Клименко Виталий Иванович

Почему я пошел в летчики? Тогда время такое было. Они в героях ходили: Чкалов, Леваневкий, Ляпидевский, Каманин, Водопьянов, Громов. Хотелось быть похожим на них. Я родился и жил в слободе Замостье Курской области. Оттуда ребята постарше уходили в летные училища. Приедут в отпуск в красивой форме, в таком, понимаешь, реглане. Я и решил, что пойду только в авиацию! Я мечтал получить реглан, форму и освоить современный истребитель. Вот с этими мыслями я поступил в Чугуевское училище. Дали мне пятнадцать провозных полетов вместо тридцати на У-2 и выпустили самостоятельно. Что самое главное в первых полетах? Самое главное выровнять самолет на посадке примерно в полуметре от земли. А то смотришь, а курсант выровнял метров на десять. Ему с посадочного «Т» кричат: «Эй! Тебе лестницу подать?!» Слава богу, у меня хорошо получалось, а некоторых отчисляли - не могут определить высоту. Потом прошел пилотаж в зоне - виражи, бочки, петлю. Петлю сделать сложно поначалу, а если вдруг вверху завис - вся пыль и мусор из кабины на тебя сыпется. Перешли на УТИ-2. Эта машина и более скоростная и строже, чем У-2. Я самолеты не ломал, а другие ломали, даже У-2. А как сломают его, мы сидим без полетов, пока сами же под руководством техников его не отремонтируем. Когда закончили программу на УТИ-2, пересели на И-16 - прекрасный истребитель, но очень строгий. В особенности на посадке и на взлете. Сначала учились рулить на старых истребителях с ободранными плоскостями, чтобы не взлететь ненароком. И ведь не у всех даже это получалось! А в увольнение в Чугуев идем на танцы или в клуб, так девушкам уже врешь, что на истребителе летаешь. Но, ничего освоили. Вот так с 1937 по 1940 год я проучился в училище. Забыл сказать, что кроме летной подготовки, мы конечно же осваивали материальную часть, очень много внимания уделялось физической подготовке - турнику, в футбол играли, даже боксом занимались.

Вот так… По окончании училища нам присвоили звания лейтенантов. Я попал в город Шауляй Литовской ССР в 10-й ИАП. Я уже думал, что я истребитель, но когда опытные летчики начали проверять пилотаж, то они сказали: «Ребята, вам еще учиться надо» и мы фактически заново стали осваивать И-16. Было ли ощущение, что война будет? Ну конечно было. Разведчики немецкие летали через границу, мы их сопровождали, пытались сажать, да без толку. Приказа сбивать их у нас не было.

На аэродроме Кочетовка в Чугуевском училище 1938 год рядом с другом и земляком Иваном Шумаевым. В училище мы занимались боксом и он, будучи хорошим боксером, однажды так меня приложил, что после этого я решил, что это не мой вид спорта.

