- До войны я закончил Краснодарское авиационное училище штурманов. Это было в 39-м году, в 40-м году мне предложили уже из части, где я служил после окончания училища, поступить в Военно-политическую академию имени Ленина. Я согласился. К 22 июня 41-го года мы заканчивали первый курс. Это было воскресенье, а в понедельник у нас должен был быть экзамен по важному предмету "История войн и военное искусство". Поэтому мы в воскресенье все сидели в академии, в библиотеке, в классах и изучали дополнительные материалы - готовились к экзаменам, которые должны были состояться в понедельник.
Началась война. С началом войны ряд предметов сократили. Первый курс мы закончили полностью, как положено. А дальше сократили до 4-х месяцев, второй курс и такой же срок - 3-й курс. Учиться мы стали по 8 часов. Раньше четыре часа учились: лекции были, а потом самостоятельная работа.
- А.Д. Академия где находилась?
- Академия находилась в Москве. Я потом расскажу. 8 часов сидеть, лекции слушать, а потом после этого еще читать первоисточники - было очень тяжело. Но тем не менее мы считались с тем, что всем тяжело. Ровно через месяц после начала войны немцы начали бомбить Москву. Мы несли соответствующие функции по обеспечению порядка, по предотвращению каких-то выступлений, провокаций и так дальше. Несли круглосуточное дежурство по смене, у метро "Маяковская". По очереди слушатели направлялись на крыши для сбрасывания зажигательных бомб. Удалось около десятка бомб таких сбросить на асфальт. Посылали нас и на окопы.
А когда немцы стали приближаться к Москве, то правительство было принято решение все высшие учебные военные заведения, т. е. академии, эвакуировать из Москвы и нас эвакуировали туда же, куда месяц до этого были эвакуированы наши семьи - в Башкирию, в Стерлитамак. Вот там мы заканчивали полный курс учебы в академии, провели экзамены, получили дипломы и сразу всех нас по воинским частям.
- А.Д. А 16 октября были какие-то выступления в Москве?
- Выступлений никаких не было. Что обращало на себя внимание - это страшная перегрузка городского транспорта и попытка выехать из Москвы. Это длилось несколько дней на наших глазах. Мы старались, по мере наших возможностей, разъяснять людям,что бы они не паниковали.
В Башкирии, мы закончили 2-й и 3-й курс учебы, получили дипломы и получили назначения. Я получил назначение комиссаром эскадрильи отдльного 823-го дальнебомбардировочного полка, который базировался в районе ст. Хвойная под Ленинградом. Это уже 42-й год. Мы входили в состав Волховского фронта. За этот короткий период я, как политработник, комиссар эскадрильи, и штурмана, наряду с обеспечением высокого уровня боевой подготовки нашего полка, лично совершил пять боевых вылетов по переднему краю обороны на Волховском фронте. Нам не до глубокого тыла было. Мы разрушали здесь. Вскоре наш полк расформировали и меня направили в Москву в резерв, в распоряжение политуправления авиации дальнего действия. Я дня 3 - 4 прожил, подождал, потом издали приказ и меня направили на такую же должность комиссаром эскадрильи в 4-й авиационный полк авиации дальнего действия, который базировался в Монино. Здесь я как штурман прошел опять проверку, и учебную подготовку к боевым действиям. Как комиссар я стал выполнять полеты с разными экипажами. В этом полку я пробыл до мая 43-го года, а в мае 43-го года нашу дивизию развернули, дальнюю авиацию расширили, дивизию развернули в корпус, полк - в дивизию, а эскадрилью - в полк. И с мая 43-го года стал уже заместителем командира полка по политчасти и в этой должности я пробыл до 52-го года. У полка номер был 17-й гвардейский Рослинский
Все трудно рассказать, просто хочу сказать, что авиация дальнего действия в этот период стала при необходимости участвовать в фронтовых операциях. Лично мне удалось совершить более ста вылетов, 109. Из них 19 вылетов под Сталинградом. Это были не дальние вылеты, потому что мы не из Москвы летали туда, а мы были перебазированный в район Сталинграда. Находились от линии фронта где-то в 100 километрах, не больше и совершали по 2 и по 3 вылета в сутки. Вечерние, ночные и с ночи утренние. Когда немцы капитулировали, мы перебазировались обратно на свою базу в Монино и выполняли следующие задачи.
- А.Д. А на чем летали?
