Суханов Дмитрий Павлович

Я родился 22 мая 1922 года в Москве.

- Перед войной как вам жилось в Москве?

- Отец у меня был рабочим, арматурщиком, мать работала санитаркой в поликлинике. Жилось, как и всем, не шикарно, но считали нормально. Особенно притязательны не были.

- Не голодно было?

- Нет. Мы жили на Пресненском Валу, возле Белорусского вокзала, рядом Тишинский рынок. У отца было полно родственников под Гжатском, этот город Гагарин называется сейчас. Так вот, они приезжали в Москву, чтобы продать мясо, и останавливались у нас. Комната у нас была "большая" в коммуналке, десять с половиной метров. В квартире четыре комнаты, жили и ничего, не жаловались.

В 1940-м году окончил десять классов и поступил в училище летчиков-наблюдателей на штурмана. Когда я еще учился в 10-м классе, нас человека четыре было, мы занимались в Чкаловском аэроклубе в Тушино. Потом мы с другом оттуда ушли. Самостоятельно вылетели, думаем, все равно в армию, давай, лучше уйдем сами и этот факт был известен военкомату.

- Решили не становиться летчиками?

- Можно было стать летчиком, но неохота было. Там же почти казарменное положение. Решили - давай лучше погуляем.

- Аэроклуб уже был с отрывом от учебы?

- Нет. Еще не был. То, что учишься, одно, а это же сверх учебы нагрузка.

Тогда как получилось? Я когда окончил школу, подал документы в МАИ. Сдал экзамены, был принят, у меня отсрочка до 1942 года. А потом летом из военкомата приходит бумага на переосвидетельствование, я в это время был в деревне. Приезжаю в Москву, сделали это переосвидетельствование, отсрочку отменили. Говорят, вызовем. А потом через месяц, может чуть поменьше прошло, опять вызывают. Приезжаю, мне говорят, есть авиационно-техническое училище в Мелитополе, готовят каких-то летчиков-наблюдателей, хочешь туда? Они в военкомате сами-то хреново разбирались в этих вопросах.

Нас послали в училище летчиков-наблюдателей, это значит штурманы. Тогда особенно не разбирались. Нужно было сдать экзамены: физкультуру и еще 4 предмета: физика, математика, сочинение и краткий курс. По физкультуре - бег, километровая дистанция, потом подтягивание на турнике. Приехали мы, со мной вместе москвичей еще четыре человека, двоих я знал, они закончили текстильный техникум, то есть имели среднее техническое образование. Один говорит, Дима, сдай за меня физику и математику. - Давай. Все сдали. Потом назначают нам начало учебы. Одна эскадрилья готовилась, ее не набрали полностью, оставили, а кто лишний получился, все ушли в другую эскадрилью. И начались у нас занятия 1 декабря 1940 года.

- Чему вас учили в школе?

- Штурманское дело, бомбометание. Начальное обучение основам летного дела. Мы сами взлетали, садились на У-2.

- Штурманскую подготовку на каких самолетах проходили?

- Р-5, Р-Z, 3-С, ТБ-3.

- Как вам ТБ-3?

- Нормальный самолет.

- Говорят, народ летал с трудом, болтанка была.

- Нормально. Если на Р-5 по одному курсанту летало, то на ТБ-3 набирали человек 8, загружали и кружили над полигоном. Бомбежку проходили и по маршруту. Сначала маршрут, а потом выход на полигон.

- Связь проходили?

- А как же, обязательно. Сдавали экзамены по связи. Устную и практику, связь с самолетом.

- Как вам училище после гражданской вольницы?

- Нормально.

- Военная служба не в тягость была?

- Нет. Тогда нормальные отношения друг с другом были.

- Кормили как? У вас была курсантская норма питания?

- Курсантская норма. Когда мы были на положении училища, там так: вначале курсантская норма, а когда летать начали, то летная норма в день полетов и накануне. А в остальном - курсантская норма.

- Хватало?

- Да. Не голодали. Когда пришел в армию, за полгода или больше, 4 килограмма набрал. Куда? Хотя никогда худым не был, но все же.

- Курс молодого красноармейца у вас был? Вас сразу приняли в училище?

- Да.

- Присягу сразу принимали?

- Нет, не сразу. Начали мы первого декабря занятия, присягу принимали двадцать третьего февраля.

- Вы поступили в училище в 1940 году, разговоры о войне с немцами велись?

- Конечно.

- Какого плана были разговоры?

- И преподаватели, и летный состав, все говорили: война будет. Весной 1941 года немцы летали, наши их не сбивали, хотя могли. Возмущались все кругом: почему?

- Такая информация была?

- Да. Нам приказы зачитывали. Ощущение, что будет война - было. Никто не сомневался.

- Как вы встретили известие о начале войны?

- В это время мы были в Мелитополе, это юг Украины. Подняли нас примерно в полпятого по тревоге: занять круговую оборону вокруг училища. Что случилось? Почему так? Ничего не знаем. Потом часов в семь приехал комэска, говорит, ну, ребята, война, наверное, началась. На Крым немцы летали, наши города бомбили и потом пошли на границы. После этого мы все равно закончили училище, летали уже на Р-5. В это самолете и у летчика пулемет был, и у штурмана турель, полностью заряжены. Летали. Был такой комический случай. Летели по учебному заданию, по маршруту, гроза кругом, к училищу пробиться трудно было. Летели по грозе, по обстановке. Где находимся? Летчик-инструктор говорит, давай, выбирай площадку, где сядем. Ладно. Нашли мы около станции "Партизан" в поле хорошую, чистую площадку. Сели, подрулили поближе к строениям. Приезжает команда, человек 5 вооруженных и нас как немцев забрали. Сначала нас хотели на станции в кладовку запереть. У меня был светлый волос. А летчик-инструктор со мной был армянин, Агаянц Жора. Они говорят, этот явный немец, на меня. А этот-то же откуда-то оттуда, не русский. А потом выяснили, созвонились с училищем… Все нормально. Оставили до утра. Смешно. Утром, когда уже все окончательно выяснилось, прилетел наш комэска. Говорит, садись со мной, полетели. Он спрашивает, где гроза была: в штабе думали, что мы блуданули. Летим, я показываю: вот здесь гроза была. Досюда мы дошли, а дальше невозможно было пройти. - Вы не блуданули? Отвечаю, нет, чего не было, того не было, на полигоне мы были, а от полигона не прошли.

