Командир огневого взвода 221-й Краснознаменной батареи, позже - помощник команидра 140-й батареи 113-го Печенегского Краснознаменного Отдельного Артиллерийского дивизиона Северного Оборонительного района

Примерно за две недели до начала войны вечером был сильный туман, и когда туман рассеялся, на тарверзе батареи был обнаружен большой транспорт. Не помню, был ли П. Ф. Космачев (командир батареи), но хороош помню, что был помкомбат Ф. Поночевный и я. На запрос вахтенного мл. сержанта Глазкова вначале семафором, затем Люкасом: "Куда следуете? Какой стране принадлежите?" с транспорта ответили: "я ваш сигнал не понимаю". На вторичный запрос по международному коду ответ последовал тот же. По команде с КП, помнится, замкомбата Поночевного: "Прожектор - луч! Куда следуете? Какой стране принадлежите? Открываю огонь!" С транспорта ответили: "Я англичанин, заблудился в тумане, следую в Петсамовуоно." С Петсамо вышел катер с флагом "у меня на борту находится лоцман", подошел к транспорту, лоцман поднялся по трапу и завел транспорт в Петсамовуоно. Еще до 21 июня 1941 года я договорился с политруком 6-й погранзаставы Волковым провести товарищескую встречу по волейболу. Встреча не состялась...

В субботу вечером 21 июня 1941 года я дежурил на КП и мне позвонил политрук 6-й погранзаставы Волков: "Роднянский, к нашему берегу должна подойти шлюпка, надо ее принять, пошли пару вооруженных матросов." Я назначил командира отделения пулеметчиков Гречишникова и с ним двух матросов и послал по берегу. Спустя 1-1.5 часа Волков снова позвонил: "как твои люди, не вернулись? Если придут, больше не посылай, шлюпку приняли в Пуманках наши." Поздно вечером мне позвонил с батареи политрук Пашуков: "Товарищ оперативный, на горизонте линкор!" Я обратился к Глазкову: "Глазков, что на горизонте? "Пока ничего, товарищ лейтенант," - ответил Глазков. "Как ничего? Вот 222-я батарея докладывает, что на горизонте линкор." "Пока не докладывайте в МУР (Мурманский Укрепленный Район), они могут ошибаться, пусть подойдет поближе." На горизонте показалась мачта, затем нос, затем из-за горизонта выползло какое-то судно. "Младший сержант Глазков, посмотрите внимательно!" - приказал я. "Далеко очень, товарищ лейтенант, но по-моему, это торгаш." Вдруг опять зазвонил телефон и тот же голос политрука Пашукова доложил: "товарищ оперативный, на горизонте миноносец." Что за чертовщина, ведь в порт Петсамовуоно в мирное время никогда военные корабли не заходили! "Глазков, что там еще?" "Пока ничего,"- ответил сигнальщик, "не торопитесь докладывать, пусть подойдут на видимость." Спустя некоторое время показалось шесть единиц. Шли строем кильватера, сильно камуфлированные. Запросил сигнальщика: "под каким флагом?" - "Пока цвет трудно различить, не видно." - ответил сигнальщик. Спустя некоторое время можно было различить красный флаг с синим крестом. Суда шли под норвежским флагом. Я доложил оперативному МУРа, который приказал: "наблюдайте". На подходе к мысу Ристиниеми можно было различить 2 транспорта, 2 тральщика, одно нефтеналивное и один сторожевой катер. Подойдя к бухте Петсамовуоно, катер и тральщики стали по обе стороны бухты, пропустили транспорты и нефтеналивное судно, затем вошли сами. Примерно в 23.00 опять позвонил с 6-й погранзаставы политрук Волков: "Знаешь, дорогой, придется нам воевать." - на что я ему ответил: "Ты что, с луны свалился? С кем это?" - "С немцами." - ответил он.

Следует также описать, как белый буксир, позднее оказавшийся камуфлированным тральщиком, перебрасывал людей, и видно было, что военных, на остров Большой Хейносаари, как однажды примерно за неделю до начала войны он застопорил ход на траверзе батареи, на водной границе, и расчехлил очевидно дальномер, мы тогда думали, что дальномер или орудие, и засекал раположение наших орудий.

