Якимова Надежда Григорьевна

Беседу с ветераном трудового фронта Великой Отечественной войны Якимовой Надеждой Григорьевной проводит Кощеев О.Г.

13 сентября 2007г.

Кировская область, Кирово - Чепецкий район, Разъезд Луговой.

Кощеев Олег Геннадьевич (далее по тексту К.О.Г.) - Добрый день. Назовитесь, пожалуйста. Ваше полное имя, отчество, где и когда Вы родились.

Якимова Надежда Григорьевна (далее по тексту Я.Н.Г) - Якимова Надежда Григорьевна родилась Зуевского района Кировской области.

К.О.Г. - А год рождения?

Я.Н.Г. - Тысяча девятьсот двадцать третий год.

К.О.Г. - Еще раз повторите, деревня? Деревня, какая?

Я.Н.Г. - Деревня Семушино.

К.О.Г. - Расскажите, в какой семье Вы родились, сколько вас было, как жила семья?

Я.Н.Г. - Жила я в деревне Семушино, семья у нас была… У мамы был десять штук детей, осталося семь живых. Трое умерли маленькими.

К.О.Г. - Были младшие и старшие сестры и братья?

Я.Н.Г. - Как не было! Были и младшие, и старшие. Самый младший Коля, последний.

К.О.Г. - Наверно, кто-то участвовал в Великой Отечественной войне?

Я.Н.Г. - В войне погибли двое. Павел и Петя. Это в войну погибли на фронтах.

К.О.Г. - Ну, а как жили: богато или бедно?

Я.Н.Г. - Жили средне. Отец это, папа работал, да не буду говорить, в колхоз не входили мы.

К.О.Г. - Ну, и что, что не входили?

Я.Н.Г. - Ну, работал плотником, ходил по деревням, зарабатывал себе на кусок. И потом мы остались, уже все разъехались, остались двое. Брат и я.

К.О.Г. - А брата как звали?

Я.Н.Г. - Коля.

К.О.Г. - Он на войне тоже был?

Я.Н.Г. - Коля нет. Он был последний самый. В общем, среднем жили. Не больно бедно, и не богато.

К.О.Г. - Небогато? В колхозе работали?

Я.Н.Г. - Нет. В колхозе не работали. Отец в колхоз не входил. Работал, как раньше говорили, по единоличному. Имели землю, лошадь имели, корову, там по хозяйству все было.

К.О.Г. - А коллективизация, репрессии, это никак вас не коснулось?

Я.Н.Г. - Это нас никак не коснулось.

К.О.Г. - То есть, все было нормально, был свой земельный участок?

Я.Н.Г. - Был.

К.О.Г. - Садили, и картошку, и …

Я.Н.Г. - Была усадьба у нас пятьдесят оток. Картошку, сеяли.

К.О.Г. - А что еще, кроме картошки?

Я.Н.Г. - Так, все. Мелочь то всю эту: свеклу, морковку, лук, картошку - все это садили на участке.

К.О.Г. - А хлеб, какой - либо?

Я.Н.Г. - А хлеб сами пекли, в своей печке, в русской.

К.О.Г. - Покупали его или свой выращивали?

Я.Н.Г. - Свой выращивали. Сеяли, выращивали, и из этого делали хлеб. Мололи и…

К.О.Г. - А расскажите, вот перед войной, чувствовалось, что война вот-вот наступит? То есть, были какие-то слухи, что-то такое, то есть дух войны?

Я.Н.Г. - Нет. На счет войны, мы ничего не слышали. Когда уже объявили, только тогда узнали, что война.

К.О.Г. - То есть, никто ничего не говорил об этом?

Я.Н.Г. - Никто ничего не говорил.

К.О.Г. - Ну, вот перед этим была финская война. Вы знали об этом?

Я.Н.Г. - А финская война разве перед этим была? Она ведь после войны была.

К.О.Г. - Нет, она была до Великой Отечественной войны.

Я.Н.Г. - Финская, может, я то не помню, может, папа и мама знали об этом. А я не помню ничего об этом.

К.О.Г. - То есть, ничего. А когда объявили? Вы помните, как это началось все?

Я.Н.Г. - Что, война?

К.О.Г. - Да.

Я.Н.Г. - Войну как объявили, помню, конечно, помню все. Война началась, в колхозную контору ходили, и там председатель сказал о том, что началась война. Потом стали мобилизовать народ, всех мужиков. И остались одни бабы в деревне. Вот, женщины все и обрабатывали, всю землю. Где и то, лошадей тоже забрали в армию, а больше пахали на быках. На быках пахали. И дрова возили на быках, и все. Коля тоже работал на быках все у нас.

К.О.Г. - Может, было какое-то собрание или митинг, где все объявили? Или Вы пошли, и Вам просто сказали, или собирали народ?

Я.Н.Г. - У нас была колхозная контора. И в колхозной конторе все объявляли.

К.О.Г. - То есть, вас собирали, или вы все-таки сами туда пришли?

Я.Н.Г. - Собирали. Собирали. Это у нас один был, который ходит по домам, что идите на собрание.

К.О.Г. - Собрали, объявили.

Я.Н.Г. - Да.

К.О.Г. - А реакция была какая, Вы помните? Может, люди плакали или что?

Я.Н.Г. - Не помню, не знаю. Как люди реагировали, вот этого не знаю.

К.О.Г. - Я спрашиваю, потому я слышал, что в начале войны было такое настроение, что шапками закидаем.

Я.Н.Г. - Да нет, этого не было. Этого не было. Работали, работали. Был колхоз то, чего тогда - все, почти, обрабатывали лошадями.

К.О.Г. - И, Вы говорите, дальше начались призывы в армию, что всех мужиков забрали, и из Вашей семьи кого-то забрали, да?

Я.Н.Г. - Так вот, я говорила, у меня два брата погибли, старшие нас, которые. Павел и Петя. Два брата.

К.О.Г. - А где погибли?

Я.Н.Г. - Вот, Павел, не знаю где. Даже не скажу. А Петя - на Сталинградском фронте. Его взяли, еще молодой был. Так взяли его в армию, так сразу отправили, как еще, в штаб. Учился. И три месяца они не отучились даже, и их оправили сразу на Сталинградский фронт. И после этого от него ничего не было.

К.О.Г. - То есть, как отправили, так никаких писем?

Я.Н.Г. - Да, никаких вестей, ничего. Разыскивали, разыскивали, а ничего уж там, вот как. Так такое месиво было, так.

К.О.Г. - А часто ли похоронки приходили в деревню, в село?

Я.Н.Г. - А похоронки не было.

К.О.Г. - Не было вообще?

Я.Н.Г. - Нет.

К.О.Г. - А похоронки к тем, кто жил с Вами рядом?

Я.Н.Г. - У нас то? Как не часто! В деревне то у нас больно много мужиков то погибло.

К.О.Г. - И каким образом реагировали на это?

Я.Н.Г. - Так, чего, женщины есть женщины, своих все жалеют. Плакали и переживали.

К.О.Г. - Ну, как-то поддерживали друг друга?

Я.Н.Г. - Да, конечно.

К.О.Г. - То есть, собирались где-то, помогали?

Я.Н.Г. - Так, вместе все работали, потому что колхоз был, так вместе, сообща.

К.О.Г. - То есть, поддерживали, и сами помогали, колхоз каким-то образом помогал?

Я.Н.Г. - Да, да, да. А я то работала на железной дороге все, с детства. С шестнадцати лет, считай.

К.О.Г. - Так, Вы работали на железной дороге. А в колхозе, Вы говорили, что кто-то из вас в колхозе работал?

Я.Н.Г. - У нас в колхозе никто не работал.

К.О.Г. - И во время войны?

Я.Н.Г. - Нет. Тятя уже из годов вышел уже, когда война началась, и все по единоличному жили. И так и не входили, и не работал никто. Вот только Коля то и работал, как от совхоза. Или это, тогда были колхозы, так от колхоза. А я так и, у нас никто, сколько ребят было, никто не работал в колхозе. Все разъехались - кто где, кто куда! А я вот на железной дороге осталась и так и живу тут.

К.О.Г. - Вы работали на железной дороге.

Я.Н.Г. - Да.

К.О.Г. - А Вы можете описать свои обязанности на железной дороге. Вам сколько лет было, когда началась война?

Я.Н.Г. - Семнадца лет.

К.О.Г. - Семнадцать лет. Вы работали на железной дороге кем?

Я.Н.Г. - И рабочим работала, и путевым обходчиком, и в последнее время на переезде работала.

К.О.Г. - А работали женщины, в основном, да?

Я.Н.Г. - Работали женщины все.

К.О.Г. - Мужчин не было?

Я.Н.Г. - Было, но не много. Которых оставили на брони. Совсем без мужиков тоже… Бригадир вот был у нас, мастер, мужики еще остались. А тут все одни женщины. Тогда не считались. Теперь вот не принимают женщин, а тогда не считались, что, как выразиться, что мужиков нет, одни женщины. Не считались, что женщины работают. Тяжело ли, легко ли - вся работа наша была. По двенадцать часов вкалывали.

К.О.Г. - А именно в период войны, на железной дороге, кем Вы работали? Именно в сам период войны?

Я.Н.Г. - В сам период войны путевым обходчиком все ходила больше. Потом рабочей, в бригаде работала.

К.О.Г. - То есть, это по ремонту пути?

Я.Н.Г. - Мы ремонтировали пути.

К.О.Г. - А можете описать свои обязанности, что Вы там делали?

Я.Н.Г. - Так что писать то! Работа наша была, теперь рассказать, так… И рельсы меняли. Рельсы были плохие, путь была плохая, на балласте все было. Теперь так сделали, вон какие пути! Крепкие! Все это наша была работа. Одни, почти, женщины. Мало мужчин было - мужика два - три на околотке. Околоток были в трех отделениях: первое, второе, третье.

К.О.Г. - А работали как, каждый день?

Я.Н.Г. - Каждый день.

