Я 21-го года. Родился и жил в маленько деревеньке Одесской области в двадцать домов. Такое захолустье! До железной дороги 35 километров, а до районного центра -18. И называлась она страшно - Кривая Пустошь. Что такое каникулы я и не знал, потому что отец у меня рано умер, мать инвалид. Все приходилось самому делать. В 1939 году закончил педагогический техникум, и работал учителем начальных классов в сельской местности. Оттуда меня и призывали в 40-ом. В военкомате меня спросили: "В какой род войск хочешь?" Я сразу сказал - в кавалерию. Мы, пацаны, на лошадях летали без седла. Что там - машины догоняли! Машины-то редкостью были в конце 20-х начале 30-х годов.
Действительно направили в кавалерию. Куда везут? Оказывается, в Москву. Из такого захолустья попал в Москву! В Особую кавалерийскую бригаду! В этой бригаде были лошади наркома обороны. Командовал ей генерал Доватор, хороший культурный командир. Располагались мы в больших казармах в Хамовниках. Меня, как имевшего среднее образование, определили в учебный взвод, учиться на офицера. Кавалерия - это очень не простой од войск. Нужно не только иметь солдатскую подготовку, но и ухаживать за лошадью, чистить ее, поить, тренировать. Мою первую лошадь звали Руана - строгая, "старослужащая". Помню, только выходим на рубку лозы, а она уже вся дрожит, шагом идти не может, только галопом. Когда рубили лозу, я пересаживался на другую лошадь, менее норовистую.
В этой бригаде я чувствовал себя в своей тарелке. Первым был и на скачках, и на препятствиях, и на рубке лозы. А ведь присылали некоторых, например москвичей, они и лошади-то не видели!
В марте месяце 1941 года пришло распоряжение, пополнить авиационные училище. Сначала была комиссия в части, а потом в гарнизоне, отобрали нас человек двадцать человека и отправили в Чкалов. Я страшно не хотел идти в училище, любил лошадей. Нас крутили на центрифуге. Увидел, как некоторые после этого не могли сесть прямо. Я тоже решил так сделать, но не угадал, сел с наклоном в другую сторону. Меня сразу: "Ты чего?" - "Так получилось". - "Нет, ты врешь". Потом писали диктант. Я же учитель, знал русский язык хорошо. Наделал таких ошибок, которые первоклассник не сделает. В общем на собеседовании меня спросили: "Вы что учиться не хотите?" - "Да, не хочу!" - "Почему?" - "Люблю кавалерию. Сужу в кавалерии. Не надо мне ничего!" - У нас, в армии, такой закон: "Не можешь - научим, не хочешь - заставим!". И все. Прибыло нас человек двадцать, а в училище оставили меня одного.
Я учился до 1943 года. Летали на ТБ-3, мы его еще "гробом" называли, по 9 курсантов. Один навигацией занимается, другой готовится к бомбометанию, третий фотографирует. Первые вылеты - с ведерком. Ой, наблевались мы на нем! Помню, в 1942 году в училище прислали командира из пехотинцев, комиссованного по ранению. Стал он нас к дисциплине приучать. Много занимались строевой подготовкой, а перед полетами поднимались в 3 часа ночи и семь километров до аэродрома шли строем. Вечером нам совместный обед и ужин. Тут только и наешься. А он нас гоняет на прогулку то шагом, то бегом. Мы пожаловались летчикам-инструкторам на него. Они говорят: "Вы его возьмите на аэродром, пусть полетает". Долго мы его уговаривали, рассказывали как интересно летать на самолете. Уговорили. Посадили его на ТБ-3. Ой, он пол-ведра наполнил! А мы хохочем… После это его как подменили: " Так, кто с полетов - отдыхать".
