Кулаков Леонид Сергеевич

Кулаков Л.С.: Я родился 4 марта, 1923 года. Мой отец матросом ходил по Волге на пароходе, потом ушел оттуда, и стал заниматься самой разной работой, в основном красил, малярил… Мать была домохозяйкой.

Я родился в Работках. Это в шестидесяти километрах от Горького, ниже по течению Волги. Туда на зимовку в затон пароход приходил, и отец зимовал в нем. Мать была в положении, и собиралась ехать рожать в Сосновку, Горьковской области, Спасский район. Но только по льду переехала Волгу, и в Работках родила меня.

Я был не единственный ребенок в семье, но старшая сестренка умерла от тифа, а c младшей произошел несчастный случай… И остался я один. Потом, в 1935 году родился брат. Он и сейчас живет в Сосновке. Два года назад я ездил к нему. Отец умер в шестьдесят восемь лет, а мама в девяносто пять лет.

- А где Вы учились?

В той самой деревне Сосновка я закончил четыре класса. Потом учился в селе Мары, это в семи километрах от Сосновки, там была неполная средняя школа и общежитие было. Закончил там семь классов, и уехал в Дзержинск, к тетке, папиной сестре. Там девять классов окончил и аэроклуб.

В аэроклуб мы попали так. Вдруг приходит к нам в школу летчик, старший лейтенант. Привлекательный такой, в синей форме, эмблема-"курица" тогда на рукаве была, и спрашивает:

- Кто хочет в летчики?

А я с детства был вроде как расположен к военной службе, мы и в деревне чаще всего играли в военные игры. Ну, я сразу встал:

- Я хочу!

Из школы сто с лишним человек записалось. Это из девятых и десятых классов. Но прошло отбор всего человек двадцать.

В 1940-м я закончил аэроклуб в Дзержинске и девятый класс. Было направление в бомбардировочное училище в городе Энгельс, но меня не взяли - я по возрасту не подошел. Пришлось ждать. Я направил свою просьбу в Москву Ворошилову. И осенью 1940-го мне пришел вызов в военное училище.

Отец, конечно, был против. В аэроклубе разбились двое… Это сразу стало всем известно. Отец тогда в аэроклуб приезжал и спрашивал:

- Ты не на летчика учишься?

Я говорю:

- Нет, папа, инженером уду.

- А зачем тогда эти очки?

- А под самолетом, когда работаешь, - говорю, - из моторов масло капает...

Когда пришел вызов, я сказал отцу:

- Я поеду!

- Раз решил… Ну, давай!

- А девушки у Вас были в аэроклубе?

Шесть девушек было.

- И в какое училище Вы попали?

Когда я выехал в Энгельс, куда было направление, я остановился в Горьком, у знакомых. Заехал в Дзержинск в аэроклуб, зашел к начальнику аэроклуба, а он говорит:

- Слушай! А что если в истребительную авиацию, в Черниговскую школу? Хочешь?

- Конечно, - говорю, - хочу. Истребитель - самый главный!

Короче говоря, зимой 1940-го я поехал в Чернигов. Сначала была теория. Летать мы начали на УТ-2.

- Просто УТ-2, или УТ-2М?

А я не знаю. Про модификацию не слышал. Да и так нормальный этот УТ-2 был.

Мы на нем несколько полетов успели сделать, и тут война началась. Нас перебазировали под Ростов - станция "Верблюд". Знаете, Зеленоград? Вот туда. Там мы вырыли землянки, казарму вырыли глубокую, в ней двухъярусные нары. Мышей там было множество…

Когда немцы к Ростову подошли, нас перебазировали в Среднюю Азию. Через Баку и Красноводск поехали в Кызыл-Арват.

Там я сначала оказался во 2-й эскадрилье. Несколько полетов сделали на И-15, и человек двадцать, кто получше летал, отобрали на И-16, в 6-ю эскадрилью.

Готовили быстро очень. Несколько полетов по кругу, потом строем, по маршруту, парой по маршруту.

- На каких самолетах вывозили?

На УТИ-4. Двухместный.

Закончил я в 1942 году. Это был май месяц, жара была несусветная. И направили меня в Пензу в 13-й ЗАП.

- А в каком звании Вы закончили училище?

Сержантом - это было в 1942 году. А в 1943 году уже было присвоение офицерских званий.

- А как Вас кормили в училище?

В училище не особенно здорово. Война ведь была. И под Ростовом плохо кормили, и в Кызыл-Арвате. И в ЗАПе не хватало. Мы все время хотели есть. Не голодали, но покушать хотелось.

И когда с ЗАПа приехали на фронт, так мы хлебом по первости не наедались.

В ЗАПе вначале летать не давали, в основном мы в наряды ходили, картошку чистили. Потом приступили к полетам на самолете "Як". Я сделал несколько полетов: по кругу, и в зону сходил с инструктором, самостоятельно не летал.

В январе 1943 года в ЗАП неожиданно приехал майор Неуструев, Герой Советского Союза, отбирать летчиков. Он на Ленинградском фронте был очень известный летчик. (Звание ГСС присвоено командиру 11 ГвИАП Ивану Павловичу Неуструеву 28.09.43 имел на счету 15+10)

Выстроились. Ходит Неуструев вдоль строя, что-то в выражении его лица было татарское, и указывает:

- Вот этого… Вот этого… Вот этого…

Мы стоим в обмотках… Придумал же маршал Тимошенко - для летчиков, и обмотки… Потом:

- Одеть их!

И добавляет, обращаясь к нам:

- Вы на фронт поедете.

Вот так просто. Не знаю, смотрел он личные дела или нет, но ни фамилии не спрашивал, не беседовал с нами, и уж тем более не летал на проверку пилотажа... Отобрал на Ленинградский фронт двадцать два человека.

- Как Вы добирались из ЗАПа в Ленинград?

В январе 1943 года мы поехали на поезде в Волхов. С Волхова на Кобону, там нас посадили на грузовики и повезли по льду, через озеро.

Когда мы залезли в кузов грузовика, нам сказали:

- Стоя будете ехать! Стоя! Если провалимся под лед, то прыгайте в сторону как можно дальше.

У водителя кабина открыта была. Он стоял на подножке и рулил. А мы ехали стоя в кузове…

Представляете, январь месяц, а мы ехали по воде, как будто вброд через реку - столько было воды, столько полыней от обстрелов и бомбежек.

Ночью это было. И по дороге девочки стояли фонарями дорогу указывали.

Приехали на другой берег в Осиновец, Дорога Жизни в него упиралась…

Потом в город повезли нас в Басков переулок. Командующим 7-м авиационным корпусом ПВО был генерал Ерлыкин, а полковник Антонов, Герой Советского Союза у него был заместителем. (командир 7 ИАК ПВО до 25.6.43г генерал-майор Ерлыкин Е.Е., затем полковник Антонов Н.Д.)

Принял нас Антонов, посмотрел документы. Налет у нас уж очень маленький. Распределили нас так: тех, у которых налет на Яках побольше, того в 27-й полк (27 ГвИАП), остльныхв 103-й и 102-й. (Гвардейские)

И вот я, Володя Кротов, Саша Михайлов, и еще Денисенко попали в 103-й полк. Он тогда летал на "Хавках".

- А до этого Вы на чем летали?

На И-16. В ЗАПе сделал несколько полетов на Як-7 с инструктором.

- А где полк Ваш где стоял?

103 ГвИАП стоял в Ковалево, аэродром тогда назывался - "Смольный". Пока из штаба корпуса добрались, проголодались. И нас сразу накормили… Мы столько хлеба за раз и не видели в тылу, но стеснялись его брать. Мы были на пайке, а техники просто голодали… Питание было повышено только летному составу.

Нас сразу распределили. Володя Кротов, я и Сашка Михайлов в первую эскадрилью попали.

Утром повели нас на аэродром, показали самолеты. Рассказали, что за зверь такой, "Киттихавк". Их звали "маленькие бомбардировщики", потому что "Киттихавка", она вроде как с зобом была. И скорость у нее была небольшая.

Познакомились с командиром эскадрильи Литавриным и комиссаром эскадрильи майором Лешкевичем. (Литаврин Сергей - ГСС 18+0) А было это так: глядим идут двое, один - в реглане, без погон, молодой такой парень красивый, как девушка, второй - постарше…

- Это, наверное, Батя, а вот тот, молодой - Лешкевич.

Деменков Сережа говорит:

- Сейчас будете знакомиться с командиром эскадрильи.

Подходят, и вдруг этот молодой, снимает реглан. Смотрим: а у этого пацана - орден Боевого, орден Ленина, Звезда - оказался Герой Советского Союза Литаврин.

Мы просто обалдели. Мы у него в эскадрилье будем!

Тогда еще и Сережа Деменков, командир звена, и Гриша Богомазов - не были Героями. Позже к ним это пришло в 1943 году. (Деменков Сергей - ГСС 15+0, Богомазов Григорий - ГСС 12+4)

Герой Советского Союза Деменков

Познакомились, Литаврин распределил нас. Меня - ведомым к Деменкову.

- Про Литаврина статья была в книжке "Соколы". Еще "Крылатые богатыри", "На страже Родины", еще какая-то книжка была.

На последнем листе книжки "На страже Родины" мы подписывали. Там Герои расписались, и моя роспись есть, хотя я не был Героем. В этой книжечке, есть про то, как меня сбили, как я перешел линию фронта, вернулся…

Начали изучать "Киттихаук", как летать, как бой вести. Для проверки техники пилотирования я полетел на УТИ-4 с Литавриным в зону.

- Взлетай!

Я взлетел.

- Ну, давай, делай...

Я знаете, так, по-курсантски… Он:

- Разве так пилотируют. Ну-ка давай покажу!

И как завернул…

"Вот это, - думаю, - да, командир эскадрильи!".

- Вот так надо пилотировать!

Я говорю:

- Понял.

Несколько полетов по кругу сделали с ним. Нормально!

Изучил кабину "Хавки" и:

Герой Советского Союза Литаврин

- Полетишь самостоятельно на "Киттихавке"!.

- Проблемы при переходе на новую матчасть были? Ну, например, не мешало то, что показания приборов в футах, и тому подобное?

А как же, были проблемы с пилотированием. И первая возникла, когда я делал по кругу первый полет. На УТИ не было триммера руля высоты. Я взлетаю на "Киттихавке", оторвался, но двумя руками тяну, еле удерживаю его. Не набирает высоту, и все. Что такое? Ручку я держу двумя руками, и не пойму в чем дело. Потом сообразил. Триммер! Раз! И она "у-у-у", и пошла… Сделал круг. Сел. Меня спрашивают:

- Что ты, - спрашивает, - так долго?

Но я не признался.

- Да я, - говорю, - сначала горизонт выдержал подольше.

Несколько полетов сделал, все нормально.

- Теперь давай в зону.

Ну, набрал высоту, смотрю - на нуль приборы-то встали. Там так было: как три тысячи метров, точнее - десять тысяч футов, приборы становятся на нуль. Что такое? Нуль! А вроде высота есть…

Я, значит, отжал ручку от себя, а там футы на приборе этом… Снижаюсь, значит, смотрю: "О! С нуля пошло. Ага, девять тысяч. А, ну ясно!" Высота - футы. Ну, мы быстро научились: десять тысяч - значит это уже три тысячи метров, и стрелки высотомера полный оборот делали. Три тысячи футов - тысяча метров

- Баршт Абрек Аркадьевич тоже рассказывал, он на "Харрикейне" летал. Он говорил: Три тысячи футов - тысяча метров.

Да, знаю я его, вернее знал, он у меня заместителем после войны был.

Снова десять тысяч футов набрал. Думаю: "Надо испытать на штопор". Ну и начал, как мне показывали, как завернул его в штопор, раз виток - вывел. Вообще-то говорили, что "Киттихавки" строгие. Но я сразу вывел. Опять набрал высоту. Правую ногу раз - до предела, как положено. Бух - в штопор.…

- "Киттихаук" предупреждал, что войдет в штопор?

Да. Чуть-чуть подрагивал… Опять правый штопор - раз, вывел все… Переворот, петля и пошел пилотировать. Все вроде нормально было.

- А как "Киттихаук" выходил из штопора?

Сразу, сразу выходил. Если все правильно делать - проблем не возникало.

В зону сходил, теперь на воздушный бой. На воздушный бой с Виниченко полетели. Ну, я ему сразу "надрал хвоста".