К.О.Г. - А сколько времени?

Я.Н.Г. - Так вот, я и говорю. Восемь часов - это уже мало было, то есть, это, нам не хватало. По двенадцать часов работали. А если уже, например, рельсы лопали, больно здорово, так они и ночью вызывали, и ночью ходили. На работу.

К.О.Г. - А выходные какие-то были?

Я.Н.Г. - Выходные? Как, давали. Когда время свободное есть, так и давали. Когда работы нет, больно то, так давали выходные.

К.О.Г. - А часто было такое?

Я.Н.Г. - Так, не очень. Выходные, почти, маленько то, придерживались.

К.О.Г. - Вы обходили пути, меняли шпалы, меняли рельсы…

Я.Н.Г. - Да, это все мы делали.

К.О.Г. - Вы контролировали стрелки, исправность стрелок?

Я.Н.Г. - Да, это все работа наша была, женская. Конечно, главный был у нас бригадир, так он командовал, куда кого послать.

К.О.Г. - А какие то механизмы были у вас? Или абсолютно все вручную?

Я.Н.Г. - Так, что у нас механизмы… Потом нам приспособили шпалоподбойки. Электрические. А потом и их не стало. А рельсы вырабатывал, лопались. Потом отпадет, так их надо - где длиннее, где короче. И пилкой лобзиковой, мужчина у нас один был, теперь то нет в живых его. Так лобзиковой пилой пилил железо.

К.О.Г. - Рельсу?

Я.Н.Г. - Рельсу. Концы отпиливал он, конечно уже натренировался, так он штук по десять в день обрабатывал, а ведь это больно тяжелая работа.

К.О.Г. - Я представляю.

Я.Н.Г. - Попили-ка лобзиковой то пилой, это знаешь, какая работа! Представляешь лобзиковую пилу - это она вот такая узенькая. Так поширкай-ка, посиди! А такая, физическая, все вручную работа была. Домкраты, такие маховые подбойки, молотки, ключи - все это было. Тяжелая работа. Очень тяжела. Я еще долго живу очень. Ведь с такой работой можно давно уже пропасть.

К.О.Г. - Ничего, Надежда Григорьевна, Вы еще долго проживете. А Вы можете сказать расстояние, которое Вы обслуживали по железнодорожному пути?

Я.Н.Г. - Расстояние? Так у нас околотки были по четыре километра.

К.О.Г. - То есть, четыре километра?

Я.Н.Г. - Четыре километра отделение. А околоток был шестнадцать…подожди, двенадцать километров. Это околоток. А тут - отделения: первое, второе, третье. Каждое - по четыре километра. И так и идет. Я, вот, путевым ходила, так четыре километра туда и туда. Ходишь. По два раза в день ходили, в смену по восемь часов.

К.О.Г. - Время было военное, тяжелое, очень строгое, с точки зрения дисциплины и всего…

Я.Н.Г. - Строгое, очень строгое.

К.О.Г. - Наверное, какой-то режим был особый строгий, ведь все-таки железная дорога, основная связь между центрами, охрана…

Я.Н.Г. - Строгое время было. Очень строгое, жесткое. Мы не хотели работать, так нам мастер сразу заявил: «Не хотите за деньги работать, будете даром работать!» На окопы ведь посылали всех. Девок у нас много ездило на окопы. На фронт.

К.О.Г. - А приезжали ли кто-то из органов вас контролировать?

Я.Н.Г. - Как не приезжали, конечно! Начальник то конторы у нас… Спуталась. Начальник дистанции у нас в Зуевке. У нас контора была в Зуевке. Начальство нас все время проверяло. Выезжало на поездах и все просматривали очень тщательно.

К.О.Г. - Вы говорили, что посылали рыть окопы на фронт. А часто ли такое случалось. И это за какие-то провинности, я так понимаю?

Я.Н.Г. - Нет.

К.О.Г. - Добровольцами ?

Я.Н.Г. - Добровольцами. Повестку пошлют, пожалуйста, выезжай. То есть, отправляют.

К.О.Г. - А за провинности какие-то наказания ?

Я.Н.Г. - А за провинности, так это уже контора нас наказывали, мало ли чего там, так…Которых то, так на работу не принимали. Сколько то дней в году.

К.О.Г. - А еще какие наказания могли дать?

Я.Н.Г. - А какие еще наказания? я не знаю какие.

К.О.Г. - Я беседовал с Потехиной Александрой Иольевной. Она во время войны работала трактористкой в МТС. Она говорила, что когда она уезжала на выходные, то при задержке им высылали сначала одну повестку, потом другую, что в случае Вашей неявки, дело будет передано в суд. И третьей повестки они уже не ждали.

Я.Н.Г. - Судили, судили.

К.О.Г. - Бывало у вас такое?

Я.Н.Г. - Бывало, бывало. Если кто уже провинится больно здорово, то увольняли с судом. Или просто сразу на фронт. Там заявят, повестку принесут - и, пожалуйста, отправляйся.

К.О.Г. - Боялись этого?

Я.Н.Г. - Да. Как не боялись!

К.О.Г. - А вот еще такой вопрос к предыдущему. Забрали многих на фронт. Добровольцами много ушло?

Я.Н.Г. - Добровольцем никто не ушел.

К.О.Г. - Никто?

Я.Н.Г. - Никто. По повестке все. Повестку принесут и…

К.О.Г. - И желания особого на фронт идти не было? По - честному.

Я.Н.Г. - Нет, нет, нет. Этого не было.

К.О.Г. - То есть, скажем так, сильно не рвались?

Я.Н.Г. - Нет, не рвались.

К.О.Г. - Давайте вернемся. У вас контора была в Зуевке, приезжали и вас контролировали. Как часто это было: каждый день, каждую неделю?

Я.Н.Г. - У нас дистанция Киров и Балезино была. Это дистанция вся. Наша дистанция. Околотки, так я уже говорила. Они были по двенадцать километров.

К.О.Г. - И за этим был контроль?

Я.Н.Г. - Контроль был. И с поездами ездили, проверяли, и все, и везде. Начальство то в конторе то сидело. Не все ведь были на фронте. Которые мужчины, больные да какие, их то ведь оставляли.

К.О.Г. - А образование Вы, какое получили?

Я.Н.Г. - Ой, у меня маленькое, пять классов.

К.О.Г. - То есть, в семнадцать лет Вы уже не учились, Вы уже работали?

Я.Н.Г. - Я уже работала. С шестнадцати лет работала уже.

К.О.Г. &ndas С шестнадцати лет, да?

Я.Н.Г. - Да. Меня брат увез в Сочи, был еще, которого убило на войне. Там я паспорт получила, с шестнадцати, они мне выправили. Домой приехала - и сразу на работу. Дома то сидеть не будешь! Тятя ведь у нас, тятей раньше папу звали, не прокормит всех то.

К.О.Г. - То есть, паспорта у вас были?

Я.Н.Г. - Паспорта были. А нам паспорта как выдали: мы не выправляли с Феней…

К.О.Г. - Феня - это Ваша сестра?

Я.Н.Г. - Феня Семушина - это подруга. И мастер сказал, что надо паспорта. А мы сказали, что не будем пока, не хотели работать на железной дороге. Хотели уехать. Меня Шура звала в Горький. Говорит, что приезжай, и что на завод устроит.

К.О.Г. - Шура - это Ваша сестра, она уже туда уехала?

Я.Н.Г. - Это сестра моя. Там уже была она. Она до этого уехала. И мастер говорит, что паспорта зададим и нам прислали паспорта без всякого хода.

К.О.Г. - То есть, Вы имеете в виду, что без всяких проблем?

Я.Н.Г. - Без всяких проблем, да.

К.О.Г. - Дело в том, что насколько я знаю из предыдущих разговоров, говорили, что колхозникам и на селе паспорта вообще не давали. Колхозникам их не давали, потому что, по их словам, дай им паспорта, они сразу же от такой жизни сбежали бы подальше. У Вас в этом плане было все нормально?

Я.Н.Г. - Нас застращали, сказали, что на фронт пошлем. А все-таки на фронт уедем, так там что, приедем или не приедем. Мы с Феней посоветовались и не пошли. Остались тут, на этой железке. И обе так и работали всю жизнь.

К.О.Г. - А сколько у вас народу работало на железной дороге, не помните сейчас ?

Я.Н.Г. - Нет, нет.

К.О.Г. - Много?

Я.Н.Г. - Много народу. Ну, женщин то ведь много было.

К.О.Г. - Женщин много, а мужчин двое?

Я.Н.Г. - Женщин много, а мужчин двое - трое там на объекте, на отделение. А может быть и на околотке тоже. А рельсы приходили. Импортные рельсы из Германии. Ну, из Германии, скажу немецкие. Так все женщины. Выгружали вручную с платформ. Привезут на платформах. Представляешь все это? Привезут на платформах, так с платформ веревками таскали.

К.О.Г. - То есть, приходили импортные…

Я.Н.Г. - Да, импортные, посылали нам немецкие рельсы. И мы выгружали вручную руками.

К.О.Г. - Это уже трофейные были, как считалось?

Я.Н.Г. - А я не знаю. какие они были. В общем, они, наверное, подержанными их посылали.

К.О.Г. - А здесь кто-то работал? Из немцев здесь кто-то был на работах?

Я.Н.Г. - У нас нет.

К.О.Г. - После войны или во время войны?

Я.Н.Г. - У нас то нет здесь. Но эвакуированные, семьдесят пятую стройку то вели, так все эвакуированные были. Работали, народу то ведь много было.

К.О.Г. - Здесь были?

Я.Н.Г. - Да, здесь. У нас там, в Рехино я жила, так по деревням рассылали, всех ведь по квартирам. Все рабочие. Все второй путь тянули. Так ведь тоже, мужчин очень мало, почти одни женщины. А ведь на носилках потаскай-ка балласт! Тяжкая была работа какая у них, хуже нашей еще! У нас тяжела, а у них еще хуже.