В июле к нам в училище привезли сбитый под Крымом немецкий экипаж. Держались они нахально.

- Вы с ними как-то общались?

- Нет. Их привезли в училище, пока оформляли, куда отправлять - они сидели в училище на гауптвахте под охраной.

- Ваше училище бомбили во время войны?

- Нет.

- Когда и куда поехали в эвакуацию?

- В конце августа. Новоузенск есть такой в Саратовской области на границе с Казахстаном. Верблюды там водятся. Стоит на реке Большой Узень.

- Там какое-то место было готово или вам самим пришлось строить?

- Делали грунтовый аэродром.

- Я имею в виду землянки?

- Нет, не делали. Сначала летом жили в палатках, потом начались холода. Часть жила в палатках, кто желал, 3 или 4 палатки. Там печку натопишь, нормально. А так спали на матрасе и матрас сверху, на двух кроватях три человека, тепло. Или в клуб можно было еще, потом расселили нас. Там рядом был совхоз и кумысолечебница, использовали их помещения. А потом и в городе расселили, выделили нам дома, на эскадрилью у нас было 3 дома.

- Поражения в 1941 году, они как воспринимались?

- Во-первых, мы были еще курсанты. Нас перевели на новое место, в новый округ. Мы в этом округе не числимся, на довольствие не поставлены. У нас было четыре ТБ-3. А начальник училища, полковник Ародовский был такой, хозяйственный, он эти ТБ-3 посылал на заработки. Они же вместительные, много груза берут. В обмен он привозил продукты для училища. Как самолетов долго нет, так у нас хреновенько. Появились ТБ-3, ага, все, можно жить.

- Психологический климат какой был? Как воспринималось курсантами поражения? Разговоры о том, что можем проиграть войну, приходилось слышать?

- Некоторые говорили, не готовы мы, проиграем. Таких мало было. Все равно думали, что выиграем войну. Когда началась война, сначала перебазировались мы, курсанты, а из инструкторов сделали бомбардировочную дивизию на Р-5, они в Донбассе были размещены. Когда появились Р-5 там, немцы подумали, что русские что-то новенькое сделали, сначала боялись подходить. А потом разнюхали, начали сбивать. Чего Р-5? 170-180 километров, максимум 200, больше не выжимал.

- Матчасть заставляли учить?

- Да. Может быть, в меньшей степени, чем летчику. А так изучали и матчасть, и аэродинамику.

- Зимой 1941 года летали?

- Летали.

- Бензин был?

- Да. Мы летные экзамены сдавали в декабре 1941 года.

- Программа училища рассчитана была на один год?

- Изначально программа школы была рассчитана на 2 года, а потом, когда война началась, сделали ускоренный курс на 1 год. Когда сдали - пришел приказ, выпуск отменить, переучить на СБ. Пока ждали СБ, делать курсантам нечего. Несли караульную службу, это особая статья. Кроме этого, выполняли работы, какие нужны: сделали еще один аэродром, выровняли. Вот такая наша работа. Потом СБ начали приходить, но мы уже на них не летали, нам зачитали приказ и выпустили. Присвоили звание сержантов и часть отправили в Мелитополь, часть в Казань, часть в Чистополь.

- После вашей школы можно было попасть на У-2, можно на Пе-2 или на Бостон. На что хотелось попасть, были такие самолеты?

- Конечно, были. Пе-2.

Еще в 1940 году вышел приказ переименовать училище в школу стрелковых бомбардиров. Уже не офицерское звание, тогда средний командный состав. Стали выпускать сержантов со специальностью стрелок-бомбардир. Я закончил в 1942 году стрелком-бомбардиром и попал в третий ЗАП, расположенный в Йошкар-Оле.

- Фактически первый раз Пе-2 вы увидели в запасном полу?

- Да. Там и летать начали на них. Это был конец 1942 года, когда шла Сталинградская битва.

- Зимой летали?

- Да.

- Как вам Пе-2 после Р-5 и ТБ-3?

- Разница, конечно, чувствовалась. Посидели, поизучали и полетели. Штурману все же легче.

- Штурманское оборудование сильно отличалось?

- Сильно. Так же как если пересесть с Пе-2 на Ил-28, тоже разница большая.

- У вас задняя огневая точка как у штурмана?

- Нет, не задняя. Летчик сидит, а я сижу чуть сбоку. Одна кабина. А потом еще кабина стрелка-радиста.

- У вас же БС стоял?

- Да. Березина.

- Как из него стрелять, если вы сидите, глядя вперед?

- Там сидеть не приходится, там стоя.

- Стоя? Там нет сидения?

- Сидение есть. При выполнении боевых заданий, сидение складывается, отходит и стоишь нормально. Весь полет стоишь.

- А при пикировании не падаешь?

- Нет.

- А на выходе?

- Прижимает. В кабине патронный ящик. Вот на него и садись.

- Не привязывались?

- Нет.

- В запасном полку вас сразу распределили в экипаж?

- Нет. Там нагнали народу много. Сначала были расквартированы в городе Йошкар-Ола, потом на Павловский аэродром. Часть на Павловском аэродроме, часть в городе по эскадрильям.

- Но уже был полк сформирован в запасном полку?

- Да.

- Кто у вас был первым командиром в запасном полку?

- Генка Воров. Жил в Барнауле после демобилизации. С ним я начал летать в запасном полку, потом мы разошлись. Меня и еще несколько человек отправили без экипажей в корпус. А Генка Воров уже с другим составом экипажа пришел в соседний полк.

- Почему вас отправили без экипажа?

- Тасовали, как хотели.

- Фактически, в мае, когда прибыли на фронт, попали в другой экипаж?

- Да. Гришка Губский у меня был командиром. Стрелком Генка. У меня было три стрелка радиста. Последний, с кем я заканчивал войну, это Васька Скидан.

Оттуда уже в мае 1943 года был направлен на фронт, в 1-й бомбардировочный. Корпус возглавлялся нашим доблестным командиром, Иваном Семеновичем Полбиным до самой его смерти, погиб он 11 февраля 1945 года в день своего рождения: решил отпраздновать день рождения боевым вылетом и погиб над Бреслау. Командир был очень храбрый, летал чудесно и днем и ночью. Хотя Пе-2 был в основном дневной пикирующий бомбардировщик, но некоторые летали и ночью, в том числе и Полбин летал сам. Командиры дивизий летали ночью, некоторые командиры полков. В 1944 году Иван Семенович решил всю нашу дивизию, летный состав которой к тому времени был уже опытным, сделать ночной, но не успел. Начали было летать ночью, но началась важная операция и все занятия закончились.