Виниченко потом погиб над базой во время первого боевого вылета - в штопор попал и не вывел, ткнулся. Не сбили, сам… (ЦАМО: Виниченко Федор Иванович 1920г.р., младший лейтенант, 30.05.1943. "не вернулся с боевого задания", самолет Р-40, побед нет)

Получили приказ ехать через Дорогу Жизни в Иваново, получать самолеты "Киттихавки". С Иваново прилетели, стали ждать воздушных боев.

Тут как раз так получилось, что на самолете Деменкова что-то оказалось неисправно, и он мне говорит:

- Я лечу на твоем.

Я отвечаю:

- Товарищ старший лейтенант, я сам хочу "звезды рисовать".

- Успеешь, - говорит, - нарисовать. Войны на всех хватит.

И он на моем новом самолете полетел. Был воздушный бой, все нормально.

Следующий воздушный бой восемнадцатого был… Мне как раз 4 марта двадцать лет исполнилось. Взлетели, Литаврин ведущий ним Морозов Аркаша, (Морозов Аркадий Иванович 1922 г.р. старший лейтенант 17.06.1944 не вернулся с боевого задания, самолет Р-39 с-т №3255. 8 личных побед), Деменков и я. Летали парами. Парами мы начали летать еще в школе. Звено стало "отпадать" - научили нас немцы.

Дали задание: к Красному Бору. Шли на высоте тысячи три метров. Литаврин показывает:

- Смотрите, - говорит, - пара "Мессеров".

Они выше нас были. И закрутили.

Мы Литаврина еще на земле спрашивали как вести себя в бою.

- Очень просто: если оторвешься, - говорит, - немцы собьют. А если побежишь, я расстреляю. Ясно?

Отвечаем:

- Ясно.

Ну вот, я и вцепился за хвост Деменкову. Он потом мне рассказывал:

- Я - говорит, - боялся, что ты мне винтом отрубишь чего-нибудь.

1943 сразу после вынужденной

А пилотировал он здорово, "со струями". Крутились долго. И вот он пошел в переворот, я за ним. И вдруг "Бух!". Немец по мне как хватил, и сразу двигатель встал. Я спикировал сначала. Потом вывел, и, планируя, пошел к Манушкино, перетянул Неву и сел на живот.

- Там где вы садились на брюхо, сейчас аэродром недалеко от "Ржевки", на дельтапланах летают.

Не "на брюхо", а "на живот". Если сел на фюзеляж, мы говорили: "на живот". На живот сел, и думаю: "Перетянул линию?". То есть линию фронта - Неву. Вот такой мой первый бой получился.

Вылез из кабины, смотрю, наши солдаты. Они сказали, что тут точка зенитная.

- А Вы видели, кто Вас стукнул?

Откуда? Как бабахнет, и встал двигатель. И все.

И уже на земле, когда вылез на плоскость, увидел: "Во, дыра!" Посмотрел и лег на плоскость - сил никаких… Ну, до того накрутился… Да еще и чуть не погиб! А Аркаша Морозов надо мной ходит. Надо было ему помахать, а я не сообразил. Лежу и смотрю на него. Он ушел. Когда он на аэродром вернулся, про меня доложил:

- Он сел возле Манушкино, на живот. Наверное, тяжело ранен, на плоскости лежит, и даже мне не помахал.

Ну, а я не сообразил. Потом пришел капитан-зенитчик.

- А как же ты сел возле нас, а мы не видели тебя?

Я говорю:

- Ну и хорошо, что не видели, а то вы и по своим стреляете, лишь бы сбить, а кого - не важно.

Посмеялись, он оказался тоже с Горького, земляк. Я попросился отдохнуть. Меня в землянку отвели, и я уснул. А утром приехали за мной из Ковалево, и забрали…

- А с самолетом что?

Его эвакуировали. Но это уже не мое дело. Его отправили на ремонтную базу. Но я не знаю, где она находилась…

- Вы в полк вернулись и когда Вам следующий самолет дали?

Когда вернулся, думаю: "Как же так? Хотел "звезду нарисовать", а сам даже не видел, кто меня сбил".

Кулаков, Деменков, Макуха

Некоторое время у меня самолета не было. В это время несколько боев произошло. Вася Макуха прилетел, раненный в плечо, (Макуха Василий Яковлевич, 1919 г.р., младший лейтенант, не вернулся из боевого вылета 21 (по иным источникам 18) июня 1943 года, на счету 3+0). Но его самолет тоже в ремонт направили, потому, что он вернулся на поврежденном самолете. И дали мне самолет командира полка. Командиром был Герой Советского Союза Пономарчук (на счету 1+0). Героя ему за Финскую дали, говорили, что он там изрядно отличился. Он редко летал. Ну, вот с Иваново, например, перегнал самолет. Еще мы с ним однажды летали на сопровождение ночью, точнее, в сумерках.

- А номера? Вот у Вас какой номер на самолете был?

Сейчас не помню я. Двухзначный был. А цвета, какого, не помню…

- А были ли элементы быстрого опознавания на самолетах, и как сами самолеты окрашены были?

Никаких элементов опознавания. А, самолеты, которые получали в Иваново, приходили песочного цвета, и еще какие-то пятна были. А живот белый или немножко голубой. Говорили, что их гнали через Иран…

- У Вас в полку на самолетах рисовали что-нибудь, какие-нибудь рисунки: орла, тигра…?

Нет. В полку у нас не было. Но я видел, что в других полках по всякому раскрашивали.

У нас и звездочки за сбитые не рисовали.

- А вооружение, какое у Вас стояли?

Шесть пулеметов "Кольтов" 12,7. Мы про нашу "Киттихавку" говорили на манер комедии "Волга-Волга": "Америка России подарила самолет, шесть пулеметов и ужасно тихий ход".

- А скажите, пожалуйста, для облегчения у Вас не снимали пулеметы?

Нет, шесть пулеметов - это было нормально.

- А на какую дальность они пристрелены были?

Двести метров. Били хорошо.

- А если Вы начинаете стрелять метров за четыреста?

Ну а кто же стреляет с такого расстояния? С четырехсот метров?

- Ну а как Вы, знали, что стреляете именно на двести метров? Прицел какой был?

По прицелу выводили. В прицеле видно. Когда увидишь четко его, на полкружка… Я не знаю, какой прицел был… Стеклышко с лампочкой и все…

- Бронирование какое-нибудь было на этом самолете?

Спинка была бронированная. Но не особенно была она, по-моему, защитой… Еще лобовое стекло бронированное было.

- А обзор с "Киттихаука"?

О! Очень хороший.

- А рации?

Рации прекрасные. Только это и спасало.

- У Вас подарочные самолеты были?

Подарочных не было... Откуда подарочным взяться? Самолеты - "Киттихавки" ведь, получали в Иваново.

- А на чьем бензине Вы летали? На нашем или на американском?

На нашем.

- Какие-нибудь ограничения были при полетах на нашем бензине?

А зачем? Никаких ограничений. На "Киттихавках" не было ограничений.

… И вот двадцать четвертого вдруг вылет.

- Полетишь с Богомазовым Гришей.

Шестерка наша пошла, вел Богомазов. У мен амолет командира полка, новый. Я, Деменков с Морозовым, Шишкань (12+4 на счету) - командир третьей эскадрильи, Герой Советского Союза и еще кто-то.

Полковник Антонов на НП кричит:

- "Киттихавки", форсируйте! "Киттихавки, форсируйте!"

Мы подходим к Красному Бору, я чуть выше был, смотрим, Ю-88 идут звеньями.

С НП:

- Форсируйте! Бомбардировщики на подходе, бомбить сейчас будут!

Я говорю Богомазову:

- Я атакую! Прикрой меня!

И на первое звено в лоб попер. Стреляю по кабине сверху, видел, как трасса обрывалась в самолете врага… И пошел боевым разворотом… Только посмотрел где Гриша, а тут впереди - "Фоккер". Какие там "двести метров", когда кресты вот такие огромные! На все стекло лобовое!

Я только нажал на гашетку, вдоль фюзеляжа его трассой перечеркнул, а другой немец сзади ударил по мне. Загорелся мой самолет, и я выпрыгнул…

Это был мой первый прыжок с парашютом. По неопытности сразу кольцо дернул, а высота здоровая, и дрались мы над передовой, и меня ветром сдуло - упал я к немцам.

Мои, когда прилетели, то доложили:

- Сбили два самолета: "Юнкерс" и "Фоккер".

Кулаков, корреспондент газеты "На страже родины", Василий Макуха

Шишканя поздравляют, а он:

- Нет, - говорит, - обоих сбил Кулаков. Я ни при чем.

Приземлился я вблизи переднего края, на сосны. До земли не долетел, наверное, метра полтора - парашютом дерево накрыл.

Я лямки расстегиваю, думаю: "Сейчас немцы подбегут, надо быстрей!" скидываю лямки верхние, спешу и "раз!", вверх ногами перевернулся. "Черт возьми!" Ну, давай подтягиваться, подтянулся, вторую лямку снял, выпрыгнул и бежать. Стреляют, Илы штурмуют. Зенитки грохочут… Бежал, бежал, думаю: "Ну, теперь вроде достаточно…" И прыгнул на сосну, как белка. А во мне шестьдесят четыре килограмма было. Залез на сосну, смотрю, размышляю. Знаю, что территория занята врагом, но не верится. "Надо проверить". Ну, надо же дураку на рожон лезть. Смотрю - орудие, немцы стреляют. И как раз: "Бух! Бух!". Теперь все ясно стало.

Пошел дальше, вышел к речушке. Стою на обрыве. "А может, с собаками будут искать!". Ну, какие там могли быть собаки, там же передовая была… Это все в моем воображении. "Надо через речку переплыть на другую сторону, что бы след запутать". И только к речке подошел - два немца идут с автоматами. Стою за деревом, в руках пистолет. Они между собой разговаривают, прошли мимо. И я дальше побежал. Потом через эту речку, она не глубокая оказалась, на другую сторону, и в лес. Нашел воронку, отлежался, а потом уже к вечеру думаю: "Надо идти к партизанам". Вышел к железной дороге, она идет к Красному Бору от Саблино. Шоссейная и железная параллельно идут. Я подошел, стою в лесу, смотрю: женщина стирает что-то. Потом обходчики прошли, потом проехала дрезина, после дрезины поезд прошел. Ну, я переждал и перешел железную дорогу.

Март месяц, снег, а я в хромовых сапогах и в шинели. Вообще-то, мы летали в гимнастерках, жарко в кабине. Я просто не успел шинель снять перед вылетом, меня это и спасло, а то бы замерз…

Нашел воронку, наломал и набросал туда сучьев, шинель расстегнул. Не спал, просто лежал, размышлял. "Нет, - думаю, - надо идти". Это уже вторые сутки были.

У меня три стограммовых плитки шоколада было, - нам выдавали в виде НЗ перед вылетом. Бывали случаи, выпрыгнет летчик, а выйти к своим не успевал, замерзал. И стали выдавать шоколад и витамины… Витамины, выглядели как отруби - такие лепешки. В одном кармане у меня были эти самые витамины, а в другом кармане - патроны к пистолету, штук пятьдесят.

- А какой у Вас пистолет был?

Как у всех - ТТ.

Ну, вот. Как сил поубавится, оторву шоколадину, один кубик, проглочу - опять силы появятся. Ну, походил-походил, и решил "Надо идти через линию фронта".

Пришел ночью в Саблино. Часа, наверное, в два ночи, подошел. Пытаюсь заглянуть в окна, а там шторы. Уже ноги стали замерзать. Нашел баню топленную, и туда "нырь". Но подумал: "Раз топили, значит, придут убирать… Нет, - думаю, - тут нельзя".

Возле дома течет речка. Но не было у меня желания купаться в марте месяце. Не знаю глубокая или не глубокая, в Саблино я ее не мерил. Надо бы через мост идти. Думаю: "Охраняется он или нет?" Нашел хлев, кто-то там дышит. Я в хлев забрался, там солома и мешки. Я ноги ей замотал… Утром с чердака надеялся выяснить, мост охраняется или нет. Ну не было желания у меня купаться.

Утром смотрю, выходит пацаненок, с моста писает. А за ним выходит немец, тоже с моста... Думаю: "Ну ладно, подождем дня". И показалось мне, вроде мост не охраняется.

День наступил, ребятишки начали играть. Слышу - мать пацану говорит:

- Колька, иди, сходи в столовую, может, дадут тебе остатков для коровы.