Перед войной стали изучать конструкцию самолета МИГ-1. Причем изучали ее обычно по субботам, а после занятий все наши записи отбирал особый отдел. Вдруг в газете «Каунасская правда», смотрю нарисован МИГ. Как же так? Где же секрет-то?
В субботу 21-го Июня 1941 года мы ходили в город Шауляй, гуляли с девушками. Молодые же были - 20 лет! У меня была знакомая красивая девушка, парикмахер, литовка Валерия Бунита. Мы с ней договорились, что в воскресенье я возьму отпуск, и мы поедем прогуляемся на озеро Рикевоз. А в это время мы были в летнем лагере, жили в палатках возле аэродрома - как раз шли учения ПрибВО. Проснулся часов в пять, думаю, надо пораньше поехать, чтобы успеть позавтракать, потом сходить к Валерии и ехать на это озеро. Слышу, гудят самолеты. Дежурили на аэродроме И-15 из третьей эскадрильи. Мы эти самолеты прозвали гробами - на них постоянно были аварии. Вот, думаю, налет с Паневежиса, а эти его небось прозевали. Открываю полу палатки, смотрю над нами «кресты» и идет пулеметная трасса по палаткам. Я кричу: «Ребята, война!» - «Да, пошел ты, какая война!» - «Сами смотрите - налет!» Все выскочили - а уже в соседних палатках и убитые есть и раненные. Я натянул комбинезон, одел планшет, и бегом к ангару. Технику говорю: «Давай выкатывай самолет». А дежурные самолеты, что были выстроены в линеечку, уже горят. Запустил двигатель, сел в самолет, взлетел. Хожу вокруг аэродрома - я же не знаю, куда идти, что делать! Вдруг ко мне подстраивается истребитель. Покачал крыльями: «Внимание! За мной!» Я узнал Сашку Букача, командира соседнего звена. И мы пошли на границу. Граница прорвана, смотрим идут колонны, деревни горят. Сашка пикирует, смотрю у него трасса пошла, он штурмует их. Я за ним. Проштурмовали. Там промахнуться было невозможно - такие плотные были колонны. Они почему-то молчат, зенитки не стреляют. Я боюсь оторваться от ведущего - заблужусь-же! Два захода сделали. Прилетели на аэродром, зарулили в капонир. Пришла машина с командного пункта: «Вы летали?» - «Мы вылетали». - «Давайте, на командный пункт». Приезжаем на командный пункт. Командир полка говорит: «Арестовать. Посадить на гауптвахту. Отстранить от полетов. Кто вам разрешал штурмовать? Вы знаете, что это такое? Я тоже не знаю. Это может быть какая-то провокация, а вы стреляете. Вы что знали, кто это такие? А может быть, это наши войска?» Я думаю: «Твою мать! Два кубика-то слетят, разжалуют на фиг! Я же только в отпуск домой съездил! Летенант! Девки все мои были! А теперь рядовым как я домой покажусь?!» Когда в 12 часов выступил Молотов, мы из арестованных превратились в героев. А переживали страшно! Потери были большие, много самолетов сгорело, сгорели ангары. Из полка только мы вдвоем дали хоть какой-то отпор не дожидаясь приказа. Далее пошли тяжелые дни отступления по направлению к Риге. Самолетов оставалось штук двенадцать. На Рижском аэродроме, нам удалось сделать несколько вылетов на разведку, и один на сопровождение наших бомбардировщиков. Из полка на рижском аэродроме у нас осталось всего 5-7 истребителей. Фактически полк остался «безлошадным». Мы на попутках отступали вместе с пехотой на запад до Смоленска. Там летный состав посадили в транспортный самолет ЛИ-2 и выгрузили на Центральном аэродроме в г. Москве, где должны нас обеспечить новыми истребителями МИГ-3.

Декабрь 1938. В отпуске на родине. В училище курсантам не разрешали носить синюю пилотку и «курицу» на рукаве, только перед отпуском нам выдали эту форму.

- А.Д. Миг-1 не приходили перед войной?

Был один. На нем вылетели только командиры эскадрилий - взлет-посадка. На этом Миг-1 после полудня вылетел летчик. А тут как раз идет немецкий самолет-разведчик, он к нему пристроился и не стреляет. Я думаю: «Что же ты делаешь!?» Он отвалил, еще раз зашел - опять не стреляет. Когда он приземлился, мы подошли выяснить в чем дело. Говорит: «гашетки не работают». А они были просто прикрыты предохранительными рамками! Их просто надо было откинуть!
С Центрального аэродрома нас перебросили в Рязань на аэродром Дягилево, гда мы получили МИГи. В течении двух-трех месяцев мы их освоили и в конце августа вылетели под Ельню на аэродром у города Спас-Деменска. Полк уже был двухэскадрильного состава. С этого аэродрома мы выполняли обычные боевые задания по разведке, прикрытию наземных войск, сопровождению штурмовиков, бомбардировщиков и даже по штурмовке войск противника, так как у нас не хватало штурмовиков, также выполняли с воздуха корректировку артогня.

Как-то раз послали пару командир эскадрильи капитан Рубцов и я на прикрытие войск.