- Основной самолет авиации дальнего действия Ил-4. Как его не ругают, а я его люблю. По тому времени это был очень хороший самолет. И пилоты не обижались, он был очень надежный, легко управлялся. Обеспечивался необходимым запасом горючего для выполнения дальних стратегических заданий. Мы летали из Пружан на Берлин, на Свеномюнде, на Кенигсберг.
Авиация дальнего действия весь период войны была подчинена непосредственно верховному главнокомандующему Сталину. Командующий авиации Голованов имел у него, относился Сталин к нему с большим доверием, уважением. А он в с вою очередь на базе этого доверия раскрыл все свои природные военные способности, очень успешно, грамотно руководил авиацией дальнего действия, обладал высоким авторитетом был тесно с вязан не только с командованием, я бы сказал с личным составом. Потому что часто прилетал на аэродромы и беседовал с техниками, летчиками, рядовыми людьми. Проверял их настроения, запросы. Ну так, мелочи. Но эти вопросы решались, потому что его сопровождали инженеры, тыловики. Больших жалоб не высказывали, потому что не было для этого оснований. Это я просто говорю так. С личным составом он общался постоянно. Мне довелось ему лично один раз докладывать о выполнении задания на Брянск. Тогда Брянск был большой стратегической базой немецких войск. Наш полк, в числе других полков выполнял боевые задания. Воздушная оборона немцев была сильная. Там прожектора, зенитная артиллерия, но мы на это не обращали внимание, некогда было. Надо было прицелиться, сбросить бомбу, а после сброса, когда посмотришь - черте что творится в воздухе: и справа, и слева самолеты, и взрывы их зенитной артиллерии. Летчики к этому времени были уже опытные, быстро меняли высоту, курс и мы выходили на левую сторону, потому что она была наиболее безопасной. Там были партизанские зоны. Это спасало и нас. И вот, когда я прилетел после одного из этих заданий, прямо у самолета меня ждет командир полка на машине. Говорит: в штабе сидит Голованов и ему надо дложть о выполнении заданий. Я, как штурман, и летчик Климаченкок пошли докладывать. Я представился, когда вошел, Голованову. Доложил ему. Ответил на все его вопросы обстоятельно. Он все внимательно записал и говорит: "Сейчас еду напрямую к Сталину докладывать."
- А.Д. А на Волховском фронте на чем летали?
- Тоже на нашем. Авиация дальнего действия вся была вооружена Ил-4. Американскими самолетами было вооружено два полка или три полка. И я скажу, летчики этот американский самолет осваивали, но без особого порыва. И не было ощущения того, что это значительно превосходящая наши машина.
- А.Д. Какой-нибудь вылет запомнился вам? Что-нибудь можете рассказать?
- Мне запомнились вылеты под Сталинградом. Они все оставляли большое впечатление, потому что это прифронтовые боевые бомбардировки. Летали на аэродром Питомник. Там была противовоздушная оборона очень неэффективная, но огромное количество самолетов, машин, людей. Бомбометание проводили с полторы или две тысячи метров. Видно было как самолеты, танки и автомашины, разлетались в цепки, чуть ли не до высоты нашего полета. Вот такой эпизод. Еще один полет могу рассказать. Наносили мы удар по аэродрому Брянскому. Чем он характерный был для меня. Мы сделали три или четыре захода. По-моему, даже четыре захода. Летчик был неопытный. Первый: подлетаешь - сильная противовоздушная оборона. Прожектора и зенитки в основном. У меня прицел, я рассчитал, все элементы, которые необходимы для определения точного угла бомбометания. Только подходим, надо кнопку нажать - самолет вправо. Я не имею права бомбить, потому что бомбы не попадут в цель при таком курсе. На второй круг пошли - такая же ситуация идти. Пошли на третий круг. Зашли - такая же история. И только на четвертом заходе летчик выдерживал все точно. Выдержали точно курс и я хорошо, видимо, рассчитал угол бомбометания, нажал на кнопку. Дал команду "Сброс" летчику, и он начал выходить. Летчик, и стрелок-радист, увидели разрывы бомб и щепки от самолетов. Это их всех обрадовало и они все закричали "Ура! Ура!" Хорошо отбомбились! Прилетели домой. Вылет этот для меня был тяжелым Летчик, видимо, не понял в чем дело. Он думал, что это я виноват. Сделал замечание: "Ну при таком бомбометании мы с Вами долго не налетаем." Я говорю: "Надо понимать в чем дело. Я мог бы сбросить, конечно, на 100, на 200 метров от цели."
