Я родился 15 сентября 1920 года в Киеве. Семья была большая, 3 детей. В 1930 году отец заболел, жить стало еще труднее, чем раньше. В "поисках счастья" в 1935 году перебрались в Ленинград. Я стал работать учеником на Северной Судостроительной Верфи и учиться в вечерней школе, до середины десятого класса. В 1937 году поступил на Курсы радиомонтеров и стал работать на радиоузле Куйбышевского района.
В 1940 году я попал под знамена флота - старинные гранитные пристани Кронштадта. Норовный строй стриженых новобранцев с чемоданами бредет по булыжным нешироким улочкам балтийской морской твердыни. Сворачиваем на какую-то улицу, перед нами кирпичные казармы. Это Учебный Отряд Краснознаменного Балтийского Флота. В те времена это был единственный орденоносный флот.
Я попал в школу связи, в радиоклассы. Радиодело преподавал сухонький старичок в диагоналевом кителе. Мне посчастливилось учиться у знаменитого Рыбкина, сподвижника и помощника Александра Степановича Попова. Пройдя курс обучения по специальности, я готовился к выпуску из Отряда. Мы изучили также шлюпочное дело, военно-морские уставы, усвоили премудрости морской практики и строевой подготовки. Корабельную практику проходили на линкоре "Марат".
Учили обстоятельно и выпуск должен был быть в ноябре 1941 года.
И грянула война. Пошли первые неудачи, отступления, разгром наших войск в Прибалтике. Запоздалая эвакуация передовой базы Балтийского флота, совместно с разбитыми частями 8-й Армии из Таллинна. До сих пор подробно не описан страшный по трагическим потерям Таллиннский переход 27-30 августа. Мы видели разрозненные корабли и пароходы - разбитые, искореженные, кое-как дошедшие до Кронштадта.
Обстановка была тяжелая и балтийцы послали на поля сражений до половины своего личного состава. Выпуск наших радиоклассов в самом конце августа в полном составе был влит в большой десантный отряд моряков, который возглавил полковник А. Т. Ворожилов с военкомом полковым комиссаром А. Ф. Петрухиным. Все флотское нам приказали сдать. Мы получили форму х/б, обмотки, солдатские шинели и пилотки. Многие (я в том числе) на свой страх и риск сберегли бескозырку, тельник, флотский ремень.
И вдруг, в два часа ночи подняли по тревоге нас, радистов, и приказали быстро получить обратно свое флотское и сдать сухопутное. Это было первого или второго сентября. Потом команда: "бегом на пристань!". Мы садимся на большой буксир и идем в Ораниенбаум. Нас сто три человека. Быстро перегружаем в вагон большое количество продуктов - печенье, галеты, шоколад, консервы-тушенка, хлеб, сахар, сгущенка, сливочное масло. Спустя многие годы я понял, что электричке, на которой мы прибыли на Балтийский вокзал Ленинграда, была чуть ли не последней!
В эти же дни неприятель вышел к Стрельне, к Финскому заливу, и захватил Новый Петергоф. В Питере, на трамваях мы переехали на Московский вокзал. Грузовики перевезли наши продукты. Здесь произошла заминка, которая чуть не стала для нас роковой. Этакой морской оравой мы расположились в зале ожидания вокзала. Выяснилось, что нас должны перебросить на Северный Флот, но отправка затягивалась…
Шли вторые сутки ожидания. Молодые флотские ребята, как говорится, не терялись! Рядом большой город, много симпатичных девушек, которым нравится наша морская форма. Начались мимолетные романы. В городе уже было нормирование продуктов питания, а наша матросня такая щедрая. Одаривает своих подружек шоколадом, тушенкой, молоком. Появилось спиртное… Начальство вокзала и комендатура засуетились.
Как говорится, нет худа без добра - реакция командования на нашу матросскую гульбу была однозначная. Срочно прицепить к первому же попавшемуся пассажирскому поезду пульмановский телятник и вывезти из города эту "матросню"! Набившись, как сельди в бочке, наша балтийская сотня мотается в этом пульмане в хвосте пассажирского поезда, который мчит через Обухово, Мгу, Волховстрой и дальше на Север. А менее чем через 24 часа Мгу займут фашисты, на долгие годы войны. Так во второй раз мы проскочили, теперь уже из блокадного зловещего кольца.
Поезд прибыл на свою конечную станцию - Петрозаводск. Наш вагон прицепили к другому пассажирскому поезду. Часть продуктов приказали передать морякам-катерникам Онежской флотилии. На крышу нашего вагона установили пулемет М-4, другой такой же поставили на тендер паровоза. В Кандалакше отцепили паровоз и далее нас помчал электровоз. Головной наш пулемет перекочевал на багажный вагон. Мы уже за Полярным Кругом. Вокруг сопки с довольно облезлой растительностью. На третий день путешествия мы, наконец, приехали в Мурманск.
