Я с детства хотел в авиацию. Класса с 6-го или 7-го начал делать коробчатые воздушные змеи, резиновые модели. В 8-м классе первый раз спрыгнул с парашютом, понравилось. В 9-м классе поступил в аэроклуб на Силикатной. Занимались там теорией, летали на По-2 по кругу, потом в зоне. После окончания аэроклуба мне предложили ехать в Качу, это тогда была известная летная школа, но я отказался, сказал, что мне сперва надо окончить 10 классов. В 1940 году я закончил 10-й класс и меня направили в Качу, там я встретил войну.
В один из прекрасных дней я находился в наряде по охране самолетов, вдруг ночью, часов в полпервого, слышу – гудят самолеты. Эти самолеты прошли через наш аэродром и вышли прямо на Севастополь. Там началась страшная свара – наши зенитки бьют по немцам, но не особо успешно, немцы бросают бомбы. Такая свистопляcка была часа полтора, а потом немцы улетели, мы так и не узнали - кто кого.
Подготовку мы так и не прекращали, нам выделили площадки рядом с Севастополем, и на По-2 перебросили туда передовую группу. Мы там месяца полтора просидели, пока все организовали. Потом только начали летать – нас построили и мы пешком вернулись в Качу. Вернулись в Качу, а дня через 2-3 начали готовиться к эвакуации. Сперва мы грузили вещи семейных, а потом нас посадили в эшелон и отправили куда-то вглубь России, куда - мы не знали. Доехали до Саратова, потом повернули вправо, там раньше такая республика Немцев Поволжья была, в ней главный город – Красный Кут, там оказался штаб, и там же разместили нашу школу.
До войны мы летали на УТИ-4, а здесь мы стали уже на И-16 летать, но мы только летали – ни одного воздушного боя не было, мы не стреляли ни по конусу, ни по наземным целям – только по кругу летали. Учился я до апреля 1942 года, однажды я должен был идти на работы по расчистке железной дороги, вдруг прибегает посыльный: «Кутаков, в штаб!» Нас там собралось 11 человек, мы были лучшими, и нас отправили на фронт.
Нас посадили в теплушки и повезли в Москву, причем сопроводительные документы были только у одного парня, и никто не имел права отлучаться. Где-то через неделю нас привезли в Москву, а у меня в Царицыно жили родственники, и я к ним смотался, слава тебе господи, ни на какой патруль не наскочил.
В Москве мы пробыли около недели, а потом нам приказали прибыть на Ярославский вокзал для отправки в действующую армию, а куда конкретно мы не знали. Мои родственники приехали на железнодорожный вокзал, мы с ними попрощались, сели в поезд и опять поехали на север, куда конкретно – мы не знали, сопроводительные документы опять были у одного парня. Проехали Ярославскую область, Вологду и оказались около Белого моря.
Нам сказали – вот ваш аэродром. Мы там немного побыли, а потом поехали дальше. Причем мы все время были, по сути, на подножном корму – в Кандалакше мы подделали продовольственный аттестат и пошли получать продукты. Получили, возвращаемся на станцию, а поезд нам уже хвост показывает. Что делать? Ну да дорога-то одна, в каком направлении ехать- мы знаем. Сели в следующий поезд, подъезжаем к следующей станции, смотрим – наши ребята уже нас встречают, потому что мы с продовольствием. Все довольны, все в восхищении. Перекусили, поехали дальше. Приехали на станцию Шонга, вверху аэродром. Потом нас оттуда перебросили под Мончегорск, в 837-й полк, где нас начали натягивать. Выдали нам «Харикейны» - это английский самолет, устаревший, по сравнению с ним даже И-16 быстрее, и мы начали летать, нам там дали пострелять по конусу, а в один прекрасный день перескочили на аэродром Мурмаши. Начались боевые полеты.
Один раз вылетаем пятеркой на защиту ГЭС, а навстречу к нам ползут немцы, до 18 штук 109-х. Силы были совсем неравны, но мы как-то разошлись. Потом нас на оборону ГЭС стали выпускать большими группами и так получилось, что в этот период наш полк понес большие потери и его расформировали. Те, у кого было больше боев – перевели в гвардейский полк, так я попал в 19-й гвардейский полк. С нами там не церемонились – очень быстро обучили на «Кобры», причем спарок не было, учили сразу на боевых самолетах, и выпустили в боевые полеты.
12 марта 1943 года немцы сбили практически всю эскадрилью нашего полка. Я тогда в столовой был, а немцы к аэродрому подошли, заняли выгодную позицию. Полетами тогда Новожилов руководил, и он дал команду на взлет. Я слышал, как наши самолеты взлетают, выбежал из столовой и видел, как немцы 3 или 4 наших самолета прямо на взлете сбили. А у одного самолета, там Ивченко пилотом был, они перебили тягу руля управления, и он вынужден был садится на озеро. Сел нормально, а потом пошел от самолета к берегу. Тут немец вернулся, увидел, что он идет к берегу, и обстрелял его, в результате Ивченко погиб.