- Вы пришли в полк молодой, вам дали опытного летчика или такого же, как вы?

- Такого же, как я, молодого.

- В полку летчикам дают провозные, а штурманам такое полагалось?

- Нет. Посмотрел меня штурман эскадрильи: сдал ему кабину, карту района полета обязательно надо было сдать. До боевого задания еще далеко. Сначала мы полетали здесь, в районе. Было время для подготовки к этой операции. Потом полигон 2,5 километра на аэродроме устроили. Там побомбили с горизонта, с пикирования. Потом началась операция, пошли.

- Вы когда пришли в полк, там были летчики с опытом 1941, 1942 годов и много ли?

- Были, наверное, процентов 20 от общего числа летчиков.

- Из тех с кем вы пришли, до конца войны много дошло?

- Процентов, наверное, 30 погибло.

- Кто учил бомбить с пикирования?

- Никто.

- Сами?

- Конечно. Мы теоретически знали - как.

- Насколько я знаю, большинство полков Пе-2 не умели этого делать. Ваш корпус единственный отличался тем, что вы умели бомбить с пикирования, остальные бомбили с горизонтального полета. Поэтому и спрашиваю, кто учил.

- Давали один, два провозных полета летчику. Ввод и вывод из пикирования. Потом экипаж пошел.

- Какие взаимоотношения складывались с вашим первым экипажем?

- Семейные.

- Вы были сержантом?

- Пришел на фронт сержантом, а потом сразу присвоили младшего лейтенанта. В 1943 году училища стали выпускать не сержантов, а уже младших лейтенантов. И мы когда пришли на фронт, командование сразу отправило отношение, нам присвоили звания.

- У вас два офицера в экипаже и один сержант либо старшина. В связи с этим какие-то различия были? У вас вроде бы командный состав, а они средний состав.

- Никаких различий не было, питались в одной столовой.

 - Держались экипажем или были друзья в других экипажах, в других эскадрильях?

- Друзья, конечно, были. И экипаж.

- Конфликтов не возникало?

- В экипаже нет, и между экипажами не было. А между отдельными лицами были. Разные же люди есть.

- Вы сказали, что у вас 3 стрелка было, почему была смена?

- Я от Губского ушел, стрелок остался с ним. Второй Мишка Салтыков был, он погиб на земле. Так случилось. А с Васькой Кириным…

- Погиб, было какое-то ЧП?

- Да, ЧП по пьянке.

- Не поделили кого?

- С наземными… не поделили.

Теперь, где участвовали? Во-первых, Курская Дуга в районе Белгорода, южный фас, потом Харьковская операция и оттуда пошли на юг, для обеспечения форсирования Днепра. К этому времени нас уже передали во 2-й Украинский фронт. Потом на юге действовали, Корсунь-Шевченковская операция. Там мало летали, потому что погода была отвратительной, вылетали в основном опытные экипажи и одиночки. Взлетишь, только 50 метров набрал, все: земли уже не видно. И никаких систем навигации, наведения не было.

- Взлетали с грунтовки или с бетонки?

- И с грунтовки, и с бетонки.

- Я имею в виду Корсунь-Шевченковскую операцию.

- В основном грунтовые аэродромы.

- Ничего не вязло, нормально взлетали?

- Нормально было. Во время этой операции летали одиночки, в основном южнее, в район Первомайска, Одессы… там никакой видимости, снегопады были сильные. А мы все же пикирующие бомбардировщики, нужна хоть какая-то высота. Летали в так называемый полет на свободную охоту, когда сам выбираешь цель. В облачность метров 400 уже нормально, потому что ниже опасно для самого экипажа, волна от разрыва своих же бомб самолет может подбросить и сбить с курса.

- С 400 метров пикировать нельзя?

- Нет. Самая минимальная высота, с которой пикировали, это порядка 1200, от 1000 метров, потому что после пикирования на выводе идет просадка самолета. Куда же? А тем, кто вошел максимум 200 метров на пикирование, для того, чтобы прицелиться, высота нужна и еще выход из пикирования. Выход получается почти над самой землей. Вот так.

- Если пикирование с 2,5 тысяч, то выход на 1000?

- То на 1200 начало вывода. А заканчивается на 750.

- Шли куда потом? С разворотом?

- Куда тебе нужно.

Курская Дуга. Между прочим, такой небольшой эпизод. После разгрома немцев на Курской Дуге Гитлер приехал на фронт. Числа 17 или 18 августа он устроил вроде парада в Харькове. Наша разведка немного прохлопала это дело, узнали поздно, и нашу эскадрилью подняли по тревоге. Давайте на Харьков, площадь Дзержинского цель. Надо ударить, а это все днем происходит, истребителей сопровождения не было. С одним аэродромом связались, нет, все вылетели. С другом аэродромом - нет. С четырьмя аэродромами - нигде нет. Комэска говорит, ладно, пойдем так. Летели мы на высоте порядка 4,5 тысячи, зашли с запада в тыл к немцам. Сначала ничего, они не расчухались. А потом, когда поняли, что происходит - открыли зенитный огонь, малокалиберный, сплошные белые дымы кругом и крупнокалиберные снаряды еще пускали, они тысячах на 8-9 взрываются, рвались солидно. Но мы прошли. Ударили по этой площади, с 4,5 тысячи результат не особенно увидишь. Потом уже, месяца через два после этого, ездили представители нашего полка в Харьков, расспрашивали местных жителей. Они рассказали, как мы ударили: оказывается, по окраине, где дома, дворы, там после парада все собрались. Туда попало много бомб. И санитарных машин много было.

- По самой площади не попали?

- Она пустая была. Били рядом. Вот эсесовских чинов много было и убитых и раненых. Охотились-то мы за Гитлером.

- Первый свой боевой вылет помните?