А ему лет, наверное, восемь, пацаненку. Они играли в войну, и я ждал, как же они будут в войну играть: "немцы или русские". А они играли "красные или белые"…

А потом женщины баню начали топить, слышу -разговаривают. Мне не видно - они вне поля зрения моего, но слышу:

- Ну, погоди, Нюрка, наши придут, они тебе дадут за то, что ты с немцами волохаешься.

А она:

- Мой чемодан. Кому хочу, тому и дам.

В памяти осталось: этот пацан - Колька, и "мой чемодан…"

А в мыслях было тогда только одно - хлеба хочется. Это уже третий день, ну хоть бы понюхать его. Шоколад берегу, отрываю понемногу.

К вечеру пошел густой снег. А потом трое немцев в кителях появились, зашли в баню. Думаю: "Черт возьми, зайти, да и перестрелять их" А потом - "На черта мне это надо?".

И через мост перешел. Когда стал переходить, то увидел - за мостом пост. И я сразу влево, в кусты, и по кустам, и опять через дорогу перешел, и в лес. Вышел к полю. Думаю, как дальше "ползти или нет?" Там ходил часовой, я посмотрел, подождал пока он ушел. Я в шинели же, не поймешь, кто идет, русский или немец.

Пошел, и тут осветительные ракеты, как дадут. Я упал в снег, лежу. Потом опять встаю, и иду. Как только пустят осветительные ракеты, я сразу ложусь, снег на себя набрасываю, лежу. Только погаснут - я перебегаю. Уже рядом пулеметы слышно…

Я знаю, что Красный Бор наш должен быть. Кончился лес, я выбежал, а домов нет. В Красном Бору стоит только один сруб. Потом-то я узнал, оказывается под каждым домом наши солдаты в землянках, их там была целая дивизия.

Думаю: "Наверное, Красный бор заняли немцы, раз меня никто не останавливает…"

- То есть спокойно перешли немецкую линию?

А я и не знал, что перешел. Я считал, что я еще на занятой немцами территории. Я иду к этому срубу и вдруг мина… А уже знал, как летит издалека мина - с таким свистом, а как лже, то " ш-ш-ш…" Я был уже возле дома, а тут танк подбитый. Только лег, как с другой стороны как бабахнет. Слышу:

- Федоров! Братцы! Ногу оторвало!

"Русские!". Связисты идут, связь тянут? А может, это разведчик наш заполз, и его шарахнуло в ногу? Смотрю, двое идут, связь тянут, и старшина с ними. Я с пистолетом, шлемофон в руке. Выскакиваю и спрашиваю:

- Старшина, Красный Бор наш?

- Давай быстрее, сейчас опять обстреливают.

Я говорю:

- Я - сбитый летчик, перешел с той стороны. Командира роты давай.

- Товарищ старший лейтенант, здесь летчик сбитый, Вас спрашивает.

Тот выходит из землянки.

- Давай, заходи!

А я увидел, что в землянке вода, и говорю:

- У меня ноги поморожены. Мне где-нибудь посуше.

- Ну, пойдем на КП дивизии.

Оказалось рядом, метров пятнадцать. Зашли. Полковник в черной гимнастерке, Ордена Боевого знамени, Ленина на груди у товарища.

- Извините. КП дивизии было в метрах пятнадцати-двадцати, от ротного КП?

Да. КП дивизии, возле леса. Хорошо замаскировано - не видно. Я ему доложил:

- Товарищ полковник, сержант Кулаков, сбитый такого-то числа…

- Видели твой бой, - говорит, - ты покушай.

Я говорю:

- Мне бы хлеба. И вот, - говорю, - ноги у меня…

Он мне хлеба дал. Я подсел к печке и чувствую, ноги начали отходить. Говорю:

- Ноги у меня…

- Сейчас мы носилки организуем…

- Да я, - говорю, - сам, тут недалеко.

Только встал, и "оп"! И все… И отнесли меня в медсанбат.

Начали сапоги снимать.

- Ну и что, что хромовые, они почти уже развалились, режь.

Разрезали. Девушка подошла, я ей говорю:

- Вот, полплитки шоколада осталось…

Ей отдал.

- Дайте мой пистолет.

Только взял его, (а еще была финка, с наборной ручкой), и все. Отключился…

Когда очнулся, "Что такое?" - Шторы. А это уже в Колпино в эвакогоспитале.

- Сестра, - говорю, - врача бы…

Подошла врач. Она говорит:

- Да вы что его, не кормили?

А ей в ответ говорят:

- Вот как с пистолетом в госпиталь привели, так и лежит, зажав его, спит. Мы, подойдем, - говорит, - думаем, не умер ли? Нет, дышит, но не шевелится.

А я почему в пистолет вцепился - пехота за ТТ охотилась… Никому ТТ свой не отдал.

Врач говорит:

- Танцевать будешь…

Ну, потом ко мне приходит полковник из особого отдела, я ему рассказал: где, что.

- Ну, поехали, - говорит, - в сто первый госпиталь.

У меня ноги забинтованы - повезли на грузовике в "госпиталь".

Я и не обратил внимания: на входе часовой стоит. Ну, захожу туда. Зала такая. Мебели почти никакой. Кровати нет.

- Ну, - говорит, - вон на стул присядьте.

- Ну а Вы с пистолетом?

А я и не отдавал его, он у меня в кобуре. Ну, я сел. Жду.

- Слушай, - спрашиваю - А где врачи? Почему не идут?

- Какие врачи? Ты ведь в особом отделе.

- Как в особом отделе? А сто первый госпиталь? Где начальство тут у Вас?

Старший лейтенант пришел, попросил мой пистолет, я отдал. Он:

- Рассказывай.

Я ему рассказываю, он слушает. Все рассказал. Он мне и говорит:

- Ты бы это девушке своей рассказал - говорит, - А мне скажи, с каким заданием ты к нам пришел?

Я говорю:

- Как "с каким заданием"? Меня двадцать четвертого сбили, а уже двадцать восьмого я вернулся… Я же рассказал, где я ходил, что. Я говорю, немцев видел, а они меня не видели.

- Ты иди и подумай, с каким заданием ты вернулся…

Я ему:

- Позвоните генералу Ерлыкину, скажите - Кулаков вернулся.

А он опять:

- Ну, ты иди, иди, подумай.

- Мне нечего думать, ты что из меня шпиона делаешь?

- Иди, подумай.

Я пошел. А там, в подвале двоих молодых дезертиров держали, и еще один старикан сидел. Сыро, вода.

Я говорю конвою:

- Старший лейтенант приказал, чтобы мне кровать поставили вот сюда.

Через некоторое время мне есть дали: первое, второе. Койку поставили. Нормально, все бы хорошо, да обидно. А этим мужикам не дали ничего. Я у старикашки спрашиваю:

- Батя, за что тебя?

Он говорит:

- Наступление началось. А я - говорит, - испугался, и под куст… И меня вот сюда. Ну, теперь не буду бояться.

Опять меня зовут:

- Ну, подумал?

Я говорю:

- Мне нечего думать.

- Ну, пиши.

Я говорю:

- Что писать? Я тебе все рассказал. Ты и пиши, если хочешь.

- Ну, иди, еще думай.

Опять "думай". Я выхожу, и встречаю капитана авиационного.

- Товарищ капитан, Вы генерала Ерлыкина знаете?

Он говорит:

- Знаю.

- Скажите, командиру седьмого корпуса, - говорю, - что сержант Кулаков, сбитый двадцать четвертого, прибыл. Сейчас нахожусь здесь в особом отделе.

Газеты мне дали, читаю: "Подвиг младшего лейтенанта Кулакова". Сбил "Юнкерс" и истребитель "Фокке-Вульф". Целая статья написана. Думаю: "Еще какой-то Кулаков?" Ну, там же не сказано было, на чем они летали, в каком составе. Думаю: "Еще Кулаков, оказывается, есть, фамилия вроде простая, а редкая, запоминающаяся".

Оказывается это про меня, мне как раз в тот день звание присвоили, но перед вылетом про это не успели сказать. Было это 24-го, я потому и запомнил день. Совпадение такое.

Опять вызывают, прихожу. Уже двое суток прошло, третьи пошли:

- Ладно, - говорит, - давай, рассказывай.

Ну, я говорю:

- Я все рассказал, все, - говорю, - Я же вам рассказал, где я был, где шел. В Саблино я был… Но в плен не попадал.

- Ну ладно, ты не обижайся. Рассказывай снова, я запишу.

Вдруг дверь открывается, входят комполка с комиссаром:

- Сынок! (Он меня сынок звал, я самый молодой был.)

Обнялись,

- Поздравляем, тебе звание младший лейтенант присвоили…

Всё ребята, нервы сдают. Пока хватит. Тяжело мне очень вспоминать… Перед глазамивтает…

Продолжение

…Командир сразу забрал меня, и поскольку ноги у меня были помороженные, направил в госпиталь, в нашу санчасть в Лисьем Носу. Я там пролежал, наверное, с неделю. И потом меня направили во Всеволожск, там у нас был оздоровительный санаторий. Отдохнул. Кожа слезала, а так все нормально. Опять начал летать. Аэродром наш стал непригоден - весна была, раскис. И мы полетели в Левашово. Это было в апреле месяце.

- Санаторий во Всеволожске или в Бернгардовке был? Или они там вместе были?

Мы называли Всеволожск.

- А Вы вместе с морскими летчиками были?

Отдельно. И вообще мы с морскими летчиками не контактировали. Они стояли в Приютино, а мы стояли в Ковалево.

- На Гражданку Вы не садились?

Нет. Наши аэродромы были: Углово, Ковалево, Горская, и Левашово.

- В Левашово ведь садились транспортные самолеты, да?

И транспортные садились…

Гризодубова прилетала со своим полком, это были ночные бомбардировщики. В 1943 году, по-моему. Из Левашово они летали бомбить.

И мы там стояли в 1944 году на "Кобрах".

- Когда Вы вернулись из дома отдыха и получили "Киттихаук", его перегонщики пригнали или из ремонта?

У нас были, а я не знаю откуда. Я пришел, и самолеты были.

Из Левашово начали вылеты делать. Потом аэродром подсох, и нас посадили опять в Ковалево.

- А скажите, Ржевка тогда грунтовая была?

Грунтовая, бетона не было. Поэтому нас и сажали, то в Левашово, то на Горскую.

- А были всепогодные аэродромы?

Аэродром "Горская", но не бетонка была, а насыпь из шлака. Черная такая. А в Углово, по-моему, была бетонка. Вот эти два всепогодных аэродромы были.

- А какие в основном задачи выполняли?

Мы были ПВО Ленинграда, 7-й истребительный авиакорпус. И наша задача была охранять Ленинград.

Видно сил не хватало, и нам ставили не свойственные ПВО задачи.

Приходилось летать и на сопровождение штурмовиков, разведчиков, корректировщиков, несколько раз на штурмовку, но бомбы не подвешивали.

- Какие самолеты летали на корректировку?

Горбатый - "Ил-2". "Су-2" у нас не было.

- Вы штурмовиков какого-то определенного полка сопровождали или с разных?

А вот того полка, который стоял тогда в Касимово.

Нам приказали: на сопровождение. Мы перелетели в Касимово, потому что вылетать должны были очень рано. Рано утром, темно еще было, мы без огней шли, полетели шестеркой сопровождать "Илы" на штурмовку Сиверской. Сопроводили, они отштурмовали.

- А у "Илов" рации были? Вы с ними настраивались на одну волну?

Ведущий настраивался, а у остальных связь только со своими.

- Вы наблюдали результаты штурмовки, видели, как немецкие самолеты горят?

Да, а как же. И высота у нас небольшая была - тысячи две не больше.

- Часто встречается такая ситуация: наши заявляют, что штурмовали и уничтожили столько самолетов, видели столько-то пожаров т.д… А немцы пишут, одна пулевая пробоина на двадцать самолетов…

Они поработали хорошо, знаете, зашли целым полком. Я говорю, что хорошо видел. А потом результаты фиксировал последний экипаж. Он должен был фотографировать.

А наше дело не потерять сопровождаемые самолеты.

- В архивах за Вами числится два "Хейнкеля-111" в одном бою?