Я на Як-1 вылетаю с аэродрома Сукромля на разведку станции выгрузки немецких войск Оленино

Ходили-ходили, уже к концу прикрытия Рубцов решил штурмовать немецкую передовую. Его никто не посылал, приказа такого не было. Я же не могу его бросить, я тоже за ним. Сделали заход, на второй заходим, а из-за облаков «мессера». Я бросился отбивать, смотрю - его уже подбили, он горит. Высота маленькая - с парашютом не прыгнешь. А тут по мне стреляют. Я вскочил в облака, а в них я еще не умел летать. Вывалился, а меня уже ждут две пары «мессеров». Я опять в облака. Так крутился-крутился, но все же подбили они меня и легко ранили осколками снаряда. Я стал имитировать беспорядочное падение, и они меня бросили - видать горючие у них кончилось. Начинаю выравнивать самолет, выровнял, а мотор начал давать перебои и винт встал. Надо садиться, а куда? Лес кругом. Заставил себя, верхушки деревьев принимать за землю. Одно крыло отлетело, второе, а потом я сознание потерял. Очнулся в кабине. Хорошо горючего уже почти не было, а то бы сгорел. К останкам самолета подходит старик с пацанами. Они мне помогли вылезти: «Ну, парень, давай иди вперед. И не думай бежать». Они так со мной обошлись, поскольку недавно в их районе сбили Пе-2, на котором немецкие летчики на разведку летали. Вот они и арестовали меня на всякий случай. Привели в деревню Бабынино и в сарай заперли. Думаю: «Елки-палки, попал. Надо драпать, а то еще немцев приведут». Я же не знаю на чьей территории упал. Так я довольно долго сидел, думал, что же делать. Голова шумела страшно! Решил я разгрести солому, которой была покрыта крыша сарая и бежать. Только начал я ее разгребать, как открывается дверь и заходит оперативник. Говорит: «Парень, не торопись, тут все свои». Я говорю: «Ты извини, я же не знал, куда попал». На следующий день вернулся в полк, но поскольку был контужен, то врач мне летать запретил, отправив меня в госпиталь, в котором я пролежал около месяца.

После удачного боя с группой из 13 Ю-88 и 6 Ме-109 в августе 1942 года в раоне города Ржев.

Вот так для меня закончился первый тур. После этого летчиков нашего 10 ИАП передали в 29 ИАП, который 6-го декабря был преобразован в 1 Гвардейский ИАП. Узнали мы об этом в городе Молотове, ныне Пермь, куда прибыли за материальной частью. Вооружили нас «Харрикейнами». Барахло, а не машина. МИГ он у земли утюг - утюгом, зато на высоте король, а у этого ни скорости, ни маневренности. Крыло толстое. У наших бронеспинка сферическая, а у него плоская - легко пробивается. Вроде шесть пулеметов хорошо, да к ним боезапас крошечный. Моторы «Мерлин-ХХ» ни к черту не годные. На форсаже мог перегреться и заклинить.
Немцам уже под Москвой надавали, и мы рвались на фронт. Наконец, нас перебросили на аэродром Мигалово под городом Калинин. Откуда мы вели работу в районе Зубцов, Карманово, Ржев. В феврале 1942 г. мы перебазировались на аэродром Пречисто-Каменка расположенный в р-не города Кувшиново, где расположен был штаб 3-й воздушной армии, командовал которой Громов. В марте 1942 г. мы в основном выполняли различные задания командования 3-й воздушной армии, занимаясь прикрытием нашей штурмовой и бомбардировочной авиации, наземных войск, а также воздушной разведкой, прикрытием наземных войск 30 армии. Марте-апреле 1942 г в полку из 26 «Харрикейнов» осталось 13.
Началась распутица и мы вернулись в Мигалово, где была бетонная ВПП. Где-то в это время паре я и Семен Рыбалко поручили прикрытие линии обороны 30-й армии, расположенной на левом берегу р. Волги в районе г. Ржев. Время уже к концу подходило, когда появились четыре Ме-109 и навязали нам бой. Отражая атаки, мы сбили один Ме-109, но по мне несколько раз попали. Они ушли на свою территорию, а мы отправились домой. Не доходя до аэродрома, я обратил внимание, что температура масла растет. По радио сообщил своему ведомому, а он мне говорит, что у меня за хвостом черный дым. Аэродром был уже рядом. Я, не соблюдая никаких правил, постарался зайти на бетонку, заложил крутой вираж, отстегнул ремни, чтобы в случае чего выскочить из самолета, если он загорится. Однако при крутом развороте у меня остановился мотор, самолет левым крылом зацепился за землю - так мне потом сказали те, кто наблюдал за посадкой. Самолет разбил, но остался жив, хотя и потерял сознание от удара. В госпитале я провалялся примерно полтора месяца. Вот так закончился второй тур. В мае 1942 года мы вылетели в Саратов, где получили истребители ЯК-1 Саратовского авиазавода. Быстренько переучились.