В Мурманске нас встречал красивый сухопутный старшина в буденовке и темно-серой длинной кавалерийской шинели. Сбоку у него болталась шашка. Мы сдали так и не стрелявшие счетверенки солдатам вокзальной комендантской команды, погрузили имущество на полуторку и уставшие, двинулись вялым строем по Проспекту Сталина вверх. Там на горе стояла школа, где мы будем расквартированы. Едва мы отошли от вокзала к площади "Пять Углов", как услышали нарастающий рев десятков Юнкерсов. Они пикировали на железнодорожные составы и мурманский порт. Бывший наш состав был буквально превращен в решето, а некоторые вагоны загорелись. Наши М-4, теперь уже с сухопутными расчетами, приняли свое боевое крещение.
Дня через 3-4 нас перевезли ночью на пароходике "Субботник" в Базу Флота - Полярное, в экипаж. Нас стали расписывать по кораблям и частям. А пока нас гоняли на строительство укреплений вокруг Полярного. В монолитной базальтовой скале мы строили Флагманский Командный Пункт (ФКП) и Командный Пункт Береговой Обороны (КП БО). Через неделю я попал в штаб БО. Жил в большом и толстостенном здании Штаба МУРа (Мурманского Укрепленного Района). Там я видел Коменданта МУРа комбрига (позже генерал-майора) Петрова Ивана Алексеевича. И его начальника штаба подполковника Авраменко Александра Ефимовича. С этим я сталкивался неоднократно. Это был въедливый службист, начавший службу на Севере еще в 1931 году.
Этот неприятный человек часто журил, а точнее придирался к матросам, и в частности, ко мне. Раздавал направо и налево различные взыскания за плохое отдание чести, за внешний вид, и так далее, благо его дожностная "катушка наказаний" была большой. Перепадало от него и мне: то несколько внеочередных нарядов, то несколько суток губы под охраной ненавистного майора Козюры. Недаром подводники сочинили поговорку: "Смерть немецкимоккпантам и херовым комендантам!". В конце концов те же ребята из подплава устроили ему "темную" и руководство быстренько списало Козюру в один из матросских отрядов на Западную Лицу.
Закончив Сетьнаволоцкую школу младших командиров, я в звании младшего сержанта был списан в мурманский полуэкипаж, а оттуда, при спешной организации обороны Кольского полуострова, в декабре 1941 года был списан на одну из пушек батареи №147. Вообще о моем непродолжительном пребывании на батарее №147 я помню мало. В январе 1942 года батарея стала перебазироваться на Рыбачий, формировался артдивизион №113. Часть личного состава, в том числе и я, погрузили две пушки, боезапас и другое имущество на баржу, подошел мотобот (бывший рыболовный сейнер, вооруженный сорокапяткой) и неспешно потащил нашу баржу. Вот мы выползаем мимо Сетьнаволоцкого маяка и берем курс на вест, в Мотовский залив. Сразу начинается качка. Буксирный трос то обвисает, то натягивается, как гигантская гитарная струна, басовито гудит и вот-вот лопнет. Мы прижимаемся правым бортом к отвесному скалистому берегу Рыбачьего, прошли мимо мыса Шарапов. Залив не очень широк, и где-то там слева должен быть берег, захваченный противником. Его опорные пункты - Обергоф, мыс Могильный, откуда в хорошую видимость бьет их артиллерия по нашим тихоходным плавсредствам. Скорее бы проскочить, но как назло медленно ползет наш импровизированный буксир, еле справляясь с волной. Молимся, чтобы не лопнул трос. Тогда, в этой мгле, мы останемся беззащитными на этом дрейфующем корыте.
Но вот мы делаем поворот направо, огибая довольно высокую гору Рока-Пахта и успеваем до отлива проскочить узкую протоку - вход в бухту Мотка. Справа Рыбачий, а слева Средний. Впереди низкий перешеек между ними. Подходим к маленькому пирсику слева. Это Западное Озерко.
Сразу начинаем разгрузку. Трактора пыхтят, вытаскивая по частям наши пушки. Начинается артобстрел, светает. Мотобот уходит на середину бухты, ставит дымзавесу. Мы максимально увеличиваем темп разгрузки. Баржа с мотоботом уходят. Мы перетаскиваем все подальше от берега, под прикрытие скалы. Пушки и часть имущества грузим на сани. Двое таких саней с тракторами удаляются в снежной мгле. За ними бредут измочаленные переходом и спешной выгрузкой краснофлотцы.
Им предстоит 45-километровый марш по снежной целине, сопкам, преодолевая незамерзающие ручьи и болота, чтобы достичь конца пути и цели маршрута - бывшего финского становища Вайталахти - это самая северо-западная точка полуострова Рыбачий. Тяжело дался им этот переход. А меня, Славу Попова и еще двоих оставили охранять оставленное имущество…Зная из книжек, как это делают чукчи и эскимосы, мы вырыли в снегу "иглу", то есть подобие собачьей конуры, куда могли бы втиснуться "четыре собаки" - это Попов, я и еще двое! Постелили брезент и стали обживаться.