Смех - смехом, а готовили нас очень серьезно. Давали навигацию, высшую математику, прием- передача азбуки Морзе, бомбометание. В 1942 году тех кто плохо успевал, не дисциплинированных, в общем треть училища отправили на фронт в пехоту. Вскоре с фронта в училище пришло письмо, что они попали в окружение и почти все погибли…
В начале 1943 года нас выпустили, присвоив звание "младший лейтенант" и направили в Чебоксары в ЗАП переучиваться на ночников. Ведь в училище мы ночью не летали. А сколько можно переучиваться на ночника? На земле, когда ночь темная-темная, чего ты там увидишь? А взлетаешь - как рассвело. Видимость отличная, особенно реки, дороги, рельсы - все видно. Если днем умеешь ориентироваться, то и ночью сможешь. Ну, пусть месяц потренироваться надо, а нас держат и держат. Война идет, Украина, где у меня остались мать, две сестры, племянницы, младший брат оккупирована. А я кантуюсь в Чебоксарах. Я и еще один пилот написали письмо маршалу обороны Тимошенко, о том, что наши семьи, родственники находятся на оккупированной территории, а мы в тылу проедаем чужой хлеб. Просим отправить нас на фронт. Через две недели пришел приказ: Отправить на фронт! По этому приказу 13 октября я попал на фронт в 646-й ночной бомбардировочный авиаполк.
Надо сказать разочарования, что я попал на У-2 не было. Ведь что такое У-2? Я считаю, что даже если будет атомная война, то и тогда У-2 будет работать. Потому что это неприхотливый, тихий, скрытый самолет. Для него всегда найдется что делать.
В общем, я начал на Украине. Дали несколько провозных полетов с опытным пилотом. Потренировали управлять самолетом, чтобы мог привести и посадить самолет, в случае если убьют летчика и начал воевать. Дали мне пилота Павла Бушина из Нижнего Тагила, 15-го года рождения. Он малограмотный был - семь классов образования. Ориентировкой совсем не владел, но пилотировал хорошо. Штурманская задача какая, ты знаешь? Пилот, как говорится, извозчик, а штурман - это все! Предварительные расчеты делали на земле. С метеостанции получали метеосводку. Учитывая эти данные рассчитываем маршрут. В воздухе в воздухе часто все пересчитываем, поскольку и ветер поменяется, и температура нет та, что дали. Шли на высоте, сколько наскребем. Ну, самолет такой, что больше 3000 не наберешь. Обычно шли на 2000. Если цель прикрыта, то километров за 8-10 до цели, выключаем мотор, идем со снижением. Тихо, даже разговаривать можно. Заходили всегда с попутным ветром. Не доходя до цели сбрасывали САБ-50. С таким расчетом, чтобы ее отнесло к цели. Если ветер сильный и САБ несет хорошо, то в этом же заходе можно было и бомбы бросить, если слабый, то делали еще один заход. Бомбили примерно 1000 метров. Высоту бомбометания еще на земле знаешь.
Вылетов десять я сделал и тут нас направили на станцию Стрый. Наземная разведка сообщила, что там скопились эшелоны. Полетело звено. Распределили обязанности. Один осветитель, другой гасит прожектора и уничтожает зенитки, третий - бомбит. Вышли на цель, осветили. Прожектор схватил. У нас были подвешены пара маленьких РСов. Развернулись и ими по прожектору. Смотрим луч упал - прислуга убежала. Вообще прикрытие станции было совсем плохое, даже зенитки мало били, редко так, может всего две их и было. Одна бомба попала в цистерну. Эшелон разорвался на две части. Море огня! Еще одна бомба попадает в эшелон с боеприпасами. Начинают рваться и лететь снаряды. Все это неимоверное зрелище! В общем, мы там натворили делов… И тут же прилетел контролер, сфотографировал результаты. Всех кто участвовал в этом вылете наградили кого Красной Звездой, кого чем. Меня, наример, орденом Славы.
Не всегда так удачно получалось. Над Проскуровом мы два самолета потеряли - сильно укреплена была цель.
