня, которому я нравилась. Но вскоре его призвали, и перед отправкой на фронт, он приехал на завод, как-то набрал спирта для своего начальства, попрощался со мной, и уехал. Как раз в школе шли экзамены, и меня вдруг вызвали на допрос в комендатуру что ли. Спрашивали, как он был одет, был ли вооружен, в каком настроении уезжал.

Оказывается, Витя опоздал к отправлению эшелона, его арестовали и отправили на фронт в штрафную роту. Он мне писал оттуда, в конце войны даже фотографию прислал – сидит нога на ногу в дорогом кресле, на которое накинута шкура. (На сайте www.podvig-naroda.ru есть наградной лист, по которому боец 58-й Гвардейской стрелковой дивизии красноармеец Буренин Виктор Петрович 1924 г.р. был награжден орденом «Славы» 3-й степени: «За время пребывания во 2-й стрелковой роте тов.Буренин показал себя дисциплинированным, выдержанным, смелым и инициативным наводчиком ружья ПТР. За время весеннего наступления 1945 года гв.рядовой Буренин показал образцы мужества и отваги. При уничтожении разрозненных групп противника в районе Бад-Ливенберда из своего ружья подбил вражеский бронетранспортер, чем дал взводу возможность наступать. В этом же бою уничтожил 6 гитлеровцев и 2-х взял в плен).

Витя остался жив, и когда ему пришла пора демобилизоваться, он решил приехать ко мне. Спрашивал в письме, какие у меня размеры, чтобы туфли привезти, кое-какую одежду, но уже перед самым отъездом получил телеграмму, что у него умерла мама, и в доме осталось пятеро детей. Отец погиб на фронте, и, конечно, он проехал мимо меня и мы так и не встретились.

Вообще, так сложилось, что я рано повзрослела, по-взрослому выглядела, рассуждала, многое умела, поэтому всегда дружила с взрослыми, даже с нашими учителями. Я очень благодарна им, они такие были, что словами не передать… Все время что-то выдумывали и выдумывали. Это именно благодаря им мы жили духовно богатой жизнью. Какие праздники они нам устраивали.

Новый год встречали 31-го декабря, но готовились к нему заранее. Все ребята ходили к нашему классному руководителю домой, и втайне от всех вместе с Лидией Петровной придумывали каждому смешной костюм. А 31-го декабря в этих костюмах и в масках приходили в школу. Встречал нас «доктор Айболит» с большим, сантиметров на 50-60, термометром, поднимал «температуру» веревочкой и выдавал смешной рецепт. Затем встречал клоун с метровым карандашом. Все, конечно, хотели им расписаться, но не получалось, что вызывало море смеха. Дальше, всех ребят приглашали в «Комнату смеха» и в «Музей редких находок», в который собирали разные несуразные экспонаты: рогатки, лянги – это свинцовые битки для подбрасывания ногой, рваные шапки, варежки, грязные сумки, тетради, все это с подписями, где они были найдены и кому принадлежат. Наконец ровно в полночь открывалась дверь, и все входили в зал, где стояла елка. Играла музыка, и было очень весело, интересно и загадочно.

А День Победы получился, как в той песне поется «со слезами на глазах». В тот день наш директор школы дал необычайно длительный звонок, и мы сразу поняли, что-то случилось. Выбежали, построились на линейку и Георгий Акимович произнес: «Дорогие дети! Сегодня незабываемый день - наши войска добили страшного зверя в его логове! Война окончена!» Я, как стояла, сразу вспомнила о родителях, и с линейки убежала домой. До самого дома бежала, размахивая над головой пионерским галстуком, и кричала: «Победа! Победа! Победа!» И кто еще не знал – узнали от меня…

А дома: мама плачет, папа уже лежал на смертном одре… Папа, может тоже поплакал, но у него слез никогда не было. Только изредка бывало, сядет на койку, и так играл на тальянке, что сразу понятно, душа его плачет… Трудно вспоминать все это…

А часам к трем молодежь собралась около школы, сфотографировались на память, и пошли на поляну, где пели, плясали, играли. И все это без всякой пьянки, мы ведь тогда даже не представляли этого – выпить.

У вас тогда было понимание того, какие потери понес наш народ?