- Помню. Первый боевой вылет как раз на Курской Дуге. Сначала подготовились. Команда "Вылет". А потом отставить. Часа через два "По машинам", дали цель. Первый раз "Отставить" почему была команда? Не было прикрытия. Истребителей всех разобрали, прикрывать некому. Дали цель на опушке леса под Тамаровкой возле Белгорода, скопление танков, вот туда нанесли удар. Потом прилетели, перекусили, опять полетели. Почти в то же место, рядом. И все, на этом день закончили. Через дня два погода плохая. Командование предпочитало использовать нас полностью, как пикировщиков, а высоты-то нет. Потом уже начали такое делать: ладно, нет высоты, давайте, летите. Максимум 600 метров с горизонта и все. Так и получилось: 12 июля полетели, высота 650, вышли на цель и комэска нашего сбили, в хвостовое оперение самолета попал снаряд, разорвался, хвост отлетел. И начал он кувыркаться. А штурмана эскадрильи ранило, командир эскадрильи хотел его выбросить на парашюте. Пытался, колпак сбросили, а не успел. Они и врезались. Стрелок-радист спасся, попал в плен. Он потом рассказал, когда убежал оттуда: в плену был в Кировограде. Немцы устроили там Дом русского летчика и весь летный состав держали там. А он до войны служил в Кировограде. У него там много знакомых и сам он из этого города. Наладил связь, и убежали они, 12 человек. Вначале, после побега, до 1944 года был в партизанах, связь с разведотделом фронта имел. Несколько раз переходил туда-сюда, а потом, когда освободили район, он попросился обратно в свой полк, и вот он пришел к нам, старшина Васька Трифонов.

- Бомбы сбрасывали в первых вылетах по ведущему?

- Когда идешь группой, конечно, по ведущему. Вот когда с пикирования, если замыкаешь группу, то там одиночно. Были случаи, что звеном идут, с пикирования все звено по ведущему.

- Сколько вам вешали бомб?

- Четыре сотки на внешней подвеске и шесть соток внутренняя подвеска. Четыре в люках, и по одной в гондолах за колесом, за шасси.

- С внутренней подвески с пикирования бомбить нельзя?

- Нет. Только с горизонтальной. Сначала с пикирования сбросить, а потом уже второй заход горизонтальный.

- Вам только фугасные бомбы подвешивали, или что-то еще брали?

- Почему? На Курской Дуге фугасы на внешней подвеске. А внутренняя - кассеты с противотанковыми бомбами, ПТАБы.

- После Курской Дуги пользовались ПТАБами?

- Пользовались. Подо Львовом пользовались. С начала Берлинской операции тоже бросали их по немецким танкам.

- Какие бывали цели и какое задание?

- Били, например, по мостам. Там подвешивали только внешнюю подвеску, пикировали с одного захода. Мост - он прикрыт зенитками всегда, несколько заходов сложно сделать, могут быть лишние потери. Как под Кременчугом было: заходишь на цель, сплошная стена огня. Зенитный снаряд разрывается, слышишь звук разрыва, он в 60-70 метрах. Грохотало вовсю.

- Попали в мост?

- Да. Помню, однажды я пришел с задания. Над головой вот такая дырка. Мне техник говорит, Дима, ты родился в рубашке. Чего? А вот над тобой, смотри. Потом нашли осколок. Когда на Курской дуге работали, там шли именно через такой сплошной огонь. Грохот рядом, если рядом вспышки, то делаешь маневр. И потом весь наш полк 160-й гвардейский за Курскую Дугу потерял только 4 самолета и 2 экипажа, в соседнем полку же осталось 4 самолета из 30-ти.

- В эскадрилье было по 9 самолетов?

- 9 самолетов и 3 в управлении полка.

- Почему у вас такие небольшие потери, а у других такие большие?

- Потери были от зенитного огня и от истребителей, в основном от истребителей. А истребителям, когда бомбардировщики идут группой плотно и друг друга прикрывают огнем, подойти трудно. Когда рассыпаются, тут-то они по одному и бьют.

- Я так понимаю, ходили крупной группой?

- Плотно.

- Старались, по крайней мере.

- Нет. Не старались. Когда зенитный огонь, то пореже рассыпаемся. Как зенитный огонь закончился, сразу все вместе собираемся. Такая слетанность пилотов - заслуга командира эскадрильи.

- Истребители прикрытия всегда у вас были?

- Всегда почти. Только на Харьков тогда ходили без прикрытия.

- Надежное прикрытие?

- Надежное. Что характерно, мы идем, начинается зенитный обстрел. Истребитель сразу тысячи на две берет выше. Зениток они боялись страшно. А нам куда деваться? Работать же нужно.

- Подходили к цели, понятно, на какой-то высоте. А уходили с цели с прижимом?

- Смотря где работали. Если, например, цель от линии фронта километров на 20-30, то отбомбились и сразу на бреющий, если есть овраг, прямо в овраг, там тебя уже никакой истребитель не возьмет. Они тоже боятся, чтобы не удариться об землю. А наземные войска стрелять не будут, летит самолет, черт его знает, чей он.

- Если цель далеко в тылу врага?

- Тогда уходишь на бреющем.

- Если близко?

- Прошел линию фронта, а потом все равно на бреющем, чтобы истребитель не пристал, на всякий случай.

- После бомбометания с пикирования группу собирали?

- Собирались обязательно группой.

- Атаковали лично ваш самолет истребители?

- А как же. На той же Курской Дуге нас атаковали группами, штук по 12 самолетов было. Стреляли по ним. Им для того, чтобы лучше нас сбивать, нужно, чтобы мы рассыпались и некоторые отчаянные немцы делали так: снизу заходят и в середину строя метят. Если не рассыпались, то все, они сразу начинают атаковать, как правило, сзади. Стрелок-радист стреляет, штурман стреляет. Сбивали мы, я помню, приписывали мне, а черт его знает, я сбил или нет. Вроде трасса шла туда.

- У вас есть засчитанные сбитые?

- Да. У меня два сбитых самолета. Один это наверняка, это в 1945 году уже. Вначале погода была плохая. Опытные экипажи пускали на свободную охоту, потому что взлетаешь на 100 метров и уже все в облаках. Ходили в Чехословакию, там станции были забиты немецкими эшелонами, в основном с боеприпасами. И вот мы пошли. Доходим до линии фронта в облаках, потом как отрезало, все чистенько. Вот мы заходим на цель, выбрали станцию. Стрелок-радист у меня опытный был, он говорит, Дима, вон четверка сзади на нас идет. Метров, наверное, 600 сзади. Отвечаю, ладно. Вышли на цель, я прицелился, сбросил. На вооружении у нас кроме пулеметов еще были гранаты, 10 штук гранат. Нажимаешь, они летят, а разрываются они на 400 метров сзади, за хвостом. Стрелок мне, Дима, подходят, метров 300-400. Я нажал, штуки 4 выпустил. Докладывает: "один задымил", а мы в это время ушли в облака. Пришли, есть один сбитый. Вот это наверняка мой.