Один раз полетели на разведку. Дали нам двухбачковую машину (таких всего несколько в полку было). Летать должны были часов пять. Бомбы, кроме осветительных, разведчикам брать не разрешали, просто наблюдали, если нужно, то освещали. Последний пункт маршрута был станция Загожаны. Подходим на высоте 1000 метров, мотор выключили, бросили САБ, а там страшное скопление эшелонов. Я даю летчику направление. У меня одна бомбочка была (у нас это называлось "калым"). Сбросил, рассчитал за сколько секунд должна долететь. Только досчитал до пяти - рядом с нами разорвались зенитные снаряды. Прожекторов нет, а снаряды рвутся рядом. Видимо у них локатор был. Мы вниз. Наша задача, чтобы снаряды взрывались выше самолета, потому что зенитного снаряда осколки летят вверх. Они гнали нас до 500 метров. Мы уже ушли, а они стреляли под углом 30-45 градусов. А мотор-то у нас выключен… Стрельба прекратилась. Я говорю: "Паша давай, заводи". А он не заводится - охладили. До линии фронта еще 100 километров. Я говорю: "Вот лесок, давай над ним встанем в круг. Если что, на ветки сядем, может быть, останемся живы. В лесу может никого нет". На всякий случай попрощались... Сейчас тяжело это все рассказывать… Я говорю: "Ты давай, давай, дрочи". Пилот волнуется. Ну, в общем, начал дрочить, потом вдруг - рык! - "Паша, давай!" Опять трык - потом длиннее, и потом мотор взревел. Высота была метров 200-300. Начали над лесом набрать высоту. Набрали тысячу метров. Что с самолетом мы не знаем - главное, что мотор работает. Прилетели на аэродром, заходим на посадку и винт у самолета остановился - горючее закончилось. В общем, насчитали потом 61 дырку в самолете. Я получил две царапины, настолько легкие, что и не заметил.
Локатор это была новинка, протии которой было сложно бороться. В 1944-ом году два полка послали бомбить сильно укрепленный стационарный аэродром, на котором базировались немецкие истребители и бомбардировщики. Как обычно взлетали с интервалом в минуту. Соседний полк шел чуть раньше. В воздухе далеко видно и вот подходя к цели видим - один самолет загорелся, пошел к земле, через минуту - второй, взорвался и тоже к земле. Третий догадался, отвернул. Мы тоже в рассыпную. У нас тогда штурман старший лейтенант Черненко, воевавший с самого начала войны у него уже было два ордена Красного Знамени, две Отечественной войны, погиб. Его пилот привез мертвым. Вернулись, все возбуждены. Командир полка посылает во второй вылет два звена. От соседнего полка столько же пошло. Зашли с разных сторон. Но тут уже локатор у них не работал, зато включились прожектора, молчавшие в первом вылете. Лупили они нас сильно, но отбомбились, пожгли их самолеты и прилетели домой…
По совокупности представили к ордену Красного Знамени. Обмыли. Как? Утром, как прилетаем нам полагалось по сто грамм. Орден в стакан и пьешь. Ну, это пока до Польши не добрались. А в Польше пошли спиртзаводы. На одном спиртзаводе было две цистерны по 2 тысячи литров спирта. Откуда-то технари нашли молочные бидоны по 30 литров. У этих цистерн была ручка в цистерне, ее поворачиваешь, и сразу наливается полный бидон. Жили мы в помещичьем домике по четыре человека в комнате. Вот на комнату бидон. Тогда уже 100 грамм эти и не считались. Я не мог спирт пить, да и вообще не любитель. Один раз нажрались. Мы же утром поедим и спать. А какой сон утром? Три-четыре часа поспишь и кажется, что выспался. Вечером на построение, а мой Пашка, любивший выпить, бухой. Да и не только он один. Обычно строил полк заместитель командира полка по летной части, а тут командир, Береговой, пришел. Эти тоже в строй встали, шатаются: "Выйти из строя!". Говорит мне: "Полетишь со мной, раз Пашка нажрался". Мы с ним полетели на переправу. Не буду рассказывать… В общем, там нас били по страшному. Семь прожекторов держали! Я такой… не люблю сачковать. Вот ребята идут, проходим город, который под немцами. Он защищенный - прожектора, зенитки. Они его обходят, а я напрямик шпарю: "Кого там прожектора схватили? А, это Головченко опять". И тут мы с ним поперли… Там страшно было. Нас до моста не допустили. Командир полка начал кричать, чтобы я бросал бомбы. Сбросили раньше. Как начал он вырываться из прожекторов! Ужас! Они нас держали, пока мы не ушли и угол не стал градусов 30. Сели на аэродром. К нам подбегает официантка - ведь командир полка. Ночью нам давали кофе с булочкой и еще что-то. Он сидит, из машины не вылезает. Я тоже, по субординации положено, чтобы он первым. Говорит официантке: "Вон ему отдай". - "Ему само собой". Потом вылезли: "Ты что всегда так летаешь? Куда ты пер? Не видишь, что там творится?!" - "Не всегда, по обстановке". - "Но так же ведь нельзя, ты же шел на верную смерть и меня за собой туда пер".