Очень эффективное было бомбометание всей нашей авиации в районе боевых действий под Ленинградом. В том числе и мое. Нам тогда было поручено разгромить артиллерийскую группировку, обстреливавшую город. Особенность этого вылета заключалась в том, что мы на этот объект залетали с запада. Ленинград обходили слева, с северо-запада, через пролив выходили на место их базирования, чего немцы не ожидали. И очень эффективно мы их там раздолбали. Они прекратили обстрелы. Десять дней с лишним вообще не было ни одного выстрела с позиции, по которой мы работали.
- А.Д. А как оценивалась эффективность, когда вы прилетали с задания?
- Только визуально. В основном мне приходилось докладывать, как штурману. Были специальные самолеты наши в составе полка. Один или два экипажа фотографировали цель до бомбометания и после. У них были ФОТАБы.
- А.Д. Как происходил выход на цель?
- Самое главное - это учет направления и скорости ветра. Второе - учет высоты. От определения какое атмосферное давление на какой высоте зависит скорость полета. А подтверждалось это уже визуальным наблюдением при подходе за сто километров, взяли курс на эту цель, выход на цель, уже курс не меняли, но после того курс не меняли. Вот это в основном. И, конечно, следил за скоростью, потому что точность бомбометания зависит от точности курса, определения высоты и скорости.
- А.Д. С какой высоты обычно проходило бомбометание?
- Здесь стандарта никакого не было, все зависело от оценки цели, степени ее противовоздушной защиты.
- А.Д. В 42-м году днем не летали?
- Нет, только ночью. Днем летали только на Кенигсберг. утренний полет. И когда немцы были окружены под Сталинградом - там на рассвете.
- А.Д. С немецкими истребителями приходилось встречать?
- Немецких истребителей приходилось видеть в небе несколько раз. Но, воздушных боев мы не вели.
- А.Д. Если захватывают самолет прожектором?
- Ну это если над целю и ты на боевом курсе, то надо его держать. Он длиться всего несколько секунд. Как только бомбы сбросил, нажал на кнопку, люки закрыл, летчик как правило или влево, или вправо, меняет высоту и выходит из зоны прожекторного наблюдения.
- А.Д. А летали в группе или поодиночке?
- Летали только строем. Но строй такой - один за одним. Так, чтобы звеном лететь, эскадрильей лететь - такого не было. Ночные полеты. Здесь только соблюдался интервал между самолетами и высота.
- А.Д. А обратно?
- Здесь была некоторая свобода, но все равно приходилось соблюдать маршрут. Можно было лететь и прямо, без смены курса. Но по различным соображениям, в том числе и тактическим, курс над территорий противника надо было менять, обходить узлы ПВО. Высоту тоже меняли.
- А.Д. А были случаи оставления самолетов в связи с потерей ориентировки?
- У меня лично такого случая не было, и ориентировку ни разу не терял, но такие случаи были, особенно с молодыми. Были случаи со смертельным исходом.
- А.Д. Много экипажей гибло?
- Нет.
- А.Д. У Вас, как комиссара эскадрильи, какие функции?
 |
Вверху: Белошицкий, Гизело Внизу: Матросов, Шаронов, ? |
- Первое - это личный пример, на основании которого можно делать какие-то предложения, замечания, давать советы. Затем перед каждым вылетом - это самое важное, обеспечить поддержание высокого уровня дисциплины, боевой стойкости, высокого уровня подготовки к каждому вылету, изучение маршрута, изучение всей ситуации. Политической стойкости обеспечение, развеять трусость, страх, преувеличивать опасность вылета. Те элементы, которые влияют на уровень и качество боевой работы. То есть нужно было обеспечить высокий уровень политической сознательности, уровень оценки конкретной боевой обстановки, пресекать нарушения воинской дисциплины, выражение какого-то пессимизма и так дальше, такие факты были, то есть обеспечить высокий уровень военно-боевой подготовки и стойкости всех категорий военнослужащих. Категории разные: это летный состав, штурманы, стрелки техники. Надо было замечать проявления высокой дисциплины и сознательности, их мужество. Вот эти факторы надо было не упускать. Потому что, летчик совершит вылет и экипаж отлично провел бомбометание, преодолел сложные погодные условия, и если это не заметить и не отметить и не выделить, это снижало боевой потенциал.
Интервью: Артем Драбкин Артем Драбкин |