- Вообще говорят, что такая граната скорее производила отпугивающий эффект.

- Отпугивающий. Это же не прицельный выстрел. Вот попал в него или рядом, а осколки от нее летят порядка 100 метров, вот в этой зоне оказался самолет и готов.

- Работа штурмана - это вывести на цель?

- Да. И поразить цель.

- Когда происходит пикирование, вы руководите летчиком, или он сам держит курс?

- Идем. Выход на боевой курс. Потом подходим к точке начала пикирования, ему даешь сигнал, хлопнешь по плечу: входи в пике, он отжимает руль, прицеливается по своему прицелу уже. А я смотрю, как по высоте, на глазок определяешь. Потом высота дошла до нужной отметки, хлопнул ему по плечу. Нажимает на кнопку, бомбы пошли. И он еще добавляет рулем, вообще можно и без этого. Автомат есть. Если высоты мало, то еще добавит штурвалом.

- У вас из пилотажных приборов высотомер только?

- Да. Высотомер. Остальные они все общие, кабина-то одна, все видно. И горизонт, и обороты.

- Летчик пользовался радиосвязью?

- У летчика было радио и у стрелка-радиста, основная связь у стрелка радиста.

- Внутреннее переговорное устройство работало нормально?

- Нормально.

- Вы говорили, что потери были в основном от истребительной авиации, это было так на протяжении с 1943 года по 1945 год, или как-то менялось?

- В основном больше потерь от истребителей. От зениток тоже, конечно, были потери. Если летчик грамотный маневр сделает, то от зениток меньше потерь.

- Кого считали более опасным, мессера или фоккевульфа?

- Вообще мессер. Если одиночно идешь, где-нибудь на охоту или на разведку, от фоккевульфа легче уйти было, от мессера так просто не уйдешь. Но можно. У нас был такой герой Советского Союза Макаренко, он уходил от мессеров под Черкассами, пошел на разведку. И вот он на 6,5 тысячах был, его мессера догнали. Он как дал скорость на пикировании, разогнал машину километров до 900 и около самой земли только вывел, немцы и потеряли его. Метров на 200 только вышел, плоскости на концах загнулись. Перегрузка какая.

- Но долетел?

- Долетел. Нагрузка при пикировании, если нормальное пикирование тысяч 2-2,5, это оптимальный режим, порядка 6,5 Ж. А у него было, наверное, 7 или 7,5. Пешка перегрузки выдерживала от 9 до 11, и то у него загнулись края плоскостей.

- В свое время в детской литературе я читал, на какой-то разведке задний стрелок сбил истребителя, стреляя через шайбу руля поворота.

- Может быть. Могло быть такое.

- Что срезали шайбу, а самолет продолжал лететь?

- Самолет был устойчивый. Но он не допускал так называемых "козлов". Если начался "козел", то нельзя давать было ручку, если отдашь, то прогрессирующий "козел", мог или скапотировать или на нос. А так зажал, все нормально.

- Сложный был самолет в управлении, как летчики относились к нему?

- С большим доверием. Кто год, два полетал на нем, считали, что самолет нормальный.

- Вроде для молодых он был тяжелым?

- Для молодых строгий он был.

- Вы так с вашим летчиком так до конца войны и летали?

- Нет, несколько летчиков поменял, четыре летчика за войну. С Гришкой Губским мы разошлись, меня перевели в другой экипаж, а его сделали командиром звена. Лишних мест штурманов звеньев не было. Перевели к нам из другого полка такого Серегу Румянцева, я с ним мало летал, он был у нас раньше заместителем комэска. А потом за пьянку его выгнали в рядовые. Летчик сильнейший, 29-го года выпуска из училища.

- Возрастной?

- Да. Но любитель был выпить. Потом я попал к Андрею Пустовалову. Вот мы с ним слетали в Казань за машинами. После этого перевели наш полк во Вторую воздушную на Львовскую операцию. В начале апреля 1945 года была пьянка. Он по пьянке выстрелил и попал в человека, его под суд, мне дали другого летчика.

- Он попал в штрафную роту?

- Нет. Это было в самом конце войны, ему дали 10 лет.

- Из вашего рассказа уже 2 случая стрельбы по пьянке. Это достаточно часто случалось?

- Пострелять любили. Когда мы стояли за Харьковом, между Харьковом и Полтавой есть такой городишка Карловка. До войны в Карловке был спиртзавод, его разрушили, а сырье осталось - пахта. Местные из неё гнали самогонку. Там столько самогонки была, хоть залейся. Вот выходит кто-нибудь из дома и вдоль улицы стреляет - только пули свистят. Не было ни одного случая, чтобы попали, но стреляли.

- Медицинское освидетельствование перед полетом было?

- Нет. Врач выходил, спрашивал: кто болен? Нет. Все нормально. Да и после войны во фронтовой авиации тоже не было осмотров, это сейчас в Аэрофлоте, да и в военной авиации, правило: чтобы перед летным днем не пить, тогда же это не соблюдалось абсолютно... В военно-транспортной было вот, там утром перед вылетом надо идти на медосмотр. Пульс, давление измеряют.

- Сколько у вас всего вылетов?

- 105 успешных, из них 60 с пикированием.

- Практически у вас в 60% вылетов бомбежка с пикирования?

- Да.

- Сколько неуспешных и какой вылет считается неуспешным?

- Да вылета 3-4, когда не удалось цель поразить.

- Такой вылет засчитывался, как боевой?

- Нет.

- Фотоконтроль был?

- А как же. Если погода нормальная, то фотоконтроль. Вот когда я сбил самолет, погода хорошая, сфотографировал объект и все. Взрыв эшелона еще, например.

- На охоту летали опытные экипажи с фотоаппаратом?

- Да. Фотоаппарат был на каждом самолете.

- Ваши неуспешные вылеты в основном групповые или одиночные?

- В основном одиночные.

- Бывало такое, что в группе не засчитывали?

- Могло быть такое.

- У вас стоял БС, хороший пулемет?

- Да.

- Многие говорят, что из него стрелять длинными очередями нельзя. Заедал, заклинивало его.

