Лакатош Владимир Павлович

В авиации с 15-ти лет. Именно в этом возрасте я поступил в Запорожский аэроклуб. Прошли теорию, тренировочные полеты с инструктором, а потом вылетели самостоятельно. Надо сказать, что обучение мне давалось легко. Через год его окончил и поехал на Качу в истребительное училище. Там медицинская комиссия меня забраковала. Пришлось вернуться домой. В военкомате мне предложили поехать в создающуюся в Павловграде школу стрелков-бомбардиров. Поступил в нее октябре 1940 года. Там же встретил войну, вместе с ней эвакуировался в Челябинск. Летали на Р-5 и несколько вылетов сделали на ТБ-3. Только в 1943 году, нас выпустили. Попал в Алатырь, где формировался авиационный полк. Полком командовал бы майор Илларионов, хороший, грамотный командир. Замполитом был майор Щербаков. Да и весь полк был дружным. Я был назначен штурманом звена, а заодно, пока не было соответствующего политработника, и комсоргом полка. Сначала конечно расстроился, что попал на По-2, но постепенно это прошло. В сентябре вместе с полком перелетел на фронт. Первые вылеты делали под Харьковом. Там случилось несчастье. На По-2 подвешивали 300-килограмм бомб и в том числе САБы. Когда вкручивали взрыватели, оружейник открутил ветрянку на пол-оборота. Потом техник самолета, чтобы ветрянка хорошо слетала, тоже на пол-оборотика ее отвернул, потом инженер полка… и ветрянка слетела. Через несколько секунд сработал САБ и десять самолетов сгорело. Вот так мы начинали…

Первый боевой вылет я делал на аэродром Основа у города Змеевка под Харьковом. Огонь с земли был сильный. Молодые были глупые, устроили развлечение - успеем или не успеем уклониться от снаряда. Направляли самолет на зенитки. Идет снаряд, мы даем резкий крен меняем курс. Отходим и опять… Страха вообще не было. Ну, что нам по 20-21 год было…

В первую ночь сделали три вылета. Количество вылетов зависело от того на каком удалении от фронта расположен аэродром. Обычно работали с аэродрома подскока. Если он в десяти-двенадцати километрах от линии фронта, и цель не далеко, то успевали сделать шесть вылетов. Точность бомбометания? Однажды на конференции мы поспорили с летчиком Янгуразовым. Он что-то был не уверен, что можно хорошо бомбить с этого самолета. Конечно, из прицельных приспособлений был только штырь, да прорезь в крыле. Тем не менее, мы договорились, что в ближайшую лунную ночь вместе пойдем на цель. После нее я должен оставить себе 2 бомбы. Между Новоукраинкой и Кировоградом стоял какой-то одинокий дом, возле которого всегда было много немецких машин. Вот этими двумя бомбами я должен был попасть в него или рядом с ним. После того, как отбомбились по цели. Пошли. Зашли на этот дом с ходу, я прицелился, сбросил бомбу, и это здание развалилась у нас на глазах! Если бы я знал теорию вероятности, то не рискнул бы спорить, а так как в Академии я еще не учился, то взял и попал. Вторую бомбу сбросил над линией фронта на артиллерийскую позицию. Домой прилетел, и еще месяц ходил задрав нос - выиграл спор.

- С какой высоты производили бомбометание?

- Обычно 800- 1000 метров. Только при бомбежке Будапешта мы с бомбами набрали 2700 метров. Никогда газ перед выходом на цель не убирали. Только один раз, когда ходили бомбить Пятихатку, и там оказался истребитель. Мы ушли от него в облака, которые были недалеко, а потом зашли с тыла, убрали обороты мотора, и на планировании сбросили бомбы на станцию, располагавшуюся в центре города. Больше этим приемом мы не пользовались.

- Кто у вас был летчиком?

- Сначала Шишканов Алексей (он потом он взял фамилию матери Нагорный), в будущем автор сценария фильма «Государственная граница». Много летал с Виктором Антоновичем Заевским и Леонидом Мироновичем Гутиным. Кроме этого, в качестве разведчиков-охотников летал с Сережей Корнеевым. Мы, как наиболее подготовленные, летали в такую погоду, в которую авиация вообще не летает - на высоте 80-100 метров в пургу, туман. Во время Корсунь-Шевченковской полетели с Сережей на разведку. Высота у нас была порядка 60 метров. Сморим - дорога полностью заполнена машинами и танками. Я насчитал около 900 машин. Когда мы возвращались, я сбросил САБы и стал стрелять из пулемета. Хорошо было видно, как они со своих машин прыгали в кювет. Но, мы тоже были на виду, потому что высота небольшая, а пламя из патрубков хорошо видно. Они по нам открыли огонь. Привезли пробоин. Ну, тут техники быстренько - перкаль, эмалит и заплатка готова.