Через пару дней он перешел нашу границу на 1/4 кабельтовых и приспустил шлюпку, после объявления нами БГ-1 полным ходом ушел в Петсамо, другой раз в Варангер фиорд. Однажды из-за него я чуть не имел большую неприятность. В основном оперативными дежурными дежурили я и замкомбата Поночевный поочередно. Так вот, этот буксир вышел из Петсамо и стал на траверзе батареи. Я позвонил оперативному-1, но линия была занята, я сказал пароль "катер" и довольно энергично: "освободите линию!", на что последовал ответ: "кто со мной так разговаривает?" Я вторично: "вы русский или турок, освободите линию!" Опять: "кто со мной так разговаривает?". Тут меня наш коммутатор отключил. С коммутатора передали: "товарищ лейтенант, командующий вас просит." Я передохнул и сказал: "включайте!" Довольно бодро, набравшись духа, четко и быстро выпалил: "оперативный дежурный лейтенант Роднянский слушает!" - "Кто со мной разговаривал?" - "Не могу знать!" - ответил я. "Ну хорошо, что там такое?" Я доложил обстановку. По-моему, это как раз был случай, когда буксир перешел границу н 1/4 кабельтовых, я доложил командиру и он объявил БГ-1.

21 июня 1941 года мы в дальномер отчетливо видели, как по хребту Мустатунтури спускались вьючные лошаки и люди, причем военные, так как на солнце поблескивали отдельные части аммуниции. Обо всем мы докладывали в МУР, но получали приказ: "Наблюдайте!"

Первый бой 221-1 батареи (очерк Е. А, Макаренко)

Налет 28 июня 1941 года

Во второй половине дня, под вечер, мне позвонил на огневую Космачев и передал: "Роднянский, сегодня будут пролетать над батареей наши самолеты на Петсамо." Я ответил: "есть, добро." На огневой позиции остался один орудийный расчет 1-го орудия. Остальной личный состав мылся в бане, наряд ужинал. Я закурил и пошел к матросу пулеметчику Лукьянову, посмотреть "зенитную защиту". Пулемет Максим на треноге стоял в кустах метров в 30-40 от 1-го орудия, есл идти на ОП, то справа. Побеседовав с матросом Лукьяновым, я докурил, бросил папиросу и заметил большую группу самолетов (36 штук). Надо пойти на орудие и сообщить, что это наши самолеты и что они летят на Петсамо. Спокойно, ничего не ожидая, я пошел на 1-е орудие. Только я сделал один шаг в траншею первого орудия, как самолеты сделали круг над батареей, один из них дал белую ракету, самолеты поочередно пошли в пике и начали сбрасывать бомбы. Меня сшибло воздушной волной, мичманка моя улетела, какой-то небольшой камушек ударил меня по голове, через меня далеко в тыл ОП полетели бревна, щебенка, осколки бомб, куски человеческого тела. Когда самолеты отбомбились и начали улетать, мимо меня пробежал матрос Жбанов. Я спросил у него, нет ли перевязочного пакета, на что он ответил: "есть, товарищ лейтенант", и отбежав к мелкому кустарнику, напротив пулемета Лукьянова (если идти на ОП, то слева), мы присели, и Жбанов начал перевязывать мне голову. Не успел он сделать два мотка вокруг головы, как один из самолетов заметил нас, развернулся, дал по нас пулеметную очередь и сбросил небольшую бомбу. Мы пригнулись и прижались друг к другу. Бомба разорвалась далеко от нас, и нас обдало только мелкой щебенкой и пылью. И только когда самолеты улетели, Жбанов закончил перевязку. Я поднялся и пошел к кустарнику, где находился Лукьянов. К этому времени туда начали собираться огневики, у некоторых были перевязаны головы, руки, лица. Я обратился к ним: "ну, кто пойдет со мной на огневую? вы пойдете, тов. Веселов?" (Из орудийного расчета 1-го орудия, его не было во время бомбежки на орудии). "Есть, товарищ лейтенант" - ответил Веселов. "И вы, товарищ Хомяков." - "Есть."

Приближаясь к первому орудию, мы услышали стон. Незадолго до начала войны ко мне в огневой взвод был переведен матрос, бывший хозяйственник, кладовщик продсклада Гусев. Когда началась бомбежка, он залез под щит орудия и сел за вертикальное наведение, ногу поставил под сектор вертикального наведения. Бомба попала в орудийный дворик, воздушной волной ствол приподняло вверх, и сектором ему почти совсем перекусило ногу. Вместе с ним под щитом находился матрос Евгений Шубин, который еще в мирное время хорошо усвоил оказание первой помощи и перевязки. Он не растерялся, и под бомбежкой сделал закрутку, перевязал ногу и прибинтовал ее к винтовке. Гусева перенесли в казарму. Впоследствии ему ампутировали ногу и отправили в тыл.

Впечатление нагневой было жуткое: штыки винтовок превратило в бублики, пахло гарью, горелым человеческим телом и горелыми волосами, трупа целого ни одного не было, кругом куски человеческого мяса, отдельно кусок головы, часть лица, отдельно нос, рука, стопа и т. п. Как ни странно, здесь же валялась часть денег, облигаций и документов. Хомяков произнес: "весь первый орудийный расчет погиб!" на что Веселов ответил: "Как весь? Я-то еще жив!" Веселов потом еще участвовал во многих боях, был награжден Орденом Красного Знамени, был артмастером при освобождении Печенги.

