45782
Летчики-истребители

Кардопольцев Бенедикт Ильич

Мне исполнилось 84 года, родился здесь - в Питере, в 1922-го году, 28 июля.

- О.К., К.Ч.: А где учились?

На 12-й линии, около училища Фрунзе, была 12-я школа. Шикарное помещение - еще дореволюционной гимназии. В 1938-м году нас оттуда выселили. Отдали помещение спального корпуса курсантам, и попал я в 5-ю школу между Средним и Большим на 13-ю линии. Там, чуть не окончил 10-й класс. Я мечтал попасть в аэроклуб. Первый раз поступал - не попал. Хирург не пропустил - рост мал был. Но я занимался в яхт-клубе, в соревнованиях участвовал. В соревнованиях "Пяти морей" наша команда заняла первое место по многоборью: гребля, бег, стрельба, плавание и метание гранат. Мы тогда пошли в поход Ленинград - Рыбинск - Сталинград. И в Астрахани поход заканчивался. По времени - два с половиной месяца. И я сильно вырос, раздался. И меня приняли во второй Ленинградский аэроклуб. Чтобы днем быть в аэроклубе, я перевелся в вечернюю школу рабочей молодежи, нам ведь за обучение в клубе давали зарплату, форму, кормили. Летали много.

- О.К., К.Ч.: Где был аэродром базирования?

Там сейчас конечная станция "Обухово". Сейчас, на метро, намного быстрее. А мы поездом, с Московского вокзала, сорок пять минут добирались....
Сначала была теория, но уже через пару дней начались полеты на У-2. На нашем аэродроме были еще самолеты И-16, ТБ-1 и ТБ-3. Инструктора до и после работы летали на нем "для души". Просто - взлет и посадка. Меня заинтересовали эти машины, наши первые бомбардировщики…
В аэроклуб я в 40-м году поступил, а в марте месяце 41-го закончил. Было нас шестьдесят человек, Московская комиссия направила тридцать человек на бомбардировщики, в Вологду, по-моему. Остальные должны были поехать в Батайское истребительное. Я стал проситься на бомбардировщика. Думал, как говорится - "возьмешь в руки, маешь вещь". Но мой инструктор, сказал, что мне надо в истребительное.
"Поезжай лучше в Батайск, как тебя записали…"
И семнадцатого апреля нам объявили:
"Собирать чемоданы и в Батайск".
Я говорю: "А я еще учусь". -"Справку возьми, в школе, что ты в десятом классе не закончил курс обучения". В Батайске справку даже в личное дело не внесли. Есть девять классов и достаточно. В училище нас приняли, как положено, все прошли медосмотр. Я в 8-ю эскадрилью попал. Начали теорию учить. Хорошая там была база, самолеты, и люди хорошие. Потом в летний лагерь поехали. Каждая эскадрилья базировалась на своей "точке", мы - в Батайске. На УТ-2 летали, был такой самолет.

- О.К., К.Ч.: Про УТ-2 пишут, что у него задняя центровка, в плоский штопор входил…

Но мы же пилоты были, мы же окончили аэроклуб… Ну, страх был, пугали нас. Но мы молодые были - и нам все было нипочем.

- О.К., К.Ч.: Про УТ-1, мне ветеран Полканов Николай Филиппович, рассказывал, что когда первый раз ему предложили сесть, он аж "затрясся". Выпускающий:
"Ну что дрожишь. Ты, только подумай, что надо взлететь, и он у тебя взлетит. Только подумай, что надо сесть, и он у тебя сядет".
"А в каком смысле - подумай?"
А он говорит:
"А это настолько аккуратно надо ручкой водить".

Так, так. УТ-1 строгий самолет. Надо было хорошую подготовку иметь. Но мы на нем и не летали - начали мы полеты на двухместном УТ-2, потом на УТИ-4, и начали на "ишаке"... А немцы уже заняли Таганрог, подходят к Ростову, нас из Батайска в Азов перебросили...

- О.К., К.Ч.: А как Вы узнали, что война началась?

Мы в палатках жили около аэродрома, вдруг тревога ночью. Построили и сообщили:
"Война началась!"
Это часа в четыре было, в воскресенье. И начали нас распределять: кому ленты набивать, кому - в охранение, кому машины готовить…
Спрашивают:
"Кто может управлять ручным пулеметом Дягтерева?"
А я еще в Доме пионеров в кружке изучал этот пулемет:
"Я готов!".
Дали двух человек в помощники, коробки с дисками, пулемет. И приказали:
"Видишь, там километра за два от лагеря, большая копна? Заберись и, если парашютисты-диверсанты будут прыгать, их расстреливать, через пару часов сменим"..
Уже в пять часов мы вышли. Дошли до этой копны, сели наверху, смотрим в небо. Проходит час, два, … двенадцать часов. Темнеет, день был жаркий, а ночь - холодная... Сидим даже без воды и хлеба. А есть охота, но приказа слезать не было. Посовещались, и пошли в лагерь. А там все спят. Заходим к помощнику командира эскадрильи, по строевой части, так называли их. В свое время он нас шагать учил. Дрессировал, как тигров в цирке…
"Откуда вы?"
"Вы же сами нас послали на копну, что бы стрелять парашютистов, ждать их нападения".
"Ну, ладно, идите, поешьте, и спать".
Пошли в столовую, а там ничего... Вот так началась для меня война.
После того как война началась, некоторое время продолжались полеты. И когда мы уже почти заканчивали программу обучения, был случай - сбили одного курсанта нашего, по-моему, Ме-110-е, - двухкилевые. Но это было не в нашей эскадрилье. И как раз после этого мы прекратили летать.
Когда немец поближе пришел стали готовиться к эвакуации. Суток трое ждали эшелона. Пришел он все равно неожиданно, погрузили технику на платформы, и в Азербайджан. Разборкой самолетов технический состав занимался, а мы только на платформы грузили. И учебу заканчивали уже в Азербайджане. Ехали через Аляты в Геран. Там пришлось "за кухню" повоевать - о кормежке-то забыли позаботиться…

- О.К., К.Ч.: А в программе обучения пилотаж был: групповой, одиночный, высший?

Как системы - нет, не было. Уборка шасси, стрельба по мишеням. Петлю мы не делали. Делали виражи, боевые развороты. Вот такая была система, Штопор мы делали. Часть самолетов УТИ-4 (И-16) у нас забрали на фронт. Заделывали заднюю кабину. Мы программу на И-16 еще в апреле-мае закончили и ждали отправки на фронт. А нас все держат. Читаем газеты - быстро немцы двигаются. "Весело" было…

- О.К., К.Ч.: На фронт рвались, писали там раппорта?

Ну, как же, все без исключения рвались. Ребята были хорошие и летали хорошо.
Построили, по фамилии вызывают. Вызвали из строя, человек пятьдесят-шестьдесят. Нас осталось нас человек пятнадцать человек. И нам говорят:
"А Вам направление - обратно в свою эскадрилью".
Она тогда базировалась в Карамусалы. Это было место для тренировок испанских летчиков. На аэродроме были остатки самолетов СБ, на которых они тренировались...
Конечно, обидно. И добавляют:
"...Будете овладевать самолетом ЛаГГ-3".

- О.К., К.Ч.: А про ЛаГГ-3 поговорки тогда ходили?

Эта: "Лакированный авиационный гарантированный гроб".

- О.К., К.Ч.: А когда Вы впервые услышали?

Дело в том, что к нам в училище боевые летчики, которые уже побывали на фронте, перегоняли ЛаГГи, вот они и рассказали. Прислали нам шесть ЛаГГ-3. Как только начали переучиваться на ЛаГГ-3, оказалось, что очень неустойчивый он был на земле, на пробеге после посадки разворачивался.Понимаете, садишься, и он быстро разворачивается, как правило, влево.

- О.К., К.Ч.: А мне наоборот говорили, что ЛаГГ-3 - устойчивей некуда. А вот Ла-5…

Нет, нет. Ла-5 на взлете крутило, а ЛаГГ крутило на посадке потому, что…, в общем - это из-за особенностей конструкции. И если не удержишь, или он одну ногу приподнимет наверх - шасси подламывались. Слабенькие шасси. У нас только первая группа полетала - и программа небольшая то была - несколько посадок… И вскоре у нас все самолеты поломали шасси, и стали на бочки. И все - летная подготовка закончилась.
Война идет, надо людей побыстрее на фронт. Ну, эта группа и пошла. Я на ЛаГГе не успел полетать, и мы опять сидим... Уже в конце 42-го нам объявляют:
"Вы будете летать на Ла-5".
Просидели месяца полтора или два в лагере, в землянках. Там блох было… Мильон! И к тому же вся группа - пятнадцать человек, малярией заболела. Утром и вечером "бьет в холод", а потом температура. Даже два смертельных случая было. Я дошел до того, что только одну воду пил и хину, а еда в рот не лезла. Нас ведь в Кюрдамир переселили, а это было самое малярийное место в Советском Союзе. Кюрдамир это между Баку и дорогой, которая ведет на Тбилиси. Но аэродром там хороший.
Уже начали летать на Ла-5. а мне не до полетов - лежу в землянке. Приходит командир эскадрильи Чиркин, хороший такой "дядя" и говорит:
"Чувствуешь себя нормально?"
Я пытаюсь сказать:
"Ну…"
А он:
"Давай на аэродром, будешь летать".
Возвращаешься из полета, а ноги трясет, но не от страха, а от слабости или приступа озноба. На счастье были у меня хорошие результаты, и я быстро закончил программу на Ла-5. Присвоили звание и отправили во 2-й запасной полк. Это под Горьким, но не Саваслейка, не помню, подзабыл. В запасном полку все сразу сели за штурвал и по двадцать полетов на каждого. Взлет, посадка, пилотаж, маршрутные полеты… И вся малярия кончилась. Только Ожогина периодически потряхивало.

- О.К., К.Ч.: Пилотаж одиночный или групповой?

Одиночный. В группе не летали. Точнее, были два или три упражнения, четверкой. Каждый день к нам прилетал "Дуглас". Прибывали "покупатели" - представители частей, отбирать летчиков. И в одну группу - шесть или семь человек, я попал. Беседовал с нами командир дивизии, которая вела боевые действия. Фамилия его - Нога, Герой Советского Союза, он и в Испании побывал. Экзаменовал нас:
"А на какой скорости делается вираж такой-то, переворот?".
Я ответил. Поспрашивал других, потом поворачивается к командиру ЗАПа и говорит:
"Кого ты мне предлагаешь? Они же слабые".
Но добавил, обращаясь к нам:
"Значит, вот что скажу, ребята, я вас шестерых беру. Ну, а летать на любой скорости, и маневры выполнять когда надо, а не когда положено. Как вы застегиваетесь?"
Ну, застегиваемся на поясные, плечевые, все по правилам. Понимаете? Он говорит:
"Молоковозы! Только поясными! Иначе погибнете ни за понюх… в общем, будете делать так, как я сказал".
У нас все говорили, мол, полк хороший. Орловскую прошел… "Вы смотрите, не подкачайте, ребята".
Вещички свои взяли, и на "Дугласе" во 2-й гвардейский полк. Стоял он тогда в Белоруссии... В октябре 43-го года я попал на фронт.

- О.К., К.Ч.: В каком звании пришли в полк?