Два. Они - девятка, летели Волхов бомбить. Мы встретили их южнее Жихарево, и последнее звено атаковали. Наши истребители связали "Фоккеров". И поэтому мы атаковали сразу звено бомбардировщиков. Литаврин - он ведущий, я справа был от него, а Сысоев - слева. Снизу мы их атаковали, и я сбил правого ведомого…

Сысоев левого бил, огонь сначала метров с двухсот открыли, ну, а потом почти вплотную. А Литаврина подбили, стрелок стрелял, и он сел в Волхове…

Мне некогда смотреть было, нужно думать, чтобы самому на хвост не сели…

Поздравляет парторг полка Смирнов после сбития Кулаковым Хе-111

Литаврин убил стрелка своего "Хе-111", и я его добил. По сути, групповая победа, но записали мне.

- Скажите трассы хорошо видно?

Когда отстреляешь мимо самолета, то видно, как она дальше тянется. А если попал - трасса прерывается.

- А вспышки взрывов, как куски отлетали видели?

Трассу, ее видишь.

Потом еще так было. Вот на Волхов, пришла наша четверка. И нас сразу атаковала шестерка "Фоккеров".

Я вперед смотрел. И только повернул голову назад и увидел: сзади ко мне кто-то коком подставился. Желтый кок. Я сразу вместо переворота, дал правую ногу и влево скольжением, а он как раз в этот момент дал по мне очередь. Смотрю, по мне идет четыре "шнура". Успел подумать: "Сейчас меня…" И еще думаю: "Сейчас он довернется ко мне". А он не рассчитывал, что я скольжу, промазал и проскочил

Кулаков и врач полка

меня. И тогда я довернул сам, и по нему, вплотную почти дал очередь.

Вот так я сбил второго "Фокке-Вульфа".

- А как они выглядели эти "Фокке-Вульфы"? Какие-то заметные особенности?

Кок - желтый. И при вращении на нем вроде рисунок просматривался...

Больше ничего не запомнил… И эти четыре трассы по моему самолету.

- А трассы, когда он по вам стрелял, какие они были, огненные или дымные?

Цветные… Дымными "шнурами"… Когда он по мне стрелял, я подумал: "Ну, все! Отлетался…"

В этом бою Михаила Иосифовича Мухина сбили. Я смотрю - он выпрыгнул. У него сзади Петров был ведомым, а у меня - Вася Макух.

Нас сразу разорвали и атаковали. Сбили и Макуху. Он в переворот. И за ним в переворот, и…

Вот двоих наших в этом бою сбили. Мы с Петровым только и остались.

- На город налеты немцев часто бывали?

Я в полку появился в 1943 году, и налеты тогда на город были редкостью. Раньше, наверно, чаще налеты были.

Немцы прилетали в основном, ночью. Помните в 1941 году Севастьянов ночью на "Чайке" сбил бомбардировщик, который упал в Таврическом?

- А скажите, случаи стрельбы по своим были?

Один раз над Осиновцем. Как раз когда Денисенко сбили, "Як-7" по мне пристраивается. Ну, я в хвост не пускаю никого. Я не знаю, что от него ждать? "Киттихавк"-то покруче на разворот. Я - раз, и ему в хвост. Он тогда сразу и ушел. А когда сели, мне говорят:

- А на "Яке" немец летал.

Ну откуда я знал, вроде наш…

- А, то есть по маневренности, "Киттихаук" обставлял "Яков"?

На горизонтали? Конечно! Но на вертикали - "Як".

У "Яка" скорость больше, и больше радиус разворота, чем у "Киттихавка".

- А у Вас "Киттихауки" с какими двигателями были?

Не знаю.

- А какого цвета бензин был? Не помните?

Не смотрел. Заправляли техники, наше дело летать. Мы дрались на "Киттихавках", когда теряли, то получали новые. Вы представляете, мне парню двадцатый год было, молодой. Нам было не до этого: какие там ремонты, сорта бензина…

- Вы в запасном полку летали на "Яке"? Потом пересели на "Киттихауки"? Разница в пилотировании существенная?

На "Яке" я всего несколько полетов сделал… "Як", ну как бы сказать… Проще? Но и "Киттихавк" для меня тоже не представлял сложности… Их можно было бы сравнивать, если б я на "Яке" летал побольше.

- Ну а кабины сравнить если, какая Вам больше понравилась?

Если по сидению в кабине, то удобства у "Киттихавка" больше. И радио на "Киттихавке".

- А еще на американских самолетах под сидением была специальная утка.

Писсуар был.

- Вы летали в войну и знакомы с "Киттихаук", "Кобра", "Спитфайер"?

На "Киттихавке" мы весь 1943 год летали и как раз в новый год поехали переучиваться на "Кобры". Под Тбилиси был такой аэродром Вазиани.

Добирались туда долго. Сначала мы в Москву приехали, а вот потом нас на "Дугласы" посадили.

- А ехали через "Дорогу Жизни"? Или по вот этой железной дороге новой?

Блокаду уже сняли. Мы ночью на поезде ехали, нас специально предупредили, чтобы со светом поосторожнее. Проскочили нормально.

Приехали в Тбилиси. Кабину "Кобр" изучили, и давай по кругу, выявлять особенности.

Приборы были опять настроены на футы и мили. Но после "Киттихавки" все это было знакомо.

- А вооружение, какое было у "Кобры"?

Была пушка и пулеметы. По-моему, два пулемета…

- На счет пушки. А были ли у Вас в полку "Кобры" с 20-ти миллиметровой пушкой?

Первые, по-моему, мы получили с 20 миллиметровыми. А потом дали с 37 миллиметровыми пушками.

- Ну и как после "Киттихаука" как Вам "Кобра" показалась?

Я вам скажу так: не те задачи нам ставили на "Кобрах". Поясню. На малой высоте "Кобра" - слабый самолет. На высоте она хороша, примерно выше пяти тысяч, тогда маневренность выше, а ниже она "дубовая".

- Американцы "Кобру" использовали в качестве штурмовиков. Они наоборот говорили: "Кобры" низковысотный самолет. Поэтому у них на вооружении "Кобры" почти не стояли. Они их к нам спихивали.

Ну, что Вы, у нас на "Кобрах" такие летчики были, как Андрей Чирков, Герой Советского Союза (воевал в 154 ИАП/29 ГвИАП, 196 ИАП, сбил 23+9). Вы, наверное, встречали в литературе. Но и его сбили. А потому, что задачи ставили не те - сопровождение, например.

- То есть "Киттихаук" в этих отношениях был лучше, да?

В отношении маневренности по горизонтали, да. А по вертикали, и, конечно, пикирование, "Кобра" превосходила. И по скорости "Кобра" немного превосходила.

Покрышкин воевал на "Кобрах", но нам сказали, что у его самолетов была передняя центровка.

А к нам "Кобры" попались с задней центровкой. У нас погибло три человека за короткое время. Три человека погибли на пилотаже, не в бою! И в 102-м тоже на "Кобрах" погибали.

У нас командир эскадрильи, Володя Кротов, погиб на ней (имел на счету 5 сбитых самолетов противника). На аэродроме стал пилотировать и сорвался в штопор, а вывести не смог. Вот в Горской уже сидели, и он упал в залив.

Еще у меня в эскадрилье Яковлев Вася, тоже в зоне пилотирования сорвался в штопор, и тоже погиб (имел на счету 1 сбитый самолет противника).

Потом Натока, как звали не помню - он был из первой эскадрильи. (погиб в катастрофе 10.04.44, сбитых не было)

Знаете, как она штопорила: нос задирает и почти на хвосте, раз, и все… Все привыкли к обычному штопору носом вниз, а она вокруг хвоста носом вертела. Задняя центровка. Вот из-за этого она и поднимала нос.

После серии катастроф, приехал к нам инспектор из Москвы, обучать нас выходу из штопора. Фамилию не помню, майор какой-то. Вот начал нас обучать, на земле объяснил, как выводить из штопора. И полетели они с командиром полка Бухтеевым на "Кобрах". Спарки не было - рядом пилотировали. Бухтеев почти у самой земли с трудом вывел (Имел на счету 5+2). И сам инспектор сорвался в штопор, еле вывел и в Зеленогорске сел. Улетел от нас, и больше мы этого инспектора не видели. И наше обучение на этом прекратилось. Когда "Кобры" кончались, нам дали в 1945 году "Спитфайеры".

- В 1945 году уже или еще в 1944 году?

Ну, может быть, в самом конце 1944-го. В 1945-м мы эскадрильей на "Спитфайерах" встречали победителей, которые шли по Московскому проспекту. Мы шли от Сенной площади на высоте 500 метров над Московским проспектом, по которому вошла в город колонна победителей, развернулись над Пулково и пршли уже ппутно.

- За Вами на "Кобре" числится сбитый "Брюстер". Расскажите про этот эпизод.

Мы "Пешку" сопровождали на Выборг, на фотографирование. Это было в 1944 году, примерно в июле. Четверку повел начальник ВСП (воздушно-стрелковой подготовки) майор Савчук.

- А у Вас какое тогда звание было?

Тогда я был уже лейтенант. Кстати, в звании младшего лейтенанта я был командиром эскадрильи. К тому времени из школы приходили лейтенанты, а я все еще был младший лейтенант. Генерал Антонов однажды прилетел и пошутил:

- Ты так до командира корпуса младшим лейтенантом дойдешь!

И мне лейтенанта присвоили.

Ну, вот, спим мы в землянке, в Горской, на пружинных кроватях. Знаете, такие железные. Дали команду на вылет, а я так крепко спал, что не добудились… И вдруг сам проснулся и спрашиваю:

- А про вылет, не звонили?

- Вылетели уже!

Я - быстрей, и мой ведомый Сиротенко Миша со мной… И мы взлетели. "Пешка" уже пролетела, и мои уже набирали высоту.

И вот то, что я припозднился, возможно, спасло…

Я догоняю, и вижу как "Брустера", их четверо как раз уже в атаку на "Пешку" заходят. А главное - наши их не видят! И я по заднему снизу из пушки как дал… И он взорвался… Я видел как пыхнуло и в разные стороны обломки полетели…

- А точно "Брустеры" были? Финны вроде не подтверждают их потерю в этот день?

Черт его знает, небольшой, тупорылый, но не "Фоккер" точно… По силуэту - вроде "Брустер". Мы их особо не рассматривали, знаки там, окраску… Нам их бить надо было, а как они называются не важно.

"Пешка", переворот и я, со своим ведомым, - за ней.

Наши тоже стрелять начали. Вот сбили еще или нет, не помню. Но главную задачу: чтобы "Пешку" не сбили, выполнили. За потерю разведчика наказывали. Под суд даже отдавали.

- И бывали случаи?

Да, к примеру, Зеленов, Герой Советского Союза (воевал в 154 ИАП/29 ГвИАП, 14 ГвИАП, имел 31+10 на счету). (Это не в нашем полку было). Он вылетал на прикрытии "Пешек". Не знаю, подробностей, но он прикрывал, а "Фоккера" несколько штук сбили. И дали ему лет десять. Условно. Он продолжал воевать, и его оправдали.

Давали десять лет и Андрею Чиркову. За что? Чирков вылетел на "Яке" с аэродрома Плеханово, под Волховом, а в гаргроте техник у него находился. Техник потом рассказывал:

- И вдруг он начал пилотировать: пикирует, потом опять… Я, - говорит, - раз и отключился. А потом очнулся, лежу в самолете на камнях, и задыхаюсь, мне воздуха не хватает…

Андрей вылез из самолета, посмотрел в каком он состоянии, достал пистолет и направил себе в висок. И как раз в этом момент его Зеленов увидел и кричит:

- Андрей что ты делаешь!

"Бух!" и "с копыт". У Чиркова в последний момент рука от крика дрогнула, и он не в висок выстрелил, а через обе скулы.

Стрелялся только потому, что испугался, что техника убил. Да, и потому что он был Героем, а позор то какой… Ему наложили "заплатки" и присудили десять лет. Как у него сложилось дальше, не знаю. Он не в нашем полку был.

Вы про Плеханова спрашивали. Иван Плеханов был в нашем полку, ему руку оторвало (имел на счету 14+2). Это произошло еще до моего прихода в полк.

Потом он с Богомазовым поехал награды получать. Награды получили, и остались в школе высшего учебного боя - "Вошебойке", в Люберцах. Под Москвой. Богомазов - заместителем начальника учебного центра, а Плеханов - начальником БАО. Вот в 1943 году я с ними там повстречался. Вот там я и Плеханова увидел как раз. В его последнем бою его сбили, ему руку оторвало правую. Но он смог выпрыгнуть, левой чеку выдернул. Было это как раз в районе Плеханово, он говорил:

- Раз, - говорит, - фамилия моя Плеханов, значит я должен здесь отличиться.