Под Корсунь-Шевченковским был вылет, о котором потом в воспоминаниях писали многие в том числе и маршал Конев: «Запомнился эпизод ночной бомбардировки врага, имевший место позже, в ночь на 17 февраля. Мне доложили, что в районе Шандеровки наблюдается большое скопление машин и танков, а также движение пехоты.

Требовалось срочно сбросить на скопление гитлеровцев осветительные и зажигательные бомбы, тем самым выгнать врага в открытое поле и бить артиллерией.

Я понимал, что выполнение задачи ночью, в метель, когда ветер сбивает с ног человека, будет, конечно, сопряжено с риском. В разговоре по телефону командующий 5-й воздушной армией генерал-лейтенант Горюнов объяснил мне трудности полетов при такой погоде. Я предложил ему обратиться к летчикам и выявить добровольцев вылететь на выполнение этого боевого задания. На этот призыв 18 экипажей самолетов 392-го авиационного полка 312-й авиационной дивизии доложили о готовности немедленно вылететь на бомбежку.

Первым поднялся в воздух самолет капитана В. А. Заевского и штурмана младшего лейтенанта В. П. Лакатоша. Они удачно сбросили зажигательные бомбы по району скопления боевой техники и живой силы врага. Загорелись машины и повозки. Так же удачно произвели бомбометание и остальные экипажи.

Используя очаги пожаров в качестве ориентиров, по врагу ударила наша артиллерия.

Вылететь ночью, в пургу и при сильном ветре на такой легкой машине, как По-2, - немалый подвиг. В. Заевскому и В. Лакатошу было присвоено звание Героя Советского Союза. (Конев И.С. Записки командующего фронтом. - М.: Наука, 1972)»

Вот как это было. Я болел. Лежал с температурой в доме, в котором мы жили. Экипажи дежурили на КП. Погода была нелетная - пурга, видимости никакой, только под собой. Высота облаков 80-100 метров. Приходит посыльный, говорит: «Вас вызывают на аэродром». Вышел, нашел командный пункт, и то только потому что все время стреляли ракетами, чтобы никто не заблудился, такая пурга. Пришел мой летчик Виктор Заевский: «Володя, есть задание слетать на окруженную группировку, как ты на это смотришь?» - «Ну, раз нужно, давай, полетели». Мы взяли две кассеты с ампулами с горючей смесью, бомбы и САБы. Все шесть держателей были задействованы. Стоял мороз, так что грунт был твердый. Полетели. Шли на высоте 80-100 метров. Машину вели попеременно, примерно по десять минут. За то время становишься мокрый от пота как мышь - ее же бросает ветром как щепку. Когда подошли к Шендеровке, я сбросил светящуюся бомбу, увидел скопление машин и танков посередине деревни. На них же сбросил бомбы и кассеты с КС. Занялись пожары. С трудом нашли свой аэродром, но самолет посадили. По нашему примеру полетело еще 17 экипажей из нашего полка, но далеко не все смогли вернуться, поскольку в таких условиях найти аэродром очень сложно. Пошли на второй вылет. У нас над Знаменкой сдал мотор, мы развернулись по ветру, чтобы уйти от города. Высоты нет, я только успел сбросить кассеты с КС и самолет ударился о землю и скапотировал. Летчика выбросило метров на десять вперед, а я, ударившись о приборную доску, потерял сознание и остался висеть в кабине вниз головой. Сколько лежал без сознания, не знаю. Очнулся, услышав, что Виктор меня зовет: «Вовочка, Володечка», хотел ему ответить, но только застонал. Отстегнул привязные ремни, упал на землю. Сразу идти не мог, все время падал. Оказалось, что мы упали на границу аэродрома наших истребителей. Помню еще у них был часовой из Средней Азии, по-русски плохо говорл, се кричал: «Кто идет?! Кто идет?!» Обнялись с Виктором и, поддерживая друг друга, пошли. Дошли до какого-то дома, попросились переночевать. Утром я оставил Виктора, а сам в эту пургу пошел пешком на свой аэродром до которого было почти тридцать километров. К вечеру дошел, доложил командиру полка, но стоять не мог, сидел...