Понимала. Потому что в нашем классе то у одного отец погиб, то у другого, и мы скорбели все вместе. Переживали, помогали, чем могли. Помню, например, каким горьким получилось празднование 23-го февраля в 1945 году. Как обычно праздник устраивали в школе, но в тот раз решили пригласить и жителей села. Как всегда в таких случаях, директор для начала рассказал об успехах Красной Армии, подвигах наших земляков. Но сам концерт, который мы показали, несмотря на все наши старания, вышел очень грустным. Было много слез, рассказов о погибших мужьях, сыновьях, дочерях…

В первые послевоенные годы фронтовикам полагались какие-то льготы?

Да что вы, откуда, ведь вся страна воевала. Годы выдались тяжелейшие, голодные и фронтовики были наравне со всеми. Помню, незадолго до переезда в Стерлитамак за мной стал ухаживать Кузьма Служаев. Ну как ухаживать, так, несколько раз вместе гуляли. Он вернулся с фронта после тяжелого ранения, а у них была до того бедная семья, что они жили в землянке. Вот он как раз любил выпить, и его сестра мне призналась, что перед тем как пойти ко мне, он выпивал, но чем-то непременно заедал, потому что я даже запаха спиртного не терпела.

И вот как-то мы с ним и с Ниной Смирновой, нашим фельдшером, пошли гулять. Присели под черемухой, а она как раз дивно цвела, и, такой аромат, не передать. И вдруг я заметила, что на нем ботинки не просто меньшего размера, а до того маленькие, что там где шнурки, прямо вылезает опухоль. Представьте, он терпел это все, но не хромал, не подавал вида. Как он только дошел, я даже не представляю… Даже ботинок нормальных не имел, а ведь он был не просто фронтовик, а офицер имеющий награды и ранения… На сайте www.podvig-naroda.ru есть наградные листы, по которым лейтенант Служаев Кузьма Дмитриевич 1923 г.р. был награжден двумя орденами «Красной Звезды» и медалью «За отвагу». Вот краткие выдержки из них: «… Участник боев под г.Ржев, в которых от рядового бойца дорос до командира взвода ПТР.

… В боях у деревни Павлюченки, когда под сильным артогнем противника был ранен командир роты, лейтенант Служаев не растерялся и принял командование ротой на себя. Огнем его минометов была уничтожена артиллерийская огневая точка и 26 немцев.

… 16.10.44 при прорыве сильно укрепленной обороны противника в районе Шелкайцы Литовской ССР лейтенант Служаев смело выдвинулся со своими минометами вперед, и, работая с одним из расчетов, лично сам уничтожил четыре пулеметных точки противника и истребил до 20 немцев.

… В уличных боях в немецком городе Эйдткунен огнем своих минометов подбил две автомашины противника и истребил до 40 немцев».

За свою жизнь вы общались со многими ветеранами, и наверняка они вам рассказывали какие-то фронтовые истории.

Как пионерский работник я всю жизнь занималась воспитанием детей, а военно-патриотическое воспитание по праву считалось одним из важнейших направлений в нашей работе. Часто приглашала выступить ветеранов, много всяких историй слышала, но одну запомнила на всю жизнь. Когда я вышла на пенсию, меня пригласили работать в профилакторий треста «Стерлитамакстрой», вот там я и услышала эту историю. Как звали ветерана, уже не помню, но когда он рассказывал, я сама плакала…

Он рассказывал, что шел сильный бой и для того чтобы вдохновить солдат, сзади поставили духовой оркестр. Но когда начался обстрел, почти все оркестранты погибли. «Взрывом снаряда меня закопало землей, и когда очнулся, слышу, музыка играет. Начал выбираться, смотрю, играют несколько музыкантов и те, кто остался жив потихоньку поднимают головы…» Он хорошо подчеркнул, что значит музыка на войне…

Как сложилась ваша послевоенная жизнь?

Когда в сентябре 45-го мы пошли в школу, то там не оказалось старшего вожатого. И зная мой активный и веселый характер, директор школы Карпенко предложил мне работать старшей пионерской вожатой. Я удивилась: «Так мне же учиться надо!» - «Ничего, до обеда будешь учиться, а после - работать». Я согласилась и с усердием взялась за работу. Вместе с отрядными вожатыми проводила праздники, прием в пионеры, возглавила тимуровскую работу. Все учителя активно помогали, поэтому работать было легко.