Когда меня сбили, родителям успели послать извещение: "Ваш сын погиб". Ну, напишут еще письмо, что жив, но отец с матерью волнуются. И мне командир полка Пономарчук Степан Ефимович, дал десять суток отпуска. И я на попутном "Ли-2" как раз до Москвы прилетел, и в Люберцы. Там Гриша Богомазов меня встретил:

- Пошли в столовую, я теперь Герой, надо отметить.

Ну, накрыли стол. Плеханов, Гриша Богомазов и Валентин Макаров, Герой Советского Союза, сталинградец. Тоже в Москве оказался. Это как раз было шестого ноября. Почему я запомнил, потому что специальный торт нам в Кремлевской столовой сделали. Выпили, закусили и решили ехать к Васе Сталину, в Кремль. Богомазов и Плеханов были знакомы с Василием Сталиным - в одной школе учились:

А я так подумал: "Я - младший лейтенант, с одним орденом Красной Звезды, не то, что они - все Герои, капитаны, Макаров так вообще майор. А главное всего лишь десять суток у меня, мне родителей повидать нужно". И я говорю:

- Ну, куда мне в Кремль, мне домой надо!

Проводили меня на Курский вокзал, билет достали, посадили, и я поехал.

А они поехали к Сталину. Он их встретил. Говорят он в это время "под надзором" отца был.

- Мы, - рассказывали потом - в отдельной комнатке посидели, выпили, все нормально. Потом уехали.

- Мы затронули вопрос о награждении. Какой у Вас набор?

Первый орден Красной Звезды я получил за два сбитых. Подавали на "Красное Знамя". Но пересмотрели, не положено было сразу "Знамя" давать, надо было "Звезду" сперва получить. Следующий - Отечественной войны II степени, а потом Отечественной войны I степени. А вот орден Ленина, и еще ордена Красной Звезды, это уже за освоение реактивной техники в сложных условиях полета…

Так что у меня ордена: три Красной Звезды, три Отечественной войны и Орден Ленина.

- По Вашему мнению, нужны ли были комиссары?

Я скажу, что комиссары, если и были нужны, то летающие. А они не все летали.

Вот этот Лешкевич, комиссар эскадрильи, он не летал.

Лешкевич был хороший комиссар, он просился на фронт. А его к нам прислали.

- Я же не летчик! - говорил - Я хочу воевать!

И добился своего. Перевели его общевойсковым… Он погиб под Новгородом. По-моему, при наступлении.

А комиссаром полка у нас был Злой. Фамилия у него была такая. Но он совершенно не злой был, человек хороший, бывший летчик. Списан был по состоянию здоровью.

- А нужны ли были особисты?

Особисты? Я с ними встретился, когда меня проверяли после возвращения.

Ну, раз дошел разговор до особистов, то расскажу все что знаю.

Я здесь войну закончил. И потом в 1952 году, когда летал уже на реактивных, подал рапорт, захотел в академию, учиться.

И вдруг вызов приходит на штурмана полка Татарчука и на командира звена Борю Кравченко. А мне командиру первой эскадрильи, нет вызова. Спрашиваю Кулькина:

- Товарищ командир, почему мне нет вызова. Как же так, моя первая эскадрилья - лучшая. У меня не было никаких летных происшествий. Обучение непрерывно… - Почему?

Он позвонил в секретную часть. Попросил что-то принести. Подает мне папку:

- На, читай.

И подает "Личное дело капитана Кулакова". Я читаю: "… в высшее учебное заведение не представлять". Подпись - майор Вобликов, начальник особого дела дивизии. А я этого Вобликова-то в глаза не видел.

А тут через день у нас отчетно-партийное собрание. Приезжает начальник штаба Тараненко Иван Палыч, генерал, и полковник Николаев - начальник особого отдела армии. (Уже была "армия" у нас. По-моему, двадцать пятой она называлась.). Покалечен он был - без ноги.

Когда сделали доклад, начались выступления. И я попросил слова:

- Товарищи! Вы меня знаете. Я с вами летал и воевал. Сейчас - говорю, - эскадрилью переучил на новую технику. Мне, - говорю, - доверяют, а я оказывается - американский шпион? Как воевать - годен, как учиться - так враг?

Прямо так и говорю.

- Как так? Почему?

- А вот - говорю, - я в академию подал рапорт, а оказывается мне нельзя. Потому что я сбитый был, на четвертые сутки пришел. Я - говорю, - немцев видел. Правда, они меня-то не видели. И опять воевал, доверяли мне. А сейчас, - говорю, - не доверяют.

Ну, все сразу начали выступать, и собрание скомкали. И тут особист полковник Николаев встал:

- Завтра ко мне приезжай, - тут какое-то недоразумение, мы разберемся.

Я приехал в штаб армии. Он, по-моему, был на Красногвардейской, ну там, где церковь с синими куполами,

Я приехал, а мне опять говорят:

- Ты опять расскажи.

Ну, я ему все опять рассказал, и написал как было.

- Езжай, - получишь вызов.

Вызов в академию пришел, я поехал.

Проходит время, и опять я с особистом встречаюсь. Но теперь я уже командир дивизии, полковник, сижу в Горелово. Вдруг:

- Разрешите, товарищ полковник?.

- Да, пожалуйста.

- Товарищ полковник, майор Вобликов в Ваше распоряжение прибыл!

Меня как стукнули по голове - "Вобликов!"

- Вобликов? Ну, проходи, - говорю, - товарищ майор, садись.

Ну, начали беседовать. Он, оказывается уже не особист, и направлен к нам начальником радиотехнического поста. Я приказываю:

- Чимазов - говорю, - Саша, принеси личное дело Вобликова.

А тот пока рассказывает: где, что, когда. До этого все время был в особом отделе. Их тогда расформировывали. Особые отделы убирали. Ну, видимо, он как раз и попал под чистку. Я говорю:

- А Вы капитана Кулакова помните?

- Нет, товарищ полковник, не встречал, не знал никогда.

- Ну, как же не встречались? Вы же, - говорю, - хотели мне судьбу испортить. Вы же меня не видели, и я Вас сегодня в первый раз вижу. Как же так?

Он аж в лице переменился.

- Ну ладно, - говорю, - Но если, по трупам и дальше шагать собираешься, будут и у тебя тогда неприятности.

Ну, вот и все. Вот такие встречи с особистами были.

Я считаю, проверки, конечно, нужны были, как говорится: "Доверяй, но проверяй".

Но в особом отделе меня что, пытали или что? Разговаривали. Так что были и люди, и мрази, которые человека оскверняли, писали доносы... Вот это вот меня настораживало…

А вот еще из детства случай, я тогда учился в 9-м классе. Батя меня подзывает и говорит:

- Сынок, ты следи за тем, что говоришь.

И продолжает:

- Нас, - говорит, - трое вчера было, Иван, Николай и я. Три маляра. А Иван, возьми и ляпни: "Эй, Николай, Сергей, смотрите, суп какой дали, на дне Сталина видно".

А сегодня его нет. А Николай этот, оказывается, стукач.

Вот, пожалуйста, ну что сказал он такого? Какая тут контра?

Ну что про комиссаров в летных частях добавить.

Я скажу Вам так: Я выбирал на должность комиссара, из самых лучших летчиков. Вот Васю Рудакова поставил, он был потом командиром полка. А у меня был комиссаром.

В одних эскадрильях ставили комиссарами сильных летчиков, а в других назначали тех, кто послабже летали. А потом полетел - хлоп! Разбился. Вот в 102 полку к примеру.

У меня, нормально они летали. Раз он комиссар, нагрузку сразу ему надо дать, чтобы имел право политбеседы вести. Все же ответственность большая. Если честно к этому делу относиться, то большая. Чтобы с летчиками беседовать, учить, сам во всем должен на высоте быть. И летать так, чтобы примером быть.

А в других местах выбирали как раз послабей. Время пройдет и опять старухи:

- Хосссподи! Опять комиссара хоронят!

- То есть, как я понимаю Вас, и комиссары были нужны и особисты были нужны?

Да. Конечно.

Но знаете, как они себя возносили. И нужно было их осаживать. К примеру, у нас сержант-особист был в 1952 году. Иду раз, встречаю старшего лейтенанта, лейтенанта и сержанта, все с другого полка. Вот, идут и честь мне отдают. Я говорю:

- Товарищи офицеры ко мне.

И сержант подходит. Я говорю:

- Я сказал офицеры, а не сержанты! Вы в какой армии служите?

- Товарищ майор! Странный вопрос.

Я говорю:

- Я серьезно. Вы, в какой армии служите?

- В Красной армии, в Советской!

Я говорю:

- А какие уставы выполняете?

- Извините, мы поняли…

- Раз поняли, идите.

Они отошли, слышу:

- Это, - говорят, - наверное, майор Кулаков.

Ага, оказывается, и фамилию мою знают.

Вот так вот.

- Вы партийный были. А когда Вас и где принимали?

В партию меня приняли в 1943 году, ну как сбили.

И в отношении партии теперь как-то двояко смотрят:

А в наше время комиссар выбирал того, кто хорошо летает, кто хорошо дерется. И вот мне предложили:

- Тебе пора в партию.

Я говорю:

- Как в партию? Я не готов. Молодой еще.

- Давай!

Я был комсомолец. Подал заявление в партию. Приняли.

На аэродроме. Поздравлял сам замполит Смирнов, он после Злого у нас комиссаром стал.

На партийных ложилась ответственность: раз ты коммунист, значит ты в первых рядах. Вот так это было. Не олнивать, показывай пример. И действительно так было. И летали, и дрались, и не держали за слабака.

- Много кто говорит, ну вот что войну выиграли лейтенанты? Ну что молодежь выиграла. Те, которые начали и закончили училище уже в процессе войны.

Лейтенанты? Я так не скажу… Да вы что? Какие же лейтенанты?

- Ну, Вы сами говорили, командир полка у Вас особо не летал. А кто летал?

А командир эскадрильи летал. Литаврин, воевал с самого начала, и Героя получил. Или, Гриша Богомазов, и Сережа Деменков, все они получили Героя уже только в 1943 году.

- Он даже Героем продолжал летать?

И даже лучший был летчик. Или Шишкань, Герой Советского Союза. Погиб в 1943 году, в Ковалево над аэродромом.… Тогда никто не догадался сесть в самолет, и ему по радио подсказать, разинули рты, смотрели. А он как раз молодых, третью эскадрилью получил, молодых повел. Это, у него ведомый Плякин струсил, убежал, и потом застрелился из-за этого. Он вообще то сильный боец был, но тут видимо нервы не выдержали… Ребята отказывались с ним летать, а некоторые вообще говорили, что в воздухе если встретят - сами расстреляют. Вот он и не выдержал. Вы знаете, у нас ошибку в бою могли простить, но трусость - никогда. Лучше бы он просто сказал - все ребята, вылетался… (Плякин Владимир Андреевич, старший лейтенант 10 побед 31.11.43, покончил жизнь самоубийством)

Вот, а сбили Шишканя, он выпрыгнул, до этого с парашютом не прыгал. Боялся прыгать. Он из самолета методом срыва: дернул в кабине кольцо, и ему тринадцать строп порвало. Он опускался на болотистую местность… И надо же было, упал на самом сухом месте. И часа два жил, еще его везли в госпиталь. Он умер уже в Ленинграде.

- А вообще, покидать кабину "Киттихаука", как, удобно было? Вот Вы выпрыгивали два раза?

Да. Очень хорошо.

- Как ремни у Вас располагались? Крепились к креслу? Плечевыми не пользовались?

Я плечевыми не пользовался. И вообще, летчики другие… Просто поясной, да.

- "Кобра" или "Киттихаук", как Вы их сравниваете с немцами? С "Мессером", с "Фокке-Вульфом"? Можно было драться на равных, по Вашему мнению?

Нет, вот первые "Кобры", на которых Покрышкин дрался, были хорошие. Я говорю, у них центровка была передняя, и они воевали.

- Почему, с чего Вы взяли, что у них была передняя центровка?

У "Кобр"? Да как же, описания были. У первых - центровка была передняя, а потом изменили конструкцию, я не знаю каким образом, и стала задняя центровка. Поэтому, говорят, американцы от них отказались, и нам их отдали. Лучшие самолеты они бы не отдали.

- А вот с немецкими истребителями, как Вы сравниваете? Уступали они немцам? Не уступали?

Видите ли, если бы я на них с истребителями воевал…

- Ну Вы же вели бои? Вы же крутились?