Продукты у нас были, была даже водка. Произвели разведку. Неподалеку оказался Сотый Погранотряд и медсанбат какой-то морской бригады. Мы пригласили медсестричек в наш снежный вигвам - познакомиться с моряками, только что прибывшими из столицы Мурманска! Они иногда заглядывали к нам… А в это время наши батарейцы на том самом голом мысу, на ветродуе, вкалывали вовсю, чуть ли не по 24 часа в сутки. Почти голыми руками вгрызались они в скалу, углубляли котлованы для основания пушек, врубали в скалу погреба, склады, капониры для дальномера, КП батареи, центрального поста, зенитно-пулеметных точек, штаба дивизиона, жилых и хозяйственных подземных помещений.
А у нас были свои дела: с Большой земли прибывали дополнительные грузы для батареи. Приходили караваны тракторов и вездеходов для доставки всего этого на батарею. Оказывается, что для перевозов всего этого (особенно боезапаса) для 113-го дивизиона была создана особая автотракторная колонна из тыла флота. Ею командовал энергичный техник-лейтенант и смельчак Кузнецов Василий Васильевич, не раз попадавший в переделки с "мессерами".
Но были и свои местные отличные водители и храбрейшие матросы. Первым надо назвать тракториста 221-й батареи, финна с русской фамилией Николаева Петра Петровича. Его "Сталинец-6" никогда не застревал и неизменно приходил к пункту назначения несмотря на заносу, пургу, разлив ручьев, болота, глину, обстрел с воздуха. Не зря он с такой "профессией" был одним из первых награжден боевым орденом. По указанию комдива ему присвоили звание Старшины 1 статьи, и перевели на штат… "рулевого команды управления дивизиона"! Хотя он так и продолжал надежно водить свой трактор. А первые собственные плавсредства у дивизиона появились только в январе 1945 года. Еще надежнейшими и умелыми водителями были его товарищи-батарейцы младший сержант Дима Ашманов, старший моторист Коля Куприянов, сержант Леша Леменко. Со всеми ними мы познакомились, когда сидели на этой нашей "базе".
Вскоре все было вывезено и мы прибыли на свою батарею. Помню бой батареи 16 мая 1942 года, когда 6 вражеских кораблей загнали подлодку прямо под наш берег. Потом оказалось, что это М-172 Героя Советского Союза Израиля Ильича Фисановича, тогда Краснознаменная, а позже Гвардейская. 3 тральщика, 2 сторожевика и артиллерийский корабль "Бруммбер" преследовали лодку, не давая ей зарядить аккумуляторы. Мы открыли огонь, один ТЩ потопили, и нанесли повреждения еще двум. Отогнали Ю-88. Противник поставил дымзавесу и удрал. Подводники были спасены!
В июле того же года был разгромлен конвой союзников PQ17. Однажды, в ночное, но светлое время суток дул сильный нордост. Море потемнело, покрылось барашками. Стало холодно, неуютно. Сигнальщик Фарутин заканчивал вахту и ждал смены. Было около 4 часов утра. Перед сдачей смены он решил еще раз проверить сектор наблюдения. Стал поворачивать стереотрубу и вдруг, почти на нулевом пеленге, строго на норд заметил темно-бордовую точку в дымке штурмового моря. Точка увеличивалась. Доложил помощнику оперативного дежурного, тот дежурному по батарее. Сыграли боевую тревогу. Дальномерный пост докладывает: "вижу большую шлюпку - баркас с людьми, паруса темно-красные, пеленг 10, дистанция 79 кабельтовых, курс зюйд". Потом увидели шлюпку и наводчики, снисовский ТПС (тепловизорная станция) поймала цель. Комбат приказал: оставаться на боевых постах дальномеру, сигнальщикам, расчету орудия №2 и пулеметчикам, остальным - отбой. Через час шлюпку прибило к берегу в Губе Вайда. В ней часть команды потопленного канадского транспорта. Двадцать семь окоченевших и измученных людей. Среди батарейцев более-менее владеющим английским языком оказался дальномерщик Юрий Ворожейкин. Он бывший курсант Дзержинки, но в 1941 году его выгнали за какие-то прегрешения и он попал краснофлотцем на Север. Поговорили, но главное - обогрели и накормили спасенных. Они говорили, что еще две шлюпки где-то в море. Но больше мы никого не видели. Вскоре из штаба СОР (Северного оборонительного района) пришел грузовик и забрал наших робинзонов. Почему-то забрали и красные паруса. Но баркас с мотором - это наша память о союзниках, побывавших на батарее.
Примерно в октябре 1942 года меня списали сначала в 63-ю бригаду морской пехоты, а потом в Школу младших командиров при Северном Оборонительного района.
Материал для публикации любезно предоставлен Е. А. Макаренко. Лит. обработка: Баир Иринчеев |