К.О.Г. - А откуда эвакуированные были?

Я.Н.Г. - Так, с Украины. С Украины все. Жили у нас все.

К.О.Г. - А с Ленинграда не было?

Я.Н.Г. - Нет, не было. Этих не знаю. А у нас на квартирах стояли все украинские. Четверо жили.

К.О.Г. - Именно у Вас жило четверо человек. А это была семья?

Я.Н.Г. - Нет, это не семья. Просто тут две девушки жили… Три девушки и мужчина.

К.О.Г. - А откуда конкретно с Украины, не помните?

Я.Н.Г. - Забыла, не знаю.

К.О.Г. - А какие-то связи после этого поддерживали с ними?

Я.Н.Г. - Нет. Из Новгорода у нас жили две тут девушки, но они всей семьей тут были. Родители, отец то здесь умер, в Рехино, а мать то туда уехала, на родину в Новгород, под Ленинградом. И мы ездили, сколько раз туда ездили с сестрой, Степанидой. И потом я с мужем, с Сашей, раз ездила, только одна не ездила еще. Там все было разрушено. Там по Новгороду проходит река.

К.О.Г. - Я был там. Я знаю.

Я.Н.Г. - На том берегу немцы стояли, когда война была, а на этом наши. Через реку то вот.

К.О.Г. - Река Волхов называется.

Я.Н.Г. - Да, Волхов.

К.О.Г. - Это река историческая, там много битв было.

Я.Н.Г. - Тут и крепость у них была. Нина. Подружку то звали Ниной, так она везде нас поводила. Все рассказывала.

К.О.Г. - Эвакуированные были с Украины и работали на равнее со всеми. А..

Я.Н.Г. - Она работала, Шура работала стрелочником, а Нина работала дежурным. Они работали по своей специальности.

К.О.Г. - А ЧП какие либо у Вас были?

Я.Н.Г. - А что это?

К.О.Г. - Чрезвычайные происшествия. Ну, как сейчас, поезда с рельсов сходят? Один за другим тут у нас в области сходят!

Я.Н.Г. - Нет, нет.

К.О.Г. - Я помню, что моя бабушка, Ваша сестра, рассказывала, что во время войны по чьей-то вине сошел поезд и его сразу же забрали.

Я.Н.Г. - Обязательно! Если только авария какая-то случится, там с поездом, или мало ли авария, то мастеров уже садили в тюрьму.

К.О.Г. - Сразу же садили, да?

Я.Н.Г. - Сразу же. Подадут на суд и все, уже человека нет. Это уже было плохо очень даже.

К.О.Г. - А вот колхоз как в это время, сам по себе. То есть, тяжело там людям жилось?

Я.Н.Г. - Так, хлеба то ведь не доставалось им. Ну, сначала то на трудодни что-то давали, а потом все отправляли на фронт.

К.О.Г. - То есть, вы, в каком-то, можно сказать, более благополучном положении были?

Я.Н.Г. - Ну, маленько, где-то еще, мы жили. Тятя то, видишь, работал плотником. По деревням здесь сходит, там за хлеб да за муку.

К.О.Г. - А с Вами как расплачивались?

Я.Н.Г. - С нами? Деньгами.

К.О.Г. - То есть, не…

Я.Н.Г. - И нам давали паек. Продукты давали. Там сколько давали? Хлеба давали по восемьсот граммов на рабочего.

К.О.Г. - На день?

Я.Н.Г. - На день. На иждивенца давали по четыреста граммов. Так я получала на маму и на тятю по четыреста граммов. Кило шестьсот мы на день получали хлеба. А продукты там, когда колбасы принесут, когда и консервы привезут. Привезут, то есть по маленьку давали.

К.О.Г. - То есть, не сказать, что вот именно такой голод…

Я.Н.Г. - Да. Это уж нечего скрывать, чего уж. Маленько, была подачка. Песку, когда привезут и дадут. Там тоже, только грамма какие-то вешали. Не по многу.

К.О.Г. - Скажите, а как до Вас вести с фронта доходили?

Я.Н.Г. - Так что, кто чего узнает, тот и рассказывает.

К.О.Г. - Может быть, газеты какие-то или кто-то…

Я.Н.Г. - Так что, газеты то ведь ходили. У нас ходила в Зуевке «Гудок», так ведь читали. Грамотные ведь были. Да и я все время выписывала газету.

К.О.Г. - Все были грамотные или неграмотные тоже были?

Я.Н.Г. - Да нет. Грамотные почти все, читать то умели.(смеется).

К.О.Г. - Вы как-то реагировали на вести с фронта?

Я.Н.Г. - Так что на вести с фронта, внимание потом перестали обращать. Ведь что: людей забирают, раненые приходят, убитые, похоронки приходят, все уже известно стало.

К.О.Г. - Постепенно человек привыкает ко всему?

Я.Н.Г. - Да, ко всему привыкает. Привыкли, как будтоак и надо. Только то, что ведь стали, объявления там эти, как выразиться то. Слухи все пошли, что уже до Москвы доходят. До Горького доходят. В Горьком то ведь бомбили уже. Шура то ведь, сестра у нас была, на автомобильном заводе работала. В воротах стояла, она охранником работала. Так поздно ночью дома в подъезде чуть не убило, а второй раз как в ворота-то бомба упала, так ворота раскрылись, так тоже осталась на какую-то крошку живая. Не задело. Вот было. Этим то уж тогда мы боялись. Все. Все работающие, все колхозники говорили: «Что-то ведь будет!» А потом услышали, что от Москвы погнали, тогда то всем стало веселей. Все стали радоваться.

К.О.Г. - А поездов здесь много скапливалось?

Я.Н.Г. - Поезда все время шли. Все шли. А сколько этих, ведь из Ленинграда, с Украины народу-то сколько везли сюда! По дороге-то. Мертвых выбрасывали из вагонов! Ведь умрут в вагоне, голодные милые же они! Один раз на остановке поезд остановится, у нас в Рехино, остановится, значит, продают все свои последние тряпки на хлеб, у кого еще было, так.

К.О.Г. - Это эвакуированные, которых дальше в тыл везут?

Я.Н.Г. - Да, дальше в тыл их отправляли, дальше.

К.О.Г. - А выкидывали, как Вы говорите, просто брали и выкидывали?

Я.Н.Г. - Просто из вагонов выкидывали. Выбросят и все. Идешь…

К.О.Г. - И оставляют так?

Я.Н.Г. - И оставляют так. А наши рабочие ведь все подбирали.

К.О.Г. - И хоронили?

Я.Н.Г. - И хоронили.

К.О.Г. - Специальная команда какая-то была, да?

Я.Н.Г. - Так как, чтобы подбирать и убирать на место. Хоронили, на могилы возили. Это тоже было. Страшно так.

К.О.Г. - Хоронили на кладбище у себя, да?

Я.Н.Г. - я еще путевым обходчиком ходила. Идешь, когда, так ведь и жутко.

К.О.Г. - То есть, идешь, и кто-то лежит?

Я.Н.Г. - Да.

К.О.Г. - Тем более, что поезда не быстро тогда ходили.

Я.Н.Г. - Да что, я не знаю, скорость то тогда была. Теперь ведь она, большая скорость то уже стала. Тогда только не восемь ли километров в час ходили поезда то только.

К.О.Г. - А зимой как? У колхозников работы не много, а вы точно так же занимались?

Я.Н.Г. - У нас своя работа. А колхозников гоняли чего, ведь все вручную. На разъезде снегом затащит все стрелки и все это затащит, так ведь все вручную обрабатывали. Так вот из колхоза гоняли народ.

К.О.Г. - То есть, колхозники вам помогали?

Я.Н.Г. - Да, помогали. И им это оплачивали деньгами.

К.О.Г. - То есть, и колхозникам здесь оплачивали деньгами? Даже не трудоднями, а деньгами?

Я.Н.Г. - Да, да. Оплачивали.

К.О.Г. - То есть, колхозники, в принципе охотно на это шли?

Я.Н.Г. - Так выгонят, так все идут. Рабочие сходят по деревне, там по деревням, и все выходят.

К.О.Г. - А деньги были тогда в цене? Деньги ценились? Я слышал, что самое ценное, это было тогда продукты. В это время.

Я.Н.Г. - Да, да.

К.О.Г. - То есть, деньги, они не так ценились?

Я.Н.Г. - Деньги только на хлеб, да на питание все шли. Так что зарабатывали. Думаешь, больно много зарабатывали ? Вот, например. В пути же работали мы. Я рабочая, пока работала. Это сто сорок рублей авансу, да двести двадцать- двести сорок рублей подрасчет. И все деньги. И надо прожить. У кого ведь семья, так ведь этого мало! Все равно, ведь хлеб то тогда один килограмм двести рублей стоил! Мука. Вот ведь чего!

К.О.Г. - Вот Вы говорите, что постепенно ко всему привыкли. А когда узнали о победе, то как реагировали?

Я.Н.Г. - Ой, радовались все! Ой, радовались. Это ужас, как радовались. Пришли мы на работу, а там счетовод у нас, вышла на улицу и говорит: «Девки, война кончилась!» Ну, все обрадовались так, ужас, как обрадовались.

К.О.Г. - Гулянья какие-то были, да?

Я.Н.Г. - Да гулянья и так были.

К.О.Г. - И так были?

Я.Н.Г. - Да, и в войну были. За вином ездили, как сказать, в Уржум. Все в Уржум ездили на лошадях. Съездят, бочку привезут, и опять пьянка по всей. Чего, унывать то некогда.

К.О.Г. - Пили много?

Я.Н.Г. - Пили много, да.

К.О.Г. - И женщины тоже пили?

Я.Н.Г. - Так ведь заставляло само.

К.О.Г. - Жизнь такая тяжелая была?

Я.Н.Г. - Тяжелая была жизнь. Но, теперь вот разобраться, так теперяшняя жизнь она хуже ранешней. Пусть мы вот жили без хлеба, иной раз вообще в плохих условиях жили, но все равно лучше жили, веселее жили. Соберешься компанией, там все соберутся. А теперь по своим только углам, дома налопаются - неделю, две на работу не ходят. И совсем не работают. Так вот как это все объяснить то? Пусть, хорошая жизнь стала, пожалуйста, все на свете есть, все можно в магазинах купить.

К.О.Г. - Вот, начали возвращаться фронтовики. Много вернулось?

Я.Н.Г. - Мало вернулось. Кто хромой, кто худой. Раненые все.

К.О.Г. - Значит, очень много раненых и покалеченных, да?

Я.Н.Г. - Да.

К.О.Г. - Вот они вернулись, начали работать. Было ли какое-то отношение к ним другое?

Я.Н.Г. - Да как не было, свои то люди хорошо к ним относились. Где работу какую, которую могут, найдут - и все.

К.О.Г. - А вот, у них к вам отношение, какое было?

Я.Н.Г. - А к нам какое?

К.О.Г. - Ну, вроде как, мы с фронта, а вы здесь…

Я.Н.Г. - Нет, никакой обиды не было. Мы пуще их еще вкалывали. Фронтовиков. Тут ждешь, опять уже на работу. Двенадцать часов. С утра уйдешь и придешь уже ночью. По двенадцать часов вкалывала. Вообще, тяжело на линии работать.

К.О.Г. - Немцев, Вы говорите, сюда не привозили?

Я.Н.Г. - Нет, нет. Может быть, где и были. А у нас то не было. Вот только украинцы, эвакуировали которых там, которым негде жить-то, жили. А потом, когда освободили все, отправили их обратно. Вот, девки то, уехали, которые у нас жили, Нина и Шура, сестры. Отец то здесь умер, а мать увезли с собой туда. Мы им писали, и ездили, а сейчас не знаю, живые они там или нет.

К.О.Г. - Скажите, а те, кто здесь жили, которые были эвакуированы, у них оставался кто-то на оккупированных землях?

Я.Н.Г. - Свои-то может быть, остались, а вот, например, наша семья жила, Ивонины, так у них там никто не остался. Они приехали и им квартиру сразу дали.

К.О.Г. - Значит, проблем с этим не было? А им квартиру дали или поселили у кого-то?

Я.Н.Г. - Им квартиру дали в новом доме. Когда Нина уехала и написала письмо, что приезжайте, нам квартиру дали. Посмотрите, что было. Так мы ездили, так она все нам рассказала. А жили они, новый дом стоит двухэтажный, деревянные дома. Деревянные дома и они тут устроились. Все-таки семьи были. Но не всем, конечно, дали - кто на квартире, кто как, Нина рассказывала. Не успевали всем-то делать. Сразу после войны - это очень трудно.

К.О.Г. - А были ли те люди, которые побывали в плену и вернулись сюда, и какое к ним отношение было? Если помните, в первые годы войны немцы наступали очень быстро…

Я.Н.Г. - Брательник у меня был в плену. В Омутнинске живет, Павел. Он в плену был. Все люди хорошо. Он сам хорошо - и люди к нему.

К.О.Г. - То есть, не было такого плохого отношения?

Я.Н.Г. - Потом Аркаша Поздеев, вот мы жили в Рехино, так он пришел. Так он уже, власовцы какие-то были, слыхал?

К.О.Г. - Кочно.

Я.Н.Г. - Так вот, он там был. Так, сначала было, чтобы он не выезжал из города никуда. То есть, где он жил, так там. У нас тут. Так он, правда, никуда не ездил уже.

К.О.Г. - Он жив еще?

Я.Н.Г. - Нет, теперь то, нет.

К.О.Г. - Он был у Власова в армии, да? Был власовцем?

Я.Н.Г. - Да.

К.О.Г. - Вы слышали про эту арию?

Я.Н.Г. - Слышала я. Я слышала про эту армию, так он избегал от народа.

К.О.Г. - Избегал, да?

Я.Н.Г. - Да.

К.О.Г. - То есть, к нему очень плохо относились?

Я.Н.Г. - Очень плохо относились.

К.О.Г. - Сначала. А потом?

Я.Н.Г. - А потом то все перешло, эти разговоры все. Вольно стало все. Чувствовать то лучше стал.

К.О.Г. - А первое время после войны?

Я.Н.Г. - А после войны-то пришел, так все власовцы, власовцы. Мы уже молчали, ничего не говорили. Как на работу придем, как соберутся, так мы все уже молчали. И они ведь не виноваты, может их согнали там, кто были, да и все.

К.О.Г. - Вы говорили, что приходили немецкие рельсы. А еще помощь шла от союзников, как Вы знаете. Чувствовалась ли она здесь, приходило ли что-либо сюда: продукты, инструменты, или что-то еще?

Я.Н.Г. - Вещи посылали. Я уж не знаю, где их раздобыли и раздавали, только что я слыхала. Это приходило. Вещи, тряпки какие. Там это по деревням разносили. Из сельсовета.

К.О.Г. - Может продукты были, может, техника какая была?

Я.Н.Г. - А продукты нет. Продуктов не было.

К.О.Г. - А техника?

Я.Н.Г. - Про технику я ничего не скажу, не знаю даже.

К.О.Г. - Я знаю, что по Лэнд-лизу посылались и катера, и паровозы, и самолеты…

Я.Н.Г. - Этого я ничего не знаю. Я только где работала, вот про это знаю. Но импортные рельсы нам все высылали. И вот только этим пользовались.

К.О.Г. - А Вы можете вспомнить какой-то самый тяжелый день или случай в той жизни во время войны?

Я.Н.Г. - Так какой случай! Утром встаешь, на работу идешь, все на людях. И никаких случаев, больно-то каких. Где, какой случай? Где авария, поезд сошел, электровоз ли, машина ли, какая. Тогда эти, «Пионерки» еще ходили. Пионерку сшибет, ничего. По путям четыре колеса, «Пионерка», ездило начальство с проверкой. А такого ничего не было. Да нам и больно кто расскажет! Был в Зуевке, в конторе, по политчасти все работал один. Так вот, он когда приедет, что-то расскажет, вот и все.

К.О.Г. - А вот к нему тогда отношение какое было, когда приезжает?

Я.Н.Г. - Так какое? Хорошее. Расскажет он все про это и все. Эта же война, что она кончилась, когда счетоводка вышла и кричит: «Девки, война кончилась!» на всю улицу.

К.О.Г. - А часто ли было, вот Вы говорите, «Пионерку» сшибало там, или еще что ? ЧП часто ли бывали ?

Я.Н.Г. - Это бывало.

К.О.Г. - Человека собьет по неосторожности или еще почему-то?

Я.Н.Г. - Почему-то раньше, да и здесь мы переехали жить, больно народ то поездом сшибало. Или дорога тут стало, с Чувашей идешь тут, по кривой-то, то часто больно народ сшибало поездам. Да и пьяные, так чего…

К.О.Г. - Предположим, идет мужчина, его сбило поездом. У него семья. Так может компенсации какие-то выплачивали или помощь оказывали?

Я.Н.Г. - Вот этого я не знаю. Все равно, конечно, хоронили все, всей бригадой. Помогали, от конторы помогали.

К.О.Г. - Семье?

Я.Н.Г. - Семье. Там деньгами, или еще чего там. Это то помогали. Хорошо помогали.

К.О.Г. - А знали ли Вы во время войны наших полководцев, или узнали об этом после войны ?

Я.Н.Г. - После войны уже узнала.

К.О.Г. - Тогда ничего особо не рассказывали. А Вы говорите, вот приедет политический руководитель, то вот что он рассказывал? Что именно? Что на фронте творится или что?

Я.Н.Г. -Да, что на фронте творится, и там это, как надо работать, как надо жить, вот и все. Много с нами не больно разговаривали.

К.О.Г. - А часто приезжал?

Я.Н.Г. - Ездили то часто, каждый месяц уже ездили они. У нас, я говорила, по политчасти был один, так он-то часто ездил.

К.О.Г. - Давайте продолжим. А как колхозники в то время жили, можете рассказать?

Я.Н.Г. - Так вот, жили они, плохо жили, которые больно, но не все. Не все плохо жили. У которых не было ни хлеба, никого, и совхозы уже не стали давать. Не было зерна-то. На фронт все посылали. Так, травы то нарвут, с мукой, маленько, смешают, лепешек напекут там и все. И на сенокос. Это сенокосная пора была. Тятя у меня, хоть он не в колхозе был, но его все приглашали косы точить. Приедет домой и он начнет ругаться… в общем, Советскую власть все ругал.

К.О.Г. - Так и говорите, как есть.

Я.Н.Г. - Ну, коровью кучу ведь бабы то едят. Кошель развяжут, так пока едут, так они раскрошатся. Так ложкой так и ели. Сам выругается, да он у нас не ругался никак. Говорил: «Да что это, долго ли такая власть пробудет!» Вот ели такой хлеб плохой. С травой лепешки пекли. У нас, один раз, мама все брала эти клеверные сосульки то. Клеверных сосулек наберет, их иссушит и потом растолкет, с мукой тоже мешали, ели сколько то траву. А потом принесла, все то не ушли сосульки то. Она поставила в сенки на окошко и там черви пошли. А тятя вышел в сенки и посмотрел, черви то ходят. «Старух, иди-ка сюда, давай, чтобы эти сосульки выбрось сей час же, и больше чтобы их не было, не рви». Так нас мама замучила. Все эта кисленка, которая на полях росла, ширкали то. Вот эту кисленку нашвыркаем, семечки эти вот. С этими семечками сколько-то пекли, ели. Вот как жили. А другие, которые женщины без мужиков, они жили очень плохо. Есть то было нечего, так вот эту траву все и нажимали.

К.О.Г. - А много было таких?

Я.Н.Г. - Много.

К.О.Г. - Насколько я понял, мужиков то почти всех забрали?

Я.Н.Г. - Да, мужиков всех. Которые уже, ну ребята, которые остались. Там годов по пятнадцать, да как, да еще не брали пока их, так они пока сколько-то помогали.

К.О.Г. - А что, позднее и шестнадцати - семнадцати летних забирали?

Я.Н.Г. - Потом забрал всех.

К.О.Г. - А как матери к этому относились?

Я.Н.Г. - А как матери, чего? Поревут да и останутся. Забирают и все. На фронт у нас вот Яшу взяли, у брата был сын, жил с нами, так до Москвы не довезли, разбомбили.

К.О.Г. - Даже до фронта не доехал, да?

Я.Н.Г. - Да. На фронт повезли прямо из Кирова. Он в Кирове потом жил. Увезли и…

К.О.Г. - И погиб?

Я.Н.Г. - И погиб. Разбомбили весь состав.

К.О.Г. - А что случилось с Вашим братом, фотографию которого Вы показывали?

Я.Н.Г. - А что случилось, он в Сочи работал, начальником курортного управления, то есть заместителем. Потом его на фронт взяли, прямо в штабе работал. Штаб весь разбомбили, искали сколько его. Жена то его. Ничего не могла найти. А Петю взяли, сразу их в Крым отправили, а потом из Крыма на Сталинградский фронт и не вести, и не вести от другого брата. Там каша была. Вот что было. И, ни вести, никто, ничего.

К.О.Г. - Никто ничего не знает? Без вести пропал?

Я.Н.Г. -Люба сколько писала, сноха то, везде разыскивала. Ничего ведь не могли найти. Никакого ответа не пришло. Да там все тоже разбомбили. Они в Сочи жили тогда. А Петю сразу в Крым, а потом на Сталинградский фронт. Даже трех месяцев не доучили. Тоже, их учить еще хотели.

К.О.Г. - А кем он был?

Я.Н.Г. - А я и не знаю.

К.О.Г. - Если учили, то, наверное, офицерская учебка. Либо артиллеристы, пехотное тоже было, разные были.

Я.Н.Г. - Нет, не пехота только. Нет. Он грамотный был. А Павел, отправили на фронт вместе со штабом, где штаб разбомбили, ничего не знаю. Еще у меня в Омутнинске живет, Павел только не знаю, на каком он фронте был. Он ведь в плену был. Он еще живой. Но он ничего не рассказывает. Я говорю, что хоть бы рассказал чего, как там. А он говорит: «Не надо тебе знать».

К.О.Г. - Надежда Григорьевна, а как складывались отношения между мужчинами и женщинами во время войны и после войны? Мужиков мало было, женщин много?

Я.Н.Г. - Так что, многие женщины сами собой уже жили. А которые, мало ли, с фронта кто придет, так там познакомятся или как ли, и жили тоже друг с другом. Уважали и сходились. И жили. Ну, у которых жены есть, так разве отпустят! Это у которых уже жен нет, так те сходились. А жены есть, так они сразу домой едут и… Жены то ведь уже никуда их не выгонят.

К.О.Г. - Скажите, а эти бедные семьи, про которые Вы говорили, у них ни коров, ничего не было?

Я.Н.Г. - Почему? Держали. Которые, держали. В общем, семьи то без коровы, тогда уже погибшее дело. Хоть с молоком этих лепешек наедятся и все равно ведь посытнее. Держали.

К.О.Г. - То есть, в каждой семье была корова?

Я.Н.Г. - Да хоть в каждой. Мало не было у кого.

К.О.Г. - А колхоз помогал каким-то образом, может, покосы давал, или еще чего-то, или этого ничего не было?

Я.Н.Г. - Кто где сумеет, тот тут и косил. А чтобы дать или выделить делянки или что там, у кого коровы были, не давали.

К.О.Г. - Не давали?

Я.Н.Г. - Не давали.

К.О.Г. - А не ругали за то, что, кто где хотели, там и косили?

Я.Н.Г. - За то, что ребята, мало ли, дети есть дети, послали на поле колоски собирать. Так ведь судили и садили.

К.О.Г. - За то, что колоски собирали?

Я.Н.Г. - За то, что колоски собирали. А года по два дали тут двум женщинам у нас. По два года дали за это. За колоски за эти.

К.О.Г. - За то, что дети собирали колоски, да?

Я.Н.Г. - Так, даже сами, когда, и прихватывали, ходили. Есть то что-то надо.

К.О.Г. - А каким образом узнали, кто-то увидел, рассказал, да?

Я.Н.Г. - Как не видели. Есть ведь злых то людей. Подсказывали, и, придет председатель или бригадир: «Были на поле?» - «Были». А там вас видели и все. Доложат мастеру, председателю, а там уже председатель в сельсовет и все. И пошло дальше, шире.

К.О.Г. - То есть, это каралось очень строго все?

Я.Н.Г. - было строго. Очень даже строго было.

К.О.Г. - А что еще было? Вот колоски собирали, а может, кто-то на воровстве был пойман?

Я.Н.Г. - На каком воровстве! Нечего было воровать-то! Нечего.

К.О.Г. - Ну вот, на пример, молоко. Были же колхозные коровы? Держали же стадо? Кружку молока, или чего-то еще?

Я.Н.Г. - Так, за это я не знаю ничего. Конечно, ведь носили, которые. Как не понесут, если есть нечего. Все за рекой у нас плохо-то больно жили. Так, заречинские все идут, так на хлеб меняли все. Все тряпки. Все, что есть, все последнее меняют и…питались этим.

К.О.Г. - А голодное время это было в начале войны или в конце войны, когда это все было?

Я.Н.Г. - Да в середине это все началось. Сначала то еще меленько жили, запас то маленько был. А потом уже запаса не стало - и, пожалуйста.

К.О.Г. - То есть, это сорок третий год уже, да?

Я.Н.Г. - Да, в середине так…

К.О.Г. - То есть, когда се уже стали забирать, абсолютно все, что было?

Я.Н.Г. - Да. Ездили ведь по домам и собирали зерно и все, что есть. Все считали кулаками. Последний хлеб отбирали.

К.О.Г. - А за него как-то платили или просто приезжали и забирали, и все?

Я.Н.Г. - Ничего не платили. Забирали и отправляли сразу на фронт.

К.О.Г. - А если не дашь?

Я.Н.Г. - Судили. Садили.

К.О.Г. - А коров, скот не забирали?

Я.Н.Г. - Коров не забирали. Лошадей только собирали. А потом и коров, давайте, сдавайте всех коров. И коров-то. Тогда такой был рев, так ужас. Всех коров. Придут и давайте, выгоняйте коров. Но потом, вскоре запретили это. Коров не стали отбирать.

К.О.Г. - Но у кого-то успели отобрать?

Я.Н.Г. - Успели. А их сразу на мясокомбинат и их отправляют тоже на фронт. Все на фронт было.

К.О.Г. - Ну, коров отобрали, а потом, когда запретили, никак им не компенсировали ничего?

Я.Н.Г. - Нет, нет, нет. Просто отбирали и все. Чем компенсировать то будут они? У них тоже ничего не было.

К.О.Г. - А дети много работали на полях, помогали?

Я.Н.Г. - Все ребята. Все ребята помогали. Теперь здоровые рабочие мужики ходят, а тогда некому было работать.

К.О.Г. - Я разговаривал с женщинами, которые работали во время войны, очень тяжелое время было, работа тяжелая. Очень многие были надсажены или еще что-то, и остались бездетными. Тут также было, или все-таки попроще?

Я.Н.Г. - Нет, тут по проще было у нас. Там то не знаю как. Время такое. Вот голодовка тоже пошла, так.

К.О.Г. - А к голодовке вернемся. Вот, сорок первый год еще было ничего?

Я.Н.Г. - Сорок первый год еще было ничего. Еще запас был какой-то. А у кого не было, так ведь и с первого года не покупали ничего.

К.О.Г. - А сорок второй?

Я.Н.Г. -А тут пошло уже все хуже и хуже.

К.О.Г. - А в сорок третьем уже, наверное, был пик?

Я.Н.Г. - А тут уже сорок третий, вот я и рассказывала про тятю то. Приедет туда, поглядит на баб то, и он все: «Коровья ведь куча!» Милые бабы, как это они это! А с лугов едут - песни поют, хоть бы что!

К.О.Г. - Вот Вы говорили, что, не смотря на войну, собирались все равно, вечеринки были?

Я.Н.Г. - Собирались и вечеринки были.

К.О.Г. - Песни были, танцы? Вот про это расскажите.

Я.Н.Г. - Были, все было. Жили веселее. А теперь, я говорю, налопаются, и ходят из дома в дом. А тогда, ведь, соберется народ, гармони принесут, которые играют в гармонь. Услышишь гармошку - и опять душа поднимается. А мы бегаем, смотрим все это. Контора у нас была в Семушино, так в конторе все собирались. Было весело, нечего сказать. Бабы ведь уже траву едя какую, что попало, а с лугов едут в сенокос, так с песнями. И нипочем! Всякое пережили за восемьдесят то лет!

Владимир(внук). Присутствует при беседе: А в тридцатые года, когда голод был, это тебя не коснулось?

Я.Н.Г. - Нет. Этого я не помню. Это нас не коснулось. Я говорила, что тятя у нас работал плотником. Он ходил все по деревням - где, кому. Бабы то одни остались. Поплотничает - ему мукой все давали.

Владимир(внук). Присутствует при беседе: - Нет, не в войну, а перед войной.

Я.Н.Г. - Так перед войной то жили все ничего, смотри. У всех лошади были, у всех коровы были. Все жили своим хозяйством, хоть и по единоличному жили, но все равно лучше жили. Хлеб соберут, хоть и сколько государству там идет, сдадут, а ведь остальной то хлеб остается.

К.О.Г. - А вот тридцать третий год не помните? Сколько Вам лет тогда было?

Я.Н.Г. - Десять лет еще. Босиком бегала. По снегу.

К.О.Г. - Тогда бы волна. То есть, это не помните ничего?