Где? На этих, на "Киттихавках". А на "Кобрах" не крутился, ни разу. Только вот с "Брустерами". Так я же сказал - я по нему только отстрелялся. Сбил и все. А в настоящем бою ни разу не был. А вот на "Киттихавке" крутился.

Сбивали на "Киттихавках" когда летчик не видел угрозы. Если увидел - не собьют. Сколько раз бывало… А я пилотировал со скольжением, и уходил. Нужно только вовремя заметить. А если бы прозевал, ну еще секундочку не увидел бы того "Фоккера", конечно, он меня завалил бы.

- Ваше отношение вообще к немецким летчикам? Как они были как профессионалы?

Я не знаю как там на других фронтах. А нам в ПВО всегда приходилось вести оборонительный бой. Что ни бой, всегда они выше, а мы всегда ниже. Вот в этом недостаток был.

Но у нас здесь были Герои Советского Союза, а Карпов - дважды Герой Советского Союза, на Яках воевал (имел на счету 28+7). Даже немцы, как он взлетает передавали:

- Ахтунг! Ахтунг! В воздухе Карпов.

- А было такое? Вы сами слышали своими ушами?

А нет, я лично не слышал. Я с Карповым не встречался ни разу. Это про этот 27-й полк говорили.

- Вот прошло, шестьдесят с лишним лет с тех пор. Лично Ваше мнение, если бы к Вам привели немца, сказали:

- Вот он воевал под Ленинградом.

Вот Вы бы смогли с ним, там, руку пожать? Там, по-человечески поговорить?

Поговорить, можно конечно. Ну почему не поговорить. Он выполнял приказы. Если он летчик, так почему не поговорить. Тогда было иначе, скажи мне тогда, я руку, конечно, не подал бы - это был враг.

А так, в отношении к этим летчикам у нас было мнение не плохое. В смысле - как к профессионалам. Почему? Потому что они нас на "Киттихавках" били очень часто. Я повторю, тех кто плохо видел, того сбивали.

- Ворожейкин, дважды Герой Советского Союза. Он сказал такую фразу, которая мне запомнилась:

- Не мог стать Героем Советского Союза тот, который на себе не ощутил дробь пулеметную по бронеспинке.

Есть в этой фразе доля истины, но не обязательно по бронеспинке, вообще, хоть по самолету…

Когда сбили меня, помоему, Шишкань, Герой Советского Союза сказал:

- Раз тебя, в первом бою сбили, но не убили, то ты будешь долго жить.

И действительно, стал смотреть за своим хвостом уже. Все время на хвост "Киттихавка".

- И еще о том, кто войну в воздухе выиграл. Говорят, что пятьдесят процентов победы - это вклад техников, технического персонала, тех, кто готовил самолеты?

Ну, как сказать. Механик готовит самолет, но он же в бою не был?

Но, если он плохо подготовил, то, как бы хорошо летчик не воевал… А в каких условиях работали они, нельзя забывать. Вот мы вернулись, нас кормили. А моему технику, технику звена, им не разрешалось хлеба брать дополнительно. Они опухшие, ему даешь хлеб, а он не берет:

- Не положено. Нам нельзя.

А даже ручку инерционного стартера на "Киттихавке", он провернуть не может - сил нет.

Хлеб мы из столовой таскали для бабушек в Ковалево, где мы в домах жили. А техники у нас не брали.

- Вы хотели рассказать, про Гришу Олейника.

Гриша Олейник, его сбили на "Ла", он воевал на "Ла-5". Его сбили, и он попал в плен. И бежал. Шесть человек договорились между собой. Был среди них моряк, артиллерист, летчик - Гриша Олейник (Воевал в 11 ГвИАП, погиб 21.02.1943?. Имел 3+2 на счету). Из ста человек только шесть решило рискнуть. Икгда их повезли на Украину поездом, взломали пол, и на ходу спускались по одному на рельсы. Выбирались ночью, поезд замедлив ход шел; и поддерживали за ноги, Как только между вот этой попадет и эти отпускают… Самое главное, он рассказывал, чтобы осью не прибило.

Вот их шесть человек бежало. Он попал к Ковпаку. Воевал у него, грамоту получил, потом вернулся. Потом особняки его проверяли, и с недоверием к нему отнеслись. И в мирное время уже ему продвижения не было. Ну, я вот потом стал командиром полка, я его сделал штурманом полка, потом заместителем командира полка, и командиром полка, и он уволился. Сейчас он в этом, не в Кемерово, на Украине, вот.

- Есть у Вас не засчитанные победы?

Таких нет.

- Не было у Вас таких случаев, когда передавали сбитых на товарища, ну типа такого: "Возьми, тебе на Героя не хватает, а потом будем сбивать, и на меня записывать".

Нет, Все Герои получили звание за свою работу, за ими сбитых. В тот период, когда я воевал, такого как Вы говорите не было.

А потом, имейте ввиду - в ПВО бои чаще всего оборонительные. В таких случаях не каждый бой сбиваешь, а только открутился и все. И результаты хорошо документировались.

- Как Вам задачи ставились? Вот, например, идете на прикрытие: болтаться на такой-то высоте и в таком-то квадрате и никуда не уходить?

Если говорили, то конкретно. Квадрат такой-то, или "в район Красного Бора". Высоту дают, например, три тысячи там. И приходишь туда на этой высоте.

- Вы были, летчик - это была, так скажем Ваша работа, а какое вознаграждение Вы получали?

А получал я сначала, по-моему, пятьсот рублей. Сержантом. А потом тысячу с чем-то… Это когда младшим лейтенантом.

- Какие-то премиальные были? За количество вылетов? За сбитые?

За сбитые были: за истребителя было тысячу рублей, а за бомбардировщика, по-моему, полторы или две. Я сейчас точно не помню

- В фонд обороны с Вас не высчитывали?

А в фонд обороны мы отдавали почти всю зарплату. И денег мы не получали. У меня часть уходила родителям. Остальное все шло в фонд, сами подписывались, сами отдавали.

- За ордена платили?

За ордена? Нет. В войну не платили. Платили после войны. Накопим этих талончиков и тогда получали. Я получал за Красную Звезду, значит, по-моему, пятнадцать рублей, а за "Отечественную" - двадцать рублей. За Ленина платили, по-моему, двадцать пять, но точно не помню. (Размеры ежемесячных выплат). В 1947 году, по-моему, мы все талоны собрали, пошли и пропили…

- А за "Гвардию" платили?

За гвардию платили, прибавили сразу ощутимо, чуть не в половину.

- Что на Вашу зарплату можно было купить здесь в Ленинграде?

Пол-литра водки стоило шестьсот рублей. Шестьсот рублей!

- А буханка хлеба?

А хлеб мы не покупали. Потому что у нас был в столовой без ограничений…

- Как выглядела процедура зачета воздушной победы?

Это подтверждение и летчиков, которые летали, если в этом бою остались в живых - видели, и подтверждение наземных частей.

Вот в бою над Красным бором, я стрелял, но сбил ли не был уверен. А как только я пришел, мне уже сообщили:

- Ты сбил…

- А "Брюстер" когда сбили?

Этот результат подтвердил летный состав, который был там и видел, включая и экипаж "Пешки".

Но вообще-то большинство подтверждений приходило от наземных войск, потому что там, где мы летали, везде стояли наши части.

- А вот деньги за сбитые выплачивали сразу или потом? Или на счет шли?

По-моему, на руки платили.

- Рассказывал Василий Иосифович Пирогов, летчик, он на Кавказе воевал. Он говорил, что вот он пришел в полк, "ИЛ-2" надо прикрывать. А летчиков нету. Ну, командир полка спрашивает:

- Летал на "ЛаГГе"?

- Летал! Я, - говорит, - и полетел. Догоняю восьмерку "Ил-2" вижу, пару "Мессершмидтов" прямо передо мной. Я только чуть-чуть довернул, и сбил его. Когда, - говорит, - прилетели, приземлились, летчики "Ил-2" ко мне выскочили и ко мне, и меня качать. Тут же, пришел нач. фин, и мне, - говорит, - тысячу вручил.

Нет, у нас такого не было.

- Какая для Вас была самая приятная задача, а какая самая противная?

Самая приятная задача, это перехват бомбардировщиков. Вообще идеально - чтоб без истребителей прикрытия.

- А самая противная?

А самая противная, это сопровождение штурмовиков, или разведчика, или прикрытие корректировщика. Потому что не оторваться, а мы - ПВО. У нас совершенно другая тактика, привычки другие… Да еще на утюге типа "Кобры"! Какое там прикрытие? Сами-то мы все равно что мишень…

- Владимир Алексеевич Тихомиров, морской летчик умудрился тринадцать немцев сбить. Из них одиннадцать, по-моему, на сопровождении.

На сопровождении? Вот видите, я же говорю, у них было отработано. Нам то это все не особо знакомо было.

- Кого было проще сбить: бомбардировщик или истребитель?

Когда в какое положение попал. И с какой дистанции. А то вот стреляешь, если открыл огонь раньше - бесполезно. В бомбардировщика, когда попал по кабине или по двигателю, да "с оттяжкой", от души, как говорится - готов. Особенно хорошо по кабине...

- Знаете, как немцы называли стеклянную кабину на "Юнкерсах" и на "Хенкелях"? "Тотенкопф" - "мертвая голова". Потому что если туда попал - то все, весь экипаж трупы.

Да… Я тогда Юнкерсу по кабине врезал, он раз - и пошел падать, уже это ясно.

- А вот не было ли у Вас в полку случаев, что бы себе приписывали самолеты сбитые?

Когда я пришел, то что бы приписать - у нас результативных боев было очень мало. Все на виду.

- Не слышали ли Вы о случаях, когда меняли, скажем, так, что:

- Я тебе, - сбитого отдам, а ты мне сапоги хромовые. Это к примеру, я утрирую…

Нет, нас одевали всех очень хорошо. Традиция здесь у ленинградцев была. Однажды приехал Антонов. Смотрит, а у Коли Галаиа сапоги развалились. Он сразу:

- Начвеща сюда!

А у него, у начвеща, хорошие сапоги.

- А ну-ка снимай!…

И передал Галанину. И добавил:

- Если я еще раз увижу летчиков в драных сапогах, то будешь сам босой до конца войны ходить.

Так вот.

- В кожу у Вас одевали, нет?

Нас не одевали в кожу. Регланов мы не получали.

- Нет, а кожаные куртки?

Куртки американские. Мы все в них ходили… В конце, 1943-го по-моему, я получил эту куртку.

- Где Вы эту куртку получили?

По вещевому довольствию. А то, я говорю, мы летали, жарко было, я один раз шинель на вылет взял. Что меня и спасло, что... Первый раз не успел скинуть…

- А не мешало там, полы шинели?

Нет. Да, ремнями застегиваешь, она сидит. Ведь в основном туловище и шея крутится.

- А шарф шелковый, какого цвета?

Надевали. Он бело-голубой, с голубым. Полосатый…

- Я такой вопрос задавал морскому летчику Николаю Филипповичу Полканову, и задам Вам. Как пишут про Покрышкина: он придумал "ножницы", "качели" - вверх, вниз. А Вы такое применяли?

А представляете, а если бы у нас был истребитель получше…

Так вот он на "Кобре" применял. "Ножницы" мы применяли, которые по горизонту. И что Покрышкин… Я не знаю, Покрышкин или кто. Но обязательно парами, и если пара, следующая пара должна прикрывать. Это у нас уже было.

- Я к чему спросил: когда я спрашивал одного летчика, он мне говорил, что если бы было в "Лавочкине" столько топлива, сколько в "Кобре", он многие приемы и сам бы применял. А если на прикрытие района дается строго определенное время, то главное он обязан это время барражировать, а значит, на экономической скорости.

Да, это он правильно говорит, раньше положенного времени не уйдешь. Вот и барражировал. Вот ты хоть лопни, но ты должен додержать, это время выдержать. И это уже на руку немцу, а не нашим. Наш на этой малой скорости, а тот заходит. И, как правило, он заходит с превышением. Нам всегда приходилось такой бой выдерживать.

- Я продолжу. Я говорю:

- Так на маленькой скорости, а что Вы сделаете?

Он говорит:

- В лоб ему выйду. А чтобы не прозевать, для этого есть шелковый шарфик, что бы шею не натереть.

Да, вот это чтобы чаще головой вращали... Голова что бы на триста шестьдесят вращалась. Это точно!

- Как по-Вашему, в какой период, Ваш полк вел наиболее тяжелые бои?