На огневую прибежал Космачев, увидев мою перевязанную голову, спросил: "как тебя, здорово?" Я ответил: "нет, царапнуло" - "ну ладно, убери трупы, чтобы не действовало на людей." Я ответил "есть." Убрать трупы! Но как? Трупов как таковых нет, есть только отдельные части человеческого тела. Принесли носилки, покрыли белой простыней, и лопатами начали собирать отдельные части наших замечательных матросов, наших боевых друзей, и вместе с щебенкой класть на носилки. На белой простыне отпечатывалась еще не застывшая кровь. Могилу в щебенке вырыть поти невозможно. Сделали у озерка по дороге к городку небольшое углубление и похоронили останки наших бойцов вместе с щебенкой и сверху покрыли той же щебенкой. Так еще в начале войны 28 июня 1941 года погиб почти полностью весь 1-ый орудийный расчет.

После этого я был списан в морской отряд, в 349-й отдельный пульбат. В конце августа 1944 года я решил вернуться на батарею и по рапорту вернулся на 140-ю батарею командиром огневого взвода. В 349-м отдельном пульбате до этого я был помощником командира 1-й роты по артиллерии.

Батареей командовал Слава Зайцев, бывший помощник Поночевного. За день до начала освобождения Печенги, 9 октября 1944 года к нам на КП пришел Герой Советского Союза, тогда капитан-лейтенант Шабалин (впоследствии стал вице-адмиралом). Изучая в стереотрубу берег противника, он обнаружил на траверзе батареи большую морскую мину в примерно 19 кабельтовых. Так ка ему предстояло идти с десантом ночью с притушенными огнями и прижиматься к берегу, то, чтобы не напороться на мину, ее необходимо было уничтожить. Он доложил командующему. Командующий приказал нам расстрелять ее. Подтянули пулеметы к берегу и открыли огонь, но пули не попадали по взрывателям. Тогда открыли огонь из "бобиков" (37мм зенитные орудия), но результат был тот же. После чего командующий запросил: "какое орудие может достать ее?" 2-е орудие батареи стояло несколько выше остальных. Второе ответило: "я могу достать". Слава Зайцев и я были на КП. Быстро подготовили исходные данные. Как мне помнится, я был оперативным дежурным. Слава скомандовал: "второму огонь!" Только успели сделать 2-3 выстрела, как по второму орудию с Ристиниеми открыла огонь дура - 210 мм батарея. Связь прервалась. На запрос с КП: "вторая! вторая!" ответа не последовало. "Третья, выяснить, что на второй!" После некоторого молчания командир 3-го орудия сержант Алексей Виноградов, хороший такой паренек, спортсмен, ленинградец, небольшого роста, доложил: "прямое попадание во 2-е орудие, имеются убитые и раненые." Слава Зайцев обратился ко мне: "Роднянский, бежим на орудие!" Мы побежали на орудие. Часть орудийного расчета убиты: замковый, прибойничный, подносчик, часть ранены. Начали оттаскивать раненых. Дура опять открыла огонь и несколько человек опять ранило. После того, как оказали помощь и отнесли раненых, Слава сказал мне: "идем на КП". Мы направились на КП, а дура опять открыла огонь уже по нас. Зайцев передвигался впереди короткими перебежками и прикрикнул на меня: "ложись! убьют!" Снаряды ложились перелетом, и мне почему-то казалось, что это уже не 1941 год.

Снаряд 210 мм фашистской батареи попал в казенную часть 2-го орудия, разбил пневматический досылатель, казенную часть щита, заклинил замок и разбил заднюю стенку орудийного дворика. О случившемся доложили командующему, который приказал: "орудие восстановить! Орудийный расчет подготовить и чтобы на следующий день орудие было в полной боевой готовности!"

На орудие пришли старые наши знакомые: старший матрос Веселов (еще с 1-го орудия 221-й батареи) в качестве артмастера и старшина артмастер, если не ошибаюсь, Назаркин. Они провозились 2-3 часа, но замок все-таки открыли, ну а досылатель восстановить было уже невозможно. Орудие восстановили, ну а как с людьми? Сняли шофера, радиста, телефониста, пекаря, хозяйственников и тут же из них создали артиллерийский расчет. Обучать их пришлось тут же, на месте. Наводчиков так: "центральный пост, повращайте стрелку 44го прибора! Смотрите, красная стрелка вращается, беритесь за штурвал и совмещайте белую механическую стрелку с красной электрической. Орудие дает угол возвышения." Новоиспеченный наводчик отвечает: "да!" - "Вот так и будете совмещать, ясно? Так же был подготовлен наводчик горизонтального наведения. Замковому поакзали: "вот так открывается замок, вот так закрывается. После того, как прибойничный дошлет снаряд, а зарядный - заряд, закройте замок и подайте команду "Товсь!", после чего не забудьте сделать шаг назад, а то вас может убить откатом, и дергайте за шнур." В общем, к утру и орудие, и орудийный расчет были полностью готовы к бою.