Аэродром Сукромля. Сбит Ю-88 значит заработал еще 2000 рублей

Так вот получили самолеты и сразу перелетали на фронт. Под Ржевом на станции Старица постоянно разгружались наши войска. Немцы регулярно ходили ее бомбить, а мы соответственно их оттуда отгоняли. Вот здесь мы впервые встретились с эскадрой Мельдерса, «Веселыми ребятами», как мы их называли. Как-то раз вылетел штурман полка, вернулся и говорит: «Ребята, прилетели какие-то другие летчики. Это не фронтовая авиация, не «мессера», а Фокке-Вульфы». Надо сказать, что у «Фокке-Вульфа» мотор воздушного охлаждения. Он в лобовую ходит легко! А мне на черта в лоб, мне пулька в двигатель попала, и я готов. Ну, я приспособился, как ходить в лобовую - я ногу давал и скольжением уходил с прямой линии. Точно также и бомбардировщика - нельзя прямо идти, стрелок же огонь по тебе ведет. Вот так, чуть боком и идешь в атаку.
Так вот с «Веселыми ребятами» мы хорошо дрались. Во-первых мы делали «шапку». Что это такое? Термин пошел от штурмовиков. Они нас так называли: «Шапки», когда просили прикрытия. Так вот, если завязался воздушный бой, то по договоренности у нас одна пара выходит из боя и забирается вверх, ходит наблюдает за происходящим. Как только видят, что на нашего заходит немец, срезу сверху на них сваливаются. Там даже не надо попадать, только перед носом у него показать трассу, и он уже выходит из атаки. Если можно сбить, так сбивали, но главное выбить его с позиции для атаки. Во-вторых, мы всегда друг друга прикрывали. У них летчики сильные, но они надеялись только на себя. Конечно, сбить его было очень трудно, но у одного не получилось - второй поможет… Мы потом с «Веселыми ребятами» на операции «Искра» встретились, но там они были более осторожными. Вообще после Ржева мы с немцами были уже на равных, летчики уже чувствовали себя уверенно. Лично я, когда вылетал, не ощущал никакого чувства страха. Морду они нам в начале войны хорошо набили, но научили нас воевать.

После воздушного боя с «мессерами» с инженером полка Тимченко рассматриваем следы от пуль на правой ноге моего «Яка»

Третий раз меня сбили в этих летних боях под Ржевом. Летали мы с аэродрома Сукромля под Торжком. Командир эскадрильи повел четыре пары на прикрытие переднего края. Я со своим ведомым как раз обеспечивал «шапку». Смотрю, идут Ю-88. Я предупредил по радио, что справа группа противника и пошел в атаку. То ли ведущий меня не слышал, то ли еще что, но факт, что атаковал я их парой, да и то мой ведомый куда-то потерялся. Одного «Юнкерса» я подбил, зайдя снизу, а тут на меня две пары «мессеров» авалились. Кое-как я оттянул их на свою территорию. Подбили они меня, и я имитируя хаотичное падение пытаюсь от них оторваться. Они за мной - хотят добить и тут два «ишака» завязали с ними бой. Я кое-как машину выровнял и под селом Старица сел на пшеничное поле на пузо. В горячке боя я даже не почувствовал, что ранен в руку. Подбежали наши пехотинцы, отправили меня в медсанбат. После перевязки говорят: «Скоро будет машина, с ней поедешь в госпиталь в Старицу», а на хрен мне туда ехать если там бомбят все время? Вышел на дорогу, проголосовал и добрался до аэродрома, что возле этой Старицы. Там меня направили в санчасть. Вдруг вечером приходят летчики, спрашивают: «Где тебя подбили?» - «под Старицей» - «А ты знаешь, мы сегодня одного Яка спасли». - «Так это вы меня спасли». - «Ой, твою мать, давай бутылку!» Медсестра говорит: «Ребята, нельзя». Какой тут нельзя. Выпили. Через несколько дней за мной из полка прилетел самолет. Опять я немного повалялся в госпитале и к ребятам на фронт. Надо воевать. А как же!? Скучно без ребят.

