Я.Ф. - Родился 22/4/1926в городе Одесса. Отец был столяром, мама работала почтальоном.
Отец умер в 1930 году. До войны мы жили в селе Октябрьское, что находится примерно в 100 километрах от Одессы. Детство мое былосиротским,всегда голодный,у меня никогда не было нормальной одежды и обуви. Старшая сестра Хая в 1940 году вышла замуж за кадрового командира и, когда его перевели служить на "новые территории" на Западную Украину, сестра забрала меня и маму с собой. Мыпоселились в городе Журавно, это в районе Дрогобыча, совсем рядом с новой границей. Здесь я закончилвосемь классов школы и вступил в комсомол.
А другая сестра, Люся, погибла во время румынской оккупации, румыны ее расстреляливместе с маленьким ребенком… В эвакуацию мы отправились в первый же день войны,под свист бомб и стрельбу зенитных орудий.Оказались в Челябинской области, в Нижне-Увельске, где эвакуированных размещали на постой по домам у местных жителей.
Я пошел работать на промкомбинат, где замачивали шкуры и обрабатывали овчины для полушубков, вся продукция комбината шла для Красной Армии. Когда выпал первый снег, то начальник цеха увидел, что я совсем босой, и приказал выдать мне полушубок и валенки, ведь в эвакуацию мы отправились вообще без каких-либо теплых вещей. По рабочей карточке мне давали 600 граммов хлеба в сутки, да еще рабочие из местных иногда меня подкармливали, но наша семья голодала… В 1943годуя получил повестку на призыв.
Г.К. - Куда призвали?
Я.Ф. - Направилив Челябинское военно-авиационное училище штурманов и стрелков-радистов, где я был зачислен на курсы стрелков-радистов, Курс обучения длился 8 месяцев, мы изучали материальную часть, радиостанции, шифровальное дело, тренировались в стрельбе из пулемета по конусу. Кормили в училище отлично, восемь часов в день мы занимались в учебных классах и еще четыре часа отводилось на самоподготовку. Парашютных прыжков у нас не было, первый раз с парашютом я прыгнул уже после войны. В училище курсанты совершали учебные полеты на ТБ-3. Летом 1944 года наш курс выпустили в званиях сержантов и отправили в Действующую Армию. Я со своим товарищем по учебе Сашей Фоминых попалв 238-й гвардейский Севастопольский дальний бомбардировочный полк, входивший в состав 15-й гвардейской бомбардировочной дивизии АДД (Авиации Дальнего Действия).
Полк в этот момент стоял на Украине, на аэродроме Калиновка.
Г.К. - Как принимали новичков в полку?
Я.Ф. - В штабе полка на нас посмотрелкомандир полка ГСС Баленко (а мы с Фоминыхбыли худые и замученные), и затемкомандир, внешне очень похожий на летчика Чкалова, в сердцах плюнул на землюи произнес: "Кого присылают? С кем я воевать буду?!".
Я попал в эскадрилью, которой командовал капитан с редкой фамилией Живодер.
Большинство летчиков полкабыли опытными пилотами ГВФ.
Г.К. - На какой технике воевал полк?
Я.Ф. - В полку было три эскадрильи самолетов "Бостон", эскадрильи в свою очередь дробились на отряды, по три бомбардировщика в каждом. Всего в полку было 27 самолетов.
"Бостон" - двухмоторный бомбардировщик с экипажем из 7 человек: 2 летчика, 2 штурмана (навигатор и бомбардир), борттехник, стрелок-радист и хвостовой стрелок. В нашей эскадрильи не было постоянных экипажей, для выполнения боевоговылета штурманов и стрелков могли передать из экипажа в экипаж, обычно неизменным оставался только состав пилотской группы.
Полк все время перебрасывали с одного аэродрома на другой.
Г.К. - В чем заключались функции стрелка-радиста, летающего на "Бостоне"?
Я.Ф. - Обеспечение радиосвязи с КП полка и охрана левой и правой полусферы бомбардировщика - в отсеке радиста находились два пулемета. После пересечения линии фронта соблюдался режим радиомолчания. Перед каждым боевым вылетом проводилась предполетная подготовка, которая включала в себя, помимо проверки радиооборудования и пулеметов, также работу с шифровальными таблицами.
Г.К. - Полк участвовал в дневных бомбардировках?
Я.Ф. - При мне все вылеты были ночными. Взлетали со своего аэродрома по одному самолету, с интервалами, и к цели бомбардировщики шли поодиночке, по проложенному штурманами курсу. Если самолет-лидер сбрасывал над объектом бомбардировки осветительную бомбу, то на земле становилось светло, как днем. Обычно самолеты после выполненного задания еще до наступления рассвета возвращались на свой аэродром.
Самый долгий боевой вылет у меня длился 5 часов. Боевые вылеты выполнялись 2-3 раза в неделю. До конца войны я успел сделать в составе экипажа свыше 50 вылетов на бомбардировку и несколько вылетов на сброс грузов югославским партизанам.
Г.К. - Немцы на южном участке Восточного фронта применяли ночные истребители?
Я.Ф. - Крайне редко. У меня лично был только один случай, когда наш экипаж столкнулся с ночным истребителем. Поначалу каждая звезда на ночном небе казалась мне немецким истребителем. В одном вылете, по возвращении домой, когда уже светало, я засек истребитель по свечению в воздухе, выхлопам из мотора, дал несколько очередей из пулемета, и немец оставил нас в покое. Я, вообще, не припомню, чтобы в нашемполку были потери от действий ночной немецкой истребительной авиации.