- Почему? Нет. Вот ШКАС заклинивало нередко.

- Было ли у вас в экипажи распределение секторов обстрела и обзора между вами и стрелком-радистом и кто за какую сферу отвечал?

- Конечно. Тут смотря в какое время. Если на боевой, то он вылезает, голова наружу за козырьком и смотрит и вниз, и вверх, задняя сфера его. У штурмана ориентировка и выход на цель.

- Это его задача предупредить вас, что кто-то там появился?

- Конечно.

- Из чего складывался боевой день?

- Боевой день. Расскажу вам вот такой день: в 1944 году мы стояли в Замостье во время операции по захвату Сандомирского плацдарма. Нашей эскадрилье под командованием майора Данилова поставлена была задача ударить по скоплению войск около самого Сандомира. И вот мы с утра поднялись по тревоге, как всегда. Согласовали вылет с истребителями, бомбы всегда подвешены. Готовы. Вылет. К Висле подошли, встретила нас группа истребителей, наверное, штук 18, они большими группами встречали, а наших было всего 12 самолетов прикрытия. Подошли к этой цели, укрепрайону. Долговременные точки, работать нужно с пикирования. Тысячах на двух с половиной мы подошли. А прикрывали этот район ни много ни мало 24 зенитных батареи. Это много орудий: подошли, сплошная черная стена перед нами. Но Данилов он хитрый мужик. Он вел всю эскадрилью на минимальной скорости. И все разрывы перед нами. Они-то знают, что средняя скорость пешки примерно 350-360, а тут на 240. Пока они очухивались - подходим на пикирование, сразу с малой высоты как дали. Каждое звено имело свою цель, свой район пикирования, так звеньями и пикировали.

- Сходу?

- Да. Мы растянулись, один, другой, третий. В результате все нормально, никаких потерь. И в этот день мы сделали 3 вылета, максимальное количество. Потом на следующий день еще два вылета по этому же объекту. Какой результат? Судите сами. Из всей дивизии работала только наша эскадрилья по этим целям и за счет нашей эскадрильи полк получил наименование Вислинский. Как только прилетели, сразу летный состав кушать, оружейники вешать бомбы, техники заправляют. Закончили, через часа два следующий вылет. При таком удалении больше трех вылетов в день не было. Да и потом больше трех вылетов истребители тоже не делали.

- Вставали утром, а дальше что? Зубы чистили?

- Чем чистить-то? Нечем.

- С утра брились?

- Никогда. Нельзя было. У нас в 1943 году был случай: все вылеты из-за погоды отменили, комэска у нас побрился, думали - полетов не будет. Вдруг объявляют тревогу. И по тревоге на Мерефу вылет. И его сбили тогда.

- Как раз этот эпизод вы рассказывали.

- Нет. Это другой комэска.

- Сбили тоже истребители?

- Нет. Зенитка попала прямым попаданием снаряда в бомболюк, и самолет разметало.

- Видя такой взрыв, страшно?

- Конечно, страшно. Что я буду говорить, что не страшно, если страшно. Зачем кривить душой. Это говорят те, кто покрасоваться любил.

- Перед вылетом был мандраж или напряжение?

- Да нет, не было.

- Когда возникал мандраж?

- Когда сядешь, после посадки, когда все позади. Вот тогда страшно.

- Какие еще были суеверия, фотографироваться можно было?

- Тоже не советовали.

- Завтраком кормили на аэродроме?

- В зависимости от того, где мы находились. Если в 1943 году мы вначале стояли и под Острогорском и под Чернянкой, это около Старого Оскола, Белый колодец, там на аэродроме была летняя столовая, навес и все.

- Аппетит был?

- Был аппетит нормальный.

- Между вылетами был аппетит?

- Нормально. В конце дня положенных 100 грамм.

- Вы приехали на аэродром, получать задание, кто идет?

- Смотря какое задание. Для эскадрильи если, то командир и штурман эскадрильи, а потом они доводят до всех. Если сам идешь, то командир и штурман. Когда я ходил на разведку, то мы летали с Серегой Румянцевым. Он придет, уже бухой и бутылка с собой. Мы его со стрелком радистом доведем до КП, сами задание получим, его под мышку. Его посадим в самолет. Он летал нормально пьяный. Он сел, форточку открыл, голову высунул. Запустил. Посидел: "все, поехали". И поехали. На обратном пути только к аэродрому подходим, его толкаешь, потому что после линии фронта он начинает кемарить до аэродрома. Потом заходим, сел как штык. Спит. Садишься рядом. Рука на педаль На педали нога.

- Вы тоже могли управлять?

- Конечно.

- Часто бывало так, что давали летчику отдыхать?

- С другими бывало… Один раз я с Гришкой Губским летел, и его ранило в руку. Вот тогда я вел самолет. Как сажать? Он говорит, я посажу. А так вел, только стоя приходилось. Летчик сидит, а от него я слева, за штурвал беру и ногу на педаль. Стоишь. Другой рукой за спинку держишься.

- Педали две должно быть.

- Ну и что две. На одну нажимаешь, другая идет так же. Одной педалью действовать можно спокойно, это не на машине.

- На вашем самолете что-то было написано? Что-то писали на самолетах в полку?

- Нет.

- Тактический номер где был нанесен?

- На фюзеляже. У меня первый самолет был номер 13.

- Опознавательный знак полка какой был? Не было полосы на фюзеляже?

- Нет. Когда Гвардию присвоили, то гвардейский значок впереди.

- Коки винта красили?

- Это только у Полбина красили. У его личного самолета.

- Какой был камуфляж? Черно-зеленый?

- Хаки. Без камуфляжа.

- Что-то в кабине вы под себя переделывали, или как пришли самолеты с завода, так и летали?

- Нет, ничего не трогали. Единственное: как с завода приходил самолет в полк, так у стрелка-радиста снимали верхний люк, а козырек оставляли, чтобы он мог встать, больше ничего.

- То, что стрелок-радист у вас всегда высовывался, это была специфика вашего полка или вашей эскадрильи?

- Нет, это везде так делали.

- Во время стрессовой ситуации: зенитный огонь или атака истребителя, разговор в экипаже идет на повышенных тонах с матюками, или тихо и спокойно?