В 9-м классе. (Булгаково, 1945 г.)

Но еще летом 45-го умер папа. В феврале он тяжело заболел и 29-го июня умер… Самое тяжелое время пережил, такие горести и испытания перенес, а сразу после Победы умер… Тут как раз мамин брат, Сидор Васильевич, с фронта вернулся и забрал нас к себе в Стерлитамак. А я в комсомол вступила еще в 43-м, на год раньше положенного срока, и когда мы переехали, сразу встала на комсомольский учет. А через три дня меня вызвали к секретарю Горкома комсомола Должикову: «Ты ведь уже работала старшей пионервожатой, поэтому направляем тебя пионервожатой в пионерский лагерь «Башнефтеразведки!» Я отказывалась, как только могла, потому, что совсем не представляла эту работу: «Я никогда в лагере не была, даже понятия не имею, что там делать!» Проплакала три дня, но на бюро Горкома комсомола меня все-таки утвердили: «Начальником пионерского лагеря будет Измайлов - опытный, творческий работник, он тебя всему и научит». И это оказалось действительно так, Анатолия Петровича я всю жизнь вспоминаю с большой теплотой. Он оказался замечательным человеком и руководителем. Настоящий фантазер, творец, он никогда не унывал и всех вокруг заряжал своим оптимизмом и энергией.

Приехала в лагерь, а там оказывается, до меня работал бывший офицер. Так он себе там и адъютантов завел, которые ему сапоги чистили, а в его комнате на стене углем была нарисована голая женщина, еще что-то интимное. В общем, офицерская служба у него продолжалась… Вот вместо него меня и назначили.

Утром горн играет, а для меня это в диковинку. Вышли линейку проводить, а я и понятия не имею, зачем и куда вести детей и что делать. Но все увидела, сама потихоньку научилась, и отработала в лагерях девять летних сезонов подряд. Самыми тяжелыми оказались 1947-й и 1948-й годы. «Башнефтеразведка» была организация богатая, и в лагере условия соответственно: у нас и постели были, и кормили хорошо, в общем, нормальные условия. Но на следующее лето меня направили старшей вожатой в пионерский лагерь в Зеленом Затоне. Сейчас это пионерский лагерь «Салют» от станкостроительного завода «имени Ленина».

Приехали на берег реки Белой, а там длинный деревянный барак, который во время половодья затапливало водой. Ила в нем оставалось сантиметров на пятнадцать, поэтому все сотрудники лагеря приезжали туда за неделю и все это сами выгребали, отмывали, чистили. Работа тяжелая, а ведь пока смена не начнется, нас не кормили. Если что и было у кого – съедали вместе. А так ходили и траву собирали, но работу не бросали. Нет, словами это передать невозможно…

Потом койки надо ставить, а коек нет. Так делали вроде как топчаны из досок, а постелей никаких. Дети, кто фуфаечку привезет, кто чего, на топчане лягут, фуфайкой накроются, так и спали.

В этот лагерь Гороно по всему городу специально отобрало детей из бедных семей, голодных, ослабленных, чтобы хоть немножечко подкормить, но это же 47-й голодный год, и с продуктами было совсем тяжело. Так из овсяной муки варили клецки, а овсяная же не вяжется, делается киселем, и просто наливали ее как суп… Помню, однажды привезли нам хлеб, а он до того сырой, что просто передать нельзя. Тогда физрук, как говорится, из песни слов не выкинешь, из мякиша слепил мужской член и отдал поварам. А они разве виноваты?.. Так что питание было скудное, но и такому были очень рады.

Вот так мы жили, но до чего же весело проводили время и как нам было здорово. В какие походы мы ходили, где мы только ни были. Начальник лагеря был бывший фронтовик, так он в походах нас учил, как определять стороны света, как ориентироваться ночью, как ходить по лесной тропе не оставляя следов. Так что годы были тяжелые, но мы жили интересно и полезно. А транспорт был – только бык и лошадь. А вшей было – хоть запрягай… Вот так вот жили, но чувствовали себя счастливыми! Жили гораздо более радостно, чем сейчас. Вспоминаю, прямо до слез… Сейчас очень трудно жить, общаться с молодежью. Сидят, о глупостях говорят, сквернословят, курят, пьют… Это поколение перестройки сильно испорчено. И не только оно, всё упустили… Людям житья нет, зато Сталина прямо заклевали.