В запасном полку - мы были сержанты… А в полк пришел - младшим лейтенантом.
Меня распределили в 1-ю эскадрилью, комэском был Косолапов - Герой Советского Союза, хороший "дядя" был... Взял к себе ведомым и приказал Тараненко, командиру звена проверить меня в воздухе на слетанность. Это у меня получилось хорошо. Я, как встал около него, так и ни разу не отстал.
И начали меня натаскивать. Каждый день летали на Ла-5 раза два-три, и парами, сначала, потом в составе звена. Натаскали хорошо… А недавно я Володе Тараненко в Красноярск костыли с подлокотниками послал. Он попросил достать, я ему купил, отослал…

- О.К., К.Ч.: На Ла-5? Или на Ла-5ФН?

А у меня тогда был простой. С гаргротом. Трехбачный был. По-моему, пятибачные тоже были, только не в нашей эскадрилье. И несколько самолетов "ФН" было в полку. Но не давали молодым "ФН", они потяжелее были…

- За счет чего "ФН" тяжелее?

А за счет чего, я не пойму. Понимаете, говорили, что они тяжелее в управлении и все… Я, например, не летал на "ФН" ни разу. С Ла-5-го на Ла-7-й сразу перешел. Ну вот, натаскали нас на маршрут, у нас все нормально получалось, и остался я в эскадрилье у Косолапова - ведомым. Глубокой осенью полк перелетел на фронт. В 43-м году зима снежная была, и аэродром уже был занесен снегом. Но - все благополучно. Началось ознакомление - облеты района боевых действий. А через неделю, внезапно бои начались. Под Витебском это было…

- О.К., К.Ч.: А когда состоялся у Вас первый воздушный бой? И что Вы в этом бою видели?

Пошла шестерка...
Кстати, почему второй гвардейский полк почти сохранил старый состав? Да потому, что там был ввод молодых. Например, в этой группе, в шестерке, первый бой был только у меня. Когда "карусель" закончилась и сели, меня спросили:
"Что видел?"
Я как увидел впереди себя "Фоккер", так и стрелял по нему. А то, что кто-то в меня мог стрелять, или там за ведущим надо смотреть, меня как-то не волновало. Все расстрелял, а куда не знаю… А у остальных в группе одна забота была - сохранить меня. Отбивали от меня противника…
Какие боевые задачи нам ставили? Прикрытие наземных войск и штурмовка… Я летал на штурмовку - вагоны бомбили немецкие, эшелоны расстреливали. Пару раз за "рамой" -разведчиком гонялся. Вот первый сбитый самолет "Рама"…

- О.К., К.Ч.: По архивным данным это был Фоке-Вульф-190, 13 февраля 44-го года.

У меня шесть были лично и один в группе. Но первый был - "Рама"…
Надо посмотреть летную книжку. Вот нашел! Бомбежка и штурмовка войск противника на шоссе Витебск. "В районе тридцать девятой армии, вел воздушный бой с Фоке-Вульфом-189, которого сбил в группе". Это у нас было… 8 января 44-го.
А мы звеном летели. Непряхин, Левченко, я и Цибко. Две пары были. Я был ведомым у Непряхина. Над Витебском мы ее схватили. "Рама" круг сделала, с пяти тысяч снизилась до бреющего, и пошла на юг. А мы вчетвером по очереди, то справа, то слева, стреляли один за другим, метров с 300 били, стрелка не стало, он "погас", а летчик крутился. А мы по очереди - как на учебе. И вдруг он пропал… Круг сделали - ищем… Глядим - уже на земле лежит, горит... Сбили! Ну и пошли домой.

- О.К., К.Ч.: Но по данным архива за Вами в этот день "Рама" не числится. В этот день и этот самолет числится, как лично сбитый Непряхиным.

Были Непряхин, Левченко, Цибко. Цибко был ведущим, да. Я был ведомым у Непряхина...

- О.К., К.Ч.: Как мог этот самолет, сбитый группой, оказаться у Непряхина?

Может, ему написали в "вышестоящие" документы. Ну, может, Непряхину нужен был для чего-то. Ну, в представление на Героя. А нам написали в летную книжку. Он же там записан…

- О.К., К.Ч.: Вы деньги получили за "Раму", которого Вы в группе сбили?

За сбитые получал, за этот - не помню... А у Вас там "Раму" на ко записали? Вы говорите на Непряхина... Ну, может, он и получил…

Где-то в это время от нас Косолапова забрали командиром 937 полка. Там было ЧП. Все начальство: командир, штурман, заместитель и еще кто-то под вечер 7-го ноября пошли бить немцев вчетвером. Их там немцы встретили, одного сбили… Нет, двоих сбили, этот, командир 937 полка. Он пришел на аэродром парой, ведомый был Мессершмитт.

- О.К., К.Ч.: Мессера привел за собой?

Мессера привел, ему кричат:
"Слушай командир… Вроде не наш сзади?"
Знал фамилию, все, вот забыл, Мессер приотстал, ему как вмазал, он на аэродром и рухнул. Герой Советского Союза он был. Это был, как его… подзабыл фамилию… все это знал. Вспомнил! Кольцев! Вот такое безобразие… А один сел на территорию немцев. Это Бычков, майор Бычков, штурман. В общем, разбили в пух и прах. Двое-то благополучно сели, а тот на пузо, и его немцы взяли, и он у Власова потом авиацию ставил.

- О.К., К.Ч.: Это вот этот и есть Бычков, да?

Да, да, да. Потом от его имени листовки сбрасывали с призывами к немцам бежать…

(К сожалению, видимо память подводит Бенедикта Ильича: Комполка 937 иап Кольцов погиб 7.11.43, а Бычков попал в плен 11.12.43 будучи замкомэском 482 ИАП. Бычков был ранее в 937 ИАП и в 1942 году был судим за аварию по его вине, что не помешало ему стать ГСС. Судя по протоколам допроса, он категорически отрицал участие в "статовлении ВВС РОА", утверждая, что его именем воспользовались, а он лишь жертва. Добиться подтверждения "добровольного участия" не удалось.)

- О.К., К.Ч.: У Вас в полку были самолеты "Монгольский арат"? Ни на одной фотографии не понятно, какого цвета были носы у самолета? Желтые или красные?

Шефство взяла над нами Монголия. Над танковой дивизией и авиаполком. Они присылали подарки: мясо, свинину, копчености, вина. Еще помню, перчатки меховые, меховую одежду. Прямо вагонами присылали. Все они делали. Пришла к нам "монгольская" эскадрилья, "Арат".
Пришли обычные самолеты, только надпись была, где красным, где белым. Потом уже покрасили носы - красного цвета... У нас, у всего 2-й гвардейского полка, были красные коки, капоты, и еще была закрашена верхняя часть хвоста - белая "пилотка", так называемая. Это в последний период. А эскадрильи по цветам не отличались.

- О.К., К.Ч.: Когда пригнали эти самолеты в полк, то была ли торжественная передача?

Не помню, была ли торжественная передача, не торжественная... Когда в полк прибыли эти 12 самолетов "Монгольский арат", их перегонщики перегнали, то распределили их по четыре самолета в каждую эскадрилью. У меня фотографии есть, но на них я не летал, хотя самолет вроде получил. Кто-то из начальства его себе забрал.

- О.К., К.Ч.: А внешне эти самолеты, чем-нибудь отличались от обычных?

Только надписью.
А потом решили, причин я не знаю, собрать все во 2-ю эскадрилью. Когда не помню, мы тогда были на переформировке. С полгода дивизия была резервной.

- О.К., К.Ч.: А можете вспомнить, номера какой краской красили: желтой, белой?

Белой краской. И обыкновенная заводская окраска. Другие полки, имели там две-три полосы. Но у кого как, я не знаю.

- О.К., К.Ч.: А еще в полку самолеты с лозунгами, с надписями были? Кроме "Монгольского арата"?

Надписей не было. Значок "Гвардии" был на моторной части, на капоте. Звездочки не рисовали, сбитых в уме держали…

- О.К., К.Ч.: А вот какие-нибудь персональные эмблемы кто-нибудь рисовал?

Какие-нибудь рисунки на борту? Пачкать самолет каким-нибудь крокодилом?… Нет, нет... А может, ничего не рисовали потому, что часто самолеты меняли. Понимаете, сами в тыл, а самолеты передавали другим частям. И самолеты "Монгольский арат" так же уходили… Но на каждый новый самолет во 2-й эскадрилье ставили метку, чтобы сохранить название.

- О.К., К.Ч.: А если самолеты одинаково окрашены, как можно в таком случае узнать тому же технику, самолет его эскадрильи или нет?

Ну, стоянки - где сел… Радио ж хорошо действовало! На ЛА-5 рация была ВО! (Показал большой палец) Высший класс! Помню, как в первом вылете эскадрильей на Берлин, мы друг другу поздравления передавали. И с пункта наведения, голос как у Левитана - четко и ясно… Радио отлично работало. За использование радио поощряли... Даже ордена давали.

- О.К., К.Ч.: А на импортных самолетах Вы летали, на "Кобре", на "Хауках"?
Нет… И после войны на Ла-9. На Ла-11 сделал вылетов несколько.

- О.К., К.Ч.: И как Вам Ла-9? Он лучше, Ла-7?.

Я на нем мало летал. И в бою этот самолет не проверялся. Ну, комфортабельный, шикарный, просторный…

- О.К., К.Ч.: На сколько времени топлива было на Ла-5, Ла-7?
Ну, в общем, минут на пятьдесят, если на боевом, а на экономичном режиме я больше часа летал.

- О.К., К.Ч.: Когда Вы летали на прикрытие войск. Какую примерно скорость Вы держали?

На "барраже" километров 450, так.

- О.К., К.Ч.: А не слишком ли это много?

Если облачность, облака небольшие. Немцы из облаков выскакивали, и если у тебя скорости нет, то у него будет преимущество.

- О.К., К.Ч.: Ну, а над целью сколько барражировали?

Ну, минут 20-25. Бывало, нас подменяли - группа приходит, мы уходим. А если нет, летаешь там же в экономическом режиме, километров 350 держишь…

- О.К., К.Ч.: Скажите, сколько времени длился воздушный бой? В среднем…

Ну, 5-8 минут. Не больше.

- О.К., К.Ч.: Я много беседовал с ветеранами. Они говорят, что среднестатистический бой, в среднем минута. Ударил, и ушли… И все немцы, и точно так же наши - подлетел, удар, и все.

Я сказал, если барражируешь. То есть защищаешь объект, а это отличается от охоты - там действительно - увидал, ударил и уходишь.
Когда мы барражировали, немцы, если их меньше на бой не шли... Ну, скажем: нас - шестерка, их четверка, - они в бой не вступят. А мы всегда все бои вели. И, конечно, чем наша группа меньше, тем тяжелее бой.
Когда барражируешь, они подлавливали - неожиданно могли выскочить, ударить и уйти. Значит, нам скорость надо иметь, что бы противостоять.

- О.К., К.Ч.: Камуфляж немецких самолетов, Вы помните, на каком расстоянии виден камуфляж в воздухе?

Они все были какие-то серые, стального цвета такого. Матово-стального... Видно недалеко, метров 400… Любой камуфляж - немецкий или наш. А дальше не различить - самолет - "черная точка".

- О.К., К.Ч.: Когда на охоте атакуете противника, то с какой дистанции начинаете стрелять?

Ну, метров 100. На прицеле шкала была - были кольца, и если в метки немецкий самолет вписался, то...

- О.К., К.Ч.: У Вас прицелы были коллиматоры или кольца?

Коллиматорные. На И-16 была труба - как-то неудобно. Особенно для бомбежки, для цели по земле. У нас были линии, как козырек… Это, конечно, коллиматорный.