До конца войны я воевал в 3-й эскадрилье 19-го гвардейского полка. После окончания войны я узнал, что в академии объявлен дополнительный прием. дополнительный прием. Уговорил командование отпустить меня, чтобы попытаться поступить, с небольшим скрипом, но поступил на 10-й штурманский факультет.
- Возвращаясь к училищу, помните особую правительственную эскадрилью, где были дети правительственных чиновников, у них привилегии были?
- Не помню. Правда, для них специально увеличили сидения в По-2, чтобы можно было там сидеть с парашютом, а остальные летали без парашютов.
- Когда вас эвакуировали в Красный Кут, вы зимой летали?
- Да. Там было большое количество снега, так что нам даже прислали лыжи на самолеты, они монтировались на И-16.
- Как вам Харикейн?
- Хреновый самолет. Он тихоходный, маневренность ничего, крутился неплохо, но тихоходный. Правда, у него с самого начала было 12 пулеметов, но потом английские пулеметы сняли и заменили нашими, их уже не 12, а 6 было, еще бомбодержатели подвесили, но мы практически не бомбили. В тоже время, кабина у него была лучше, чем на И-16, «фонарь» закрывался, и радио было лучше, на И-16 радио, по сути, не было.
- На Харикейне, в основном, воевали в оборонительном круге?
- Да. Мы старались в оборонительном. Они наваливаются на нас, мы становимся в круг, немцы сверху пикируют на нас и уходят. А когда он, после атаки, уходит наверх, задираешь свой самолет и ему в хвост рубишь. Но, чтобы немцы разваливались не получалось.
- На харикейнах удавалось сбивать?
- Нет. Совершенно тихоходный он был.
- А как вам Кобра?
- Хороший самолет.
- Правда, что он в «штопор» с любого положения и скорости?
- Случалось. У нас так погиб один летчик. Он сорвался в «штопор», вывел. Не хватило выдержки, чтобы машина набрала скорость, потянул ее и снова сорвался в «штопор». Нельзя тянуть ее было. Он разбился. Потом нам командующий встряску по этому поводу большую дал, чтобы летчик попал в «штопор» и не мог из него вывезти – это безобразие.
- У вас лично суеверия были, приметы?
- Ничего не было. Может, у кого и были такие заскоки. Я в принципе без предрассудков.
- Чувство страха бывало у вас? Если да, то при каких ситуациях?
- Для страха не было времени. Немцы подходят ближе, ты даешь газ, кроме того нужно выдержать направление, чтобы самолет прямо летел, чтобы никуда не свернул. Когда самолет отрывается, нужно выдержать такое расстояние от земли, чтобы полуубранными колесами не стукнуться. Набрал скорость – нужно построиться. И так далее – не было времени, чтобы в панику впадать.
- А перед вылетом?
- Там нужно запустить мотор, вырулить, проверить, взлететь. Там тоже все время в работе.
- Думали, что могли не вернуться?
- Запросто. Я вот авторитетом пользовался, потому что я все время смотрел назад, и часто докладывал первым, что увидел самолет.
- В бою разговоры в основном матюками?
- Нет. Слева, сзади, сверху пикируют. Без матюков. Как можно матюком посылать товарища?
- Ошибки разбирали?
- Да.
- Это мирно происходило или на повышенных тонах?
- Иногда было. Кто-то что-то прозевал, вовремя не сообщил. Вот, говорит – совсем близко подпустили самолет противника. Иногда была ложная информация.
- Про немцев знали с кем воюете? Или просто немцы и немцы. Или знали поименно кого-то из противников?
- Поименно нет.
- Если сравнить Кобру с мессером – она хуже или лучше?
- На равных. Наши командиры неоднократно говорили, что наши самолеты не уступают немецким.
- А как в полку относились к замполитам? Они летали?
- Когда начались усиленное наступление на Норвегию и на освобождение наших территорий, там нам много пришлось летать. И вот наш комиссар эскадрильи Кочегин, один из тех комиссаров, которые летали, он у нас пользовался авторитетом. И вот над территорией Норвегии он зашел за облака, идет сверху, видит – дальше разрыв между облаками, уходит туда и тут ему попало из зенитки. Он решил прыгать. Но, когда он выпрыгнул, увидел под собой большое озеро. Но сумел приземлиться на берегу озера, спрятался в кустах. Вечером он вышел на дорогу и встретился с норвежцами, которые его спрятали, а потом передали нашим войскам.
- Женщины в полку были?
- Да. Девчонки пользовались большим авторитетом и успехом. Они к нам с уважением относились, и мы к ним тоже.
- Романы были?
- Конечно, были. Сильно не увлекались романами, но если кто-то проявлял из летного состава к девчонкам внимание, они это ценили.
- Как вас кормили?
- В Красном Куте голодновато было, а на фронте хорошо кормили.
- Водку давали?
- 100 грамм. Я себя считал трезвенником, и свою водку отдавал за порцию сыра, или масла.
- По очереди отдавали?
- Нет, тому, кто ближе был.
- Говорят, что после воздушных боев водка для снятия напряжения. Вам не нужно было?
- Можно было в некоторых случаях снять напряжение. Но я не снимал.
| Интервью: | А. Драбкин |
| Лит.обработка: |
Н. Аничкин |