Много пришлось летать на спецзадания - возили разведчиков, в Югославию к партизанам. Там очень сложно было - горы, площадки маленькие. Привозили им оружие, продовольствие, забирали раненых.
- Днем летали?
- Нет, днем мы не летали. Однажды нам дали здание бомбить на рассвете. Немцы засели в подвале какого-то здания и не давали подойти пехоте. Подвесили нам бомбы с взрывателями замедленного действия, чтобы до подвала дошла, сказали, что истребители будут нас прикрывать. Мы пошли, отбомбились. А возвращаться на бреющем полете, чуть ли не между деревьями. И потеряли ориентировку. Решили сесть. Сел на лесную площадку, сориентировались. А как взлетать? Влетать надо против ветра, а в том направлении линия электропередач. И мы рискнули взлетать под проводами. Один раз такой случай был. Паша хулиган был, но летчик отличный. Когда окружили Бреслау, войска пошли дальше на запад, а мы по ночам летали с запада на восток бомбить окруженный гарнизон. Туда же летали и немецкие "Хеншель - 126". Сбрасывали им боеприпасы, питание. Перед городом стояли девушки-прожектористы. Они нас поймают и ведут, пока мы ракету не дадим, а немцы в это время нас лупят. Паша спускался и ругал их сколько раз.
В конце войны мне дали молодого летчика Иванова. Он был какой-то не смелый. Февраль месяц, аэродромы раскисли, а мы продолжаем летать. Ходили на аэродром в сапогах, а в кабине переодевали унты, потому что еще холодно было. С обеих сторон площадки, с которой мы летали, рос лес, да и сама площадка ограниченная. У-2 надо было отрывать от земли на скорости 70 километров в час, а тут мы взлетаем, я чувствую, что его надо уже отрывать, иначе через лес не перетянем. Говорю: "Давай, отрывай". А он все ждет пока мы скорость наберем. Оторвал, но высот набрать уже не успели, зацепились за верхушки деревьев, но проскочили. Он говорит: "Самолет не набирает высоты". Лопасти винта видимо побились. Что делать? Поднялись примерно на 100 метров не больше: "Ну что, давай садиться с бомбами. Включай фары, разворачивай". Как говорил командир полка: "В воздухе ты командуешь". Смотрим площадка. Давай на эту площадку. А там перед ней дорога, обсаженная деревьями. Не дотянули, дерево снесли, нас развернуло и об землю. Я шмякнулся лицом о приборную доску. Потерял сознание. Чувствую меня тормошат. Очнулся, самолет горит. Он меня вытащил: "Побежали, а то сейчас будут бомбы рваться!" Отбежали метров 30 или 40, упал прямо в лужу, хлебаю воду. Самолет горит, а взрыва нет. Что такое? Потом видим, затухает, затухает, все - сгорел самолет. И бомбы целые. Не фига себе?! Как такое могло быть? Представляешь? То ли бомбы были некачественные, то ли еще что, не знаю. Сориентировались и пошли пешком на аэродром - там нас уже встречают. У меня была шишка на лбу, нос свернут в сторону, губы вот такие и ручкой мне два ребра сломало. Но главное, почему бомбы от удара не сдетонировали?