- О.К., К.Ч.: Вы писали какие-нибудь отчеты о проведенном бое? Или просто докладывали, что сбили, а дальше оно все пошло своим ходом?

Вся писанина у адъютанта была. Были некоторые момент возникали... И у меня один самолет не учли. В почти последние дни войны, это было в Гренау, это за Нейше. Мы на свободную охоту ходили. Первый командир звена Марченко меня ведомым брал. И вот он сходу одного вблизи от аэродрома на скорости сбивает. Тот задымил и пропал... И еще один Фоккер-190 ходит, ну я его и… Все это было низко, на бреющем полете, я смотрю - мой на земле, катится.

Мы вернулись, сели. Приходим к командиру полка, Соболев тогда был, докладываем и добавляем: "Пусть посмотрят, где сбитые лежат, а мы покажем".
Он: "Ну, Вы наглеете - все люфтваффе посбивали, наград захотелось?".
(После Орловской операции он тоже стал Героем. Тогда несколько Героев получили: Пушкин, Майоров, Косолапов. А погиб после войны, на тренировке... Овладевал сложными полетами для первого класса). Командир приказал штурману полка Пушкину:
"Полетай,- говорит, посмотри, есть сбитый самолет или нет".
Мы предложили показать, где самолет. А он: "Нет лететь одному".
Сбитый у самого аэродрома упал, а Пушкин дальше ушел. Прилетает и говорит: "Нет там ничего!".
Это я сам видел, и как Марченко сходу, и как "фоккер" падал, на куски рассыпался.

- О.К., К.Ч.: - А когда это было примерно?

Так, вспомню… Это уже было… в Германии, по-моему, февраль 45-го… Очень приближенно. Марченко тогда обиделся очень сильно.
Мы тогда каждый день летали, я с ним. В этот раз летим парой, я смотрю, у него шасси выпущены. А было положено, что когда шасси не убирается, возвращаться. А он делает что? А он идет дальше. Пришли на участок, по рации нам говорят:
"Фоккера! Группа Фоккеров штурмует войска".
Он краном шасси прижал. А потом смесь нагревается, и шасси начинает выпадать. Ну, вот тогда я ему говорю:
"Командир, шасси не убирается!".
Ну, хорошо, мы эту группу разогнали, вторая группа, третья группа. Мы там отбили три группы Фокке-Вульфов. И каждый раз вначале, если самолеты появлялись, он убирал шасси, крутились на предельно малой скорости. "Дядька" воевал сильно, я с ним десятки вылетов сделал. Один бой - разогнали... Во втором бою Марченко сбивает. В третьем бою я одного сбиваю… Возвращаемся почти на исходе на юго-запад, и видим: в это время они наш аэродром штурмовали, пока мы там воевали вдвоем. И вот здесь еще два самолета сбили Марченко и я. Ну, так их и не учли. Те, над линией фронта зачли, а те, которые над аэродромом сбили - нет.
Марченко стрелок хороший был. Хромал он - под Ленинградом снаряд ему разбил коленку, а он летал, у него и прозвище было - "Хромой". У нас еще один летчик был, под Ленинградом ему локоть разбило.… Летать не мог уже - адъютантом эскадрильи был. Когда мы стояли в Белоруссии и Сандомирская операция началась, у хозяина дома, где мы остановились, была мельница ручная - муку молоть, и он с утра до вечера с её помощью руку разрабатывал, и в конце стал снова летать. И закончил летчиком, под Берлином летал. Скрыпник его фамилия.

О.К.,К.Ч.: Вы помните, как Вас сбили в 1944-м, как это дело произошло?

Хоть я и был на Ла-7, но они нас догнали, потому, что мы шли вместе с Илами… Под Шауляем железнодорожная станция была, километров тридцать от фронта, немцы сгружали там танки - готовили удар. И Илы летали долбить эту станцию, а мы вчетвером - Левченко в паре, и я с замкомандира эскадрильи Славгородским, на пределе горючего сопровождали шестерку Илов, Леса там горели - дым, густой дым. Илы идут к фронту, прижавшись к земле, низко. И пара Левченко в этом дыму потеряла нас, и мы остались вдвоем у шестерки Илов. Перед атакой Илы взмывают, и потом начинают работать. И командир сделал ошибку. Пока Илы штурмовали, он на небольшой скорости ходил, и ни высоты нет, ни скорости, ничего... Я их первым увидел и говорю:
"Командир сзади фоккера!"
И один "фоккер" у меня справа, я не успел сообразить, куда деваться мне - командир рядом. Их всего было восемнадцать штук. Не увернешься - некуда деваться,
И как только я это сказал, смотрю, по плоскости идут шнуры…. У немцев были белые трассы. У нас были красноватые, розовые трассы, а у них - белые. Пламя сразу появилось... Помню, подумал:
"Вот как люди погибают: самолет горит, а я в кабине сижу".
И потом в памяти сохранилось только, как я уже падал вне самолета, спиной на землю. Кольцо взял - "Раз!". Парашют вышел… - аэродинамический удар совпал с моим приземлением. Сильно ударился ногами...
Не помню я, как фонарь открывал, как вылез из самолета... А ведь на это время нужно... Еще бы секунды две, и уже не хватило бы высоты, разбился бы насмерть.

- О.К., К.Ч.: А Вы летали с плечевыми ремнями или их срезали?

Только поясной, мы ж молодые были... Приземлился, парашют собрал, а над головой Илы собираются, там замкомандира эскадрильи летает… Я в куст оттащил парашют, и смотрю - сарай и немцы стоят, человек пять с винтовками. И смотрят на меня, а я из кустов смотрю на них... Один пошел в моем направлении. Не доходя до меня метров пятьдесят, поворачивается, и в этот дом.

- О.К., К.Ч.: То есть они Вас просто не увидели?

Видели, и я думаю, он пошел за помощью. Я как "шуранул" от этого дома в лес, бежал, и на себе гимнастерку гасил. Она ж Хб, тлеет.

- О.К., К.Ч.: Награды в полет брали или заставляли их снимать?

У меня на это время не было наград, а ребята с наградами летали.
Ну, я удрал. Никакого преследования не было. И в этот момент опять штурмовики пришли. Вторая группа - другая. Мне из лесу была видна разгрузочная площадка. Воют, стреляют так, что я даже залег, снаряды рвутся. Улетели. И я запомнил направление - куда они пошли... Прикинул расположение и пошел. Встречались немцы, и я убегал от них. Я тогда был спринтер тот еще... Рекорды поставил.
И вдруг я перестал видеть, не вижу ничего - обгорел. Как потрешь глаза, пальцами откроешь - вроде видно. И вот с одним глазом, левым, и шатаюсь по лесу. И тут слышу какой-то шум, смотрю тропинка недалеко от дороги. Я опустился, сижу и жду. Смотрю три человека - немцы идут по дорожке сюда. Ну, я думаю, что делать "Стрелять, не стрелять?" И перед ними я встал… Представляете, "горелый". У них вот такие глаза. Понимаете? Для них неожиданна была встреча, они же шли по своей территории. Пока они удивлялись, я развернулся, и в лес дунул. Вслед
"Хальт, хальт!"
Постреляли... Ну, все обошлось. Это было уже на второй день. Я три или четыре дня там провел. Все время иду на восток. На четвертый день шоссейную дорогу перейти надо было. А движение большое - немцы часто ездят. И там за дорогой пшеничное или ржаное поле. Ну, думаю, отложу переход до вечера, когда движение уменьшится. И отошел немножко, и заснул у березы, под деревом сваленным снарядами… Какой-то шум - открываю глаз. Проспал, уже ранее утро. Я пошел, к дороге. Посмотрел, никого нет. Рожь невысокая была, почти открытое место. И я ползком... Ползу, и вдруг вижу - проволочина. Я влево по проволоке, смотрю, мина стоит такая круглая. И к ней провода. Ну, я понял, что это минное поле.
Нашел разрыв... Потом опять проволока. И так три ряда я прополз. Как я прошел минное поле? Как дурак! Нормальному человеку точно не пройти. Встал я, уже не соображая. Когда я к своим пришел, и рассказал, что там все заминировано, майор, который меня встретил сомневался:
"Как ты, прошел? Наши там ходили - подорвались".
Представляете: а если бы я пошел бы вечером или ночью. Я пошел бы в полный рост, не боясь, что меня увидят, и подорвался бы. А, ползая, я попал на эту проволоку.
Я уже на нашей стороне еще раз по минному полю прошелся, и тоже ничего…
Кончилось поле, вышел к реке Дубисса - приток Немана. Строго на юг идет. Иду к берегу. Пить хочется… Срываю горсть рябины, - три дня не ел. Мы рано вылетели, не позавтракали, и не попили. Понимаете? Иду по кустам - маскируюсь, ведь немцы могут увидеть. И вдруг слышу мат. Мат-перепле Смотрю, две коровы влезли в речку, а за ними пацан, лет одиннадцать-двенадцать, вот такого роста. Наверно он их пас… Я говорю:

"Иди сюда".
Он в шоке. Вид у меня какой: морда черная - обгорелая, не бритая, весь в грязи и листьях, пистолет в руках...

- О.К., К.Ч.: А пистолет у Вас какой был?