Второй раз разбились мы с Леонидом Гутиным. Летали на Будапешт, а когда возвращались домой, начался туман. Как потом оказалось, пленные немцы, работавшие в лесу, разожгли там костры,. Причем точно в таком же порядке, как сигнальные огни на аэродроме, обозначавшие «Т» - три огня в линию, два из них на расстоянии пяти метров один от другого, а третий - в тридцати метрах от них. Мы направились туда и оказались перед лесом. Дернули ручку, но уже ничего нельзя было сделать. Самолет застрял в кронах деревьев и загорелся. Пришлось прыгать примерно с десяти метров. После этого у меня ноги болели два года, а Леонида в последствии парализовало.

- У вас в экипаже была взаимозаменяемость. Часто пользовались этим?

- Почти всегда. Мне приходилось и вести и сажать самолет. Кроме того, мы ни разу не блудили. Наверное поэтому наш экипаж считался наиболее подготовленным.

- Как вы находили обратно путь на аэродром?

Общая ориентировка осуществлялась по маякам. Мы знали где стоит прожектор и его сигнал. Он мог моргать или воронку крутить. От него легко было рассчитать путь на аэродром. Ну, а там кострами обозначали посадочное «Т» и полосу.

- Какую бомбовую нагрузку вы обычно брали?

Триста килограмм бомб. Три сотки или шесть по пятьдесят килограмм - это стандартно было всегда. Причем вместо стандартных полусоток нам, бывало, подвешивали шесть ФАБ-50М-9. Это бомбы, переделанные из артиллерийских снарядов. Возили касеты с ампулами. Их вешали под плоскости.

- Сколько боевых вылетов вы сделали?

Я сделал 213 боевых вылетов ночью и 90 днем. Ночью ходили не только на бомбометание. Мой экипаж часто ходил на разведку. Мы летали на самолете с дополнительным бачком в центроплане, над кабиной летчика. Ходили на 3,5 - 4 часа. Фотоаппарата у нас не было. Только визуальные наблюдения. Кроме того, летали на выброс диверсантов. Помню, под Харьковом на окраину аэродрома Хировка выбрасывали из трехкабинного По-2 молодого парня. Причем выбрасывали с высоты 200 метров. Нас предупредили, что он боится прыгать, хотя уже имел орден Ленина. Выбросил удачно, и потом он с успехом вернулся домой.

Был еще такой полет. Полк получил задание уничтожить противовоздушную оборону немецкой дивизии, которая наносила существенные потри нашим штурмовикам. Ночью засечь позиции зениток легко - видно откуда идет трасса. Мы вызывались лететь первыми, вызвать огонь на себя. Вышли в заданный район. Одну бомбу сбросили - не стреляют, второю - не стреляют, сбросили все шесть бомб, а они огня так и не открыли. Тогда спустились на 40-50 метров и начал я стрелять из пулемета во все стороны. Конечно на такой высоте самолет как на ладони - выхлоп хорошо виден. Они открыли огонь, а тут и полк подошел стал уничтожать обнаруженные огневые точки. Домой привезли около 90 пробоин, но ни один снаряд или осколок не попал ни в мотор, ни в экипаж, ни в управление.

Вообще попасть по нам сложно - очень медленно летаем и тяжело внести правильную поправку на скорость.

Еще несколько примеров нашей работы. Поступили данные, что немцы будут проводить в Полтаве в кинотеатре какой-то сбор высшего командования. Нам поставили задачу, разбомбит этот кинотеатр. Полетели два экипажа - наш экипаж и еще один экипаж. У нас было подвешено три сотки. Все их положили на этот кинотеатр, а другой экипаж добавил. Когда наши Полтаву заняли, местные говорили, что немцы разгребали руины в течение недели.

Весной 1944 года жители Кировограда обратились к нам в полк с просьбой, избавить их от ежедневных обстрелов города дальнобойной артиллерией. Немцы ежедневно в 22 часа делала залп по городу. Поставили полку задачу уничтожить орудия. Аэродром раскис. Начинаем взлетать - самолет дет на нос. Мы попытлись - ничего не получается. Сняли часть бомб, оставили только две. Разделись до гимнастерки. С трудом удалось взлететь нам и еще одному экипажу. Вышли в тот район, где предполагалось стоят орудия. Засекли вспышки выстрелов. Сбросили две эти бомбы удачно - начались взрывы. Второй экипаж подошел, добавил. Потом получили благодарность от жителей города Кировограда.