Вскоре нас перебросили на Волховский фронт. Прилетели на аэродром у города Будогощ. А надо сказать, что на Калининском фронте мы долго не имели возможности помыться, а тут взяли машину и всей эскадрильей поехали в баню. Но на следующий день летчики не то что летать, сидеть в теплой кабине самолета не могли от зуда по всему телу - подхватили чесотку. В общем, вся эскадрилья вышла из строя. Полковой врач положил каждого на лавку, обмазал какой-то черной, пахнувшей нефтью, мазью с ног до головы. Потом каждого обмотал простыней и в кровать. В комнате стоял запах, как на нефтяном складе. Несколько дней мы лечились. Прежде чем помыть нас в другой бане, ее продезинфицировали, и только тогда нас туда запустили. Надо сказать, что он порядком струхнул - это же его обязанность предотвращать эпидемии, а тут вся эскадрилья слегла.

Пара "Яков" 1-го ГИАП

После мы перебазировались на южную окраину ладожского озера на аэродромы Валдома и Кипуя, откуда вели боевую работу по прикрытию «дороги жизни», сопровождению бомбардировщиков и штурмовиков.
Весной 43-го года мы предали оставшиеся самолеты другому полку, а сами полетели вооружаться в Воронеж. Несколько дней сидели в районе города Старый Оскол, летали прикрывать войска, а потом нас отправили севернее Орла. В летних боях 1943-го года я лично сбил шесть самолетов противника. Помню, мы прикрывали сосредоточение 1-го и 5-го танковых корпусов. Немцы пришли группой до сотни самолетов. Нас десяткой подняли на перехват. Я шел ведомым командира полка Каинова. Подошли к бомбардировщикам снизу. С первого же захода Каинов и я сбили по одному Ю-88. Истребители немецкие неизвестно где болтались, рядом их не было. Бомбардировщики начали беспорядочно сбрасывать бомбы и разворачиваться, подошли еще наши истребители. Немецкие истребители очухались и завязался бой, но мы свое дело уже сделали - налет их мы сорвали, да и посшибали их прилично, а своих ни одного не потеряли.
После летних боев я был переведен инструктором в высшую школу воздушного боя в городе Люберцы. Обидно мне было. Ведь к этому времени у меня было тринадцать лично сбитых и шесть в группе, до «Героя» двух самолетов не хватило…

- А.Д. На каких типах «Яков» Вы воевали?

Перед отправкой в госпиталь после ранения прямо в кабине У-2 меня принимают в партию

На Як-7Б и Як-1. Для меня они были одинаковые. Самый страшный истребитель - это И-16, а все остальное ерунда. Миг так он сам садился, хоть ручку бросай. Что можно сказать о самолетах? Кабина вполне удобная, остекление и обзорность хорошая, поэтому летали с закрытым фонарем. Вообще обзор назад зависит от летчика. Во-первых есть зеркало, во-вторых все время нужно слегка отворачивать самолет, чтобы осматриваться, ну и головой крутить. Ты должен знать заднюю сферу, иначе тебя убьют. Бывало так головой накрутишься, что красная шея, а еще когда на И-16 летали у нас целлулоидные воротнички были, так до крови шею натирали. Прицелы были нормальные, но в «собачьей свалке» некогда им пользоваться - целишься по собственной трассе. Молодые летчики, так те как на гашетку нажмут, так ее и не отпускают, пока ствол не загнется. Прилетят - стволы синие, перегрелись надо заменять. А когда опыт есть, трассу кинул, подвел и бьешь. Бомбардировщик? Его тоже сбить не так-то просто. Если группа идет, то сбивать надо ведущего - все по нему ориентируются, да и бомбы часто «по нему» бросают. А если хочешь лично сбить, то надо ловить летчиков, которые летят последними. Те ни хрена не соображают, там обычно молодежь. Если он отбился - ага, это мой. Считай две тысячи рублей в кармане (за бомбардировщик давали две тысячи, за разведчика почему-то полторы тысячи, а за истребитель тысячу). Ну, мы деньги все в кучу складывали, а если затишье, то посылали гонцов (или самолет в мастерскую отогнать или еще что) за водкой. Я помню пол-литра стоила тогда 700-800 рублей.