Следующий день ушел на подготовку и проверку матчасти и подготовку боезапаса. Примерно в 23.00 пришел долгожланный приказ: открыть огонь по группе "Норд"! Одновременно, но по заранее распределенным целям открыла огонь вся артиллерия, находящаяся на полуостровах Средний и Рыбачий. Зрелище для нас незабываемое! Налет длилися примерно минут десять, после чего наступило полное затишье. Через какой-то промежуток времени - второй налет и затем третий. Потом, примерно в 23.30 передали сообщение: "наши маленькие вышли". Это шли торпедные катера Героя Советского Союза капитан-лейтенанта Шабалина с десантом с 348-го и 349-го пульбатов. С огневой хорошо было видно их, казалось, что и противник тоже хорошо видит их. Но они необнаруженными прошли траверз батареи, но затем прожектор с Нумерониеми открыл луч. Нам поступил приказ: "погасить прожектор! Десять беглым, огонь!" Только прожектор потушил огонь, как прожектор с Ристиниеми открыл луч, и начал освещать наш берег и вход в бухту Петсамовуоно. Снова приказ: "десять беглым огонь!" В общем, это повторялось несколько раз. Затем немецкая батарея с мыса Крестовый сделала несколько выстрелов осветительными снарядами, вначале 1-2 выстрела сегментовыми, затем парашютовыми. Нам хорошо было видно, как наши катера с десантом приближаются к бухте Петсамовуоно, казалось, что и фашисты должны были их видеть. Снова приказ: "подавить батарею противника!" Немецкая батарея била с закрытых позиций, и снова 40 снарядов обрушились на нее. Катера с десантом при подходе были обнаружены, но, поставив дымовую завесу, ворвались в залив.

Отряд разведчиков Северного флота под командованием капитана Барченко был высажен в Мастивуоно и должен был по скалам приблизиться к батарее на мысе Крестовый и захватить ее. Одновременно 12-я Краснознаменная бригада морской пехоты должна была прорвать передовую и прямо в лоб ударить по немцам. 63-я бригада, как мне помнится, действовала несколько левее отряда Барченко. Из четырех орудий 140-й батареи каждому пришлось стрелять по различной цели. Отряд капитана Барченко, приблизившись к батарее на мысу Крестовом, завязал бой с батарейцами фашистской батареи. Фашисты с Линахамари послали контрдесант на мыс Крестовый. Барченко запросил огонь. Одно из орудий поддерживало отряд Барченко. Почти в то же время 12-я бригада морской пехоты попросила нас поддержать ее огнем, и так второе орудие поддерживало 12-ю бригаду. Десант, ворвавшись в залив Линахамари, встретил сопротивление, и также попросил нас поддержать их. Третье орудие стало поддерживать десант 348-го и 349-го пульбатов. Между прочим, в этом бою погиб капитан Волков, у которого я ранее был помощником по артиллерии. Четвертое орудие поддерживало 63-ю бригаду. Бой был очень продолжительным и длился, если не ошибаюсь, шесть суток. Из 4 орудий 140-й батареи одновременно вели огонь только три. Двутавровые балки, на которых крепится комендорская палуба и сиденья, от сотрясений ломались и старшине артмастеру Назаркину и артмастеру Веселову пришлось беспрерывно сваривать автогенной сваркой поочередно балки орудий. Краска с нарисованными на стволе 31 звездочками сгорела. Все время на стволах клали мокрые тряпки, с которых подымался пар, как в парилке хорошей бани. Шесть суток шел бой. У подносчиков снарядов и снарядных от усталости подкашивались ноги, но бойцы, несмотря на усталость, поддерживали друг друга шутками, и с честью выдержали этот бой. В Приказе Главнокомандующего дивизиону Строкера (он тогда был нашим комдивом), всему рядовому и офицерскому составу была объявлена благодарность, и многим бойцам и офицерам была вручена письменная благодарность, красиво оформленная "Герою за освобождение Печенги" . Наш дивизион получил наименование "Печенгский". Мне командующий Печенгской военно-морской базой вручил Орден Красной Звезды.