Г.К. - Потери среди стрелков-радистов были большими?
Я.Ф. - В последний год войны полк почти не нес боевых потерь.
Это в штурмовой авиации каждый боевой вылет на ИЛ-2 был как последний в жизни, а у нас в АДД к ночным вылетам на бомбардировку относились как к работе, не думали перед полетом, что нас могут сбить над территорией противника.Но весь полет нам было запрещено снимать парашюты, каждый из членов экипажа при себе имел пистолет ТТ.
В полку было несколько стрелков-радистов в звании старшин, воюющих еще с 1941 года, на них все показывали пальцем, мол, смотрите, идет"несбиваемый" и "неубиваемый".
Фамилия одного из таких стрелков-радистов была Герусков.
Наш командир полка ГСС Баленко как-то сказал одну фразу: "Летчики умеют смеяться, как дети, и умирать, как герои!"…Очень точно подмечено…
Г.К. - Как кормили летный состав в АДД?
Я.Ф. - Нормально. Была отдельная столовая для летного состава, нас обеспечивали по нормам летного пайка. В полеты также выдавался дополнительный паек: шоколад, печенье, вареные яйца.
Г.К. - Ваша оценка бомбардировщика "Бостон"?
Я.Ф. - Во всех отношениях это был прекрасный боевой самолет. Иногда "Бостоны" возвращались на свой аэродром, изрешеченные зенитным огнем как сито, но даже после таких "несовместимых с жизнью" повреждений, эти подбитые бомбардировщики могли продолжать полет и выполнить посадку. Летчик нашей эскадрильи капитан Дюжаев один раз посадил свой полностью покалеченный "Бостон", так весь полк ходил и удивлялся, как он дотянул…
Отказа техники в полете почти не было. Один раз, когда самолетуже лег на боевой курс, не произошел сброс бомб. И тогда командир мне приказал произвести сброс бомб вручную.
Из своей кабины я через лаз прополз до бомбового отсека и сбросил бомбы с держателей.
Г.К. - Как отмечался ратный труд экипажей?
Я.Ф. - Офицерам давали ордена, а стрелкам-радистам полагались только медали.
Существовали какие-то наградные нормы: после определенного количества боевых вылетов экипажи представлялись к наградам. Я на войнебыл награжден медалью "За Отвагу".
В нашем полку было несколько Героев Советского Союза и несколько летчиков получивших звание Героя Югославии.
Г.К. - В чем была особенность вылетовна помощь югославским партизанам?
Я.Ф. - Обычные полеты со сбросом грузом и парашютистов, но надо было быть очень внимательным, так как немцы часто делали на земле засады - выкладывали свои опознавательные костры, имитирующие партизанские. Поэтому, прямо на подлете к точке сброса, с борта по рации передавался запрос на КП полка,мы получали"пароль", и если все верно, то я докладывал командиру корабля, что ответ на запрос правильный.
Г.К. - Были моменты, когда во время бомбардировки становилось страшно?
Я.Ф. - Нет, особого страха не было. Сброс бомб производился с высоты 3-4 километра, а не с пикирования. Над объектом по нам начинали бить зенитные орудия, такое ощущение, будто салют со всех сторон. В полку был единственный случай, когда хвостовой стрелок, не выдержав напряжения во время зенитного обстрела, самовольно спрыгнул с парашютом.Через некоторое время его привезли в полк, но дальнейшей его судьбы я не знаю…
Г.К. - С немецкими летчиками на земле не приходилось сталкиваться?
Я.Ф. - Один-единственный раз, в Румынии. Немецкий самолет, у которого кончилось горючее, по ошибке сел на наш аэродром. Немец-летчик открыл кабину и спросил: "Романешты?", а ему с посадочной полосы ответили: "Русешты!", немецкий экипаж попытался немедленно взлететь, но по самолету открыли огонь, экипаж заглушил мотор и сдался в плен.
Г.К. - Ваш полк последний год войны дислоцировался на Украине, в Румынии и Венгрии. Какими были отношения с местным гражданским населением?
Я.Ф. - За весь этот период было только одно ЧП с местными. Пьяный авиатехник, когда мы стояли на аэродроме в Румынии, выкинул местного румына со второго этажа.
Техника (родители которого были убиты румынами в оккупированной Одессе) отдали под трибунал, и он был отправлен в штрафную роту.
У меня в Румынии произошел один случай, о котором хотелось бы рассказать. Я купил две связки баранок и зашел в большую сапожную мастерскую, чтобы угостить рабочих, ведь я был уверен, что все они голодные, обездоленныеи угнетенные, как нам рассказывала официальная советская пропаганда. И когда хозяин мастерской и рабочие поняли, зачем и почему я пришел, то они не могли скрыть своего недоумения - где я в Румынии увидел голодных?
Г.К. - После окончания войны еще долго служили в авиации?
Я.Ф. - Из Восточной Европы наш полк вывели на аэродром Калиновка, а затем передислоцировали на аэродром Скоморохи под Житомиром. Меня в 1947 году послали учиться на офицера в военное училище, и я снова оказался в Челябинском училище, в котором проходил подготовку во время войны. Получил звание техника-лейтенанта и вернулся в свой полк, служилдо 1953 года в должности начальника связи эскадрильи. После демобилизациия поселился в Житомире, работал инженером в ДОСААФе и закончил заочно электротехнический институт связи.
Интервью и лит.обработка: | Г. Койфман |