Это ночные вылеты, а днем летали на связь, доставляли боеприпасы, горючие наземным войскам. Под крылья вешали кассеты, набивали их патронами и везли. Бывало, садились у деревни, а за нее еще бой идет. С бреющего полета сбрасывали снаряды для артиллерии.

- В чем летали?

- Вначале летали в шинелях и сапогах, поскольку из-за распутицы нам не подвезли обмундирование. Портянки примерзали к подошвами, чтобы снять их приходилось разрезать. Потом выдали комбинезоны, унты. Летом - комбинезонах. Из личного оружия у нас был ТТ и автомат. Бортпайка в самолете не было.

- Как кормили?

- Хорошо. Где бы не остановились, люди готовы были все отдать, накормить. Везде. Я прошел Украину, Молдавию, Румынию, Венгрию. Везде хорошо встречали.

- Когда свою первую награду получили?

- В 1944 году, у меня уже было под сотню вылетов, я получил орден Отечественной войны II cтепени. Потом орден Боевого Красного Знамени. 23-его февраля 1945 года присвоили звание Героя Советского Союза, хотя представление было за тот вылет на Корсунь-Шевченскую группировку. Тогда всех , кто летал наградили орденами Ленина и Красного Знамени. Как-то во время Яссо-Кишеневской операции мы летели бомбить станцию Куши. Летали мы без парашютов, а на сиденье я, как и почти все штурмана в полку, обычно клал пять штук восьми-десяти килограммовых бомб. Те, что на подвеске сбрасывали по цели, а эти куда хочу туда и бросаю. Когда перелетели линию фронта, я заметил в лесу огоньки. Я из-под себя бомбу вытащил и сбросил. Там начался пожар. Пока мы шли до Куши, я оборачивался и смотрю, там все разгорается и разгорается, и когда мы возвращались домой, там полыхал хороший костер. Потом, оказалось, что это был склад боеприпасов. Вызвал меня командир и комиссар, говорят: «Володя, на тебя уже послали документы на Героя, а у нас есть экипаж, который не имеет награды. Как ты смотришь, чтобы они получили?» - «Конечно, положительно».

- У вас полк был трехскадрильного состава?

- Да. Поначалу я был штурманом звена, а потом штурманом эскадрильи.

- Потери в полку были большие?

- Нет. За полтора года мы потеряли не больше пяти экипажей.

- Чем занимались в свободное время?

- Политработники привлекали. Особых развлечений я не помню. Когда ночь проработаешь, потом сколько не спи - не высыпаешься. А на следующую ночью опять летать.

- Самолеты какого были цвета?

- Защитного, зелененькие. Наш самолет, по-моему двойка, был закреплен за экипажем. Техником был Бойко. Мы однажды с Сережей Корнеевым полетели на разведку. А ветер был такой, что угол сноса почти 45 градусов. Привезли хорошие данные, идем на посадку, садимся, а самолет вперед хвостом идет. Кое-как сели подбегает наш техник: «Все хорошо, только развернуть надо». Мы не поняли. Оказывается сели на стоянку своего самолета! Справа и слева самолеты и сзади самолет. А мы сели на то же место откуда выруливали. Такой был снос! Командир полка подбежал: «Что вы хулиганите?!» - «Кто хулиганит?! Так получилось».

Однажды возвращались в тумане ранним утром. Вдруг с правой стороны промелькнула заводская труба. Мы решили не рисковать и сесть. Начали пробивать туман, а он до земли. Как-то сели, пробежали немножко, остановились, начали ждать. Часа через два туман начал подниматься. Мы посмотрели - сидим на огороде возле дома, справа дома, слева дома. Как теперь взлетать? Местные жители помогли разобрать забор, вытащили самолет на улицу, и по улице взлетели. Сейчас этому не поверят…

- Поскольку у вас была предвоенная летная подготовка, не хотелось перейти на летчика?

- Я говорил, что умение летать помогло при полете на Курско-Шевченскую группировку. В полку мне доверяли летать инструктором с молодыми летчиками как. В начале 1945 года, мы тогда базировались под Будапештом, мне предложили поехать переучиваться на летчика-истребителя в Краснодар. Там я начал летать на Як-1 и Як-3, потом на Як-9, а потом и на реактивных истребителях. Закончил летать на Су-15.