- Спокойно. Единственное, я помню, в 1943 году наш стрелок-радист устроил: вернулся его друг, тоже стрелок-радист, из госпиталя, они запьянствовали, нам дали совсем молодого. Полетели. Нет ни наблюдения, ничего. Пока матом его не покрыл, тогда только он выскочил. Я ему говорю, ты чего же?! Смотреть надо! Обычно короткие команды.

- Случаи трусости в эскадрильи были? У летчиков-истребителей можно было выйти из боя, а у вас как проявлялось?

- Я помню, был случай трусости такой. Над Берлином надо лететь… вроде все спокойно. Полк повел командир полка. Штурман полка приехал к нам только недавно. Он цель не нашел, делали повторный заход. И один штурман звена, а бросали мы по ведущему, посчитал, что он не увидел линию фронта и сбросил бомбы раньше времени. Командиром того звена был бывший мой командир. По прилету собрались, я говорю, Гриша, что такое?! Отвечает, Петька струсил, считал, что прозевал и сбросил. И сбросил по своим.

- Разбирали эти случаи?

- Его тогда сразу сняли с должности.

- Провинившиеся наказывались и если да, то каким образом, трибунал или просто снижение должности?

- В 1943 году вообще расстреливали. Был случай в соседнем полку: штурман трижды вот так… ошибся. И командир полка был такой горячий, Николай Сергеевич Зайцев. Он говорит, сколько же можно, расстрелять перед строем. Особняк полка говорит, хорошо, я поддерживаю.

- Командира?

- Нет. Расстреляли штурмана.

- По своим попадали? У вас такое было?

- Попадали. Меня бог миловал.

- За эти промахи отвечает штурман?

- Конечно. Это хвалят только командира. У меня командир герой Советского Союза, а я нет.

- Какой из командиров?

- Василий Константинович Иванов.

- Это последний ваш командир?

- Да. Заместитель комэска.

- Чем-то запомнились вылеты на Берлин?

- Первые, может быть, два вылета на Берлин, это были такие напряженные полеты над большим количеством зенитных орудий, зениток было много. А потом, как на параде.

- В основном подавили зенитки?

- Да.

- Говорят, что над Берлином дым стоял. Как вы цели находили в этом во всем?

- Дали нам планы Берлина, на них нанесены цели. Где цели, там сравнительно нормально. Так же как в Бреслау: мы стояли в 25 километрах от города. Взлетаешь и вот он - Бреслау. Там как на прогулку.

- Верно ли, что командиры полков летали редко?

- Нет.

- Летали, как все?

- Не как все, но летали. Зайцев был у нас командиром полка в 1943 году до 1944 года. Он летал часто и хорошо летал. Потом пришел Федя Лычаев, тот тоже летал. Как полк, или две эскадрильи, так он ведет, а то и дивизию водил. Федя Лычаев молодец.

- Я слышал, в такие места, как Бреслау, любило начальство летать: быстренько.

- Да. Начальство любило туда летать. Когда бывший наш комэска стал заместителем командира полка, он любитель был. Раз я остался без экипажа. Он вызывает, мне говорит: Дмитрий Павлович… а я сопляк совсем был, он в годах, мне лестно. Да, летал с ним на Бреслау. Что там, взлетел, высоту набрал и все. Хоть с пикирования, хоть как. С пикирования там хорошо. А зенитки что? Ввел в пикирование, нажал, перед носом огонь. Вот он так любил. Идет с пикирования… Я говорю, хватит, куда стреляете, по своим уже. До этого был когда-то командиром соседнего полка, а потом его сняли.

- За что?

- Поймал сифилис и уехал лечиться без разрешения командира дивизии.

- Это в начале войны?

- Нет. В 1943 году. Замполит его продал. Замполит тоже летчик, и неплохой, был. А тот ему сказал, ты молчи, я поеду в Харьков, курс приму. Тут приехал командир дивизии: где Данилов? Вот так и так. Все. Семенов, принимайте полк. Он приедет, его ко мне. Тот приехал через неделю. Ну, Семенов, докладывай, что там. - Товарищ майор, вас к командиру дивизии. Командовать полком назначен я. Тот говорит, ты что: продал? - Я не продал, я сказал то, что есть. Вот так, такие случаи бывали.

- Женщины в полку были? Как складывались отношения?

- Мотористки, оружейницы были. Нормально, уважительные были отношения.

- Танцы по вечерам бывали?

- В Большой Кахновке под Кременчугом когда стояли, там были танцы, клуб. А так, где клуба не было, там ничего. С женой я познакомился в санатории: у нас при корпусе был корпусной госпиталь и при корпусном госпитале сделали для летного состава двухнедельный Дом отдыха. Летный состав туда направляли экипажами: командир, штурман и стрелок-радист.

- Кем была ваша жена?

- Она была медсестрой в этом госпитале. (Дочь: Папа, это назывался батальон аэродромного обслуживания).

- По беременности женщины из полка уезжали? Много?

- Да, у нас две.

- Постоянные пары были, или с кем придется?

- Постоянные были. Вот уезжала Зойка Акатьева, она после приехала в Австрию с ребенком, а так она была мотористкой.

- Личное оружие какое было?

- Пистолет ТТ и наган.

- В чем летали? С орденами, документами?

- Какие документы?

- Офицерская книжка.

- Офицерскую книжку я получил только в 1944 году. А до этого у меня из документов было только удостоверение на орден и комсомольский билет, и все.

- Одежда нормальная была? По сезону?

- По сезону.

- У вас какие награды за войну?

- Три звезды. Две Отечественной войны II степени и одна первой. И медали.

- Три звезды за войну?

- За войну две звезды.

- Почему боевого Красного Знамени не дали?

- Мне после войны, в 1961 году, будучи в вертолетном полку, начальник отдела кадров говорит, зайди, я тебе дам твои наградные листы. Там три наградных листа на орден Красного Знамени. Ни хрена не дали.

- Как вы думаете за что-то? С кем-то не сложились отношения? Или такая практика была?

- Если откровенно говорить, то в последнее время вроде как наш экипаж был штрафной. Нас посылали, куда угодно, а награды получили только после войны.

- Почему так?

- За погибшего Мишку Салтыкова.

- Это которого ваш командир…

- Нет. Стрелок-радист, который погиб по пьянке.

- Это как бы некое наказание такое.

- Да. Он погиб в 1944 году.

- Взаимоотношения с политическими органами как складывались у вас? С замполитом полка. Он летающий был, не летающий?