А какое у вас сейчас отношение к Сталину?

Отличное отношение. Мы все любили его, он для нас был словно какая-то надежда, а его слово для всех нас было нерушимым – закон. А то, что сейчас на него все грехи вешают, я не верю. Если он умирал, а у него был всего один костюм и пара сапог, то это говорит о скромности, а не то, что сейчас…

Моей сестренке, кстати, довелось не просто увидеть Сталина, а выступать перед ним. Когда дядя нас переманил в Стерлитамак, Мария поступила учиться на токаря в ремесленное училище №4, и участвовала там в художественной самодеятельности. И в феврале 1948 года она в составе хора от Башкирии участвовала в Москве во Всесоюзном смотре художественной самодеятельности ремесленных училищ, который проводился в Кремле. На этом смотре присутствовали Ворошилов, Буденный, другие члены правительства и даже сам Сталин, а в финале концерта все вместе они исполнили песню о Родине.

А я вспоминаю, что когда мы в Куюргазах жили, я хоть и маленькая совсем была, но помню, что когда заканчивалась неделя или месяц, все рабочие выходят на берег, стахановцев в лодках катают по пруду, духовой оркестр играет, красота… Учили наводить чистоту в квартирах, даже проводились соревнования в этом вопросе, и о лучших писали в стенгазете. Жили бедно, но по-человечески!

И, казалось бы, какую войну пережили, какую разруху получили, но как же быстро все стали восстанавливать и прямо чувствовалось, что идет улучшение жизни. Но главное, из-за чего я с такой теплотой вспоминаю то время, это какие отношения были между людьми. У всех окна открыты, у нас патефон был, так мы его или на подоконник выставляли или на крыльцо выносили, тут же танцы начинались, одним словом, какой-то праздник каждый вечер был…

В Булгаково наш поселок располагался прямо на берегу реки Уршак. Причем наш домик стоял так близко к берегу, с метр всего, наверное, от края обрыва, а дальше резкий уклон к реке, и получается, что наш дом стоял вроде как на острове – с трех сторон мы были окружены водой, а с четвертой подъём, который мы называли - бугор. А Уршак в то время был бурной и очень полноводной рекой с быстрым течением, а уж во время весеннего половодья мы жили просто в постоянном страхе. Вода до того высоко поднималась, что наше крыльцо из восьми ступенек затапливалось и лодку мы привязывали, прямо к дверной ручке. Но я к чему все это рассказываю? Вот представьте только, прямо под вашими окнами проплывают льдины, ударяясь и разбиваясь о большие деревья. Проплывают бревна, туалеты, разбитые дома… Конечно, глядя на все это, становилось так страшно, что по ночам мы почти не спали. Частенько заглядывали в подпол: если появлялась вода, сразу уходили на ночь на бугор и спали там. Но молодость, есть молодость.

Я играла на гитаре, а все пели «Потеряла я колечко», «Взял бы я бандуру» и много других народных песен, в то время детских песен ведь не было. И вот мне запомнилось – эти лунные, светлые ночи. Вокруг нас вода стоит, блестит от лунного света, я играю на гитаре, а девочки под аккомпанемент гитары весело поют или танцуют. А сами голодные…

А сейчас как мы живем?! Кругом решетки, железные двери, домофоны, спрашивается, в какое время мы живем, от каких людей прячемся?.. Да, при Сталине была жесткая дисциплина, но зато не было такой преступности как сейчас, такого пьянства, и борьба велась с теми, кто не работает. Вот у меня первый муж был следователем, и я помню такой случай.

Идем как-то с ним по улице и видим мужчину, который побирается. А мой муж, оказывается, знал, что у этого «нищего» и дом хороший есть, и деньги водятся, так он его отвел тихонечко и такую мораль прочитал: «У тебя сколько на сберкнижке?! Тебе что, плохо живется?! Ты кого позоришь? Чтобы больше я этого не видел!» А помню такой случай.