ТТ. У него часто при ударе, если даже стукнулся обо что-то, предохранитель срывался. И Бах! Бах! И все! Патрон то девятый обязательно в стволе держали.
Он и убежал. Я кричу вдогонку.
"Куда ты бежишь? Где русские?"
Он выглядывает:
"Русские, - говорит, - вон там. На том берегу".
Я оказывается, пока на парнишку не наткнулся, долго шел вдоль линии фронта. Компаса не было, планшет остался в самолете - сгорел.
Он меня уговорил пойти на хутор. Прихожу: там женщина и пожилой человек что-то молотят. Дали мне молока напиться. Спросил их про брод. По-русски почти не говорили. Но ответил:
"Есть!"
И давай мол, уходи. Но парню сказали показать мне брод.
Я через речку перешел, и вышел прямо на котлы большие, в них яблоки варят, оказался первый артиллерийский Краснознаменный полк. Как они назвались, так я и записал. Понимал, что мне придется объясняться, как, когда и где я перешел фронт.
Точнее я вышел на наблюдательный пост, а там солдат спит… Я его разбудил, он меня как увидел, так заорал… Перевел через бугор, а там уж полк стоит…
У нас был летчик Жорка Филиппов. Попали ему в ногу, и был обездвижен, бессознания. Попал в плен. Очнулся в машине - везли его Орел... Жорка мне все рассказал…
Про плен рассказывал: медицинский персонал был в лагере наш. И спасло его то, что медсестры вынесли его как умершего. Немцы боялись инфекционных болезней и не связывались с умершими. Отнесли и предупредили:
"Лежи спокойно! Пока немцы не уйдут".
Потом он прошел проверку под Москвой, в спецлагере был, и вернулся в полк. На следующий день немцы ушли, а оставшихся в живых пленных загнали в бараки и подорвали вместе со зданиями.
Когда я к нашим вышел, девчонки-санитарки пяток уколов сделали, забинтовали. (Потом бинты присохли, эх и мерзко было. Марганцовкой смачивали, чтоб отставало.) Я сел на пень и свалился. И встать не могу, все. Все - окончились мои силы
Меня сначала в санбат, опять перебинтовали, потом в Паневежис, потом в Даугавпилс. Там была база отдыха. Ну, в общем, я вылечился. Дали мне шинель солдатскую, шапку, сапоги не по размеру. И в полк. Недалеко от Таллинна, на юг был город Великовысск. Там на аэродроме стоял наш полк. Добрался на попутных машинах. Прихожу на аэродром, красные капоты лежат, а моего полка нет. Стоят Илы.
"А полк Ваш ушел куда-то на юг".
Хорошо отнеслись ко мне: старшина, я забыл его фамилию, переодел меня. Ремень дал, продукты дали с собой, аттестат продуктовый, чтобы я питался. И направили меня во второй запасной Московский полк. В Москву. Вот куда уехать я должен был. Но я пошел вниз - на юг, искать полк. Наверное, дней пять или шесть передвигался. Где попутные, а где поезда ходили. Однажды в толпе во время посадки кто-то сорвал мой вещмешок, продукты и аттестат "ушли". А я голодный был… Ну, в общем, приехал, до Львова добрался.
"Где мой полк?"
"Где-то здесь".
На базар пошел, и возникло у меня было желание, что-нибудь стащить - жрать хотелось. И вот каждый раз, когда обстановка подходящая, думаю: "Можно". А потом думаю: "А вдруг увидят". Вот и ходил…. А базар такой веселый... Так я и не смог... Голодный иду по улице, стоит машина, ЗИС-5. На ней: фонари, лопасти винта. Запчасти. Я подхожу, шофера спрашиваю:
"Слушай, куда идете? Не знаете, где 322-я дивизия? Где это?"
"Я, - говорит, - с батальона, обслуживаю 322-ю дивизию. Второй полк у нас на аэродроме сидит".
Я говорю:
"Да я летчик 2-го полка. Голодный я, два дня не ел, аттестат утащили, возьми с собой".
Тут приходит старший лейтенант, он у них техник звена. А я уже сижу в кузове. Он хотел меня ссадить с машины. И как-то его я уговорил. Привезли меня прямо в полк. Иду в штаб. Открываю дверь, командир полка сидит, начальник штаба Гуревич - мощный дядька. (Он за то, что в начале войны не выполнил команду командира дивизии, орден Красного Знамени получил. Он взял на себя командование, и свою группу из окружения вывел. Потом, уже в мирное время, он был начальником штаба полка. На учениях отмечали его: "Гуревич - самый подготовленный, умный, эрудированный человек…"). На меня, оказывается, похоронку уже послали. У меня есть эта похоронка. Я срочно письмо написал родственникам в Кировскую область - сестре. А мать умерла в Ленинграде, в 42-м году от голода...

- О.К., К.Ч.: Сильные и слабые стороны самолетов, на которых Вам пришлось воевать? Один ветеран говорил, что если сравнивать, например Ла-7, Ла-5Ф, Ла-5ФН, то по сравнению с Мессером, он, как Мессер с ишаком. То есть Мессер слабее был Лавочкина. А с Фокке-Вульфом, он в принципе на равных. А вот Ваше мнение, как?

Мое мнение, самолеты были 109, конечно сильнее вначале. А засчет чего? Из-за того что, мы поздно взялись готовиться к войне.
Ну а Лавочкин... во-первых, огневая мощь больше, и быстро набирал скорость. Лавочкин Мессер догонял. Двигатель-то 1800 лошадиных сил, по-моему, АШ-82. Я летчик, понимаешь? Я, после ЛаГГ-3 как увидел Ла-5 - сразу влюбился в него. Хотя я считаю, что на Яке было проще, потому что, он не требует, как говорится, отношения "на Вы". А Лавочкин "на Ты" не будет работать.

- О.К., К.Ч.: А летали вообще с открытым фонарем или с закрытым? И еще, какой обзор из Лавочкина был?

Только с закрытым. Всегда. А гаргрот был так скошен и не мешал, он не большой был.
И зеркала заднего обзора не было. По-моему, не было. Зеркал не было, это точно я помню. Вот на реактивных было зеркало.

- О.К., К.Ч.: Выхлопные газы в кабину попадали? Ногам жарко не было?

У меня газы никогда не попадали. Вот когда стреляешь, что-то проходило. Появлялись пороховые запахи. А жарко было. Все нагревалось, вплоть до ожогов, особенно в ФН.

- О.К., К.Ч.: Говорили, что температура до семидесяти градусов доходила внизу.

Ну, это уже в ФН, там вообще без перчаток меховых даже летом не летали. На Ла-5 такого не было, жарко, но не так. А Ла-7 вообще комфортабельный самолет.

- О.К., К.Ч.: Скажите, некоторые летчики говорят, что на наших истребителях вооружение было не достаточно мощным?

Ну, ничего себе! 3 пушки по 20-мм! Раньше на И-16 были пулеметы, так ими врага только щекотать… Потом пушечные выпустили… Перед финской, кажется.

- О.К., К.Ч.: А кислородным оборудованием пользовались? Или Вы высоко не забирались?

Забирался один раз. Был такой случай. Мы дежурили на аэродроме четверкой, и Ю-88 прошел над аэродромом. Мы по ракете взлетели и пошли. Маски не было, трубочка такая гофрированная с мундштуком. Ее в рот брали. Ну и начали мы за этим Ю-88 гнаться. Гнались, гнались, гнались, гнались, гнались. И смотрю, в какой-то момент, а он залез на восемь тысяч, так. Какие-то черные пятна перед глазами, я потерял сознание, провалился. И очнулся где-то на двух с половиной тысячах. Падал, пикировал. Впопыхах кислородом, забыл пользоваться.

- О.К., К.Ч.: Кстати, мне рассказывали, что если Ла-5 отвесно начинает пикировать, он самопроизвольно переходил градусов на семьдесят. И надо было ручкой, что бы отвесно, было ручкой додавать, так?

Мы пикировали на нем, штурмовали, и приходилось... Но я не обратил внимания, что он сам хочет выйти. Понимаете? Хотя нет, дожимал. Было у него желание выйти изикирования. Было…

В конце войны появился приказ: "Каждый вылет с бомбами". Был такой период. А бомбы, ФАБ-50. Иногда сотки брали. По две бомбы. Хорошие бомбы. Мы тренировались, чтобы угол пикирования был градусов семьдесят… Но отвесно не пикировал. А зачем? Мишка вот Рябцев это дело очень любил… Но он вообще шальной был парень.

- О.К., К.Ч.: А приходили ли к Вам в полк самолеты, подержанные из других полков. Ушедших на переформирование, например?

Нет. Нет. Наш корпус был в резерве главного командования. Поэтому мы не очень много летали, и воевали. Были фронтовые соединения, которые воевали почти постоянно. К ним вот, в часть приходили. А мы уходили с фронта месяца на два на три, переформировались и обязательно новые самолеты.

- О.К., К.Ч.: А, сколько часов самолет жил до списания? А мне рассказывали, что и Лавочкины и Яки - сто летных часов - и его списывали.

Когда меня сбили, а я все самолет жалел, все думал: "Елки-палки, сгорел, а ведь долго служить мог..". А Ла-7 который я получил в 44-м году прожил до победы.

- О.К., К.Ч.: А бывали случаи отказа техники?

У меня не разу не было… Нет, отказа техники не было.

- О.К., К.Ч.: Но Вы говорили, что было такое, что шасси у Марченко не убиралось?

Это было из-за замков. Ну, видно там деформация, может, а может еще чего? Но у меня, сколько ни воевал, никогда не было проблем…

- О.К., К.Ч.: А бензин, например, не тот залили? И двигатель мощности не додает?
Этого никогда не было. Никогда у нас никаких разговоров о горючем не было.

- О.К., К.Ч.: Приходилось ли уничтожать самолеты на земле, во время штурмовок?

Ну а как же. Их записывали, но в счет не шли. И премию за них не получали. За сбитые получали, тысячу рублей, по-моему, за истребитель. А бомбардировщик две, или полторы. Я не помню.

- О.К., К.Ч.: Я спрашиваю потому, что штурмовики, если уничтожали самолеты на земле, им также платили деньги. Истребитель - тысяча рублей, бомбардировщик - две.

Ну да. Но у нас не было этого. Кто проверит? У Илов были проверки, фотоаппараты им ставили.

- О.К., К.Ч.: Фотокинопулеметы у Вас были?

Не было. Были только на "Кобрах".

- О.К., К.Ч.: Как осуществляли проверку сбитого?

А делегата посылали на это место. Понимаете? Если на нашей территории - выезжали наши представители. А в Белоруссии партизанское движение было сильно. У нас были летчики, которых сбивали в Белоруссии и они уже через неделю-две, возвращались. Там партизаны и подтверждения о сбитых давали…
Но, понимаете, у нас не было в полку гонки по сбитым самолетам. Понимаете? У нас была самая задача не допустить уничтожения наших наземных сил или сопровождаемых...

- О.К., К.Ч.: А фотограф полка, такая должность была у Вас?

Нет, фотографа не было. А нет, летал, был у нас, как его… забыл, фамилия, его один самолет вооружили фотоаппаратами. Орден дали ему, Александра Невского. Где-то уже к концу войны. Бесшабашный парень был такой. Его наградили за один вылет орденом Александра Невского. Он летал на аэродром немецкий, снимал... Подробно отснял и пробоины привез... Туда до него Пе-2 ходил, сбили его, Су-2 ходил - сбили, потом его уже послали. Давали ордена за разведку...

- О.К., К.Ч.: Ночью Вы летали?

Ночью во время войны? Не было. В сумерки садились... Садились просто. Ну, еще видно было. Но ночью не летали.

- О.К., К.Ч.: А доводилось ли Вам встречаться в небе с реактивными самолетами?

В Германии нет. Наш полк не встречался. И не видели. А потом, когда уже после войны, встречали. В Баку после войны мы перехватчиками стали. Я стал летчиком первого класса. Они и к границам подходили и нарушали до тех пор, пока не дали разрешение сбивать. Честно сказать, не помню в каком году появилось такое распоряжение, и кто дал… Я на МиГ-19-м ПФ гонялся за этими… "Канберрами". Они ходили по Каспию до Астрахани, и вызывали работу локаторов и фиксировали все это. За ними я гонялся в облаках и ночью и днем… Я орден получил - наградили за быстрое освоение самолета-перехватчика. А после орден Красного Знамени, и орден Ленина за эту работу. Я семь американских шаров сбил, на высотах - пятнадцать-двадцать тысяч, под "динамическим потолком": разгоняли самолет и горкой, вот так…

- О.К., К.Ч.: А были ли у Вас случаи в полку, когда опытные пилоты дарили победу молодым?

Нет. Я не знаю такого случая. Я знаю, что такая мода появилась, когда сначала работали на одного, потом на второго, потом на третьего. Вроде как у Покрышкина. У них куча Героев было. Они постоянно были на фронте, а матчасть им гоняли перегонщики, и поэтому у них и счета больше.

- О.К., К.Ч.: В чем Вы летали, летом и зимой?

Зимой тоже в х/б, и были летные куртки меховые. Мы отпарывали мех. Так Скрытник, первый сделал. И получалась такая, как, знаете, душегрейка.
Кожаные заграничные куртки выдавали начальникам. Получали такую одежду командиры полков, со званием Героев. А мы не были ни командирами полков, что после войны уже… Нам смертным не давали. Но дефицита в летном обмундировании я не чувствовал. Еще давали перчатки, меховые… В ходу были куртки из дерматина, плотный материал такой, и сейчас продаются. А нам присылали из Монголии меховые.

- О.К., К.Ч.: Шлемофоны зимой, какие были, обычные или меховые уже?