- Какую бомбовую нагрузку брали?
- До 400 килограмм брали. Вообще, смотря какой мотор, а то у нас бывали такие самолеты, которые еле тянут, на них и воевать нельзя. В основном возили 50-килограммновые бомбы, реже "сотки". Иногда подвешивали два РСа. У меня стоял ШКАС. После бомбометания почти всегда из него обстреливали цель. Если не израсходовал патроны, то возвращаясь идем вдоль линии фронта, засекаем стреляющее орудия и по ним из пулемета. Самолеты приходили стандартной зеленой окраски. Зимой их иногда перекрашивали в белый цвет. В это время года летали на лыжах
- Сколько заходов на цель делали?
- В зависимости от типа цели и количества бомб. Бывало по одной сбрасывали, бывало, что и все сразу. Вот например бомбим эшелон на перегоне. К нему надо подойти под углом к направлению движения, а иначе не попадешь. Бомбы бросали по одной.
Какие взаимоотношения были в полку?
Когда прибыл в полк адъютант эскадрильи, старший лейтенант попытался заставить меня почистить его карабин. Я отказался и больше проблем не было. Отношения были отличные, как в кинофильме "В бой идут одни старики". У нас самодеятельность была хорошая, много пели. У нас три эскадрильи было. Спали отдельно, но держались все месте, полком. Девушек было 4 или 5 человек…
- Приходилось сталкиваться с ночными истребителями?
Да. "мессера-110" на нас охотились. Они набирали примерно нашу высоту, ходили. Фары включат, поймают исразу на гашетки нажимают. Если только видел фары, сразу ныряй под него.
- В ситуации, когда надо быстро принять решение, кто управляет самолетом? У вас же второе управление. Бывало так, что заметив опасность, вы делали маневр помимо воли летчика.
- Нет. Если пилот в порядке, не ранен, я не имею право вмешиваться в управление самолетом. Бывало, когда ходили далеко, на 3-4 часа, отбомбившись на обратном пути Паша говорил: "Колька, бери управление, я хоть немножко вздремну".
- Как вы прицеливались для бомбометания?
- На глазок. Из кабины высовываешься и смотришь - даже прорези в крыле не было. Конечно при этом учитываешь скорость ветра, скорость самолета.
- Сколько максимально вы делали вылетов за ночь?
- Зимой ночи длинные можно пять-шесть вылетов сделать, в зависимости от расстояния до цели. А так - два - три вылета.
- Как были обустроены временные аэродромы, с которых вы летали?
- Положено обозначать "Т", но у нас этого не было. У "Т" стоял финишер с фонариком. Если зеленый- можно садится, если красный - уходи на второй круг. Садились в полной темноте.
- Не летные ночи бывали?
- Часто. Дожди если идут или туман. Что делали? Дежурили на КП. В комбинезонах, в унтах под самолетом лежишь, ждешь будет вылет или нет. Спали, конечно. Со сном никаких проблем не было - уставали сильно. Какой был распорядок дня? После рабочей ночи прилетаем, позавтракали и спать. К середине дня идем обедать. Кормили отлично. После обеда занимались кто чем. Бывали политзанятия и просто гуляли, самодеятельностью занимались, в преферанс играли. Поначалу командиром полка был подполковник Летучий Герой финской войны. Если погоды нет, мы с ним играли в "балду" на города, допустим, на реки. Он очень любил эту игру. Часов в восемь (зимой в пять) шли ужинать. Потом на аэродром. На КП полка нам ставили боевую задачу и пошли.
- Потери большие были у вас в полку?
- Самолетов пять за полтора года сбили. Потерь было не особенно много, слава богу обошлось. Меня тоже один раз сбили, пришлось садиться на вынужденную едва перетянув линию фронта.