Как-то я зашла к мужу на работу, а он допрашивает одного мужчину. Оказывается, тот только освободился из тюрьмы, а домой доехать, денег нет. Никто не подает, ведь он молодой, здоровый, так он решил что-то там украсть на рынке, но его поймали. И когда мой муж выяснил все обстоятельства, то дал ему на дорогу своих денег, хотя мы и сами жили очень тяжело. Но зато жили как люди! А сейчас что творится, к какой жизни мы пришли?.. Так что Сталин может, и наделал ошибок, но при нем наша страна развивалась, шла вперед, во многом была образцом для всего мира. А если говорить об ошибках, то может и не он в них виноват? А даже если и он, то глядя на наших современных «руководителей» я задаю себе вопрос - может, и надо было так с ними поступать?!

А как из лагеря вернулась, меня направили старшей вожатой в 3-ю школу. Директор школы Звездин Вадимир Тимофеевич прямо сказал: «В войну никакой работы не велось, так что давай начинать!» Пришлось засучить рукава и приниматься за работу. Не поверите, но я за все время в Стерлитамаке раза два всего сходила на танцы – просто некогда было. Организовала шефство над участниками войны. Помню, у меня был такой Степанов Степан и вроде даже Степанович. У него и ноги были перебиты и руки покалечены, поэтому я старалась ходить к нему сама. За день набегаешься, умотаешься, а домой придешь, мне от школы выделили маленькую квартирку, но она долго пустовала, не протоплена, а зима и ничего уже не исправишь, поэтому так и мучились до самого тепла.

В то время по карточке полагалось по 500 граммов хлеба на день, так иногда от голода я съедала этот паек сразу и весь оставшийся день или голодала, или, если повезет, меня приглашали домой старшеклассники, мои ровесники. Часто ночевала у директора школы Липинской Брониславы Константиновны. Всех кто мне помогал, я до сих пор вспоминаю с большой благодарностью.

В этой 3-й школе я проработала девять лет. За это время наша пионерская дружина стала одной из лучших среди всех школ города, и мы добились права присвоения ей имени трижды Героя Советского Союза Александра Покрышкина.

А в 1954 году меня перевели работать организатором пионерской работы в Городской Дом Пионеров. Работала честно, творчески, с выдумкой, и за короткое время наш Дом Пионеров стал ведущим в Башкирии. Вспоминаю, какую огромную военно-патриотическую работу мы проводили со школьниками города.

Особенно запомнилось, как в 1955 году мы отпраздновали день ВМФ. Это была моя первая проба в организации массовых мероприятиях, и в душе я решила посвятить его памяти моего младшего брата. Через военкомат пригласили всех бывших моряков, и я их попросила: «Надо подготовить концерт!» И кто умел, кто не умел, но поработали с ними и они выступали. В то время на берегу Ашкадара у подвесного моста стояли купальни и решили праздник организовать там.

Даже нашли и пригласили бывшего моряка крейсера «Варяг» - Касьянов фамилия, а вот имя отчество уже не вспомню. В общем, подключили к организации всех кого возможно, а вот как пригласить народ, не знала. Тогда решили поступить просто - написали через копировальную бумагу приглашения и раздавали их у кинотеатра. И в итоге получился прекрасный праздник не только для детей, а для всех горожан. Казалось, что полгорода собралось на берегу реки. Моряки дали свой концерт, дети свой, но когда в конце зазвучала мелодия песни «Варяг», то запел весь народ. Дети понесли над головой макет крейсера, который вручили Касьянову, а весь народ пел. Люди были настолько вдохновлены и небезразличны, это что-то непередаваемое…

В Доме Пионеров я проработала двадцать лет, и в 1965 году стала его директором. Горжусь, что за это время очень многое удалось сделать: успешно работало множество кружков и секций, в которых занималось более тысячи школьников. Лучшие из них награждались бесплатными путевками во всесоюзные лагеря «Артек» и «Орленок».

Постоянно устраивали интересные мероприятия, праздники, слеты пионеров, смотры художественной самодеятельности, туристические слеты, конференции.

Когда в 1961 году 12 апреля вся страна с ликованием узнала о полете Гагарина в космос, буквально в этот же день школьники города с утра вышли на закладку детского парка по проспекту Ленина. Название ему еще не придумали, а тут вдруг такое событие, кругом все кричат «Ура!», и у меня сразу появилась идея. Обратилась с ней к секретарю Горкома Партии Кочетову Владимиру Захаровичу и он меня поддержал: «Полностью поддерживаю!» С пионерами послала телеграмму в «Комсомольскую правду»: «Просим разрешения о присвоении новому детскому парку имени Ю.А.Гагарина». Ответ пришел такой: «Поздравляем! Разрешаем! Желаем успеха!»