У меня всегда был меховой. И летом и зимой. А вот когда в Германии оказались, немецкими сетчатыми подшлемниками пользовались. Такие легкие сеточки - коричневые. Ну, конечно, немецкий лучше - не давит.

- О.К., К.Ч.: А как с совместимостью разъемов шлемофона?

Ну, с этим не было проблем. Я не могу подробнее сказать, память подводит…

- О.К., К.Ч.: Бывали такие случаи, чтобы не засчитывали боевые вылеты, когда по вине летчиков задание не было выполнено?

Нет. В нашем полку не было таких случаев, но я знаю в других полках. К примеру, когда меня-то сбили, мы же четверкой вылетали, а двое потерялись. Ну, ничего не было. Разговоров не было, я не слыхал, что б кого-то наказывали.
Не засчитывали, если с врагом контакта огневого не было. Мне штук 25 не засчитали.

- О.К., К.Ч.: Можете отметить какие-нибудь особенности тактики немцев?

В конце войны, если немцы видят, что группа у нас больше, никогда не ввязывались в бой. Уходили. Бои они вели только при численном превосходстве. Вот была единственная особенность…
Мы все время возмущались этим. Они большими группами всегда ходили. Сколько боев не провел, обязательно их больше. Только в последние дни, в мае или апреле месяце, когда мы шестерками ходили - "носы держали кверху". Мощь... Немцы уходили.

- О.К., К.Ч.: А что можете про немцев сказать? Как летчики, как бойцы?

Были разные... На Орловской операции, наш полк встретился с группой "Удет". Эта была сильная. Понимаете? Вот как появится такая группа на фронте, половину наших самолетов "поснимают". Быстро "снимали" наших молодых летчиков... Вот так. А к концу войны, когда уже появились новые машины, Ла-5, уже почувствовалось, что наши..., ну… идешь, немец за тобой окажется, даешь газу и чувствуешь и видишь, как он отстает. Понимаете? А потом Ла-7 появились, мы два первых трехпушечных пригнали с Люберцев. У моего, ведомого Трошина Василия, командир полка отобрал Ла-7 такой. Ну, у меня остался, я закончил школу воздушного боя ВШБ, да и повоевать успел, как-то не с руки было отбирать.

- О.К., К.Ч.: Но по данным архива первые Ла-7 прибыли, во 2-й гвардейский полк, в ноябре месяце?

Так… Ну, в общем, первые два самолета Ла-7 мы пригнали летом, прибыли под Вильно. Там меня встречал Майоров. Аэродром был Порубанок под Вильно. Ну, в августе меня сбили. На Ла-7 меня сбили.

- То есть вторую победу Вы одержали на Ла-7? Второго "Фокке-Вульфа" своего сбили?

Ну вот в книжке же записано. Где оно тут? 44-й год, и вот этот "Фокке-Вульф".

- О.К., К.Ч.: Встречались ли Вы на земле, со сбитыми немецкими летчиками?

На земле, нет. Вот когда я был курсантом, сбили, кажется 88-й, он сел на поле. И крестьяне косами и граблями, экипаж сильно побили. И притащили к нам. Замполит был у нас, забыл его фамилию, орден-крест у летчика вырвал, и ударил летчика по морде. Такой случай был. Было это в Азове, в 41-м году. Тогда они наглые были, издевались над нами. На бреющем сбросили что-то... Мы лежим на земле, ждем, что взрыв будет, а это были магазины от турельных пулеметов. И вот такое издевательство. У них в воздухе преимущество полное было.

- О.К., К.Ч.: По сбитым немецким летчикам на парашютах стреляли?

Мы? Никогда. А они стреляли. Вот, к примеру, Жорка Филиппов, москвич. Когда в Орле он в плен попал, помните, я говорил, что ноги ему прострелили - это когда уже опускался на парашюте. Они его расстреливали.
Я не знаю ни одного летчика нашего полка, кто стрелял в парашютистов… Видел как самолеты падают, но не видел, что бы кто-то из наших стрелял в спасавшегося с парашютом.

- О.К., К.Ч.: А знали ли Вы имена немцев, позывные, номера частей, которые против Вас воевали?

Нет. Я не знаю, может, командир полка получал какие-нибудь указания. Но я не знал.

- О.К., К.Ч.: А доводилось ли Вам встречаться в воздухе с румынскими или другими союзниками немцев?

Нет, не было. С американскими союзниками мы встречались, на земле, с Б-29. Нам земля говорит:
"Все в порядке. Не атаковать, это наши союзники".
Они видимо возвращались оттуда, с бомбежки. Уже в конце войны в Олешицах сел Б-29 с двумя поврежденными двигателями. Большущий. Аэродром узенький, маленький, около железной дороги, но он приземлился. У них два двигателя отказали, зенитки подбили.

- О.К., К.Ч.: А почему Вы так считаете, что Б-29? может быть, Б-17 "летающая крепость"

Мы тогда не говорили Б-29, а просто "крепость", с четырьмя двигателями… Тогда мы посмотрели, как работают американцы. Командир показал им куда зарулить. Зарулили, и все ушли от самолета, всей группой - девять человек, и в столовую. Неделю пьянствовали, девок требовали… Мы их жизнью не интересовались, у нас война шла. А потом прилетел их транспортный самолет с двигателями.
Американцы болты выбили, и двигатели упали на землю, один, другой. Откатили их в канаву…
А январь месяц был, холодно... Потом большую палатку поставили, включили отопительные лампы… Тепло - в майках, раздетые, устанавливали двигатели. Ну, а наши работали как? А наши техники вдвоем, без всяких ламп, без всяких палаток, без ничего, меняли за ночь двигатели… В фуфайках на 30-и градусном морозе голыми руками. Вот такое было сопоставление. Мы между собой говорили:
"Вот были бы наши условия американцам, что бы те сделали?"
Американцы, если бы они работали в наших условиях, "черта с два" они бы победили. Все смеялись. А они чуть не две недели ковырялись…
Как только они поднялись и улетели, наши техники с ключами, бегом, к моторам, накинулись, выбирать запчасти из этих двигателей. Вроде моторы одинаковые были…
Хорошие моторы были на Лавочкине. Мне в мотор попал снаряд зенитки, и два цилиндра выбило. Но дотянул… Техник открывает капот, снизу лента стяжки и оттуда части летят, падают. Нижние цилиндры выбило.
Вообще-то у наших двигателей было плохое, негерметичное соединение частей. У нас после полета летишь, от коллектора выхлопного до хвоста все в масле и копоти было - камуфляжа и звезд за маслом не видно было.
А вот когда ставили американские моторы или английские… Да. По-моему, английские моторы воздушного охлаждения, как АШ-82… Вот как поставят, техники наши - Богу молились если такой двигатель доставался…

- О.К., К.Ч.: То есть импортные двигатели ставили на Лавочкины?

На Лавочкины, точно я не знаю чьи, но мы считали, что это английские моторы.

- О.К., К.Ч.: Слышу впервые, о том, как западные двигатели, английские или американские ставили на Лавочкины. Может это были АШ-82ФН это или АШ-82Ф? Можно об этом поподробнее?

Редко приходили, с десяток может, но ставили. Они выполнены аккуратно, приходили в ящиках с надписями на иностранном языке. Когда распаковывали его, там один слой, второй слой, типа полиэтилена, силикагелевые подушки влагу впитывать… Я не видел наших в такой упаковке. Да он чистый, во-первых, все блестит, весь в хроме. Ну, сразу видно - заграничное производство. Как поставят такой - мотор чистенький, ни капли масла… ресурс раза в два больше, чем у наших. Наши-то в грузовике в кузове на козлах привозили, в вощеной бумаге, в масле весь, некоторые техники их еще протягивали, прежде чем на самолет ставить.

- О.К., К.Ч.: А подписи какие-нибудь были?

На картере такой круг был, эмблема - голубая полоса… Белые, голубые, там еще какой-то цвет. Чем-то эмблему БМВ напоминало, но не сильно.

- О.К., К.Ч.: А когда Вы их стали получать, эти двигатели?

Уже в Польше...

- О.К., К.Ч.: А не могли это быть немецкие двигатели, трофейные?

Немецкие? Ни один их мотор к нам не подходил.

- О.К., К.Ч.: А вот когда Вы там говорите все в копоти, в масле. А по прилете на аэродром самолет мыли техники?

Бензином. Те, которые коптили сильно, забрасывали маслом, обязательно мыли. Потом инженер эскадрильи с носовым платком подойдет, по фюзеляжу проведет. Потому что полировали даже фюзеляж и плоскости, это придает пять километров скорости.

- О.К., К.Ч.: Ну не пять. Вот, к примеру, командиру 4-го гвардейского полка БФ Голубеву техники зашкурили плоскости, у него двадцать пять прибавилось.

Зашкурили Голубеву? Ну, у нас один сам отполировал, и говорил, что пять-десять километров добавлялось.

- О.К., К.Ч.: Вы говорите, что двигатели сильно коптили, дымили, и бросали масло…

Это - овализация. Овализация - цилиндры разработались. У нас очень много моторов по этой причине поменялось. А хорошие моторы никакого дыма в бою не оставляли.
У нас двигатели не перебирали. Двигатели только новые, только с завода.

- О.К., К.Ч.: Как работал ПАРМ? В смысле, Вам возвращали эти поврежденные самолеты? Или они их забирали, и вместо них выдавали новые?

Ремонтом занимались, только если несколько снарядов попало в плоскость или в фюзеляж.
И этим сами технари занимались. Ну, а если он где-то садится, на вынужденной повредился, то это уже все… Его уже не возвращали. Это в начальный период войны, тогда за каждым И-16 ездили, выкапывали из болота. Инженерный состав очень много работал - была борьба за самолеты. А к концу войны уже "Ну и Бог с ним" и все. Ремонт делали, если только мелкий.

- О.К., К.Ч.: Вынужденные посадки в эскадрилье бывали?

Вот Васька Трошисел, у него кончилось горючее, мой ведомый. Около Каунаса, там это полотно железнодорожное было, и Васька ударился при посадке в насыпь. Потом с неделю в госпитале лежал.

А Цибко на живот посадил поперек взлетки, потому что у него горючее кончилось, он не успел зайти на посадку.

- О.К., К.Ч.: А сколько раз Вас подбивали? И на вынужденную сколько раз садились?

Подбивали один раз - я уже рассказал. И еще на вынужденную один раз садился, было такое. Под Витебском мы вели бой, потом рассыпались, а тут снегопад пошел. Уже горючее к нулю подходит. И я уже приготовился, ремнем пристегнулся, готовился выбирать площадку… И вдруг - ракета… Оказалось не с нашего аэродрома, с соседнего. Ну, я туда. Оказалось, стартер увидел, что я не ориентируюсь на местности, и дал ракету. Я сел благополучно. Вот если бы не эта ракета, и не этот старик, пожилой человек стартер был… Я отблагодарил его потом, специально ходил, а ему от начальства чуть не попало, что аэродром демаскировал.

- О.К., К.Ч.: А вот какого цвета у Вас на самолетах камуфляж был? Самолеты какого цвета были?

У нас были… Зеленоватые, зелено-зеленые, зеленовато-серые вот были, было…
Те и те были. Такая разнообразная была маскировка.

- О.К., К.Ч.: Зимой красили в белый цвет?

Нет, не было. Как были зелеными, так и летали.

- О.К., К.Ч.: А вот были ли случаи стрельбы по своим самолетам? По ошибке, или еще что?