- Как относились к войне?
- На аэродром шли, как на работу. Просто работа у нас такая, опасная.
- О существовании женского полка во время войны знали?
- Конечно, знали. Ну к ним другое отношение было…
- Когда нервное напряжение больше всего проявлялось?
- Когда бьют. Когда держат прожектора. Самое сильное напряжение. Когда задание получаем? Нет. Там как бригадир назначает на работу.
- Между вылетами вы сидите в кабине?
- Нет. Обязательно выйдем, покурим. Оружейники ленты пулеметные заправляют, бомбы подвешивает. Каждый занимается своим делом.
- С парашютом летали?
- Нет. Никаких парашютов. Спасайся, как можешь.
- Какое было денежное довольствие?
- Оклад был 950 рублей. К ним прибавляли за каждый вылет, подъемные, ночные и т.д. Получали по три с лишним тысячи в месяц. У меня на книжке к концу войны скопилось что-то порядка 50 тысяч. Когда домой после войны приехал это было большим подспорьем - родня голодала. Кстати моего брата с 1926 года, немцы несколько раз пытались отправить на работы в Германию, но он бежал. После освобождения Одесской области его призвали в армию зенитчиком. Когда война шла к концу, мы с ним списались. Он мне написал, где примерно находится, и я к нему приехал на мотоцикле. Мы там все мотоциклами запаслись. Вернулся в полк, рассказал, что у меня брат рядом. Командир говорит: "Давай мы его сделаем оружейником или кем-то еще". Написали запрос и его отпустили. Я его привез в свою часть. Мы после войны тренировались, летали. Предложили ему полетать. Он с неудовольствием пошел. Сделал кружок: "Ну что?" - "Пусть брат летает, я не могу".
- К немцам какое было отношение?
- Военных я их не видел. А с мирными… Когда в Германию прилетели аэродромы приходилось очень часто менять - наступление шло быстро. Посылали на поиски обычно звено или пару самолетов. Выбирали такое расположение, чтобы был лес, где прятать самолеты и недалеко деревня, в которой мог расположиться личный состав. С воздуха посмотришь, садишься. Идем осматривать площадку. Вот как-то мы идем, подошли к деревне - не то, что наши деревни, где дома с соломенными крышами. Тут все под черепицей. Скот ревет, свиньи визжат, куры кудахчут, никого в деревне нет. В один дом зашли с Пашкой. Женщина и девушка, видимо дочка, увидели нас, все дрожат. Мы немецкий язык немного изучали. Она говорит: "Меня, только дочку не трогайте". Мы говорим: "Да что вы? Мы же не за этим пришли, мы пришли посмотреть, как вы живете". Она рассказала, что немцы перед отступлением ходили по домам говорили, чтобы уходили в леса, потому что придут русские, будут грабить, насиловать… Конечно, пехота хулиганила, было дело. Голодные солдаты…
В 1944 году у меня страшно болел желудок. Оказалось, что у меня язва 12-перстной кишки. Меня комиссовали, летать нельзя, но война-то идет, летать надо. Так я до конца войны и летал. Война закончилась 9-го числа. Шел сильный дождь, мы не летали, спали в казарме. Прибегает дежурный: "Ребята, война закончилась! Германия капитулировала!" Выскочили на улицу кто в чем, кто в трусах, кто в штанах - война кончилась! Представляешь, что это такое!? Война кончилась!? Постреляли в воздух и пошли спать. На следующий день собрались ехать в Берлин, а нам задание - помочь Праге. И вот три ночи на 10, 11 и 12 мы работали. Закончили войну 12-го, без потерь.
После войны меня списали с летной работы. Думаю: "Раз, не летать - домой!" Командир полка говорит: "Оставайся! Я тебя поставлю комендантом аэродрома. Куда ты поедешь? Ты знаешь, что сейчас твориться на Украине?! Там же страшно!" Но я поехал домой.
| Интервью и лит.обработка: |
А. Драбкин |