- Нам с замполитом повезло. У нас он был тоже бывший штурман, по глухоте его списали. Но летал на подхвате. Заболел какой-нибудь штурман, Иван идет. Он сделал вылетов 100, наверное. Этот Иван у начальника политотдела дивизии авторитетом не пользовался, как и весь наш полк особенно авторитетом не пользовался. К нам Лучаев пришел в начале 1944 года и сделал он ни много ни мало 85 боевых вылетов, это командир полка, и ничего ему не дали. Дали только после войны орден Суворова III степени. Вот так. Был случай: когда мы садились под Кременчугом в Большой Кахновке, командир дивизии приехал разместить летный состав в общежитии. Наш комполка докладывает: Товарищ полковник, я командир полка, отвечаю за готовность полка к боевым действиям и считаю, что лучше летному составу спать по квартирам, где найдут места. Более-менее вместе, недалеко от летной столовой. Такой был командир. А наш замполит, Ваклахов Иван… Он получил после войны два ордена Отечественной войны. В соседнем полку был замполит, который занимался чем? Газетами… Тот получил 5 орденов. Вот так. Почему? Потому что он был в почете у начальника политотдела. Начальник политотдела у нас был белорус. Мы его так и звали - "мокрая травка", Басенко такой. Когда произошел случай с моим стрелком-радистом. Ваклахов говорит, ну, Димка, попал ты. Я говорю, вижу, что попал. Даже выговора мне по партийной линии он не сделал тогда.

- Особист полковой как вообще?

- Что особист. Особист у нас занимался в основном тем, что искал дезертиров в округе.

- У вас с ним никаких проблем?

- У него, конечно, были стукачи. Друг у меня был, мы с ним лечились вместе в Апчинцах от малярии. Говорит, Димка, а ты знаешь, что меня в особый отдел стукачом приглашали. - Ну и что? - Я только им ничего не даю и все.

- Какое к ним было отношение, их боялись?

- Кого? Особистов? Нет. Он на гражданке был следователем. Нормальный мужик был.

- За что воевали? За Родину, партию, Сталина?

- За Родину. Мой личный мотив - только Родина.

- Когда сбрасываются бомбы, совершенно очевидно, что внизу люди. Какое состояние при этом, возникала мысль, что это некое убийство?

- Нет. Такого не было. Желание поразить цель. Больше похоже на охотничий азарт.

- Ваше личное отношение к немцам тогда? Была ненависть или это был просто враг?

- Отношение как к врагам. А потом, когда мы попали на немецкую территорию. Немецкое население, мы жили в домах, где хозяева немцы были. С ними были нормальные отношения.

- Эксцессов не было?

- Были некоторые случаи. Это вроде и поощрялось: отбирать.

- У вас были трофеи. Посылали посылки?

- Я одну посылку послал. Техники наши ездили, собирали. Вот они набрали где-то посылки.

- Что в нее входило?

- Два костюма. Постельное белье. Разрешалось 15 килограмм, я отправил в Казань матери. У меня отец с матерью сначала были в Казани в эвакуации.

- Деньги вам платили?

- Да. В основном на книжку переводили. Платили 20-30%.

- Вы отправляли аттестат?

- Можно было отправлять аттестат, можно было высылать. Я высылал.

- За удачные вылеты платили?

- Платили. Сначала до октября месяца 1943 года платили так: за 10 вылетов - 1000 рублей; за 20 вылетов - 3000 рублей; и за 30 вылетов - 5000 рублей; По этому приказу было так, после 30 вылетов посылать на звание Героя Советского Союза. Но это не соблюдалось. А потом в октябре 1943 года новый приказ. Там уже так. За 25 вылетов - 2000 рублей; за 50 вылетов - 5 тысяч рублей; за 80 вылетов - 8 тысяч рублей; за 120 вылетов - 10 тысяч рублей;

- За удачное попадание, разбитый эшелон или еще что-то в этом роде какие-то выплаты были?

- Если звание младший лейтенант и ниже, то давали орден Славы. А так нет. За сбитый самолет должны были давать полторы тысячи рублей. Но мы не получали.

- Аварийность в течение войны большая была? Поломки и так далее?

- Поломки были. Потом посадки на живот. Было у меня - винты все погнул. Ну, на пешке что было? Прорыв газа в моторе и раскрутка винта, когда масло не подается в регулятор. Раскручивается винт, так у него максимальные обороты 2750, а он раскручивается до 4500, до 5000.

- Вас не сбивали? И не ранило?

- Ранить не ранило, а сбивать было такое, сбивали. В 1943 году на Курской Дуге нас подбили, дотянули мы до первого попавшегося аэродрома, сели на живот. В 1943-м же году, когда на Днепре работали, тоже подбили. Сели в поле на живот. Дома получили похоронки оба раза, когда сбивали.

- Зенитки?

- Да. Работали на высоте 1200. В 1944 году из Ротмистровки летали на охоту, тоже подбили. Дотянули до аэродрома, все нормально.

- Но прыгать не приходилось?

- Нет. Был случай: я в 1950 году иду по Грузинскому валу, идет навстречу моя одноклассница: ты же погиб! Две одноклассницы мои работали на почте. Я говорю, как видишь - живой.

- Как встретили 9 Мая 1945 года?

- Закончили войну мы в Германии. Ночью, часа в 3 утра позвонили. Подписан мир, война закончилась. Окна открыли, в окна постреляли, спать. Потом часов в 8 утра звонят, всем в столовую и собираться на вылет. Поели, получили задание и полетели. Цель была - отступающие немцы, которые прорывались на запад от Берлина. А потом назавтра опять, но уже в Чехословакию. Вот до 11 мая так и летали.

- Потери в это время были?

- Нет, боевых не было. 8 мая возвращались с вылета уже поздно, сумерки. Все спешат сесть, и вот один на один сели два самолета. Один экипаж сгорел на земле.

- В каких полках и на каких фронтах вам довелось послужить за время войны?

- Сначала был в 780-м полку, 2 февраля 1944 года этот полк был переименован в 160-й Гвардейский в связи с получением гвардейского наименования. Сначала, на Воронежском фронте, были в 5-й воздушной армии. А потом, когда нас перебросили на 1-й Украинский со 2-го Украинского, уже мы были во 2-й Воздушной армии у Красовского.

На каких фронтах были? Воронежский, Степной, 2-й Украинский, потом 1-й Украинский. И вот на 1-м Украинском фронте, который возглавлял Конев, мы закончили войну.