В наши дни

В 1962 году летом по моей инициативе совместно с Горкомом комсомола загородным пионерским лагерям были присвоили имена: «Орленок», «Спутник», «Звездочка», «Костер», «Салют», «Чайка», «Огонек».

В 1963 году по просьбе пионеров города четыре улицы города были переименованы в честь наших земляков - Героев Советского Союза: Нагуманова, Кочетова, Суханова, Пантелькина.

С 1963 года по инициативе Дома пионеров было организовано торжественное открытие новогодних елок. По всему городу на тройках лошадей ездили сказочные герои с Дедом Морозом и Снегурочкой и зажигали на площадях новогодние елки.

А какой пионерский парад мы организовали в 1962 году в честь 40-летия Всесоюзной пионерской организации? Он остался в памяти свидетелей тех лет тем, что по окончании парада всех пригласили на стадион «Каучук», где состоялся большой праздничный концерт. Я заранее договорилась с вертолётчиками, и по ходу концерта прямо на поле приземлился вертолет, из которого вышли двое ребят, одетые в костюмы космонавтов, и секретарь Горкома комсомола Нина Пищаева. Она вручила вымпелы лучшим пионерским дружинам. На стадионе было около 20 тысяч детей, и те, кто там был, до сих пор вспоминают этот момент с восторгом.

А в 1972 году 19 мая в честь 50-летия Всесоюзной пионерской организации мы организовали грандиозный пионерский парад. Представьте только, 19 тысяч пионеров были одеты в единую пионерскую форму: белый верх, голубой низ и пилотка. Все знамённые группы были одеты в голубую форму с красной лентой знаменосцев. Парад открыла колонна горнистов и барабанщиков, а за ними, под марши детских духовых оркестров, по всему городу прошли колонны пионеров.

Очень много чего удалось сделать за эти годы, всего и не перечислить. Но в этом, конечно, не только моя заслуга. Множество самых разных людей помогало мне, и всё это они делали с удовольствием и абсолютно бесплатно. Что-что, а вот на людей мне по жизни очень везло. Меня окружали хорошие, добрые, талантливые и творческие люди, которые всегда стремились помочь. В этом отношении я очень счастливая. Поймите меня правильно, мне не нужна слава, просто я для детей жила и хочу, чтобы осталась память о той, не побоюсь этого слова, гигантской работе, которая делалась ради детей, а значит и для народа, ради его светлого будущего.

А в 1974 году, по просьбе администрации завода СК, меня перевели работать в только что отстроенный Дворец культуры завода СК на должность заведующего детским отделом. Моей задачей было объединить детей восьми школ микрорайона дружбой. Были организованы и успешно работали восемь клубов по интересам. Клуб «Орленок» для «трудных» мальчишек, клуб «Березка» для девочек, клуб «Гори звезда» - тимуровцев, для младших классов и т.д. Все клубы имели свою песню, девиз, закон, ритуалы. Совместно с инспектором детской комнаты милиции Новиковой мы организовали работу клуба «Юный дзержинец». Даже сшили форму для него – серо-голубые рубашки с пилоткой и значком «ЮД». Клуб «Горизонт» проводил просмотр кинофильмов по заявкам школ. Университет для родителей «Дети – наше будущее» проводил лекции на воспитательные темы. Работал клуб «Человек и закон». Для старшеклассников клуб «Кем быть» организовывал встречи с людьми самых разных профессий, проводились пресс-конференции. Для детей разного возраста проводились различные праздники, вечера и встречи, причем, сценарии для них никогда не повторялись. В 1977 году мы с членами клуба «Орленок» заложили сквер за Дворцом культуры завода СК, и именно он послужил основой для созданного потом парка «имени Г.К.Жукова». Так что я не пожалела. Потому что здесь велась такая бурная работа, что я и сама не понимаю, когда все успевала, и почему у нас все так здорово получалось. (Не будет сильным преувеличением сказать, что в Стерлитамаке Зою Акимовну, так здесь привыкли называть эту удивительно добрую, светлую и активную женщину, знает почти каждый. За годы своей успешной работы она была неоднократно награждена: пятью значками ЦК ВЛКСМ, юбилейной медалью к 100-летию со дня рождения В.И.Ленина, грамотами Министерства просвещения СССР, ЦК ВЛКСМ, ВЦСПС, обкома комсомола и местного значения, почетным знаком ВЦСПС «За отличную работу в культпросветучреждениях», но главное - заработала безупречную репутацию и по праву пользуется уважением и любовью множества горожан – прим.Н.Ч.) А ведь у меня самой была семья, но я всегда всё успевала, и на работе и дома.