Было к сожалению. Мы сидим под Витебском, так. Вдруг пара взлетела, в присутствии командира дивизии выпал из облака самолет двухкилевой как его… Ну, похож был на Ме-110… Похож. И наши сходу взлетают, видно было - огонь, и возвращаются. Возвращаются, невеселые… Входит командир, докладывает. Оказалось, сбили нашу Пешку. Она когда перевернулась, увидели звезды. В нашем полку был такой случай. Непряхин еще по своей переправе отштурмовался, так его только представление на Героя спасло… Или он уже Герой был?

- О.К., К.Ч.: Командиры полков, дивизии, они часто вылетали в бой? И как Вы считаете, должен ли командир полка, часто летать в бой?

Нет. У нас в последнее время был Соболев, он очень мало летал. Пушкин был зам. командира полка, тоже Герой. Получил Героя за Орловскую операцию. Один раз значит, аэродром в Белоруссии, Пушкин взлетает, а там аэродромы были узенькие, полевые. Он отклоняется и в капонир, а перед капониром, подрывает самолет... ну хотел перепрыгнуть. А в капонире стоял Лавочкин. Ну, а у них винты трёхлопастные, так, Их ставили одной лопастью вверх. И он пропорол самолету брюхо, упал за капониром. А там как раз Пашка Непряхин пристроился - и вдруг на него самолет падает! Так он без штанов метров пятьсот отмахал! Смех и грех… Я с Марченко на соседнем капонире стоял, все это наблюдал.
Мы прибежали, хвост отлетел вместе с частью фюзеляжа, у него кровь на лице. Он выскочил, хотели с него парашют снять, он всех отталкивает, и с парашютом пошел в штаб полка, вот. Вот Соболев и говорит:
"Теперь, больше ты летать у меня не будешь. Летчики рядовые летают нормально, взлетают с этого аэродрома, а ты взлететь не мог!"
Ну, вот так он после этого почти не летал.

- О.К., К.Ч.: Вы так и не ответили. Вот с Вашей точки зрения, командиры полка обязаны часто летать в бой? Или это все-таки это… он должен командовать людьми?

По-моему, обязательно должен. Ну что начальники: Пушкина - не пускали, Соболева… Соболев один раз собрал армаду, и полетели. И заблудились, чуть полк на пузо не посадил, его Галич спас…
В общем, человек потерял квалификацию летную. Соболев погиб после войны, когда стали тренироваться в ночных полетах и сложных условиях. Он вывалился с облаков, потерял в пространстве ориентировку и разбился.

- О.К., К.Ч.: Вам известен эпизод 23 февраля 43-го года когда погиб генерал-лейтенант Кравченко и командир 263-го полка?

Кравченко был командир дивизии на Волховском фронте. Между прочим, парашют на нем был, который укладывала моя жена. Да, да, моя будущая жена… Что получилось: ему снаряд перебил тросик парашюта. Парашют не раскрылся, и он упал, спиной на бруствер зенитной батареи. И вот после этого, все парашюты стали с двумя тросиками. Жену забрали сперва, потом разобрались и выпустили.

О.К., К.Ч.: Но командованием какие-либо меры "наказательные" и запретительные принимались?

По поводу чего? Нет, погиб - случайность. Так получается иногда. Не раскрылся парашют по вине противника. Причины явные.

- О.К., К.Ч.: Расскажите, пожалуйста, что, из себя представляла Люберецкая школа воздушного боя?

"Вошебойка" - мы ее так называли. Замысел был - дополнительная подготовка летчиков. Было там самолетов пятнадцать Лавочкиных и столько же Яков, были еще Фоккеры и Мессеры, мы с ними бои учебные вели. Яки в Люберцах летали, а мы летали под Владимиром. Около Клязьмы. Нас, летчиков фронтовиков, которые воевали, было человек пятнадцать. И набрали молодых… Мне попал Васька Трошин, бывший техник самолета. Жили сперва в Люберцах, спали в одной казарме вместе, общались неделю, присматривались друг к другу. Мне понравился Васька Трошин, он только училище закончил. Выбрали мы себе ведомых, и начали с ними тренироваться уже во Владимире. В зоны ходить, воздушные бои вести, прочее… Хотели такую группу, создать, по типу немецких - у них несколько групп было - с задачей только сбивать. От них особенно наша фронтовая авиация сильно страдала. Как придет эта группа, так колошматит. Говорили, что у немцев в эти группы принимают из летчиков, у которых не менее десяти сбитых самолетов было. А у нас, которые два-три самолета сбили…

- О.К., К.Ч.: У Вас вот большой перерыв по сбитым: 12 февраля 44-го, Вы сбили, а следующий - 4 августа 44-го. Это большой перерыв, это время обучения в Люберецкой школе, да?

По-моему, я там был месяца два.

- О.К., К.Ч.: Вы говорите, что у немцев в группы приходили, имевшие по не менее десяти сбитых. А откуда вот эти вот данные вам доводились?

Так это разговоры были летного состава. Нас даже предупреждали о появлении таких групп, например, перед Сандомирской операцией:
"Смотрите, ребята! Пришли "Мельдерсы", так что будьте внимательны".
Наш полк был сильный по личному составу. Много Героев было, и хорошо заботились и втягивали молодежь, в бои воздушные. А другие полки - маршевые, так называемые, они здорово страдали.

- О.К., К.Ч.: Вы же говорили, что в вашем полку состав 1-ой - 2-ой эскадрильи редко менялся. А вот в 3-й эскадрилье… Так вот это от кого зависело? От командира эскадрильи?

Это зависит от штаба полка, командования. Они назначали кого куда. И потом бывало такое - судьба у эскадрильи неудачная: один командир эскадрильи погиб, второй… Понимаете? А после их гибели стала эскадрилья третья "маломощная" и пошло…
Перевели туда Непряхина, для того, что бы усилить. Как никак на него представление написали на Героя Советского Союза. Летчик очень хороший был. И вообще отличный парень был, но только до представления к званию Героя. И не пил, вообще ничего. А когда ему первый раз отказали в звании Героя… Обида, конечно. И он начал пить. Когда война закончилась, он уже "по-черному" пил. Пьяный - все время. Он был заместителем командира эскадрильи, потом стал командиром звена, потом до старшего летчика его понизили.
Ну, после войны, ему присвоили звание Героя Советского Союза, но он к этому времени стал алкоголиком. Я его последний раз видел в Азербайджане, на аэродроме Аджикабул. Сел на этом аэродроме, по как-то надобности, парой или звеном сели, точно не помню, и мне сказали, что Пашка Непряхин тут. И я пошел к нему. А там, в Азербайджане, глиняные постройки. Среди них искал его. И вот говорят:

"Он там - летчик".
Я прихожу, а там какие-то нары сделаны… и кругом бутылки. Пьет. Я говорю:
"Паша! Что ты? Во что ты превратился?"
"Все! Все! Все! Я больше пить не буду!"
Он познакомился с женщиной, которая заботилась о нем, но он пить продолжал, и в конце концов его уволили. Уволили, а его жена, она родом из какого-то сибирского городка была, я забыл, увезла его к себе на родину. И там вскорости Пашка умер. Ну, спился…

- О.К., К.Ч.: Вы помните номера Ваших машин боевых?

У Ла-5 "17" - номер был. Я как в полк пришел, получил бортовой номер "17". И значит, когда на переформировку уехали, меня отправили в школу воздушного боя, самолет остался в полку. И вот значит перед отъездом из полка, я собирался и пошел на аэродром, за чем-то мне надо было. И смотрю - лежит кверху колесами, моя машина - это молодой летчик Цибко, который только что прибыл, на нем скапотировал. А когда пришел из ВШБ, то летал на Ла-7. Но номер уже не помню. 60 лет прошло…

- О.К., К.Ч.: В бой смешанные: Ла-5, Ла-5ФН, Ла-7 группы ходили? Если да, то не мешало?

Нет, ну как-то безразлично. Все летали, вели бои. У меня был Ла-7, а у Васьки Трошина был Ла-5, вместе ходили, не отставал, и ничего. Потом, мы же не в гонках участвовали, а воевали… А на войне скорость важна, но голова-то важнее.
Не ощущали разницы "ФН", простой… ничего не ощущали.

- О.К., К.Ч.: Можете ли вспомнить обстоятельство боя, когда Вы сбили Юнкерс-87? И чем Вам эта машина запомнилась?

А "лапотник" этот.… Это уже в Германии, наверное, в апреле. Где-то здесь написано. Вот: "Штурмовка…, включая воздушный бой с девятью Ju-87, и сбил лично один Юнкерс-87". И дата -12 февраля 45-го …
Да, уже забылось многое. Не помню точно. По-моему после штурмовки мы шли домой. Почему-то подзабыл, но помню другое - когда подбил Ju-87-й, они сели на поле на колеса. Я смотрю, самолет сел, но не горит. И вижу из кабины самолета, выскочили двое - стрелок и летчик. В синих комбинезонах, там еще площадка была желтоватого цвета. И я решил уничтожить немцев, бегущих от самолета. И начал пикирование… Самолет горит, дым идет, ну вот, поправку делаю для стрельбы. Бегут, но когда я захотел по ним, в этот момент они остановились, повернулись ко мне лицом и подняли руки. И я сразу, как они подняли руки, я пошел вверх и дал из пушек залп. Это что бы немцы теорий не строили, что матчасть подвела, а потому что как бы "рыцарский жест". Это было на нашей территории, они все равно в плен попадут. И я решил не расстреливать. Они стоят передо мной, двое сдавшихся, как рыцарский жест, враг повержен, лежит…

- О.К., К.Ч.: В полку прозвища, клички были?

Ну, я не знаю. В воздухе у нас были номера самолетов позывными. При переговорах: номер самолета и кодовое слово…

- Вот, а дружили ли с соседями по дивизии, с летчиками других полков Вашей дивизии?

Мы вместе на одном аэродроме не сидели... Ну, то есть, на один полк один аэродром.

- О.К., К.Ч.: Вы не помните, что входило в состав батальона аэродромного обслуживания?

Ну, первое, это вещевое обеспечение. Вещевые склады. Там выдавали одежду, одеяла… Авторота, обязательно. Рота охраны? Я не помню. Питание, горючее, боеприпасы и поддержка рабочего состояния аэродрома… и все. В полку была своя собственная связь, а в БАО связи не было… И что еще точно было - это пищеблок, питание.

- О.К., К.Ч.: И как Вас кормили?

Кормили отлично, впрочем, во время войны мы особо внимания не обращали. Но я один раз подумал, как нас хорошо кормят. Это, когда меня сбили, пожалел, что я не позавтракал…

- О.К., К.Ч.: А в столовую, Вы как садились обедать? По эскадрильям? Или у Вас отдельные столики были?

В столовую идем всей эскадрильей. И каждая эскадрилья имела свое место. Стол на эскадрилью. Шесть мест с одной стороны и шесть с другой стороны...
Но если боевая работа идет интенсивная, то кухня подъезжала к нам. Нас у машины девочки-официанты обслуживали.

- О.К., К.Ч.: Сто грамм каждый день выдавали?

Все время выдавали. Были бои, не было - но давали.

- О.К., К.Ч.: За сбитый самолет тоже полагалось сто грамм, так?

Этого не помню. Если успешной была работа, сбили, то дополнительная порция. Не из-за того, что это было записано, а это просто сами по себе. Спирта было много... Сбитый самолет-то оплачивали.

- О.К., К.Ч.: А когда Вы на реактивных летали. Когда Вы на сверхзвуке летали, у Вас питание какое-то особое было в столовой?