- А.Д. Самый «трудный» немецкий самолет?

Комиссар полка Кузнецов, Клименко В.И., Забегайло И.И. и Тихонов у самолета Забегайло. Июль-Август 1942 года

Все зависит от летчика. Мессершмитт хорошая машина, Фокке-Вульф очень хорошая машина с двигателем воздушного охлаждения, но маневренность у него похуже чем у «мессера». Вообще сбить тяжелее истребитель, чем бомбардировщик, но подойти к строю бомбардировщиков тоже не просто. Заходить надо от солнца или из облака и лучше когда атака идет одновременно с разных направлений, например одни снизу, другие сверху. Первой очередью стараешься попасть в кабину, потом можно перенести огонь на плоскости. Оставляешь боезапас на второй заход, а то некоторые расстреляют все, а потом таранят. У нас в полку никто не таранил. Почему? Потому что был хороший летный состав, с хорошей подготовкой. Конечно, молодежь приходила только взлетать и садиться умела. Ее готовили. Сначала вокруг аэродрома полетает, потом район обследует, потом берешь его в пару. Сразу в бой не пускаешь, постепенно готовишь. Он же ни черта не видит и в бою! Он будет просто мишенью для немцев. Ведомый должен оберегать меня, когда я иду в атаку. А как я буду атаковать если он только и делает, что смотрит, как бы не оторваться от меня, да не заблудиться? Это не ведомый! Так что если в группе молодой летит, то его вся группа охраняет, пока немного не освоится.

- А.Д. Как подтверждались сбитые самолеты?

В ноябре группе летчиков 1 ГИАП, отличившихся в боях, были персонально вручены председателем торговых работников истребители ЯК-7Б. Такой самолет с надписью на борту «Торговый работник», получил и я.

В общем, так. Прилетаешь на аэродром и докладываешь командованию полка, что вели воздушный бой в таком-то районе, сбил один самолет противника, который упал там-то. Если это на нашей территории, то от войск, расположенных в этом районе должно прийти подтверждение, а если у немцев, то от партизан или должны подтвердить экипажи самолетов, которые мы сопровождаем или летчики, с которыми делали вылет. Были ли случаи приписок? Это было не принято. Все же на виду. Что, значит, сбил в группе? Поначалу было так, что я атакую, сбиваю, но ведь ведомый меня прикрывает. Я пишу, что мы сбили в группе. Кто тогда считал? Все равно тысячу или две рублей в шапку кладут.

- А.Д. Вы летали на сопровождение. Кого тяжелее сопровождать Ил-2 или бомбардировщики.

Прикрывать сложнее штурмовиков. Они очень низко ходят. Я же не могу рядом с ними идти - собьют. Забрался выше, а их и не видно на фоне леса или снега - очень легко потерять. Бывало, что «мессера» к ним проскакивали. Слышишь по радио: «Шапки-шапки, нас атакуют! Прикройте нас!» Тогда ныряешь вниз к группе. Наказывали ли за потерю в сопровождаемой группе? Нет, были разборы полетов, на которых можно было схлопотать дисциплинарное взыскание. Война есть война. А с бомбардировщиками хорошо - они летят на три-четыре тысячи метров. Мы идет чуть повыше их, а то и рядом: «бочку» закрутишь перед ними, для поднятия бодрости духа. Конечно, если ввязался в бой, то они очень быстро уходят и догнать их почти не возможно.

- А.Д. Когда появилась устойчивая радиосвязь?

В 41-м годункакой радиосвязи, можно сказать, не было. Один треск в наушниках стоял, никто радио не пользовался. В 42-м году, когда пошли Яки, Миги, мы уже начали радио пользовать как между своими самолетами, так и для связи с сопровождаемой группой

- А.Д. Воздушные бои на какой высоте в основном шли?

В начале войны на малых высотах до полутора тысяч. Вот тут мы много теряли, а постепенно высоты поднялись до примерно трех тысяч.

- А.Д. Случаи трусости были?

Были. В особенности вначале войны. Даже помню в соседнем полку расстреляли летчика перед строем за самострел.