Когда я воевал? Вот при прорыве в 1943 году, и летом особенно. А потом, слабее, а потом нас послали на переучивание. Поэтому, когда здесь происходили тяжелые бои, мы "Кобры" получали. Нам не вылететь - мы застряли… С Вазиани вылетели, и в Миллерово сели на аэродром, а он раскис и все.

- Это под Сталинградом Миллерово?

Да, эти, как их - Сальские степи… И сидели там примерно месяц, наверное. Нам было не выбраться оттуда. Аэродром раскис.

- Скажите, Вы финские истребители от немецких отличали?

С финнами на финской территории встреча у меня была только один раз, когда "Пешку" сопровождали. И кроме эпизода с "Брустером", я больше не встречался.

- Сколько примерно вылетов в день Вы делали?

Я не помню, что бы больше трех вылетов. В 1943 году нам приходилось вылетов до трех делать.

В тот день, когда меня сбили, и я к немцам упал, мы только прилетели, из боевого вылета, успели заправиться и… ракета! Зеленая ракета - и значит на взлет…

- Немцы пишут в мемуарах, что они делали по двенадцать-пятнадцать вылетов в день.

Да не знаю. У нас задачи были разные. Вы представляете, пошел на свободную охоту, клевать ротозеев. Но это же не бой… Убийство…

- Возможно ли сбить за один - два вылета семнадцать самолетов?

Семнадцать? Ну, я говорю, смотря какая задача. И смотря каких самолетов. Вот попал на группу, например, "Ю-87", то их конечно набить можно, потому что они и без стрелка ходили. А если на истребителях, ну попробуй, закрути! Одного пока собьешь - упаришься.

И немцы, если увидят прикрытие, то он старается не лезть, избегать столкновения.

- Шлемофоны у Вас какие были?

Шлемофоны… На фото видны. Шлемофон наш.

- Можете рассказать о соблюдении радиодисциплины? Ну, обычно пишут, что с радиодисциплиной было плохо - лишнее болтали в эфире?

Я так не скажу. Конечно, бывало, что и матюгались… Но говорили, только необходимое: курс такой-то, высота такая-то. Отвечаешь: "Понял!" И молчишь. Ну, иногда предупреждаешь: "Смотри, там "Фоккер", или кто-то заходит тебе "в бок"".

- А как общались? По позывному, по кличке, по фамилии.

Был позывной. У меня был - "двадцать первый".

- По номеру самолета или как?

В соответствии с номером эскадрильи. Вот у Аркаши Морозова - был "двадцать", у меня, я - заместитель - "двадцать один". Больше я не помню, у кого какой позывной был.

- Кто у Вас в полку совершал тараны?

Тараны в нашем полку до меня были, Тотмин Слава. Жуков - он наш первый таран совершил. Он два тарана даже, потом еще… Ну, он командиром полка был… Фамилия… Память начинает подводить… Харитонов!

- Какое было мнение в полку относительно таранов?

Вообще - таран очень серьезная штука… Но относились по разному. Кто-то говорил что таранивший - Герой, а некоторые говорили, что стрелять уметь надо, тогда и таранить не надо будет…

- А Вы что-нибудь слышали о летных частях укомплектованных штрафниками? Проштрафившимися летчиками?

Нет, даже я и не слышал. У нас, их не было. В ПВО точно не было. Судили, давл сроки, но потом летали в своих полках - искупали.

- Скажите, пожалуйста, вот в итогах за войну за Вами записано три вылета на штурмовку.

Три вылета? На штурмовку? Да я не помню…

- Надо сказать, что у Вас удивительные результаты. У Вас на девятнадцать боев шесть сбитых. Вообще очень большая редкость такая результативность.

Я думаю двадцать боев. Но это были такие случаи, что и не сбить-то было нельзя.

- Каково было отношение к немецким летчикам в войну?

Считались с ними. Сбитых немцев видеть мне не приходилось.

Подготовка у них была сильная. У летчиков немецких. И тактика хорошая, вот. Что б не ввязываться, когда ты выше их находишься, что бы он в бой с тобой вступал. Он уйдет, наберет высоту, а потом тебя клюет.

- Вы в одном бою сбили два бомбардировщика. А где же были их истребители прикрытия, возникает вопрос? Вы говорите тактика у них хорошая была...

А я говорю, нам повезло. Потому что их прикрытие связали наши истребители. И мы спокойно по ним били.

- Вы по бомбардировщикам, как минимум по трем отстрелялись. Их стрелки Вам мешали? Опасности вообще не представляли для Вас?

Стрелки? Ну а как же, им же жить-то не меньше нашего хотелось, я прилетал, а у меня плоскости пробиты. И с этого боя тоже были плоскости пробиты.

Сопротивление оказывали. Стрелок подбил Сережу Литаврина, он в Плеханово сел.

- Какие минусы немецких летчиков вы подмечали?

Минусы? То, что они бои вели только когда имели превосходство. Мы задачи выполняли в любых условиях, а они - нет.

- В лобовые немцы ходили?

Мне не приходилось. А вот Тотмин, он как раз на лобовой немца сбил. Он во время атаки аэродрома взлетал, ударил "Мессера" крылом по крылу, потом Тотмин вверх с "Ишаком" ушел и выпрыгнул… А немец разбился.

- А вот в полку вообще знали о каких-нибудь фамилиях немецких "Асов", позывных их.

А, ну знали, но позывные не знали. Например, здесь на Ленинградском фронте, был такой майор Филипп.

- А Траутлофт? Новотны?

Нет, этих я не знал.

- Ну "Кобры", Вы говорите, Вам не понравились?

Если откровенно - "Кобры" мне не нравились.

- А почему? Многие ее хвалят? Вот, к примеру, Овсянников.

Он говорил, про штопор на "Кобре", что ничего особо страшного не было, единственное, что с запаздыванием…

Ну он был в штопоре, нет, ну может быть, и я бы вышел из него… При моем опыте полетов, но хорошо, что я не попадал в него. Но у нас вот в полку разбились: командир эскадрильи, Володя - мой друг, Кротов, так. Теперь, Яковлев у меня как раз, в моей эскадрилье, тоже командир звена погиб на "Кобре".

Теперь, в первой эскадрильи, Натока, потом еще…

Но, бывало, попадали, но выводили… У меня летчик Костя Розенштейн в штопор попал, но вывел в последний момент…

В общем, в боях мы меньше потеряли.

А в бою мы потеряли кого?

Вот как раз я возле "Кобры" бортовой 055 сфотографирован с моим командиром эскадрильи Морозовым, я заместителем у него был.

Его в 1944 сбили… А кто его сбил: финны или немцы… Не понятно. Вся четверка погибла. На малой высоте они полетели на облет границы, к финской стороне, к Приозерску… Он повел четверку, и взял с собой Колю Галанина и молодых.

Мы как раз пополнение получили…

Я говорю:

- Аркаша, давай я с тобой пролечу, ты, в общем, с молодыми летишь, неопытными. Давай я тоже пойду.

- Нет, ты своими молодыми занимайся, а я с ними, покажу им.

И я как раз в воздухе был, слышу по рации - он бой ведет. И слышу мой позывной - "двадцать первый". А его - "двадцатый". Я спрашиваю:

- Где ты "двадцатый"? Что с тобой? Где ты ведешь бой?

ЗамКАЭ-2 Кулаков и КАЭ-2 Морозов Аркадий Иванович 44 год

Но связь оборвалась, и больше ничего. Четверку всю потеряли. И ни слуху, ни духу.

Потом узнали, что их сбили. Колямагина нашли в заливе, уже после войны, на "Кобре". А остальных так и не нашли… (17.06.44 не вернулись с боевого задания на самолетах Р-39:

старший лейтенант Морозов Аркадий Иванович,

младшие лейтенанты:

Галанин Николай Яковлевич, Колямагин, Воробьев)

- Не из этой четверки около Приозерска самолет подняли? Фамилия на "К", по-моему?

Вот как раз Колямагин, его и подняли.

А до этого не было известно, где он пропал. Я приезжал, к родителям его в 1954 году, когда в академии учился. Отец Иван, а мать уже не помню.

Они рассказывали, что из особого отдела целый год интересовались, может он появится, может он в плену был.

Вот четверка вся погибла, на "Кобрах".

- А вот организация отдыха и быта, как она была, пока вот в войну? Ну, питание, баня, кино, книги?

Когда я начал войну, мы - летчики, жили в Ковалево. Это аэродром Ржевка нынешняя. Там уже сейчас "новые русские" дома понастроили, там старого не осталось.

Наша эскадрилья жила в одном частном домике. Если от аэродрома через лес смотреть - как раз домик был напротив. Там бабушка жила с дочкой. Вот у бабушки мы и жили. Все летчики - в одной комнате, а командир эскадрильи в отдельной жил.

Ночи белые, светло, и окна завешивали, что бы мы спали нормально… Многие-то не могли в белые ночи засыпать.

- А питались как?

Питались нормально. Когда ехали, думали, голодает Питер. И мы вначале стеснялись даже хлеба взять дополнительно. А хлеб на столе без ограничений. Ну, после запасного полка, прекрасное питание. Кормили: первое, второе, третье. Разнообразно.

Питались нормально, нас не обижали.

Вот с техниками у нас проблемы были. Мы брали хлеб из столовой для хозяек квартир, для бабушек, а технику предложишь кусок, а он не берет. Им запрещено было… И них иная норма питания… А они даже опухшие были. Вот я говорил, Аветисяну сил не хватало ручку стартера прокрутить…

- А чем занимались во времена затишья?

По разному. В шахматы играли. Я много читал… У хозяйки квартиры, где Сережа Литаврин жил, было очень много книг. И она мне их давала почитать. Я очень любил читать.

Еще ездили на концерты. В доме офицеров концерты бывали. Он и сейчас там же находится на Кирочной, кстати к нам на встречу летчик Маресьев приезжал, это было в конце 1943 году или в начале 1944 года. Я его увидел тогда, он майором был.

К нам Шульженко приезжала, в Лисий нос, на аэродром. И Русланова, но в Доме офицеров. Я у нее, по-моему, на двух концертах побывал. Это было бесподобно, запомнилось вот на всю жизнь…

Мы и в Пушкинском театре бывали.

- А как Вас туда на концерты водили? В командно-приказном порядке? Или кто хочет?

Всех кто хочет. Ну, некоторые не хотели. Кто-то не мог…

Еще бывали встречи с учащимися, школьниками

КАЭ-2 Кулаков, КАЭ-3 Деменков 1944 год.

Ну, вот как раз в 1943 году, с Деменковым туда, Героем Советского Союза, на открытие у Невского Пятачка то ли завод, толи ГЭС… Вот и как раз там митинг был, выступления.

- Вы сказали, что у Вас техник был - Аветесян, армянин, и вот вопрос, в свете нынешних событий: национальный вопрос как-то возникал?

У меня летчики были: Розенштейн - еврей был, Вася Яковлев - русский, а Мишка Войтихович - белорус.

Потом у меня еще еврей Гирдал был

У нас никаких вопросов, связанных каким-то особым отношением к разным национальностям не возникало. Нет.

Комиссар у нас был Лешкевич - еврей. Мы уважали его. Он раньше преподавал в университете, его призвали с университета. Нам лекции читал, очень грамотный такой товарищ.

Так что таких вопросов не было.

- Суеверия были на фронте? Перед вылетом?

Были, были. А как же. Какие? Фотографироваться перед вылетом. Некоторые бриться не могли. А я, например, брился. Тринадцатый номер не любили. "Тринадцатый" избегали. По-моему, в полку даже самолета с бортовым номером тринадцать не было.

- А вот Баршт, к примеру, говорил, что всю войну летал тринадцатым номером. Специально себе брал.

Были любители, некоторые число "тринадцать" обожают. Но я говорю, что у нас было. И вот этого, что бы слово "последний" избегали, я не встречал.

- Ночью летали?

Нет, ночью тогда не летали. В темноте мы один раз на Сиверскую сопровождали "Илов", взлетели очень рано утром, сначала с огнями собрались, потом потушили…

- Сколько примерно вылетов в день приходилось делать?

Ну у нас сколько, я говорю, вылета три, четыре. А таких что бы пять-десять, это возможно бывало в общевойсковой авиации. Когда там шло наступление или наоборот активная оборона на их участке. А нас, наоборот, в напряжении держали, вот если противник появится и именно на Ленинград, тогда нас поднимали. А остальные вылеты, например, на сопровождение, или на штурмовку, планировались заранее.