Нет. Ничего особенного. Все мы были равные. И жили это технический состав, офицерский, так. Все в одной столовой питались. И все мы были одинаково. Но можно было выбирать первое блюдо или второе… Летному составу шоколад давали, мы его копили, потом детям носили.

- О.К., К.Ч.: 7-го мая 45-го года Вы один из последних сбили немецкий самолет?

Да, было - сбил Фокке-Вульф. Мы в том бою сбили три самолета. Я был, Трошин и кто-то еще, не помню, может - Левченко и Тараненко. А! Галич с Цибко. Наши танки шли на Прагу, а мы их прикрывали. Возвращаясь встречаемся с четверкой "Фоккеров". Нас четыре было и "Фоккеров" четверо. "Фоккера" с подвесными баками. Такое чувство было, что они летят далеко на запад. Наверное, к американцам. Или на Испанию.
И мы встретились почти на пересекающихся и проскочили вперед, они вроде разворачиваются. Мы начали разворачиваться на их четвёрку, и немцы увидели. И на лобовых скоростях. И на лобовой они оказались выше - тактически мы проиграли. Я тогда задрал нос самолета, а немец почему-то перевернулся, и весь залп точно ему в кабину вошел, только осколки фонаря посыпались. Он сразу стал сваливаться. Ну, а остальные сразу с переворотом и в разные стороны. За одним погнался Васька Трошин, за другим погнался, кажется, Галич. Я уже забыл кто. И я стал на вираж и кричу.
"Выходим из боя! Горючее на исходе! Хватит гоняться за ними".
Но они их догнали… И два самолета сбили... Один ушел… Цибко чуток топлива не хватило, пришлось бы иначе на поле садиться.

- О.К., К.Ч.: А кто сбил последнего за войну? Не помните, Трошин или Галич?

Галич вроде. А предпоследний у Трошина. Так мне помнится.

- О.К., К.Ч.: А как 109-й сбивали, помните? 20 марта 45-го года.

Не помню даже, что мы делали. Запись: "Штурмовка в районе Губина железнодорожного эшелона… и один воздушный бой. Лично сбил сто…" А! Это мы эшелон сожгли… Мы штурмовали эшелон, и в этот момент, как мы начали штурмовать - "Мессера"… Тяжелое положение, но он передо мной выскочил, сам в прицел влез, и я его сбил.

- О.К., К.Ч.: А вот на штурмовку вы с бомбами летали?

С бомбами, начали в 43-м году. Не один раз мы штурмовкой занимались. Нам сначала приходилось сбрасывать бомбы. А потом значит уже…

- О.К., К.Ч.: А как целились?

Два способа. Один значит, "вертикальный" - если надо с пикирования. И если сходу, то есть где-то 30 - 40 градусов.
На лобовом стекле была реечка сделана, и как только подходишь к этой реечке цель подводишь - бомбы кидали.

- О.К., К.Ч.: А какие бомбы обычно брали?

ФАБы. Наверное, пятьдесят. И сто тоже брали, и зажигалки - ну, эти ЗАБы.

- О.К., К.Ч.: А с двумя сотками Лавочкин как взлетал?

Нормально взлетал, разбег чуть подлиннее. И с 500-кой Лавочкин взлетел бы, я думаю, надо было бы аэродром побольше, да покрытие поплотнее. Разбег метров на двести, на триста больше.
Ну, еще снаряды были. К фугасному снаряду приваривали крыльчатку. Взрыватель был с ветрянкой.

- О.К., К.Ч.: Вот каково Ваше мнение о наших летчиках штурмовиках, о бомбардировщиках?

Летчиков штурмовиков очень уважаю. Трудная у них работа - все время у земли… Я бы так не смог. Помню прямо на наших глазах, мы с аэродрома наблюдали: с фронта возвращается четверка на бреющем полете. А за аэродромом, где мы стояли, была небольшая возвышенность. И вот на наших глазах один врезался в этот холм, его подбросило, повернулся, упал и сгорел. Второй случай - взлетала пара штурмовиков, и у одного бомба оторвалась. Оба погибли… Вот так вот.

- О.К., К.Ч.: Существует такое мнение у летчиков-истребителей, что "лучше десять раз слетать на воздушный бой, чем один раз на штурмовку". Что доставалось очень сильно от наземных войск…

Штурмовка, конечно, занятие мерзкое… Зенитки бъют… Ну, для этого выделяются самолеты - уничтожить или подавить зенитки, эти, "Эрликоны", остальные будут по цели бить.

- О.К., К.Ч.: А что для Вас было тяжелее: сопровождать бомбардировщики, штурмовики или прикрывать войска?

Ну, конечно, сопровождать штурмовиков было сложнее. Бомбардировщики шли постоянно на высоте. Понимаете? Две-две с половиной тысячи, три тысячи; у них и скорость постоянна - их легче было прикрывать. А штурмовики маневрируют, и скоростью, и направлением. Нам болтаться на сниженной скорости - опасно, это же "самоубийство". И очень тяжело немцам бой было навязать. И потому мы на скорости держались…
Илы пока задачу не выполнят на штурмование, они не уходят. Они штурмовали настойчиво, задача у них такая. А мы вот тут выкручиваемся.
А бомбардировщики, они идут девятками и даже скорость, держали с нами одинаковую такую одинаковую: "Пешки" были, Ту-2 были. Других не помню. "Бостоны"? Нет мы их не сопровождали.

- О.К., К.Ч.: А вот американские, английские истребители, ну которые нам поставлялись по ленд-лизу, Вы встречали?

Ну, мы выше "Кобр" летали. Мы на разных высотах "Кобры", Яки, Лавочкины. В зависимости от преимущества по высоте. Одни самолеты на одной высоте, например, вираж делают там за 30 секунд, на другой высоте вираж может за 20. Было так, а точнее не могу сказать. Еще подбитые "Кобры" садились на наш аэродром вынужденные. Но мы не пересекались.
"Кобры" требовали хороших аэродромов. Покрышкин "Кобры" на дороги сажал на "автобаны" немецкие. Они только еще разделительные полосы выравнивали.

- О.К., К.Ч.: Помните ли Вы когда-либо случаи, когда погибали летчики Ваши? Или сбивали Ваших летчиков, у Вас на глазах?

Нет, я ни разу не видел, что б кто-то падал. Ну а в последние дни, в апреле, в мае - это полное преимущество было наше авиации.

О.К., К.Ч.: И вот по поводу управления самолетом. У немцев, ручку газа даешь и винт сам в нужное положение выводится? А на Лавочкине…

Хороший вопрос. Было два рычага: тяговый и шаг винта. Корректор? Высотный корректор? Они рядом были…

- О.К., К.Ч.: Вроде у немцев, управление было лучше, но наши ветераны говорят, что управление немецкое было хорошое, но раздельно управление шагом и газом для боя было все-таки удобнее. А Ваше мнение, каково?

Проблем не было, так. Главное затяжеление винта. Затяжелишь и дальше газом… А на маршруте так и удобнее было с раздельным…

- О.К., К.Ч.: У Вас ручка уже была, вот такая, пистолетного типа или бубликом?

Нет, не бубликом, у меня - пистолетного типа. И там кнопки были. Здесь, под указательным пальцем - кнопка для пушек. И "перекидывали" переключатель: когда - пушки включить, а можно "бомбы" нажать, и падали бомбы.

- О.К., К.Ч.: Как Ла-5 повреждения держал?

У нас был такой случай с Миней Макаровым. Вы, наверное, знаете, у Лавочкина был люк сбоку, там баллоны. И вот туда попал снаряд зенитки, и этот лючок выбило и повредило фюзеляж. Самолет вернулся, летчик ходит над аэродромом… Как садиться? На живот или на шасси?
Инженер полка говорит - "сажать на колеса нельзя", а кто-то предложил "пускай шасси выпускает".
Он выпустил шасси, пошёл на посадку, только приземлился, фюзеляж "оп!" пополам сломался. И он, находясь в кабине с мотором кувыркается. Ну, конечно погиб, там его похоронили.
Когда я искал своих товарищей после возвращения "из-за границы", ну, сбили меня когда, я приехал на тот аэродром, стали мы могилу летчика Макарова искать, но ее уже срыли.

О.К., К.Ч.: На Балтике, среди пилотов Яков, ходили слухи о том, что у Ла-5, в принципе, при резком рывке ручки на себя на посадке, мог отлететь хвост. За ним такое было или нет?

Не было. Когда садишься, то всегда главное - плавно. И зачем дергать ручку?
Единственный случай, вот с Макаровым. Сажать надо было на живот, ему по рации то кричали:
"Сажать только на живот!"
А он - на колеса.

- О.К., К.Ч.: Мне ветераны говорили, сравнивая Як-3 и Ла-7 - вести бой с истребителями - "Якушка" - легче машины нет. А воевать надо на Ла-7...
Правильно.

- О.К., К.Ч.: А вот как отношения с местным населением было? С немцами там? С поляками? С чехами?

Когда мы уже вошли в Германию, так вроде все ничего. Первую неделю, может, кто-то где-то побесился, за родных там мстили, а потом остыли быстро. Со старухами то, да с детьми чего воевать? По другому было в Польше - там никаких отношений не было и вообще намного хуже… И подо Львовом, - он раньше к Польше относился… Мы к ним с душой, а они нас за врагов считали…
Население использовали, чтобы расчистить аэродром, воронки засыпать. И вот в Польше они работают отдельно, и мы отдельно и никаких контактов…
Там у нас трагический случай был: в весенний период днем тает, снег идет, ночью морозец, и лед появился. БАО - батальон обслуживания отвечает за состояние аэродрома. И работяги местные лед скалывают. А в это время Иван Левченко на дежурстве был, и ракета. А у него воздух стравляет из баллона. И когда обороты раскрутил, самолет пополз… А "лоб" у самолета большой, и не видно было рабочих. Все разбежались, а один не нашел ничего лучшего как руки поднять. И его разрубило винтом. Одна лопасть в одну сторону, другая в другую, а он - кусок мяса. Одни ноги остались. Весь самолет был в крови... Я стоял рядом, когда это случилось… Ну я бросился к Левченко на плоскость
"Что такое?"
А он еще не понял что такое:
"Тормоза, - говорит - не держат".

- О.К., К.Ч.: И никаких уголовных дел не завели?

По-моему, не было.

- О.К., К.Ч.: А в Германии как к немцам относились?

Немцы у нас на аэродроме работали. Там с войны все было завалено самолетным хламом, чепухой всякой. Идем по аэродрому, они работают. Им рукой помашешь "Здравствуй!", и они нам помашут "Здравствуй!". Ну, и в нашу столовую ходили, кормили их там, хотя и положено было. А почему нет, люди же?

- О.К., К.Ч.: А такого отношения, что, вот мол, русские медведи с Сибири… Такого не было?

Такого не было. Ну, люди и люди, как все. Разве что, немцы к концу войны, на территории Германии и Польши старались именно к русским в плен сдаваться. Их собирали в группы и отправляли в тыл. Но бывало и так, что если полякам отдали группу, человек там пятьдесят, они уходили за аэродром, и пленных расстреливали. Мы находили трупы, документы. Фотокарточки жен и детей лежали разбросанные. Ну, понимаете… Поляки расстреливали нещадно, у них были 9 миллиметровые английские автоматы - в голову раз - черепа нет. Немцы, сдаваясь, кричали "Русски плен, русски плен! Битте! Битте! Нах Сибирь!" Только не к полякам. Понимаете?
Ну, что про чехов? После войны они переходили с "Мессермиттов" на Ла-5. Командир чешского полка, начал взлетать на Ла-5 и не удержал управление, повело его на взлете, а аэродром маленький там был, и разбился. А остальные категорически: "Не будем летать на Лавочкине!".
Ну, еще что? У чехов кинотеатр был, и каждый день шли фильмы немецкие. И мы тоже каждый день ходили… Ну и вообще, - очень хорошие отношения. Чехи нас, как говорится, "на руках носили". Это потом "госполитика" дурацкая, все испортила, и мы потеряли популярность.