Я.Н.Г. - Это не помню. Не знаю этого ничего.

Владимир(внук). Присутствует при беседе: - То есть, ты то не голодала?

Я.Н.Г. - Нет. Павел купил мне сандалии. Так время то было такое, снег то еще не растаял. Я сандалии надела, и по снегу, и по грязи, бегала и хвасталась, что мне купили сандалии. Это брата, которого убило то.

Владимир(внук). Присутствует при беседе: - А что, раньше все в лаптях ходили?

Я.Н.Г. - В лаптях. Что ты! Я работала еще в лаптях.

К.О.Г. - То есть, до конца войны ходили в лаптях?

Я.Н.Г. - Все, так чего надевать то!

К.О.Г. - И после войны?

Я.Н.Г. - А чего надевать то? Потом привезли ботинки на деревянной подошве, так они хуже лаптей. Лапти то хоть они мягкие. А на деревяшке походи-ка ты! Давали спецодежду, так на деревянной подошве ботинки. Спецодежду давали: фуфайки и брюки. У нас уже, когда работали.

К.О.Г. - А сразу же после войны, вы почувствовали какое-то облегчение, как-то полегче стало?

Я.Н.Г. - Не сразу, батя. Не сразу еще все пошло. Не сразу. Все равно облегчения много не было. А потом уже стали, отпускать стали мужиков и стало маленько повеселее. Где что обрабатывают, лучше стало. Лошадей стали покупать. Коров стали держать. Некоторые продали все, нечем жить было так!

К.О.Г. - Но не сразу?

Я.Н.Г. - Не сразу.

К.О.Г. - Облегчения сразу не было?

Я.Н.Г. - Нет, не было облегчения никакого. Только что тем увлекли, что кончилась война. Но, у которых мужья остались в живых, пришло. А у нас в деревне мало больно пришло. Всех почти убили.

К.О.Г. - А дальше что? Мужики то ведь нужны были. Приезжали откуда-то?

Я.Н.Г. - Ниоткуда не приезжали. Чтобы если где кто с кем сойдется, так сходились. А так, чтобы кто-то приехал, никто. Деревня есть деревня. Сами собой все жили.

К.О.Г. - Но село, насколько я знаю, большое было?

Я.Н.Г. - Да, у нас деревня то большая была.

К.О.Г. - Оно и сейчас есть. Оно и сейчас довольно большое село осталось.

Я.Н.Г. - Ой, не знаю теперь, я больно давно не бывала.

К.О.Г. - Я знаю. Оно больше рабочее село. Оно живое. Самое главное, что оно живое.

Я.Н.Г. - Наш дом там стоит на угоре. Я предлагала племяннику поехать жить в наш дом. А отец как-то его наругал, и сказал, чтобы он к его дому не подходил. А племянник в ответ, что к трактору прицеплю и свалю дом. Под гору.

К.О.Г. - В принципе, мужиков было брать неоткуда?

Я.Н.Г. - Неоткуда.

К.О.Г. - Так что, сами женщины и дома строили, и на себе все таскали, пока дети не подросли, все так и было?

Я.Н.Г. - Да, все на себе. Кто уже из ребят вырос, так.

К.О.Г. - А из города часто к вам приезжали во время войны?

Я.Н.Г. - В деревню?

К.О.Г. - Да. Или, наоборот, в город уезжал кто-то?

Я.Н.Г. - В город, да все стремились в город. Вся молодежь, они все в город.

К.О.Г. - Как и сейчас, да?

Я.Н.Г. - Да. А теперь-то, говорят, деревню надо создавать. А как они создадут, кто поедет? Никто не поедет.

К.О.Г. - Если условия создадут, то поедут, я думаю.

Я.Н.Г. - Если условия создадут, так как их создадут-то? Если не хватает ничего и нигде. Все я уже рассказала.

К.О.Г. - Надежда Григорьевна, вот Вы говорили, что в войне принимали участие Ваши братья. А кто еще из Ваших родных принимал участие в войне или каким-то образом помогал здесь, в тылу, Вы можете рассказать? Вот Вы говорили, что Шура, ваша сестра? Расскажите, пожалуйста, о своих родных.

Я.Н.Г. - Она при заводе работала, так тоже военной работала то.

К.О.Г. - А военной, кем?

Я.Н.Г. - В охране. Форма то на них воинская.

К.О.Г. - Надежда Григорьевна, но Вы говорили, что она стояла под бомбежками, что она еле выжила, а что она сама рассказывала?

Я.Н.Г. - Да, было, да. Так то и рассказывала она, что чуть не убило ее тогда, в воротах то в этих. Туда пропускали машины в воинскую часть, а бомбили тогда, завод бомбили.

К.О.Г. - Часто ли были бомбежки, не помните?

Я.Н.Г. - Часто, часто.

К.О.Г. - Часто это сколько раз в день, один, два раза в день, не помните?

Я.Н.Г. - Нет, это не знаю. А когда они дома были, там жил наш сосед с ней. Ну не с ней жил, а в отдельных комнатах жили. Тимой звали. И он, когда тревога была, они все, женщины, побежали в подъезд, а ему сказали: «Давай, Тимофей, пошли с нами, остался ты в комнате. Мало ли, попадет бомба и убьет». А попало в их комнату, где он жил и его тут убило, а они остались живые. Ну а про братовей, так я не знаю. Петя, он у нас учителем работал. Потом его из школы взяли на фронт, и хотел еще три месяца учить. А три месяца не проучили, и их отправили на Сталинградский фронт. На Сталинградском фронте он и погиб. И так вот ни вести никакой, ни повести. Там такая была месиловка. А Павел в Сочи жил. В Сочи жил, и в курортном управлении работал заместителем начальника. И их сразу тоже видно где-то разбомбили, сноха у нас есть, его жена, так она сколько разыскных писала, так не могли его найти. Так он без вести и пропал, нам-то без вести.

К.О.Г. - А кто еще, ведь Вы говорили, что вас было десять детей, трое погибло в детстве?

Я.Н.Г. - Нас было десятеро детей. Сначала умерли трое, три девочки. Одна одиннадцать лет, маленькие совсем. Они умерли, похоронили дома.

К.О.Г. - А остальные?

Я.Н.Г. - Двое, значит, у нас. Коля сходил в армию, последний. Ты его должен знать, Олег. Ефим, он самый старший у нас был, он работал в сельсовете, на почте . Потом он уехал от родителей и погиб в Алтайском крае.

К.О.Г. - А кто еще, Степанида, моя бабушка?

Я.Н.Г. - Твоя бабушка. Работала на железной дороге все. Тоже у нее, военные, как нас считают.

К.О.Г. - Надежда Григорьевна, а сколько вообще из семьи на железной дороге работало?

Я.Н.Г. - Из семьи?

К.О.Г. - Да.

Я.Н.Г. - Степанида, я. Все.

К.О.Г. - Вдвоем?

Я.Н.Г. - Да. Шура в Горьком на военном заводе работала.

К.О.Г. - А вот про жизнь. Шура работала на военном заводе в Горьком. Вы с сестрой работали здесь, на железной дороге. Как-то отличалось ваше житье здесь от житья Вашей сестры в Горьком?

Я.Н.Г. - Очень.

К.О.Г. - Скажем так, кто лучше жил?

Я.Н.Г. - мы жили в деревне со Степанидой, и нам все равно от деревни перепадало. Там корову держали, все такое. Мы жили лучше Горьковского. У нас обстановка лучше была.

К.О.Г. - Им там было тяжелее?

Я.Н.Г. - Да, им там было тяжелее. Я вот один раз поехала. Маме говорю: «Мама, я поеду к Шуре в гости, в Горький». Она говорит: «Ну, так что, поезжай». Наложили там картошки, муки, там гостинцев. Не гостинцев, а на пропитание. Ну вот, того, другого, всего этого набрали, и я поехала. Приехала к Шуре, еще девчонкой была. Приехала туда, добралась до автозавода, нашла ее квартиру, нашла все. Пришла к ней, она открыла сразу. Ну что, как сестры давно не виделись, давно друг друга не видели. Поцеловались. А потом она говорит: «Надо что-то в магазин сходить Карточка у меня еще не вся проедена, так я что-нибудь выкуплю хоть». Я говорю: «Не ходи». Ну, ладно. Чайник она вскипятила, чего, сам знаешь, какая там пища. Что-то еще тут достала, не знаю, колбасы кончик или что. И хлеба, граммов сто. Говор: «Я вчера ужинала, так вот осталось». Давали норму, так ведь тянули ее. И граммов сто осталось хлеба, она достала этот хлеб, и у меня так и слезы пошли. Так я говорю: «Чего есть то, на один укус этого хлеба мне одной». Мы ведь на железной дороге работали физически, так нас кормили. Ну и чего, мы все с ней. Она на другой день сводила меня к заводу своему. Да я чего, мы через него ездили все время. Видала уже все их расположение. По магазинам прошли, что в магазинах? Все по карточкам. Все по карточкам, ничего уже не купишь, ну только в промтоварах, если только.

К.О.Г. - Надежда Григорьевна, а промтовары были тоже по карточкам, или они были в свободной торговле?

Я.Н.Г. - Нет, они были свободно. Но только очень мало было. Что мы, купил только надо чего, и нет уже.

К.О.Г. - По крайней мере, все необходимое было?

Я.Н.Г. - Да. Это все было. Но нам, мы жили в сельской местности, так что завезут. Может быть помнишь, вагон-лавка у нас ходил, раздатчик у нас ходил, привозили хлеб нам, там норму привозили все. Выдадут, там, что по карточкам, и все.

К.О.Г. - То есть, четко перечень продуктов, четко по норме?

Я.Н.Г. - Да.

К.О.Г. - Также точно было и по промышленным товарам?

Я.Н.Г. - Да. Все было по норме. Иждивенцам давали по четыреста граммов, рабочим давали по восемьсот граммов хлеба на день.

К.О.Г. - А по одежде, были ли какие-то нормы?

Я.Н.Г. - А по одежде, чего нам, рабочим, так давали спецодежду. Как сказать это, деревенские были магазины маленькие. В магазин, какой товар привезут, так давали только в очередь. Там, сосчитают, сколько народу, и по народу, если материал, так там метром давали в норму. Так и жили.

К.О.Г. - То есть, нормировали по количеству народа, которое было?

Я.Н.Г. - Да.

К.О.Г. - А вообще, какая-то общая норма: столько то пар обуви в год, столько то…

Я.Н.Г. - Нет. Этого ничего не было. А рабочим, то на год давали. Если, вот, ботинки. Я уже тогда говорила, что если дадут ботинки на деревянной подошве, то их принесешь домой и выбросишь, куда их. Хотя, все равно. У кого нечего было носить, так носили.

К.О.Г. - Надежда Григорьевна, Вы говорили, что у Вас жили с Новгорода эвакуированные. Вы к ним ездили в гости.

Я.Н.Г. - Уже после войны.

К.О.Г. - А что они рассказывали? Оставался ли кто-то из их близких в оккупации, и что они рассказывали?

Я.Н.Г. - Этого я тебе ничего не расскажу, потому что девки, которые там жили, семья у них была, они у нас в Рехино жили. У Степаниды Григорьевны на квартире жили.

К.О.Г. - Так Вы вместе с ней ездили?

Я.Н.Г. - Мы вместе с ней ездили. И я одна ездила. Три раза я ездила в Новгород. У меня подружка была там, Ниной звали. Мы все больно дружили здорово. И она все: «Приедь, хоть!» И в первый раз я ездила одна, а потом со Степанидой ездили. Потом я еще раз, с Сашей еще ездила. Тоже дома она у нас все жила, парень был у нее какой хороший! Сестра письмо написала оттуда, она вперед уехала: «Приезжай сейчас же! И родителей вези». Она уехала, а потом мне пишет письмо. Вот я и уехала к ней. Три раза ездила. Она все идет, все рассказывает, а на последний раз они с Сашей, я последний раз с Сашей ездила. Он с ней всю дорогу, туда-обратно, все ходили, все делали. Он очень любил, когда рассказывала она ему. А я сзади уже иду.

К.О.Г. - Надежда Григорьевна, а вот Ваш муж Александр Егорович, он ведь тоже участник войны?

Я.Н.Г. - Да. Семь лет служил. Сначала взяли как в войну, а потом еще три года срочную из заставили. Семь лет.

К.О.Г. - А, может быть, он рассказывал, где служил, как служил?

Я.Н.Г. - Он служил пограничником. На китайской границе они там были.

К.О.Г. - А что рассказывал?

Я.Н.Г. - Он ничего не рассказывал, больно не любил это. Только то рассказывал, почему ноги то у него заболели в конце. Я ему говорю: «Простыл то где?». А он: «Тебя бы на границу послать, да сорок градусов, да пятьдесят градусов мороз, так я около собаки и грелся». Собака у них была. Вот так.

К.О.Г. - Около собаки грелся?

Я.Н.Г. - Около собаки грелся. Это на границе, на китайской. Вот, семь лет он отслужил там.

К.О.Г. - Скажите, а каким образом во время войны жили Ваши одноклассники, одноклассники?

Я.Н.Г. - Так что, в сельской местности жили, в колхозе работали. И на коровах пахали, и на быках ездили там, лес все возили. В общем, на этом скоте. Лошадей всех же отобрали. Мало их было, лошади две-три, так они уже непригодные были в армию идти. Вот так и жили. Кто сколько трудодней заработает, тот столько и получит там. Сначала, правда, хорошо платили, на трудодни давали хлеба, а потом совсем срезали. Они стали мало получать, вот я и говорила, что ели только траву.

К.О.Г. - А никто не пытался уезжать отсюда?

Я.Н.Г. - Так, некуда.

К.О.Г. - Насколько я помню, раньше колхозникам не давали паспорта. А вы сказали, что паспорта Вам дали без проблем.

Я.Н.Г. - А нам то чего, мы же на железной дороге.

К.О.Г. - Никто не пытался ни в город уехать, никуда, ничего? Или как-то попытки пресекались эти?

Я.Н.Г. - Бывали попытки, я не знаю, слыхала, но вот, как в нашей деревне, то боялись уехать. Потому, что везде голодовка была.

К.О.Г. - Только из-за этого, или боялись чего-то еще, кары какой-то?

Я.Н.Г. - Нет, нет. Этого не боялись.

К.О.Г. - То есть, вас свободно отпускали?

Я.Н.Г. - Да. Потому что после войны много уехало из деревни. Обеспечивать лучше стали в городах, и …

К.О.Г. - Надежда Григорьевна, а что Вы можете сказать о своем начальстве, не Вашем, железнодорожном, а о том, которое было в колхозе?

Я.Н.Г. - А что я про них знаю? Я про них ничего не знаю.

К.О.Г. - То есть, Вы с ними, практически, не общались?

Я.Н.Г. - Не общались.

К.О.Г. - А про Ваше начальство? Вот Вы говорили, что политрук приезжал, что-то рассказывал? И именно про Ваше непосредственное начальство, как с Вами общалось?

Я.Н.Г. - С нами, с рабочими, общались хорошо.

К.О.Г. - То есть, не ставили себя выше?

Я.Н.Г. - Нет, не ставили. Потому, что некуда им самим деваться то было. Мужики у нас, например, были. Так чего, их самих заберут, если провинятся.

К.О.Г. - Так у Вас начальство мужики были?

Я.Н.Г. - Да, мужики.

К.О.Г. - Как в шутке, бабы работают, мужики командуют?

Я.Н.Г. - Да.

К.О.Г. - Надежда Григорьевна, скажите, а как были отношения между собой, когда вы работали. То есть, кто-то жил лучше, кто-то жил хуже. Может, была какая-то зависть, или наоборот, кто жил лучше помогал тому, кто жил хуже?

Я.Н.Г. - Да как не было! Мало ли если, например, ссоры там были, если что-то маленько не ладно. Все ведь выскажешь!

К.О.Г. - А это как-то влияло на то, что доносили, колоски, например, как собирали?

Я.Н.Г. - Так про колоски то я рассказывала, судили за это.

К.О.Г. - Я понимаю. Но когда собирали колоски, то можно было сказать на любого. Я думаю, что многие собирали колоски на самом деле.

Я.Н.Г. - Заставляли ведь! Потайного какого-нибудь пошлют, и там ведь проверят! Чтобы собирала, а никто не видел. Смотрят ведь! И доносят прямо в сельский совет. Донесут, и что там, сколько-то обнаружат. Ведь года по два дава даже! За колоски!

К.О.Г. - Но с другой стороны, за всеми не усмотреть! Ведь если ситуация была такая, то многие ведь, наверное, ходили?

Я.Н.Г. - Так делали. Да. Тогда. Как сказать то, воровали. Да. Ой, воровали!

К.О.Г. - Я думаю, что это не воровство. Это просто, когда человек доведен до отчаяния и когда он голодает, это трудно назвать воровством. Но это, конечно, моя точка зрения.

Я.Н.Г. - Так голодает, так тогда с этим не больно считались то. Например, ты говоришь, что зависть какая-то. Люди, которые завидуют, те и доносят.

К.О.Г. - Надежда Григорьевна, а вот про коров еще раз хотел спросить. Когда у вас забирали коров, что, неужели не было никакого ропота?

Я.Н.Г. - Было. Был скандал такой, ужасный скандал. Чем жить то? С травой то молоко ели, так и жили, тянулись. А если молока нет, тогда ведь пропащее дело.

К.О.Г. - А не знаете, чья это инициатива, местная или сверху пришла?

Я.Н.Г. - Сверху пришла. Коров то отбирать сверху пришла. Приказ дали - и пожалуйста. И поехали. Кого заставят. Тебя же заставят, ты поедешь отбирать коров.

К.О.Г. - А на вилы не встречали?

Я.Н.Г. - Нет. Может быть, где-то и встречали. Только я не знаю, всех ведь не обходишь! Кто-чего говорит. Придешь с работы, так кто-то что-то расскажет.

К.О.Г. - Я разговаривал с ветеранами. Даже когда отступающие войска приходили в деревню. Деревня была три-четыре двора, а приходило четыреста человек. Они были голодные, они просили накормить их. Так они никогда не забирали последнее. Вроде бы и свои, и голодные, и холодные. Население само, то, что само считало нужным, давало. Но они никогда не нажимали и не давили на население.

Я.Н.Г. - Так, не везде ведь тоже, не везде. Вот, например, раньше их звали кулаками. Кто богато жил, так их кулаками называли. Как это выразиться, приезжают, открывают все амбары, там все открывают, все разыскивают, забирают все в мешках, которые с собой привезли. Загребают все и увозят. Без всякого разрешения. А сам хозяин стоит как пупочка. Оставляют без всего.

К.О.Г. - Лишь бы в живых оставили?

Я.Н.Г. - Только бы в живых оставили.

К.О.Г. - А Вы сами были свидетелем этого или просто слышали?

Я.Н.Г. - Нет, это слухи все. Так что, в деревне у нас сколько было. Не все же плохо жили. Приедут, увезут и все.

К.О.Г. - Надежда Григорьевна, скажите, а какое отношение у Вас было к разным национальностям? То есть, выделяли ли Вы кого-то? вы знаете, что был антисемитизм в свое время. Сейчас у нас у нас какая-то нелюбовь к кавказским народам, известно почему, а тогда?

Я.Н.Г. - А тогда этого не было. Тогда этого не было, чтобы национальность с национальностью что-то протестовали. Тогда все вместе жили. Были русские, и русские. Я не знаю, может, начальство там чего делало, мы то ведь не знаем ничего.

К.О.Г. - Вот у вас здесь кто жили: украинцы, еще кто?