- А.Д. Бывали случаи, когда вы не ввязывались в бой, видя, что немецкая группа больше или она выше?

Уйти до боя? Никогда! Будь там хоть 100 самолетов, хоть 200, хоть тысячу. Почему? Потому что тебя же все не будут атаковать одновременно.

- А.Д. Как Вы оцениваете квалификацию немецких пилотов?

Были среди них и сильные и слабые летчики. Морально и физически мы были сильнее. Что касается предвоенной подготовки, которую я прошел, ее было достаточно для ведения боя на равных, а вот наше пополнение было очень слабым и требовало длительного введения в боевую обстановку.

- А.Д. Приметы, предчувствия, суеверия были?

Все боялись 13-е число, а наоборот стремился получить самолет с номером 13. Мне иногда даже казалось, что немецкие истребители бывало отворачивали видя цифру. Может быть это мне и помогло, спасло. А вот не фотографироваться или не бриться перед вылетом - этого не было.

- А.Д. Каково значение физической силы и подготовки летчика?

Колоссально значение. Причем не только физическая, но и моральная подготовка. Летчик-истребитель не только испытывает не только перегрузки во время боя, ему не только пилотировать на пределе возможного, на него так же ложится и груз ответственности за товарищей, за ведомых, на него влияют потери своих друзей. Ко всему этому он должен быть готов.

- А.Д. Давали отдых летчикам на фронте?

В периоды затишья вблизи аэродромов организовывали какой-нибудь дом отдыха, туда отправляли на недельку. Там же отдыхали после ранения.

- А.Д. Кормили хорошо?

Да. Пятая норма, летная. Летчиков на сухарях нельзя держать. А мы, молодежь, отсутствием аппетита не страдали. Так же не было проблем со снабжением бензином или патронами со снарядами. ДА и одевали нас хорошо.

- А.Д. Чувство страха у Вас возникало?

Перед вылетом или при получении задания - никогда. Бывало, что тебя наводит наземная станция, а я не вижу группу противника. Вот тут нервничаешь, вроде как слепой: где-то есть враг, может быть готовится меня атаковать, а я не вижу. Психуешь. Как только его увидел - все в порядке. Тут уж кто кого. На Волховском фронте мы сопровождали «Пешки». НА обратном пути один подбитый бомбардировщик стал отставать. Я ведомого послал с группой, а сам остался с бомбардировщиком. Однако защитить бомбардировщик мне не удалось. Откуда-то выскочил «мессер» и сбил его. Зашел мне в хвост, промазал и выскочил вперед. Мы с ним встали в вираж. У меня уже темно в глазах от перегрузки, и круче вираж уже не заложишь и он не может этого сделать. Вот так мы наверное минуты две гудели на вираже. Наверное их подняли вдогон за нашей группой и у него кончался бензин, он выскочил из виража и ушел. Я тоже пошел домой. Вот тут такое ощущение возникает, что хочется сбить, а не хватает мощности техники.

- А.Д. К потерям, как относились?

Тяжело. Друзей терять тяжело. В моем звене был молодой летчик, Валентин Соловьев, с которым мы дружили. В одном из воздушных боев на Калининском фронте я обернувшись назад увидел, что в хвост ему зашел «мессер», и он вспыхнул. Все это заняло какие-то секунды, я даже крикнуть не успел. Помочь я ему ничем не мог и от этого очень переживал. Остался нехороший осадок от того, что потерял друга, и я не смог ему оказать помощь. Потом, конечно, свыкаешься с потерями - так должно быть. Кто-то будет жив, кто-то нет.

- А.Д. Что делали с личными вещами погибших?

Какие у нас личные вещи? Шинель. Регланов не было. Сапоги никуда не отправишь.

Участвовал в 42 воздушных боях
Дважды ранен.
Награжден двумя орденами «Красное Знамя» №№ 40785 и 4073г; одним орденом «Отечественной войны» I-й степени № 1468245.
Медали: «За победу над Германией в 1941-45 гг.»
«За оборону Ленинграда» № АБ-68730.
«Ветеран Волховского фронта». И еще 17 различных медалей.
Участник парада победы 24 июня 1945 г. в г. Москве. Удостоверение № 1948.
Участник воздушного парада над Москвой в День авиации в 1944 г.