У вас, кстати, большая семья?

У меня две дочери, пять внуков и уже растут два правнука.

В Булгаково вы потом бывали?

Последний раз была лет 10-15 назад. Уже была построено новое здание школы и меня пригласили провести там вечер – «От всей души». Всю неделю я тайком жила у одной десятиклассницы, тайком от всех мы с ее одноклассниками все подготовили, и потом првели незабываемый вечер. В зале было несколько наших одноклассников, но никого не предупредили, что я приехала. В том числе бы и Насыр Каримов, он преподавал историю в этой школе, и когда на экран вывели его фотографию и письмо ко мне с фронта, он поразился, а потом я вышла, такой сюрприз, и все встали…

Моя одноклассница Ира Вал преподавала в нашей школе литературу, но когда я побывала у нее в гостях, я плакала… В этом школьном доме они жили как нищие: кухня отгорожена какой-то тряпкой, темно, маленькая комнатушка, корыто на полу лежит, а в нем внук спит… Я прямо в ужас пришла – в наше время учитель живет в таких условиях?! Мне было ужасно тяжело на душе… Но это были тяжелые годы, а сейчас Булгаково говорят не узнать, сильно расстроилось.

При слове война, что сразу вспоминается?

Голод. Удивительно то, что ходили голодные, но веселые. Например, у нас старшеклассники раза два-три за зиму ходили в лес пилить дрова для школы. На двоих нужно было выполнить норму – один кубометр, но мы ведь дети же еще совсем, ни пилить, ни рубить толком не умели, но как-то умудрялись быстро всё сделать. За день уработаемся, голодные все, и казалось бы ноги не должны идти, но на обратном пути и песни пели, и в снежки играли, веселились, баловались. Откуда только силы брались, сама не знаю, но мы все почему-то были настолько вдохновлены, какие-то энтузиасты были. Словно другие люди были, не то, что сейчас…

Я недавно попросила группу ребят во дворе: «Чем баловаться, пропололи бы лучше сорняки на клумбе, там же цветы растут!» Так вы знаете, что мне ответили: «Чё мы тебе нанялись?» Сейчас совсем другое отношение к труду, людям, к тому что их окружает… Могут поломать, исчиркать, а тогда этого не было. Сама удивляюсь, но мы какие-то другие люди были, словно с другой планеты… Только сейчас по достоинству оцениваешь, насколько же духовно-чистыми мы росли…

Меня один ветеран убеждал, что наш народ подкосила именно война. Что гибель такой огромной массы честных и порядочных людей, настоящих патриотов, словно надломила нравственный стержень народа, что и привело в итоге к нынешней ситуации.

Я не согласна! И после войны оставалась ещё интеллигенция, оставались те, кто работал в тылу. Ведь когда мне приходится выступать, я всегда особо подчеркиваю, что фронт и тыл были едины. Не было бы такой самоотверженности в тылу – не случилось бы Победы! А сейчас получается так, что тыл на заднем плане, а фронтовики – впереди…

А портиться народ стал в период Хрущева. Про него сейчас мало говорят, но это именно он все испортил. Всего же хватало, но начали вдруг хлеб с кукурузой делать, а главное поливать грязью свое прошлое, и вот к чему пришли… Тяжело наблюдать за тем, что творится вокруг… Как бы то ни было, но я свою жизнь прожила честно. У меня есть твердое понимание того, что посвятив свою жизнь детям, моя жизнь прошла недаром. Я радовалась и радуюсь каждому прожитому дню, и если бы довелось снова прожить эту жизнь заново, я бы ничего менять не стала, и снова прошла бы по этой жизненной тропе.