Я.Н.Г. - Украинцы только жили, я знаю. Там семьдесят пятая стройка шла, так они только жили. С ними хорошо все было. Как свои, как русские. И у них разговор то русский. У нас жили четверо. Мы привыкли, та как свои.

К.О.Г. - А можно ли поподробнее о семьдесят пятой стройке?

Я.Н.Г. - Так что, путь прокладывали. Семьдесят пятая стройка, это второй путь, нечетный. Вот, путь прокладывали, они работали. Им, милым, доставалось ужасно как! У них там все разбомбили, эвакуировали всех. На тачках песок повози-ка, попробуй! Тяжелый он, так милые девки, так и жалко! Ну, мужики то еще, посильнее. Ой, работа тяжелая.

К.О.Г. - А мужчин эвакуированных много было?

Я.Н.Г. - Нет, не очень много.

К.О.Г. - Не очень много?

Я.Н.Г. - Да.

К.О.Г. - Но, все равно, были?

Я.Н.Г. - Были сколько-то. Тут, у нас, с девками то, четверо было и двое мужчин. Но они пожилые уже. Их в армию не взяли, эвакуировали, уехали они из своей родины.

К.О.Г. - То есть, не призывного возраста, получается?

Я.Н.Г. - Да.

К.О.Г. - А, вот, еще что они делали? Песок на тачках возили, что еще?

Я.Н.Г. - Да тут всякая у них работа была. Рельсы, уже завозили, рельсы там меняли и все. Складывали шпалы. Работа трудоемкая очень была на железной дороге, сам знаешь. Тяжелая работа.

К.О.Г. - А работали по скольку часов они?

Я.Н.Г. - По восемь, а когда и по двенадцать часов. С утра до ночи, какая работа. Если пришел там товар, если рельсы пришли, значит надо их выгружать и растаскивать. А если, например, шпалы, то это же самое.

К.О.Г. - Надежда Григорьевна, а скажите, какая разница была в обеспечении местного населения и тех кто приехал, кого эвакуировали?

Я.Н.Г. - А вот этого я не знаю, они отдельно. У них отдельно все было.

К.О.Г. - То есть, они отдельно и питались, им отдельно платили?

Я.Н.Г. - Да. Но когда привозили продукты, давали им там тоже по норме. Хлеба тоже давали по восемьсот граммов на рабочего, а иждивенцам по четыреста граммов.

К.О.Г. - А они сами не рассказывали, да?

Я.Н.Г. - Нет.

К.О.Г. - Но Вы же говорите, что вы дружно жили. То есть, хорошо вместе жили?

Я.Н.Г. - Дружно жили, даже очень дружно жили. Очень даже дружный народ то.

К.О.Г. - Но, в этом плане не разговаривали?

Я.Н.Г. - Кто?

К.О.Г. - Ну, вот вы с ними не разговаривали о том, какие у них нормы, какие у них зарплаты?

Я.Н.Г. - Нет. Я не интересовалась. Еще молодая была.

К.О.Г. - А сами им чем-то помогали, может быть теплой одеждой, или еще чем-либо?

Я.Н.Г. - Так чего, что есть, то и давали.

К.О.Г. - Помогали?

Я.Н.Г. - Да.

К.О.Г. - Они, на сколько я понимаю, приехали в том, в чем были, и ничего почти с собой не взяли?

Я.Н.Г. - Ну, которые, сколько то было. Меняли ведь на хлеб и на все, тряпки какие-то. Не сразу же их, видимо, эвакуировали. Все равно, им, наверное, сказали, что отправляют. Составами ведь везли.

К.О.Г. - А они не рассказывали про то, что, сколько им обещали, что они пробудут здесь?

Я.Н.Г. - Нет.

К.О.Г. - По времени.

Я.Н.Г. - Нет. А как? Война началась, и их стали всех, там места какие, кто где жил, и стали их по частям тоже, сколько человек где. А если там свободно и можно жить, то их отправляли.

К.О.Г. - Я слышал про то, что когда людей отправляли, то они брали только летние вещи. Им говорили, что они уезжают на месяц, на два. Может вы помните, что мы говорили вначале, что вначале войны было такое настроение, что война быстро закончится?

Я.Н.Г. - Это было. Говорили это, что скоро. А война, видишь, затянулась как долго, война то? Четыре года ведь, больше.

К.О.Г. - И с этим было все это связано?

Я.Н.Г. - С этим было все это связано.

К.О.Г. - И люди уезжали в том, в чем были, в летних вещах. А потом, когда наступала зима…

Я.Н.Г. - А потом, которых, и без всего отправляли.

К.О.Г. - То есть, были и такие, да?

Я.Н.Г. - Да. То есть, без своих вещей. Команду дадут: «Собирайтесь», в составы грузят, повезли. Куда повезли, так они сами не знают. Сколько на Север то увезли народу. А сколько только из вагонов, придешь на работу, так, сколько из вагонов собираешь мертвых. Да. Сколько перехоронили мы их. Трупов. Как сказать то, больных этих, и всех. Хоть они уже не больные, мертвые.

К.О.Г. - Надежда Григорьевна, а можете сказать, из каких поездов все…

Я.Н.Г. - Товарные поезда.

К.О.Г. - Товарные поезда все?

Я.Н.Г. - Все товарные поезда.

К.О.Г. - А станции следования: из Ленинграда, с Украины, или еще откуда, Вы не знали?

Я.Н.Г. - Нет. Этого ничего не знали. Ничего этого не было.

К.О.Г. - я разговаривал с эвакуированными ленинградцами. Они рассказывали, что когда выезжали из Ленинграда…

Я.Н.Г. - Так, им не говорят. Я это слышала от них.

Внук, Владимир: - А куда хоронили?

Я.Н.Г. - На кладбище хоронили, где я жила, в Рехино. Там кладбище.

К.О.Г. - И что им не говорили? Им не говорили, куда их везли, да?

Я.Н.Г. - Да. Погрузят и отправляют. А куда везут, они сами не знают. А где, на какой остановке остановят: «Вылезайте. По деревням». Вот какое у них было.

К.О.Г. - я слышал, что когда ленинградцев вывозили из блокады, то им давали пайки. И те, кто не мог себя сдержать и съедал все сразу, то они просто умирали. Врачи ходили специально по вагонам и предупреждали, чтобы они не съедали все сразу, потому что можете умереть. И многие не выдерживали и съедали.

Я.Н.Г. - Да, все правильно, вот тебе и много и выкидывали. Везти, в вагоне то не повезешь ведь! От них ведь запахнет. И вот, на перегоне там, едут и выбросят. Идешь на работу: опять лежит человек, опять лежит человек. Так ведь и за душу задевает!

К.О.Г. - Надежда Григорьевна, еще такой вопрос. Когда начали забирать семнадцати-восемнадцати летних детей, хотя, восемнадцать уже не дети. У вас не было такого?

Я.Н.Г. - Не знаю.

К.О.Г. -Я знаю, что многие ушли добровольцами в семнадцать лет, но на это закрывали глаза, потому что до восемнадцати оставалось два, три, пять месяцев. У вас несовершеннолетних забирали?

Я.Н.Г. - У нас в деревне было парней много очень. У нас двадцать четвертый год подчистую забрали. Я точно помню, двадцать четвертый год. Раньше ведь помнишь, призывались, так как веселились, гармошки все были по деревне. Да, двадцать четвертый год подчистую. Всю деревню. Подчистили.

К.О.Г. - Но моложе уже не забирали ?

Я.Н.Г. - Моложе не забирали. Вот так было. Всех этих, кто здоровый, всех мужиков. Дети ведь, и семьи, по семь ребенков ведь было. Одна была, Петр муж-то был, так семь штук осталось. Повоспитывай-ка семь то штук! И он погиб. Не пришел так и с войны.

К.О.Г. - А сколько в среднем тогда в семье было детей, не меньше скольких: двух, трех, четырех?

Я.Н.Г. - Ой, ой, ой! Чего сказал. Так тогда ведь семьи то, знаешь, какие большие были! В нашей семье только, у мамы, нас было десять штук! Ну, конечно, не все взрослые сразу, двое погибло, а остальные то подрастали. Большие семьи были раньше, детей много было. Тогда ведь не делали никакие ни аборты, ничего. И все рожали. Где-то воровски то, конечно, делали, а так…А теперь кто-то хочет восстановить, деревни сделать. Разве, теперь деревни сделаешь? Кто поедет в деревню жить? Никому работать то, молодежи то, никому работать не хочется, только за рюмку держатся, и все.

К.О.Г. - Сейчас пошла обратная тенденция. Сейчас из города выезжают в деревню.

Я.Н.Г. - В деревню!? Едва ли.

К.О.Г. - Сейчас за город уезжают, строят загородные дома.

Я.Н.Г. - Так это временно. Поживут и …

К.О.Г. - Спорить не будем. Жизнь покажет.

Я.Н.Г. - Так это, конечно. Все равно, дачи делают, и все делают, потом все равно, все в город ползут. А что, неправда что ли? Ой, господи. Всю жизнь уже рассказала.

К.О.Г. - Надежда Григорьевна, понятно, что все это сказалось на здоровье. А были ли проблемы с деторождением у Вас, или у Ваших подруг после войны?

Я.Н.Г. - Молодая была. Зависть была такая, какая. У кого, вот у меня муж пришел, а у соседки не пришел. Так зависть, знаешь, какая была! А вот про это я не знаю.

К.О.Г. - За мужьями охотились?

Я.Н.Г. - Да. Да как еще! (смеется)

К.О.Г. - А что делали, чтобы удержать?

Я.Н.Г. - Да ничего не делали. Кто как сможет, так и делали. А толку то ведь мало, все равно было.

К.О.Г. - Ну вот эта, злоба, не злоба, а охота такая была все-таки?

Я.Н.Г. - Была. Зависть была, и все. И делали они это.

К.О.Г. - Спасибо Надежда Григорьевна.

Я.Н.Г. - Пожалуйста. Много больно я тебе наговорила!