Я даже не помню, сколько штурмовок, что там штурмовали…

- Несколько вопросов по Ленд-лизу. Продукты Ленд-лизовские Вам поставляли? Тушенку американскую?

Я не знал, какая была тушенка. Я сухим пайком редко получал. Ну, когда мы летели за новыми самолетами, то давали сухой паек.

- А вот одежду? Кожаную?

Одежду я помню.

- А одежду получали как? Отдельно на складе?

Одежду получали индивидуально на вещевом складе в Ковалево. И на других аэродромах, тоже на складах. Сейчас я не помню сроки смены. Мы ходили в хромовых сапогах. Нас ленинградцев, когда мы приезжали за самолетами, сразу узнавали - сразу было видно - ленинградцы идут. В желтых гимнастерках, английский материал. Цвет такой, вроде немножко коричневатый. Хороший, в общем, материал. И курточки такие… Штаны еще меховые…

- А какого цвета?

Такого же, как куртка. Да, коричневые, все коричневое были: и куртка и…

А теплые штаны мы не одевали, Потому что на "Киттихавке" подогрев - упаришься.

- А как тогда оказалось, что Вы в шинели полетели?

Я же говорил - не успел снять.

- Нет, я имею в виду, что Вас в куртки одевали, почему у Вас шинель была?

А тогда мы еще не получили эти куртки, и ходили в шинели.

- Вот американцы везде пишут, что они нашим вкладывали разные подарки, там, в самолеты, в танки?

В самолетах ничего не было. А может и было, но мы не знали про это…

- Может уже "выпотрошили"?

Мы получали подарки, но не в самолете, а в посылках, и отдавали все техническому составу. Мы их не брали.

А наши подарки, нам по почте приходили. Если водка была брали, а все, остальное: печенье, и тому подобное все отдавали техникам. Нам хватало. И шоколад нам давали… Когда меня сбили в НЗ три плитки шоколада было заложено, без него не знаю, как мне пришлось бы…

- Можно ли сказать, что Ленд-лизовская техника повлияла на поднятие технической культуры?

Этот вопрос нужно адресовать инженерам…

Это техника была более нежная - не под наши условия. Самолет на вылет, а техник "дрожал" и переживал. Как в фильме "В бой идут одни старики". По мне это самое хорошее кино, которое я видел. Самое правдивое, есть там конечно, небольшие неточности, не без этого, но самое правдивое.

- Влияла ли работа на Ленд-лизовской технике, на тактику и организацию боевого применения?

Боевое применение было, такое же, как и на наших самолетах. Ну, разве что рация получше, и, я уже говорил, нас рация спасала. Только за счет рации многих потерь избежали. Разговариваешь по ней так, как мы с вами разговариваем. И еще на "Киттихавке" был прекрасный обзор. Нужно только шеей крутить...

- Скажите, о Героях Советского Союза, служивших в полку.

Много ставших Героями прошли через наш полк, много.

Плеханов Иван, - с ним я в Москве встретился, когда он уже без руки был. Покрышев начинал у нас. Матвеев начинал у нас. При мне были: Литаврин, Деменков, Богомазов, Шишкань, их я застал. Еще Харитонов… Харитоновых х - два. Я про того, который в Тихвине потом командиром полка. Он получил Героя в нашем полку, потом направлен был туда. Ну, еще Жуков, Тотмин, они погибли первыми, Герои были…

ЗдорОвцев не Ваш был?

ЗдОровцев. Старшина, по-моему, еще он был. Они первые три: Жуков, Здоровцев и Тотмин.

- А Пилютов, Оскаленко не у Вас были?

Пилютов начинал у нас. А Оскаленко был в сто втором. (Оскаленко Дмитрий Ефимович, старший лейтенант, 26 ИАП, погиб 26.9.1942, звание ГСС посмертно 14.2.1943 12+3 на счету).

- А Серебряков?

Серебряков? Нет, не у нас.

- Вы с морской авиацией как-нибудь были связаны? И еще: объекты морские, например, Кронштадт, прикрывали?

С морской авиацией нет. Нет, нет. Сопровождений никаких у нас. И свои базы они сами прикрывали.

- Когда Вы получили "Спитфайеры"?

Кулаков на спитфаере в 45 году

А "Спитфайеры" получили мы в 1945 году, по-моему, к лету. Уже конец, как раз конец войны был, и мы получили. "Кобры" кому-то сдали, я уж не знаю, куда их сдали, но воевать уже не пришлось, на "Спитфайере".

- А у "Спитфайера" обзор какой?

На нем летал уже в мирное время. Головой уже не крутили. Это уже не то.

Ну а в целом у "Спитфайера" обзорность, по сравнению с "Киттихавком" была немножко похуже. Нравился мне "Спитфайер".

У меня в эскадрильи, ни одной поломки, ни одного летного происшествия на "Спитфайерах" не было.

- А вот консоли крыльев, они были закруглены или обрезаны?

Я летал, и на с закругленными и с обрезанными…

- А они как-то отличались?

С необрезанными, он на виражах был лучше немного. А вот в отношении вертикального маневра с обрезанными чуть-чуть получше.

- Мне летчики рассказывали, что их посылали учиться летать на "Спитфайре", а к Вам никто даже не прилетал помочь переучиваться?

Тактический разбор в 103 ГвИАП в 1945 году.

Нет, мы сами. Никто нас не учил. Я говорил, я и на "Киттихавке" сам полетел. Меня на "УТИ", проверил Литаврин, и кабину изучил, мне про некоторые особенности рассказали, и все, полетел…

- А "УТИ-4" у Вас до конца войны были?

Нет, не до конца войны. Потом я говорю, потом получил я "Як-7".

- А с "Коброй" "Спитфайер" сравнивать можно?

В целом мне "Спитфайер"очень нравился. А "Кобра" строже была. Все время в напряжении, она требовала внимании.

- Когда Вы "Спитфайеры" получали, к Вам иностранный инструкторы приезжали Вас обучать.

Мы сами, и на "Кобрах" сами сели. "".Кобр" двухместных не было. А потом и на "Спитфайерах.

- Они же разные: у "Кобры" дутик впереди был…А на "Спитфайере", у него в хвосте…

Нормально с посадкой… И приборы как у всех.

Посадки у меня со школы были всегда на отлично. Даже на экзаменах, на "И-16".

- О, - говорили, - командир отряда сейчас садится.

А это я садился. Всегда возле Т сажал.

Выравниваешь "И-16", выравниваешь, выравниваешь, и "раз" ногу немного и на три точки. Реакция нужна, я знал, и освоил это дело. А некоторые боялись и садились на два колеса…

- А на рулежке его не начинало водить?

Не знаю, у меня все нормально. У меня не было проблем: с посадкой, с взлетом. А сколько самолетов я пробовал.

Вот сразу пришел командиром эскадрильи, вот на курсы в 1945 году кончилось. В конце 1945 года, меня направили в Пензу на курсы командиров эскадрилий. И там я говорю начальнику школы:

- Надоела иностранщина, дайте мне "Ла-5" или "Ла-7".

- А как Вам "Ла-5", "Ла-7", по сравнению с "Спитфайером"?

Конечно "Лавочкины" лучше "Спитфайера". Он даже может быть "Спитфайер" на виражах таки повертче. Вот, а так на вертикали: "Ла-5" "Спитфайера"… Обставлял. А между "Ла-5" и "Ла-7"… У них очень малое отличие.

- Скажите, пожалуйста, а у Вас бои воздушные учебные проводились, с разными типами самолетов?

Учебные? Нет. Не было таких.

Да, таких не было, потому что, видите ли, я вам скажу. Вот это вот ПВО наше особенное. Мы выполняли, я говорю, и штурмовки, и сопровождение. Задача-то основная была не допустить к Ленинграду самолеты. Вот это наша задача была. А вот эти нам давали уже, видимо не хватало сил: на сопровождение, и вот мы ходили сопровождение "Пешек", то же самое посылали.

- А вот какой был камуфляж у "Спитфайеров"?

Какие камуфляжи? 60 лет прошло! И как располагались звезды тоже не помню. На фюзеляже были, а на плоскостях…

- А номер борта?

А номеров не помню. Они разные были… После 1946 года, в 1947 году по-моему, мы их сдали. Очень мне нравился, в пилотаже был очень такой маневренный и вооружения у него…

Столько самолетов я сменил, что вот это, вы представляете, числа и номера забываются. Сколько самолетов, вы представляете, вот наши: "И-16", "Яки", "Ла-5", "Ла-7", "Як-3", "Як-7", потом реактивные: "МиГ-15", "МиГ-17", "МиГ-19". "Як-25", "Су-9". Вы представляете, какие номера… Черт его знает, номера сейчас…

А потом столько летчиков, вот сейчас вот. Я тех с кем воевал не всех помню...

На курсах в 45 году.

А потом уже представляете, я ушел из 103 полка в 1947 году. В 1947 году в одиннадцатый полк. Кончил службу в 103-м командиром, командиром эскадрильи был. С курсов пришел, перепланирование, меня заместителем. Тогда старых начали сокращать, их некуда девать, полки стали как комплектовать, теми кто помоложе, но опыт войны имели опыт. А я же молодой, командир эскадрильи. Меня заместителем, и как раз я ушел в Горелово в одиннадцатый полк, заместителем к Герою Советского Союза, Евтееву. Побыл я там полгода, его списали, я стал командиром эскадрильи. В 1952 году заместителем комполка, а потом командиром…

- Какой был крайний тип самолета, на котором Вы летали?

"СУ-9".

Я летал не в полку. К этому времени я был начальником боевой подготовки авиации армии. Самолет при штабе в Лодейном Поле. Я там как начальник боевой подготовки летал и на Миг-17, и на МиГ-19, на Як-25.

"СУ-9" -перехватчик. На "МиГ-21" он похож. Треуголка и один двигатель. Он перехватывал, о-о-о… Самолет очень хороший был. С радиолокатором.

На Су-9 полк был в Тарту, шестьсот девятый, по-моему.

- А каково Ваше отношение к "Як-25"?

"Як-25"- нормальный самолет, я на нем весь высший пилотаж делал.

- А скажите, пожалуйста, у Вас в мирное время уже, боевые перехваты случались?

Боевые перехваты? Мой полк посадили в 1952 году, в Тарту, когда начали они ходить. Cидел целое лето до осени, ни разу нас не подняли на перехват цели… А может они узнали, что сюда полк перехватчиков посадили…

Потом, в 1952 году, по-моему, или в 1953 году, ночью был перехват. Я командиром полка был, поднимал.

Появился нарушитель, и подняли Семендеева, и еще одного летчика. И Семендеев кричит:

- Захватил!

Это он про американца. А второй летчик как закричал:

- Это, наверное, я, - говорит, - не стреляйте!

А нарушитель сразу сманеврировал и ушел в облаках. К тому же это ночью было

Генерал-полковник Иванов, тогда командующий шестой армии, при разборе говорит Семендееву.

- Ну что ж ты, эх… - говорит, - тебе бы орден дали.

- А он закричал, я думал, что своего "захватил".

И больше перехватов и нарушений при мне не было. Вот на севере были, перелетали. У меня был инспектор, Герой Советского Союза, Сережа Скорняков, он на севере сбил бомбардировщик четырехмоторный. Какой тип, я не помню. Ему Героя дали за это дело…".

- А воздушные шары не гоняли?

Нет.

- Вы не помните Ваш последний вылет, на каком типе самолета был?

Это было в 1964 году, когда я потерпел аварию на "Як-25". Проверял в сложных условиях летчика. Садились в Вещино, там и произошла авария - выкатились за полосу...

Сломали стойку, и у меня было сотрясение мозга. Я лежал в госпитале, сначала здесь, потом в ЦАГе, где космонавтов проверяют... Думал, что вернусь, ан нет, списали с авиации с формулировкой: "Не годен в мирное время, в военное - третьей степени".

В том же 1964 году ушел из армии, в звании полковник.

- А потом чем занимались?

Работал инженером в бюро технической информации на заводе "Северный пресс". А потом начальником штаба гражданской обороны завода. Это мне более знакомо было. Я командовал эскадрильей, полком, дивизией, был начальником боевой подготовки.

Результаты войны:

Боевых вылетов - 117, из них: сопровождение бомбардировщиков - 34, сопровождение штурмовиков - 31, патрулирование - 45, прикрытие войск - 2, штурмовки - 3, разведка - 2, воздушных боёв - 19. Налёт: Р40 = 78,39 часов, Р39 = 38,29 часов

Победы