- О.К., К.Ч.: Раз уж мы коснулись национальных вопросов. В полку, на национальной почве, какие-нибудь трения были?

Все были равны. Просто советские летчики. Наш полк до войны формировался на Украине. Техники в основном украинцы были. Трений никогда не было.

- О.К., К.Ч.: В конце войны пошло освобождение Западной Украины, появилась украинская освободительная армия… Бандеровцы. А украинцы, служившие в полку, как к ним относились?

Ну, как? Они наши враги. Пошел наш в лес, и пропал... У нас утащили зенитную установку... Бандеровский был район западнее Львова… Очень много их там было. Кстати, там на железнодорожной ветке стоял наш бронепоезд "Борис". Название большими буквами написано. Значит, в честь своего товарища погибшего написали. Наш второй гвардейский полк специально над ним ходил, охранял, а он нас.
И вот как только мы ушли оттуда, нас догнало известие - бандеровцы, всех у кого в доме останавливались русские летчики, поубивали. Глупость и зверство, люди то тут причем? Нас же по приказу подселили…
А еще случай был: летчик Ким Асташевский, в Липецке живет, на По-2, полетел зимой и сел на вынужденную - встал мотор, и, как говорится… "в рубашке родился"... Как только сел, так на санях к нему подъехали. Но не бандеровцы… Эти были другие "националисты", с бандеровцами они воевали… Самолет к себе отбуксировали. И у нас почти бой получился, когда наши на машине приехали смотреть что с самолетом и летчиком. Они охраняли самолет, никому не позволяли приближаться.
Опасны для нас были именно бандеровцы. Лётчики ночью не выходили, где оказался там и ночуешь - в штабе и на аэродроме.

- О.К., К.Ч.: Кстати о политике. В чем у Вас в полку политработа заключалась?

Политработа? Ну, например, у нас "вечера" были. Мишка Арефьев пел замечательно. Голос - чудный. Он потом после войны, когда демобилизовался, в хоре Пятницкого пел. Журналы рисовали. У нас хорошо ребята рисовали. Жорка Филиппов сочинял стихи всякие. У него была в Москве девушка, и он ей письма "метровые" писал, и все в стихах. Парень был талантливый.… Это была политработа…

- О.К., К.Ч.: Встречались ли Вам летчики-штрафники? Ну, за пьянку, и ли еще за что, сроки назначали, в штрафбат отправляли? Вы слышали о летных частях, которые укомплектовывались штрафниками?

Нет, нет. И что были такие полки не слышал. Штрафные? Авиационные? Я слышал, что проштрафившихся посылали в пехоту.
Жорка Филиппов, после того как в плену побывал, прошел пункт проверки в тюрьме. В нашей - советской. Приходила девушка, ее спросили:
"Вы этого человека знаете?"
Ответила:
"Да, тот самый летчик, раненый в ногу, что был в плену. И мы его вынесликак мертвого…". И проверка кончилась, его освободили.
А если бы не опознала, то, наверно, попал бы в пехоту в штрафбат.

- О.К., К.Ч.: А как Филиппов потом погиб? Это не напоминало, вообще, самоубийство? Какие могли бы быть причины?

А 25 или 26 апреля мы летали на задание, и он не вернулся. Мы не видели, как и где упал. А на нашем аэродроме села четверка "Кобр". Спросили их, не видели ли?
"Видели, - говорят, - Видели - шестёрка ходила, потом один отстал, походил кругами - переворот, и в землю…"
Причины? Ну, у него с девушкой рвались отношения, она в Москве замуж вышла, пока он воевал. Самоубийство на почве несчастной любви... Немецких самолетов не было... Сделал вираж, переворот и в землю. Кто знает?

- О.К., К.Ч.: А как в полку проверяли технику пилотирования?

На Як-7, по-моему.

- О.К., К.Ч.: А вот там у Вас написано УЛа?

УЛа? Я не помню.

- О.К., К.Ч.: А так вот посмотри запись, вот: "УЛа-5. Перелет Олешицы - Смердыня".

А! На УЛа-5, я никогда не получал провозных. "Перелет"! Ну, это перегоняли самолет… После того как полк в Польшу ушел, на другой аэродром, остался учебный самолет - в мастерских - Ла-5 переделывали в УЛа-5. На По-2 меня Анташевский привез. Подходит техник:
"Товарищ командир! Самолет к вылету готов! Все в порядке!".
Я ему говорю:
"Хорошо, надевай парашют, - ты со мной полетишь".
"Тогда еще минутку, надо посмотреть двигатель".
И он начал копаться в машине… Я говорю:
"Как же так, если я один полетел бы, так и хрен со мной, а как вместе, так надо еще посмотреть?"
Первый такой случай со мной был, и единственный… Вообще-то техники хорошо работали, а этот… Бог ему судья… Ну, нормально перелетели…

- Как узнали о конце войны?

Сели в Гроссенхайме, нас предупредили, что рядом немцы болтаются, спать не раздеваясь. Вдруг - ночью, под утро, пальба из всех видов оружия! Все вскочили, решили что немцы на прорв пошли через нас. Мы в окно:
"Чего там?"
"Война кончилась!"
Тут уж мы сами начали стрельбу. На утро собрали нас, и говорят - ну ладно из автоматов-пистолетов пострелять! Так ведь технари завели моторы и из пушек лупить начали!

О.К., К.Ч.: Ваша должность и звание, на момент ухода из полка? И когда это было?

Я был одно время - командир полка. Нет, не 2 -го гвардейского… Войну я закончил в звании старший лейтенант, по-моему. Во 2-м я после войны практически был зам. командира полка - помощник по огневой подготовке. А получилось так. У нас три полка. И каждый полк имел свою эскадрилью перехватчиков.
И решили все эскадрильи собрать в полк. И моя эскадрилья в этот момент переходит в другой - 137 полк. Там был командир полка, тоже перехватчик. Тут всесоюзные маневры. Мы летали, перехватывали Ту-16 - фотографировали в воздухе. А я был замом, майором, сидел в Красноводске. И вдруг приходят и говорят: "Погиб командир полка!" Он ночью на посадке пошел не по глиссаде. И нижняя кромка облачности была 200 метров. Снижался он быстро, и когда облачность пробил получилось, что "превышение местности" метров 300… Похоронили его. А меня назначили командиром полка, как перехватчика.

- О.К., К.Ч.: Какие правительственные награды Вы имеете за войну? - Как Вы отмечали награждение, общее построение или как…?

Правительственные? Ну, вы же видите, это - Красная Звезда, Отечественной войны, Орден Красного Знамени... и т.д. Общая оценка складывалась и за общее количество сбитых самолетов и за штурмовки, и т.д...
Во время войны общего построения не было. Эскадрилью построят, и кто-нибудь из дивизии или корпуса вручит. А потом - стакан спирта или водочки. Ну, опустили, выпили, все.

- О.К., К.Ч.: В мемуарах и в разговорах с летчиками встречаются ситуации, как командир полка, пока сам не получит орден, подчиненным не писал представления?

Нет, у нас такого не было. Представление писал начштаба. Заслужил - получи, по-честному. Почему я и говорю, что Марченко хороший командир.… Хотя нам не засчитали. Я же видел, как тот Фоккер покатился, как он взорвался на земле? Но не записали… Марченко почти всю войну прошел, от Ленинградского фронта, и в Крыму был... А вот Героя не получил.

- О.К., К.Ч.: Участвовали ли Вы, после войны в каких-либо действиях, связанных с нарушениями нашего воздушного пространства?

Да, а как же… Шары "рубили". В Сарьяназ 3 сбил, поднимали на перехват, всего 7. Особенно если в особо сложных условиях - ставили меня…

- О.К., К.Ч.: По шарам, понятно. А по самолетам огонь открывать доводилось?

Нет, не приказывали. Нет, не было разрешения.
Представляете, какая это сложная штурманская работа, а если в облаках… Я однажды летал на перехват, это было еще на МиГ-17, получил аппаратурное указание, ищу, ну нету цели, нет. И мне все эти говорят, с земли "локатор" говорит:
"Ты отстаешь от цели!"
Я по указанию взял курс и в вдогон этого нарушителя …. А мне все равно говорят:
"Ты отстаешь!".
Я уже полный газ дал, вот!. А штурман опять:
"Ты отстаешь! Ты отстаешь!"
Ну, тут я понял - впереди мой самолет идет. А он думает, что это противник. Перепутали. Меня приняли за противника, а нарушитель сзади шел… И тут он говорит:
"Стена!".
Когда к границе подходишь, "Стена" - означает - "На разворот".
"Ты меня слышишь?" Я говорю:
"Слышу!"
Он:
"Стена! Поворачивай!"
И я поворачиваю и возвращаюсь. А второй самолет прямо и за "стену". Оказывается, я шел и шел... чуть не "до Персидского залива"…

- О.К., К.Ч.: То есть сами Вы фактически сами превратились в нарушителя фактически?

Точно. Границу мы никогда не пересекали целенаправленно, Так границу нарушали только их разведчики.

- О.К., К.Ч.: А какой последний тип самолета, на котором Вы летали?

МиГ двадцать… нет, МиГ-19. К 21-му я готовился, изучал, должен был зачет сдавать…

О.К., К.Ч.: О МиГ-19 очень противоречивые отзывы. И как он Вам?

Обыкновенный самолет. Я много полетов на нем сделал тоже. Проблем не было. Никаких.
Чтобы никаких проблем не было - надо уметь летать!

 

Интервью: Корытов Олег и Чиркин Константин

Лит. обработка: Игорь Жидов


Наградные листы

Рекомендуем

«Из адов ад». А мы с тобой, брат, из пехоты...

«Война – ад. А пехота – из адов ад. Ведь на расстрел же идешь все время! Первым идешь!» Именно о таких книгах говорят: написано кровью. Такое не прочитаешь ни в одном романе, не увидишь в кино. Это – настоящая «окопная правда» Великой Отечественной. Настолько откровенно, так исповедально, пронзительно и достоверно о войне могут рассказать лишь ветераны…

Великая Отечественная война 1941-1945 гг.

Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества нельзя осмыслить фрагментарно - только лишь охватив единым взглядом. Эта книга предоставляет такую возможность. Это не просто хроника боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а грандиозная панорама, позволяющая разглядеть Великую Отечественную во...

Ильинский рубеж. Подвиг подольских курсантов

Фотоальбом, рассказывающий об одном из ключевых эпизодов обороны Москвы в октябре 1941 года, когда на пути надвигающийся на столицу фашистской армады живым щитом встали курсанты Подольских военных училищ. Уникальные снимки, сделанные фронтовыми корреспондентами на месте боев, а также рассекреченные архивные документы детально воспроизводят сражение на Ильинском рубеже. Автор, известный историк и публицист Артем Драбкин подробно восстанавливает хронологию тех дней, вызывает к жизни имена забытых ...

Воспоминания

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus