Цыганков Николай Петрович, родился 22.05.1922 г., окончил Ейское военно-морское авиационное училище (ускоренный курс) в декабре 1941 г. На 01.01.1942 г. служил в 11-м ИАП, который был направлен на Балтийский флот. В августе 1942 в составе 3 - й эскадрильи переведён в 21-й ИАП. К концу ВОВ - старший лейтенант, командир звена Цыганков Н.П. совершил 502 боевых вылета, провел 40 воздушных боёв, в которых сбил 2 самолёта лично и 12 в составе группы. Награждён 4 орденами БКЗ (21.10.1944, 01.04.1944, 10.04.1944, 19.04.1945). В боях дважды ранен. В настоящее время проживает в г. Санкт – Петербурге.
ИНТЕРВЬЮ от 06 мая 2012 года с дополнением от 10 января 2014 года
Г.В.: Здравствуйте, Николай Петрович.
Н.Ц.: Здравствуйте, вы корреспондент?
Г.В.: Нет. Я - научный сотрудник Военно-Морской Академии, заведую там музеем Морской Авиации. У меня есть на Вас «досье», но хотелось бы расспросить поподробнее и уточнить некоторые вопросы.
Вы закончили Ейское ВМАУ (Ейское военно-морское авиационное училище им. Сталина) в 1941 году? Правильно?
Н.Ц.: Да.
Г.В.: Поступали в г. Ейске. Когда началась война, и немцы подобрались к Ейску, Училище поменяло место базирования, и пришлось переезжать в г. Моздок?
Н.Ц.: Я заканчивал училище, когда мы были уже в Моздоке.
Г.В.: Как происходил переезд, самолетами или эшелонами?
Н.Ц.: Кому хватило самолётов, летели самолётами. Но курсантов мало летело. Мы ехали эшелоном.
Г.В.: А долго ехали?
Н.Ц.: Не помню, был ли взят Ростов или нет, а Таганрог уже был взят немцами. Мы, курсанты, сами загружались в товарные вагоны в порту (К морскому порту вела железнодорожная ветка) и поехали эшелоном. Когда приехали в Моздок, нас распределили по станицам. Наш отряд поселили в станице Галюгаевская (в самом Моздоке мало, кто стоял).(Галюгаевская — станица в Курском районе Ставропольского края. Расположена на левом берегу реки Терек на границе с Чечнёй.) Эшелон прямо на место пришёл. Нас поселили в станичной школе, там поставили нары двухэтажные и сделали кровати, где мы и разместились.
Г.В.: Скажите, а в станице Галюгаевской, кроме вашего отряда, кто-то ещё был? Может, весь полк учебный стоял?
Н.Ц.: Нет, только наш отряд.
Г.В.: Так что вас всех рассредоточили по Моздокскому району.
Н.Ц.: Да, бомбардировщики в одном месте, мы - в другом…
Г.В.: Что из себя представлял аэродром? Его срочно сделали для вас?
Н.Ц. Нет. Было обычное ровное поле.
Г.В.: На каких самолётах Вы начинали летать в Училище? Какой был Ваш первый учебный самолёт?
Н.Ц.: Мой первый учебный самолёт был в аэроклубе – По-2 (У-2). Я учился в Орджоникидзе в техникуме и закончил аэроклуб. К нам приехали из Ейского училища два капитана, отобрали более 50 человек из аэроклуба. Но это не только из нашего выпуска.
Г.В.: Большой был аэроклуб?
Н.Ц.: Да. Набрался полный вагон для отправки в Ейск, более 50 человек. Направляли и в другие училища.
В Ейске мы вступительные экзамены сдавали. Очень многих отсеяли. Отсеивали и по медицине, строгая комиссия была, потом ещё проверяли мандатные комиссии, кто откуда. Даже теоретические дисциплины сдавали, математику, русский язык. В общем, половина из нас не прошла.
Г.В.: У Вас было большое желание летать или, как многие в те года, Вы пошли в авиацию, под общие лозунги «Комсомолец - на самолёт»?
Н.Ц.: Я после школы мечтал стать моряком, хотел быть штурманом дальнего плавания. Направил запрос в училище штурманов на Чёрном море. Пришёл ответ, мол, высылайте документы. Но я подумал: так далеко ехать, сдам – не сдам, а у родителей с деньгами не особенно было. И я решил идти в военное училище. Пошел в райвоенкомат, сдал документы. Там сделали запрос в авиационно-техническое училище. Пришёл ответ, что мест нет. Мне говорят: «Вот есть в Грузии кавалерийское училище».
Я очень любил и жалел лошадей. Я еще ходить не умел, а уже скакал на лошади, так мать говорила. Отец идёт лошадей поить и меня верхом на лошадь сажает. На каникулах, когда я учился в школе, уезжал к деду с бабушкой и там постоянно пропадал в конюшне. Ну, любил лошадей, но сказал, что в кавалерийское училище не пойду.
В итоге забрал я документы из военкомата, выхожу на улицу, а там девчата знакомые идут:
- Как, Николай?! - я рассказал. Они говорят:
- Поехали с нами учиться в Оржоникидзе, в горно-металлургический техникум.
- Ёлки-палки!
Я согласился. Приехал туда, сдал документы и поступил в техникум. Богатый был техникум, кормили нас хорошо, и стипендия была.
Г.В.: Сколько было учлётов в Орджоникидзевском аэроклубе и много ли самолётов?
Н.Ц.: Сколько самолётов, не помню. Но не много их было. Поэтому летали в две смены, утром и после обеда. А народу было много, две группы, наша и другая. В группе человек 6 - 7. Помню, на старт выходим, и два По-2 летают. Очередь на полёты выстраивалась.
Г.В.: В аэроклубе почувствовали вкус полётов? Понравилось летать?
Н.Ц.: Да, наверное.
Мы в студгородке жили. Приходит из аэроклуба инструктор: «Кто хочет летать?» Все будем летать! Набрали 50 человек, а после медкомиссии осталось 22. Прошёл месяц, мы остались вчетвером. Это кого набрали из техникума (там и другие были). Совмещать учёбу и там, и там - тяжело. Пообедать не успевали, времени не хватало. Многие бросили аэроклуб. А мы, четверо из техникума, закончили.
Г.В.: После аэроклуба Училище сильное впечатление произвело?
Н.Ц.: Конечно! Мы первый раз там увидели самолёты, которые с большой скоростью летают. Истребители – «Ишаки», И-16, бомбардировщики - СБ. Летит бомбардировщик, думаю, как же на такой скорости летать, сумеем ли мы?!
Разобрали нас по отделениям, кого приняли. Из аэроклуба нас четверо приехало (имеются в виду однокашники из группы техникума, закончившие аэроклуб), но одного не приняли, у него что-то с сердцем было. Его медицинская комиссия отчислила, но я слышал, что потом он попал в другое военное училище. А мы, трое, поступили. С одним даже в одном учебном отряде были.
Г.В.: А фамилию его помните?
Н.Ц.: Конечно. Парфёнов Витька, друг мой (Парфёнов Виктор Иванович, 1922 г. рожд., окончил ЕВМАУ в 1941г., в годы ВОВ воевал в составе 10-го гв. иап (71-го иап). Совершил 487 боевых вылетов, в которых сбил 6 самолётов лично и ещё 4 в группе. Награждён 3 орденами БКЗ и медалями)
Г.В.: Остальных тоже помните?
Н.Ц.: Парфёнов, Денщик и Одинцов. Денщика не приняли. Моего лучшего друга Одинцова Васю отправили «на морскую корову» - МБР-2. Они в морском порту были (Гидроаэродром располагался на Ейской косе, в районе морского порта. А сухопутный аэродром был на том же месте, где и сейчас аэродром Ейск), а мы с Парфёновым, истребители, прямо на аэродроме.
Г.В.: Какие ещё были учебные аэродромы, кроме гидроаэродрома на Ейской косе, и сухопутного аэродрома возле Училища?
Н.Ц.: Ну, были ещё по станицам полевые аэродромы.
Г.В.: А на каком самолете Вы начинали летать в Ейске?
Н.Ц.: Сначала летал на Ут-2.
Г.В.: Инструкторов своих помните?
Н.Ц.: В Орджоникидзе на По-2 был Ревазов.
Г.В.: А в Ейске кто был первый инструктор на Ут-2?
Н.Ц.: Он и первый, и последний был… Ненашев - его фамилия, а имя его не помню. Он потом уехал на фронт на По-2 воевать.
Г.В.: Вас определили в 11-й истребительный авиаполк трёх эскадрильного состава, который проходил переформирование в Училище. Командиром полка был назначен, с Ваших слов, «нехороший человек» с фамилией Рассудков (Рассудков Иван Михайлович, 1909 г. рожд., окончил ЕВМАУ в 1931 г., был оставлен инструктором и прошёл там путь до командира учебной эскадрильи. С сентября 1939 года возглавлял ряд учебных и боевых частей. С сентября 1941 по апрель 1943г. майор Рассудков командовал 11-м ИАП. Награждён 2 орденами БКЗ, КЗ, ООВ I ст., медалями).
Н.Ц.: Откуда вы это знаете?
Г.В.: Я читала Ваше интервью (Интервью А. Седых с Н.П. Цыганковым впервые опубликовано 18.10.2006 на интернет – ресурсе «Я помню»).
Н.Ц.: Да /хохочет - прим./, так. Особенно комиссар Дёмин был такой, у-уу, паразит!
Г.В.: А чем он был паразит?! Злой? Жестокий?
Н.Ц.: Некрасиво я говорю, но они были нехорошие... Мы же были совсем молодыми сержантами, салажатами. Мне и 20 лет не было. Они, к примеру, за небольшую провинность одного парня опять поставили летать на Ут-2, а он не вынес и застрелился. Сколько можно терпеть унижения?! Жестокими они были. Они не воспитывали, а постоянно искали, за что можно зацепить лётчика. Сам командир полка не летал на боевые задания, а летал только по кругу над аэродромом. Ведомым брал меня всегда, а когда и я стал «нехорошим», они и на меня стали копать.
Рассудков прибыл в Моздок с Черноморского флота, но там мало летал (В наградных листах на И.М. Рассудкова имеются сведения о боевых вылетах и контузии). Полк разбили, а он жив остался. С ним ещё прибыл командир эскадрильи Борисов (Борисов Лаврентий Порфирьевич, 1909 г. рожд., был лётчиком - инструктором в ЕВМАУ, участник Советско-Финской войны. На 19.02.1942 г. командир 1 эскадрильи 11-го ИАП. Награжден 3 орденами БКЗ, 2 КЗ, 2 ООВ, медалями), у него один орден Красного Знамени был.
Г.В.: Давайте остановимся на 11-м ИАП. Полк состоял только из бывших курсантов - выпускников Училища, или инструкторов тоже брали туда лётчиками?
Н.Ц.: Инструктора были командирами эскадрилий, звеньев, а мы, бывшие курсанты, были ведомыми.
Г.В.: В Училище были спарки И-16?
Н.Ц.: Да, конечно, сначала нас учили на них, а потом выпускали на боевых И-16.
Г.В.: Все три эскадрильи были только на истребителях И-16?
Н.Ц.: Да, И-16 тип 5. Мы ничего не умели, не стреляли, строем не ходили, группами не летали. Мы только умели взлетать и садиться. После прибытия в Окуловку мы немного поучились летать группами и постреляли по конусу…
Г.В.: Что это за Окуловка?
Н.Ц.: Станция такая за Бологое (Железнодорожная станция Окуловка по ветке Москва – Ленинград, в 70 км к северу от станции Бологое). Мы не в самой Окуловке были, а километрах в 4 прямо в лесу. Там расчистили поляну от снега, вырыли землянки, и мы там стояли где-то поменьше месяца, тренировались. Было очень холодно, морозы до 35 градусов. Самолёты И-16 собрали и поставили на лыжи. Вот там мы немного подлетнули. А в феврале 1942г. нас отправили на Гора- Валдай.
В Окуловке случилась одна катастрофа. Во время учебного воздушного боя столкнулись самолёты лётчика Голосенко (Голосенко Анатолий Алексеевич, 1911 г. рожд., окончил ЕВМАУ в 1936г., командир эскадрильи 11-го ИАП, штурман 9-й АБ, зам. ком. эскадрильи 21-го ИАП, НШ 14-го Гв. ИАП, награждён орденами 2 БКЗ, ООВ 2 ст., медалью «За боевые заслуги». Очевидно, Н.П.Ц. о дальнейшей судьбе Голосенко осведомлён недостаточно) и командира звена, но фамилию его я запамятовал. Голосенко смог выпрыгнуть с парашютом, а ком. звена не смог, он был крупный дядька, и погиб. Голосенко нашли и отправили в госпиталь, после этого к лётной работе он вернуться не смог и дослужил где-то в Управлении, как я слышал.
Г.В.: Была ли эта поляна под Окуловкой как-то оборудована?
Н.Ц.: Это была просто ровная поляна. Был ли там кто-нибудь до или после нас, я не знаю.
Г.В.: Из Окуловки вас отправили на аэродром Гора-Валдай. Я знаю, там недавно сгорел тот ещё довоенный ангар. А где размещались ваши самолёты? Зима ведь, холодно…
Н.Ц.: А мы ангаром не пользовались. Самолёты на лыжах стояли на озере, прямо на льду, прикрытые белыми сетками. МБР-2 и «бисы» (Самолёты И-15бис) стояли на той стороне озера около дороги, а мы на другой стороне, возле леса. Одна эскадрилья нашего полка стояла у мыска, а мы были ближе к деревне.
Г.В.: Получается, вы относительно открыто стояли?
Н.Ц.: Да, совершенно открыто.
Г.В.: А немцы до вас долетали? Не бомбили?
Н.Ц.: Нет, не бомбили. Самолёты их летали, и бои были, раза два даже прямо над аэродромом. Но бомбёров не было. Летали только истребители и разведчики. Вот мы прикрывали наши войска, которые на помощь нашим двигались по льду к острову Гогланд. Их обстреливали только истребители финских и немецких ВВС. Чтобы бомбили, я не помню. Но Гогланд всё-таки сдали противнику...
Г.В.: Быстро набирались боевого опыта?
Н.Ц.: Тяжело было, опыта не было, самолёты были устаревшие. У меня командир звена был с Кубани – Костя Ковалёв (Ковалёв Константин Федотович, 1913 г. рожд., ГСС, окончил Сталинградскую ВШЛ в 1937 г., в ВОВ воевал в 11-м ИАП, 21-м ИАП и 14-м Гв. ИАП. Лично сбил 20 самолетов и 15 в групповых боях). Он был маленький, но шустрый. Командиров звеньев, которые прибыли с аэроклубов, кого-то сбили быстро, кто-то в катастрофу попал. А Ковалёв всю войну провоевал, Героя ему дали. Мы с ним много-много летали.
Г.В.: Какое авиационное училище он окончил?
Н.Ц.: Нет. Он чисто с аэроклуба был. У него сначала налета на истребителях было меньше, чем у нас после Училища.
Г.В.: Это он такой способный был?
Н.Ц.: Да, шустрый казак был.
Г.В.: Самолёт И-16 был устаревший, но неплохой. Какие были тактические приёмы, позволявшие компенсировать отставание от немецкой техники в скорости, вооружении и т.д.?
Н.Ц.: Главное было - не подпускать противника к хвосту, постоянно следить за хвостом, а самим стараться выйти в лобовую атаку.
Г.В.: Т.е. лобовая – это было «лекарство» против немцев. Немцы боялись лобовых?
Н.Ц.: Да, а у нас другого выбора не было. Как мы тогда говорили, на И-16 ни догнать, ни убежать. Скорости-то нет. Но зато был очень маневренный. Это называлось «крутиться на «костыле». Знаете, костыль такой вместо заднего колеса? Вот и крутились, маневрировали.
 |
Г.В.: Вы не помните, удалось ли «подстрелить», сбить немца или финна в первую военную зиму?
Н.Ц.: Кажется, нет. Не помню.
Г.В.: Какая была система подсчёта сбитых? Кто вёл контроль сбитых самолётов?
Н.Ц.: Тогда верили на слово, не было никакой системы. Подтверждение давали другие лётчики группы, с которой вылетали. Если сопровождали бомбардировщиков или штурмовиков, то и они.
Г.В.: А если некому было подтвердить, верили на слово?
Н.Ц.: Не знаю... Вот мы летали четвёркой, Ковалёв, я у него ведомым, и Ломакин (Ломакин Анатолий Георгиевич, 1921 г. рожд., ГСС, окончил ЕВМАУ в 1941г., в ВОВ воевал в 11-м ИАП и 21-м ИАП. Лично сбил 7 самолетов и 19 в групповых боях. Заместитель командира 3 эскадрильи 21-го ИАП капитан Ломакин 25.01.1944 не вернулся с боевого задания по сопровождению Пе-2 в район ст. Волосово) с Еремянцем (Еремянц Яков Егорович, 1921 г. рожд., ком. звена 3 эскадрильи 21-го ИАП. Лично сбил 3 самолёта и 6 в группе (по официальным данным). Лейтенант Еремянц 09.02.1943 сбит в воздушном бою в районе пос. Сиверская). Яша Еремянц, мой друг, летал ведомым с Ломакиным. Мы, ведомые, к примеру, им не подтверждаем, а они идут к штурмовикам и получают подтверждение. Как Еремянец говорил: «Ваши сбитые нас завтра сбивать будут». /Смеётся – прим./
Г.В.: Понятно, значит, были приписки?
Н.Ц.: Конечно, были.
Г.В.: Приписки были сознательными?
Н.Ц.: Нет, просто в бою всё не усмотришь. Мне сколько раз говорили: «Колька, ты его сбил». А я говорю, что не видел, как он упал. В итоге, мне этого сбитого не записывали. Я тогда был «сопливым» мальчишкой, 20 лет всего было. Если не уверен, что сбил, не заявлял о победе. Такой «тюкнутый» был.
Как-то Емеля /лётчик Емельяненко – прим./ прилетает и кричит:
– Колька ты его сбил!
- Я не видел, как он упал.
Емеля идет и сам мне записывает сбитый.
Г.В.: В скольких случаях вы на 100 % уверены, что сбили самолёт противника?
Н.Ц.: Сейчас не могу сказать, не помню.
Г.В.: У Вас сохранилась военная лётная книжка? Там же указаны все сбитые, можно посмотреть?
Н.Ц. Конечно, можно. Но там не всё указано, я сбил больше. А 5 или 6 самолётов я поделил со своими ведомыми. Сбивал я лично, а записывал как групповую победу. У меня был ведомым Сихарулидзе (Сихарулидзе Вахтанг Моисеевич, 1921 г. рожд., лётчик 21-го ИАП. Награждён орденами БКЗ и КЗ, медалью «За оборону Ленинграда». Лейтенант Сихарулидзе сбит в воздушном бою 22.10.1944г. в районе Либавы), с которым мы много летали и участвовали в воздушных боях. Он хорошо меня прикрывал. Поэтому хотя я сбивал сам, а победу потом расписывал пополам.
 |
Г.В.: Когда вы стояли на аэродроме Гора-Валдай, самолеты У-2 где-то там рядом были?
Н.Ц.: Нет, кроме нас на И-16, были только МБР-2 и И-15бис, мы их называли «бисятами». «Бисят» стояла эскадрилья, они в основном на штурмовки по наземным целям ходили, но и в воздушных боях иногда участвовали.
Г.В.: Вы вместе с эскадрильей в 1942 году перешли из 11-го ИАП в 21-й ИАП. Это Ковалёв, Ломакин, Теплинский (Теплинский Василий Сергеевич, 1918 г. рожд., окончил ЕВМАУ в 1939г., воевал в составе 11-го ИАП, 25-й АЭ, 10-го Гв.ИАП, 13-го ИАП. 15.09.1944г. сбит в воздушном бою в районе залива Харалахт. Награжден орденом ООВ 1 ст.)… А кто ещё перешёл в составе этой группы?
Н.Ц.: Камышников, Гриб Мишка,…
Г.В.: А Сихарулидзе?
Н.Ц.: Он потом пришёл, когда мы уже на Яках летали. Мы на «Ишаках» воевали до мая 1943 года, и только тогда пересели на Яки. У меня 501 боевой вылет, на 502 меня подбили, больше половины из них выполнены на И-16. Со мной в 21-й иап перешли ещё Дуравин, он потом был моим ведомым, и Баркаев, который погиб в 1942 году. Его подбили истребители, но он при посадке разбился (Баркаев Анатолий Петрович, мл. лейтенант лётчик 3 эскадрильи 21-го ИАП. 10.10.1942 его самолет был подбит, при вынужденной посадке произошла катастрофа, умер в госпитале).
 |
Г.В.: С вами воевал лётчик Шварёв Г.М. (Шварёв Григорий Михайлович, 1911 г. рожд., окончил ЕВМАУ в 1936г., воевал в составе 11-го ИАП, 71-го ИАП, 4-го Гв. ИАП, 13-го ИАП, 21-го ИАП и 12-го ИАП Балтийского флота. Награжден 4 орденами БКЗ, КЗ, медалями. После ВОВ жил и работал в г. Лениграде), за что его несколько раз понижали в звании и судили военным трибуналом?
Н.Ц.: Со Шварёвым мы ехали на фронт, он был помощником командира 1 эскадрильи Борисова. Говорили, что как-то в Борках немцы при штурмовке уничтожили много наших самолётов, а его как командира полка наказали и понизили в звании и в должности. После этого он пришёл к нам в 21-й ИАП на должность заместителя командира эскадрильи.
Шварёв и Голосенко в наш полк пришли из Академии. Он «академиком» был, теории нас учил. Мы учиться не любили, а ему надо было, чтобы мы поумнели немножко. А то мы были дураки дураками /смеётся – прим./, а он после Академии. Он с нами и в зону летал, проверял нас в воздухе очень часто. И со мной летал. Пробыл у нас недолго, а потом он был переведен командиром в другой полк, и я потерял его из виду.
Г.В.: Когда Шварёв пришёл, вы на каком аэродроме стояли?
Н.Ц.: Аэродром Гражданка.
Г.В.: Вот Вы говорили, что приписок было многовато. А были в числе получивших звание «Героя» те, кто на самом деле не заслуживают такого высокого звания?
Н.Ц.: Если сложить все «сбитые» нами самолеты, то окажется, что у немцев столько и авиации не было...
Но мы, к примеру, осуждали Ковалёва и Ломакина, мол, записывают победы на себя. Сейчас, когда прошло много времени, я считаю, что правильно они делали, звание «Героя» получили. И они действительно молодцы! Они летали хорошо, никогда не отлынивали от полётов. Бой, значит бой! Не уходили от полётов, не прятались, как другие, а были и такие…
Г.В.: А кто отлынивал и прятался в полку?
Н.Ц.: Не буду я говорить, но такие были. Но их было мало.
Г.В.: Были трусы?
Н.Ц.: Если он отлынивает, значит, он - трус.
Г.В.: Были случаи, когда серьёзно наказывали лётчиков за трусость и отказ лететь? Разжаловали? В штрафные батальоны отправляли?
Н.Ц.: У нас в полку не было таких случаев. В авиации Балтийского флота разжаловали, было, только не за трусость. Был случай с одним героем, Костылев его фамилия. Хотите, расскажу?
Г.В.: Да, конечно.
Н.Ц.: Когда мы перелетели с Гора-Валдай на аэродром Бернгардовка в 1942 году, там уже стояла одна из отдельных эскадрилий на самолетах МиГ-3. На всю эскадрилью у них один целый самолёт остался, один МиГ-3 – красавец. Я очень любил этот самолёт, только он очень сильно шумел на взлёте. Вот на этом МиГ-3 и летал капитан Костылев (Костылев Георгий Дмитриевич, 1913 г. рожд., ГСС, окончил Центральную ЛШ в Тушино в 1934 г., воевал в 3-м Гв. ИАП, 12-й ОИАЭ и 4-м Гв. ИАП, был инспектором истребительной авиации Балтийского флота. За время ВОВ сбил 10 самолётов лично и 35 в группе), причём один. Тогда бои были на высотах до 3000 метров, максимум, а чаще на 1500 – 2000 метров. А он заберётся на высоту 5-7 тысяч, кого-то внизу обнаружит и пикирует. Кто попадался ему, тех он обязательно сбивал, если нет никого, то он на малой высоте уходит домой, т.е. на аэродром (Тактика истребителей, занимавшихся «свободной охотой»).
Могу рассказать, как он попал в штрафники. В начале 1943 года, тогда он уже Героем был, капитаном и командиром эскадрильи. В Ленинграде тогда работал Пушкинский театр, сейчас Александринский, а тогда там оперетки ставили. На одно из представлений и пошел Костылев. Он один сидел, а рядом с ним сидел морской офицер, капитан 2 ранга, с женщиной. Ну, они видят – Герой сидит, разговорились и пригласили его в гости, недалеко, в квартиру на Невском проспекте. Пришли, она накрывает на стол, а там только что «птичьего молока» нет. А ведь блокада…
Сам Костылев был очень крепким парнем. Слегка подвыпили, ну, Костылев не удержался и выдал:
-Так, растак! Тут люди с голоду помирают, а у вас что творится?! - и дал хозяину хорошенько, побил.
А тот в суд на него подал. На трибунале Костылев объяснял, за что он бил капитана 2 ранга:
- В городе люди голодают, а он ворует. Я его и отлупил.
Но никто Героя слушать не стал, разжаловали его в матросы и лишили всех наград. Попал он в пехоту на финскую границу. Что у финнов, что у немцев, разведка работала очень хорошо, не как наша. Узнали, что Костылев здесь, на линии фронта в окопах. Через некоторое время они стали сбрасывать листовки:
- Костылев, переходи к нам! У нас с лётчиками так не обращаются.
Наши комиссары, жим-жим, испугались. А что? Он возьмёт и перейдёт. И Костылева с передовой – обратно. Тогда Командующий авиации флота позвонил командиру полка Голубеву В.Ф.:
- Костылева возьмёшь к себе?!
- Конечно, возьму! - Голубев очень обрадовался и забрал Костылева.
Это я узнал из книги самого В.Ф. Голубева. Костылев считался самым лучшим летчиком у нас, у него сбитых самолетов было больше всех, и он больше всех провел воздушных боев.
Он был в 3-м полку, а Голубев его взял в свой 4-й полк. Он стал летать ведущим, будучи при этом рядовым матросом. А ведомым ему дали «нормального» лейтенанта. В 4-м полку он сбил один или два самолёта. Позже его восстановили в звании и вернули все награды. Финны и немцы хорошо Костылева знали. Я сам лично слышал по радиостанции, как они предупреждали своих: «Ахтунг! Ахтунг! Костылев в воздухе!»
Г.В.: В Вашем полку воевал лётчик Ткачёв В.И. (Ткачёв Василий Иванович, 1922 г. рожд., капитан, заместитель командира 1 эскадрильи 21-го ИАП, дважды ранен сбил лично 16 самолётов противника и 7 в группе. Капитан Ткачёв погиб 01.09.1944 в катастрофе самолета. Награждён 3 орденами БКЗ), тоже результативный. Вы не помните как он погиб?
Н.Ц.: Он погиб тогда, когда меня уже в полку не было. Был у нас начальником штаба полка Храмов Ю.В. Вот от него я слышал, что Вася погиб по-глупому, а как, я не знаю. Говорили, что он погиб на аэродроме, по-моему, было какое-то ЧП. Со слов Храмова, он врезался на самолёте в землю. Лётчик он был очень хороший, я с ним летал на боевые.
Г.В.: Почему ГСС Ковалёв К.Ф. сразу после войны оставил службу?
Н.Ц.: Я знаю почему, у него не было образования. Поэтому он бы далеко не пошёл и демобилизовался. Перспективы без образования не было.
Г.В.: Из Ваших воспоминаний я вычитала: когда вы стояли на аэродроме в Бернгардовке, якобы, людей эвакуировали из Ленинграда на транспортных «Дугласах». И фактически это была вторая «Дорога Жизни» из Ленинграда. Как это было?
Н.Ц.: Так мы её и называли – «воздушная Дорога Жизни». Мы не понимали, почему так мало выделялось «Дугласов». Ну, хоть бы парочку, а давали один. В самолёт помещалось 40 человек, не больше. «Дугласы» по одному прилетали с аэродрома Смольный (Ржевка) на аэродром в Бернгардовку. После этого мы взлетали и сопровождали их на «Большую землю».
Г.В.: На какой аэродром «Большой земли» они шли?
Н.Ц.: Мы его вели до Ладоги. Ему, самое главное, было перелететь озеро. Ладожское озеро мы проходили в пяти км севернее «Дороги жизни», чтобы над ней не шуметь, никого не пугать. Мы все вместе приземлялись на аэродром Новая Ладога. И транспортные самолёты оттуда шли дальше, куда точно, я не знаю.
Г.В.: Сколько рейсов делал транспортный Дуглас в день.
Н.Ц.: Один рейс. Я так думаю, этот «Дуглас» был верховного командования. Он не много летал, не каждый день.
Г.В.: Т.е. по необходимости? Вероятнее всего, этот самолёт использовался для специальных перевозок, к примеру, командование возил? Ну, может, что-то ещё, продукты там, по возможности?
Н.Ц.: Может быть, точно не знаю.
Г.В.: Когда вы сопровождали эти рейсы, были ли встречи с самолётами противника в воздухе? Пытались ли они сбить «Дуглас»?
Н.Ц.: Подходили раза два. На сопровождение мы обычно ходили четвёрткой. Перед вылетом договаривались: если они будут пытаться атаковать прикрываемый самолет, то мы сразу всей четвёркой будем выходить в лобовую, как на таран. На наших И-16 было всего два ШКАСа, одному было очень сложно сбить самолёт противника. Поэтому мы всей четвёркой как ринемся, и они обычно уходили. Старались бить сразу четвёркой. Но главное было - не допустить их к «Дугласу».
А один раз вели мы его от Ладоги обратно, и тут выходит 6 «мессеров», идут прямо нам в лоб. Мы приняли бой, нас было всего 4. И мы так хорошо подрались с ними, сбили 2 Ме-109, не потеряв ни одного своего! Вернулись все целыми. На нашем аэродроме уже знали, что мы одержали победу – транспортники доложили по радио.
Г.В.: Эти сбитые Ме-109 были записаны на всю группу?
Н.Ц.: Да, конечно.
Г.В.: У Вас не было такого, чтобы кто-то «тянул одеяло на себя»?
Н.Ц.: У нас в звене – нет. Мы всё делали вместе и делить нам было нечего.
Г.В.: Если в полёте случался какой-то отказ мат. части, или подбили, скажем, была ли установка «спасать самолёт» до последней возможности и стараться тянуть истребитель до своего аэродрома?
Н.Ц.: Ничего такого не было, всё решал сам лётчик. Никакой «установки» тут и не могло быть. Когда меня подбили в воздушном бою над Коневцом, ещё на «ишаке», я начал штопорить, хотел прыгать. Рассказывать долго, а тогда моментально себе сказал, что не буду прыгать. Еле-еле вывел самолёт из штопора. Мне попали в правую плоскость снарядом и вырвали большой кусок. Он отлетел, машина стала плохо управляемая, и я сразу в штопор попал… Хорошо я сразу начал выводить «ишака» из штопора и вывел.
Г.В.: А исправный И-16 легко было выводить из штопора?
Н.Ц.: Если закрутил большой штопор, то любой истребитель плохо выходит. Чем раньше начнёшь выводить, тем лучше. Это любой самолёт. Самое главное, нас этому еще в Училище учили, не зарываться, много не крутиться.
Г.В.: Кстати, в Училище курсантам «давали» сложный и высший пилотаж?
Н.Ц.: Даже нас, «салажат», учили. А кто учился по 3 года, тех обязательно учили. У нас и высотные полёты были, на «ишаке» высотный полёт - это на 3000 метров. Помню, взлетишь на 3000 метров из Ейска, видно весь Таганрог, как будто Таганрог под плоскостью. Но нам всё давали ускоренно. Началась война, и нас стали готовить по ускоренной программе.
Г.В.: Вам ещё повезло. Были более «ускоренные» программы.
Н.Ц.: Некоторых по полгода учили. А я учился полтора года. Но чтобы программу полностью освоить, надо было учится три года, как в мирное время было.
Г.В.: В чём ещё заключалась лётная и боевая подготовка в Училище? Строями ходили? Стреляли по мишеням?
Н.Ц.: Нет, мы группами не ходили, мы даже парами не ходили, времени не было. Было важно освоить индивидуальный пилотаж и научится стрелять. Вот это самое главное было.
Г.В.: И всё-таки вы были достаточно подготовлены в Училище?
Н.Ц.: Я совсем не подготовленный был. Группой в строю я только на Балтике начал ходить. «Салажатами» мы были. Но слабая подготовка была только во время войны. Ребята, окончившие Училище до начала войны, были очень хорошо подготовлены. И морская практика была, на кораблях проходили, и флот изучали, мы же – Морская Авиация. Но в общем и нас знакомили, «общеобразовательно».
Г.В.: Вы способны были отличать по типам корабли в море после окончания Училища?
Н.Ц.: Нас учили, но мало. Тип корабля, ты должен знать скорость, вооружение его – такой общий обзор. В Училище нам даже плёнки, фильмы показывали.
Г.В.: То есть, демонстрационное оборудование было?
Н.Ц.: Было, но не так, как до войны. Их хорошо учили. Они больше летали, больше налёта было.
Г.В.: Вы помните, кто с вами в группе заканчивал Училище?
Н.Ц.: Конечно, только их уже никого нет… Тот же Ломакин из моего выпуска, но он был в другом отряде. Мой друг Еремянц, тоже в другом отряде. А со мной непосредственно учился и ушёл на фронт Розов Володя, также Семеренко…. Я фамилии уже забыл, времени много прошло... Розова хорошо помню потому, что он наш баянист был. Тяжело уже всех вспомнить…
Г.В.: Давайте вернёмся к вашему инструктору Ненашеву. Вы говорили, что он ушёл на фронт и погиб. Почему он попал сначала на У-2. Где и как он погиб?
Н.Ц.: Вот дали бы нам командиром звена этого Ненашева (
При подготовке интервью удалось всё-таки выяснить, кто он.
Ненашев Алексей Васильевич, 1914 г. рожд., окончил, предположительно, ЕВМАУ в 1938 году, был оставлен инструктором, направлен на фронт в начале 1942 года, воевал в 57-м СБАП (7-м Гв. ШАП), сначала командиром звена 3-й АЭ, затем 2-й АЭ.
В марте 1942 года был представлен к ордену БКЗ, но награждён КЗ. Характеризуется, как прекрасный лётчик, успешно выполнивший множество боевых вылетов ночью на самолёте У-2 для подавления артиллерии, живой силы и техники противника на передовом крае обороны.
С наступлением белых ночей, "ночников" на У-2 использовать по назначению было невозможно. Личный состав переучился на штурмовик Ил-2. На нём Ненашев продолжал воевать в составе 2-й эскадрильи 57-го штурмового полка как на сухопутном фронте, так и на море. Ненашеву удалось утопить 1 СКР и 2 баржи. Победы группы Ненашева подтверждены фотоснимками, сделанными лётчиками 21-го ИАП. За всё за это его вторично представили и на этот раз наградили орденом БКЗ.
А.В. Ненашев погиб 1.10.1942 г. в районе деревни Пески. Таких деревень в Лен. обл. несколько, не считая уничтоженных за время войны. Но понятно одно, 57-й ШАП стоял в то время на Новой Ладоге и участвовал как раз в самых тяжёлых боях осени 1942 года при попытках прорыва Блокады Ленинграда... У него остались жена и дочь, на время его гибели, проживавшие в той самой Галюгаевке Моздокского района), моего инструктора, когда из выпускников в Училище полк собирали... И другие инструктора там были, некоторые в звании сержантов. Мы вместе ехали в эшелоне на фронт. А их почему-то определили в «ночники», посадили на По-2. Ночью не каждый лётчик летал, а у них был налёт большой. Вот, по-моему, мой инструктор в том полку и летал в должности командира эскадрильи.
 |
Г.В.: А сами самолёты, эти их По-2, привезли из Училища?
Н.Ц.: Не знаю, откуда их там насобирали. Было 10 самолётов По-2, сформировали эскадрилью. Когда мы приехали под Ленинград, они перелетели на аэродром Гражданка. И летали только ночью. А когда и мы перелетели на Гражданку, встретились с ними. Позже их всех с По-2 сняли и пересадили на штурмовики Ил-2. И почти все они и погибли.
Г.В.: А что это был за вылет, как они погибли?
Н.Ц.: Они по очереди погибли. Никого из них не осталось. И Ненашев мой погиб... Не я его в тот вылет прикрывал. А то, я не знаю, как бы я пережил, что инструктор мой погиб… А вообще-то я его не раз прикрывал. Хороший был человек.
Г.В.: Вы со своими однокурсниками встречались на войне? С кем общались, может быть, дружили? И как потом взаимоотношения поддерживали?
Н.Ц.: Погибли почти все… А вот Парфёнов Витька попал в 71-й иап в Кронштадт, там он хорошо воевал и даже ранен не был. Мы с ним встречались. Его потом на Дальний Восток отправили служить. Потом он в Академию в Ленинграде поступил. А я уже конструктором работал, и мы здесь тоже встречались. Парфёнов жил и умер в Севастополе.
Г.В.: Вы как-то писали, что у нас была плохая тактика ведения боёв истребителями. Что вы этим хотели сказать?
Н.Ц.: Сначала, когда мы начинали воевать, звенья формировались из трёх самолётов, это было очень неудобно. Вот где проблемы были. Позже состав звена комплектовался из 2 пар, т.е. 4 самолётов, тогда стало лучше воевать, было намного удобнее. При сопровождении штурмовиков мы долетали до линии фронта, и начинали использовать приём «ножницы», т.е. начинали ходить над ними парами встречными галсами, ведь скорость у нас была больше, чем у штурмовиков. А так мы держим под контролем и штурмовиков и друг у друга хвост. Это была правильная тактика. А если надо было атакуя пикировать, то собирались четвёркой и так звеном пикировали.
Г.В.: А если у вас скорость побольше, вы взлетали позже штурмовиков, а потом догоняли?
Н.Ц.: Нет, примерно одновременно взлетали. Мы быстро собирались и быстро взлетали.
Г.В.: Когда вы шли на сопровождение, на сколько времени полёта вам хватало топлива? Как его рассчитывали? Ведь в случае воздушного боя расчётной заправки могло не хватить на обратный путь.
Н.Ц.: Когда летали на И-16, топлива хватало не больше, чем на один час, минут на 40. Всё рассчитывали на земле. Бывали случаи, что у самолётов в воздухе заканчивалось топливо, и они шли на вынужденные посадки. Так бывало, когда мы вели воздушные бои на прикрытии. Но когда штурмовики ходили далеко, например, до Приозерска, то их сопровождали «Харрикейны» из 3-го истребительного полка, у них горючего было больше. А мы их всех встречали в районе острова Коневец на Ладоге, где бои часто были, и оттуда уже летели все вместе.
 |
Г.В.: В районе Коневца были большие бои? Вы там с финнами в воздухе встречались?
Н.Ц.: Да, конечно, мы с финнами часто дрались, особенно в 1942-43 годах, когда ходили на сопровождение штурмовиков в район острова Коневец. Там в бухте какие-то их «шаланды» стояли, не знаю, корабли или суда, но много. Вот наши штурмовики туда и летали. Но мы и Гатчину бомбили, и Котлы бомбили, и на Котку ходили. А вообще я больше всего вылетов совершил на штурмовку противника. К примеру, был очень удачный вылет на штурмовку занятого немцами аэродрома Котлы.
Г.В.: То есть, вы не только осуществляли прикрытие, но и сами штурмовали, и вас снаряжали бомбами. Расскажите, как вы тогда штурмовали Котлы.
Н.Ц.: Их было два таких боевых вылета на сопровождение Ил-2. Я тогда уже был младшим лейтенантом, вёл непосредственное прикрытие на «Ишаках» шестёркой, а потом пятёркой. А четвёрка «Яков» под командованием командира полка Слепенкова были сковывающей группой. В первом вылете Ил-2 отштурмовались, два захода сделали, много немецких самолетов пожгли на земле. Во второй раз немцы уже нас ждали. Подходим к аэродрому Котлы и видим, что наши «Яки» уже ведут бой. И пара немецких истребителей уже готовится атаковать наши штурмовики. А мы ещё только подходим к аэродрому. Ну, я пострелял, и они ушли.
Тогда мы вместе с Ил-2, дурные были, совершали штурмовки. Их зенитки бьют. А нам зачем было вместе с ними в пекло лезть? У нас другие задачи. А немцы, когда мы штурмовали, никогда к нам не подходили и не атаковали, чтобы под свой огонь не попасть. Ходили где-то в стороне. Они начинали нас бить, когда мы уходили от аэродрома. И редко-редко - на подходе.
Г.В.: Я думаю, вы это и имели в виду, говоря, что плохая тактика была. Как от штурмовиков от вас толку было немного. Вы ж не могли взять большую бомбовую нагрузку. Ваша задача была штурмовики в воздухе охранять, а вы сами на зенитки кидались и под огонь попадали.
Н.Ц.: Вот-вот. Скорее всего, это я и имел в виду, когда говорил про плохую тактику. Надо было их в стороне ждать. Но мы много вместе с ними штурмовали.
 |
Г.В.: Финские лётчики от немецких отличались в мастерстве, приёмах воздушных боёв, настрое на победу?
Н.Ц.: С финскими лётчиками мы больше воевали, чем с немцами. Вот Коневец, Котка… - там только финны были. Они воевали, как мы. Когда над Коневцом летали, не было случаев, чтобы избежали боя. Дрались серьёзно, мы на «ишаках», а они на «фиатах». У них скорость была побольше и вооружение получше, они хорошо бились. Драли они и нас, и штурмовиков. Они честнее воевали, чем немцы. После боёв с финнами мы в мокрых комбезах прилетали.
А немцы хитро нас «клевали», били с пикирования на большой скорости, атаковали, и сразу в набор высоты. В затяжные бои не вступали. На сопровождении боёв и не было, так, «огрызки». Они налетят, мы отгоняем. Они уходят, сделают круг, опять атакуют. Финны были честнее.
Г.В.: С финнами были более жестокие бои?
Н.Ц.: Да. Неплохими они лётчиками были.
Г.В.: Хотела ещё Вас спросить про связь, как вы использовали радиостанции?
Н.Ц.: Поначалу плохо, на «ишаках» радиостанциями мы почти не пользовались. Они сначала были, но мы их снимали, так как они шипели, очень плохая слышимость была. А на Яках были хорошие станции, и мы ими пользовались. Станции настраивались на ведущего. Мой ведомый настраивается на меня. А я настраиваюсь на ведущего группы.
Г.В.: «Землю» не прослушивали? Только ведущего группы?
Н.Ц.: Нет. А штурмовики прослушивали. Я как-то был на линии фронта, там была станция наблюдения, слышу:
- Горбатые, горбатые, там пара «мессеров» к вам подходит! – и командуют, - Горбатый, куда ты пошёл?! Там «мессера»!
Г.В.: В 1942 году стали к нам поступать разные самолёты английского и американского производства. Часто в воздухе были путаницы с определением типа самолёта в воздухе?
Н.Ц.: Нет, мы с ними не встречались. «Киттихауки» и «Томагауки» были в армейских полках, у морских лётчиков их не было.
Г.В.: В 3-м Гв. ИАП были «Харрикейны».
Н.Ц.: Были, мы с ними встречались, вместе воевали.
Г.В.: Говорят, «Харрикейны» были плохими истребителями.
Н.Ц.: Ой… «Харрикейн» - это гроб…
Г.В.: А были случаи, когда вы не могли определить, где наши войска, а где противник? Когда образовался такой «слоёный пирог», полосами - то свои, то чужие.
Н.Ц.: Об этом не пишут… Не любят писать. Такого при сопровождении не бывает. Такое бывает, когда идёт «мясорубка». По-моему, был октябрь 1942 года. Помню, немцы пронюхали, что там наших войск много в лесу оказалось, и начали их бомбить. И вот нас, истребителей, в одном месте собралось: 3-й гвардейский полк на «Харрикейнах», 4-й гвардейский на ЛаГГах сели на аэродром Углово, а мы на «Ишаках» стояли на аэродроме Гражданка. И так мы дней 10 ходили отбивать атаки немецких бомбардировщиков. Это в районе Невской Дубровки.
Прилетаем туда, а там «рой» из самолётов, не сосчитать! Мы это называли «Сталинградская битва». Месиво было! Много- много людей погибло… Только и смотришь, там горит, там с парашютом прыгает… Наше информбюро сообщало тогда, что на Ленинградском фронте идут большие воздушные бои, гибнет по 50-60 самолётов противника в день. Это они так сообщали. Но мы то видели, кого гибло больше. Немцы летали выше нас. Наших сбивали больше.
Г.В.: Как же вы разбирались, если там такая «каша» была?!
Н.Ц.: Вот там «каша» была. Вспоминать не хочется. Никто из наших лётчиков в мемуарах об этом не писал, ни Самохин, ни Голубев, никто. Пишут только, что осенью были большие бои. А осенью мы только эти 10 дней воевали. У немцев ФВ-190 появились, они высоту занимали выше нас и оттуда нас «клевали», пикировали и сбивали наши самолёты. Нашу эскадрилью сильно потрепали, из 10 машин сбили три, но все трое попали в госпиталь. Хорошо, что Еремянц смог выпрыгнуть с парашютом, а Емельяненко (Емельяненко Иван Никифорович, воевал в составе 4-го Гв. ИАП и 21-го ИАП. Сбил 12 самолетов лично и 10 в группе, в 1944 году совершил таран ФВ-190. В конце ВОВ представлялся к званию ГСС, но не получил его. Награжден орденами: ОЛ, 4 БКЗ, ООВ, медалями) и Теплинский были ранены и разбили свои машины, но смогли сесть на вынужденные. Теплинский после ранения оказался в госпитале, в свой полк не вернулся, я его больше не видел. По-моему, он потом попал в учебный полк. А 3-й Гвардейский полк на «Харрикейнах» потерял много хороших лётчиков. Эти самолёты такие «дубы» были, громадные и неповоротливые, из-за этого несли большие потери.
Тогда в тех местах, наверно, готовили прорыв блокады, но это сильно скрывалось. Бомбежки были жуткие. Бои были страшные. Про эти события никто не пишет, я понял, почему. Не смогли мы тогда от бомбёжек защитить свои войска. Много наших войск было сосредоточено для прорыва, но недостаточно, и прорыва не произошло. Операция тогда была провалена. Это было в октябре 1942г. ещё…
Г.В.: А бывало так, чтобы для выполнения каких-то оперативных задач создавались сводные группы авиационных частей ВВС и Морской Авиации? С армейскими лётчиками как-то взаимодействовали?
Н.Ц.: Мы с ними не взаимодействовали, у них свои задачи были. Когда были большие бои, про которые я рассказывал, армейские полки в них тоже участвовали. Там была вся авиация со всей округи. Но они сами по себе, мы сами по себе, не взаимодействовали.
Г.В.: В какой момент войны вы поняли, что Ленинград не отдадут противнику.
Н.Ц.: А мы никогда и не думали о том, что Ленинград отдадим! Была уверенность что выдержим.
Г.В.: Про успехи нашей Армии на других фронтах знали? Победу под Сталинградом отмечали?
Н.Ц.: Конечно, знали и отмечали. Победа под Сталинградом нам под Ленинградом сил прибавила.
Г.В.: В основном Вы прикрывали штурмовиков. А приходилось с торпедоносцами летать?
Н.Ц.: Случалось, «Бостоны» мы и ночью, и днём прикрывали.
Г.В.: Как же Вы ночью летали?!
Н.Ц.: Летом, в белые ночи. «Бостоны» тогда базировались на Клопицы. И когда они улетали в сторону Либавы, мы с Лебяжьего (Борки) их прикрывали. Заводили их глубоко в море, километров за 100, там «бросали» и возвращались на базу. А дальше они сами летели. Они знали, где корабли ходили. Это было уже в 1944 году.
Г.В.: Такой вопрос: у лётчиков Морской Авиации лозунги «За Родину! За Сталина!» были популярны?
Н.Ц.: Нет, я от других у нас не слышал, и сам его не произносил. Я как-то в Борках (8 мая ежегодно на мемориале у бывшего фронтового аэродрома Борки проводится встреча ветеранов по случаю Дня Победы) сказал:
- Не верьте, что мы воевали за Сталина. Мы очень любили Родину, и за Родину мы воевали.
А что корреспонденты пишут, так это единичные случаи. В авиации в массовом порядке этого не было. Да и некому нам было кричать, нас в воздухе никто бы не услышал /смеётся – прим./.
Г.В.: Вы читали книгу Анатолия Лашкевича (ISBN 978-5-699-40739-2 В воздушных боях. Балтийское небо)?
Н.Ц.: Нет, не читал. Лашкевич летал с моим другом Костей Ковалёвым. Я с ним на фронт ехал, это был мой первый ведущий. Ломакин, Ковалёв, Еремянц и я - вот наша боевая четвёрка была. Куда мы только не летали, кого только не прикрывали… Мы с Ковалёвым очень много летали, а потом его перевели в полк, где был Лашкевич. Книгу его Миша Поморов читал и рассказывал, что Лашкевич хвалит Костю Ковалёва. Костя из Краснодара и после демобилизации уехал в Краснодарский край. Там о нём корреспондент книгу писал, и Костя дал мой адрес:
- Напиши и про Цыганкова.
Этот корреспондент мне писал и звонил. Потом он прилетал в Ленинград и пришёл ко мне, а я ему говорю:
- Не надо обо мне писать, - в общем отказался.
Г.В.: Лётчиков из одного полка в другой часто переводили, или откомандировывали?
Н.Ц.: Очень редко. Вот Костю Ковалёва как раз перебросили в другой полк. Они с Ломакиным оба претендовали на место заместителя командира эскадрильи, конфликт там вышел серьёзный. От греха подальше, Костю и отправили в другой полк.
А как-то в 1943 году командир полка Слепенков подходит ко мне в столовой и говорит:
– Николай, 3-й Гвардейский полк просит хорошего командира звена, пойдешь?
Слепенков меня уважал, и знал, что я очень люблю Ла-5, которые стояли на вооружении в 3-м Гв. ИАП. И добавил, что наш 21-й ИАП не получит Ла-5, которые мы ожидали, и мы будем летать на Яках. Он мне говорит:
– Ну, как? Пойдешь?
И тут все ребята, которые со мной были, в один голос как закричат:
- Нет! Цыганкова мы не отдадим!
Г.В.: Почему вы так полюбили Ла-5, где Вы с этим самолётом познакомились?
Н.Ц.: Он мне очень понравился визуально. Но, главное, там было воздушное охлаждение двигателя, как у «ишака». А у Яка двигатель охлаждался водой, и поэтому доверия к нему было меньше. Но на Ла-5 я ни одного полёта не выполнил.
Г.В.: В войну не боевых потерь, по Вашему мнению, много было? И какие их основные причины: слабая лётная подготовка, усталость, халатность?..
Н.Ц.: Мне сложно сказать. Например, говорят, что штурмовики любили выпить перед вылетом. Но этого я не видел и утверждать не берусь.
Г.В.: Молодёжь гибла?
Н.Ц.: О, что могу рассказать! Как из нашего полка погибли два лётчика на Гражданке, когда мы переучились на Яки. В свободное время мы по очереди летали в зону, повышали лётные навыки, отрабатывая пилотаж, чтобы чувствовать себя хозяином машины. Вот на моих глазах самолёт отвесно пикирует и врезается в землю. Лётчик погибает. Второй лётчик делает то же самое, отвесно пикирует и тоже погибает (но этого я не видел). Третьим в зону иду я. Петлю как делаешь: сначала переворот, чтобы скорость набрать, пикируешь, полный газ, и ручку – на себя… На большой скорости на петлю пошёл. Когда ручку дал на себя, смотрю, в самолёте что-то загремело. Думаю, ёлки-палки, наверно, механик ключ оставил. Треск пошёл.
Думаю про ключ, но сам на петлю не пошёл. Чуть-чуть поднялся, свалил самолёт тихонько напрямую и начал работать не ручкой, а триммером. Пошёл я на аэродром, ручку почти не трогаю, только поворот делаю. Сел так мягко, пошёл пробег. Нажимаешь на тормоза и ручку на себя берёшь. Заднее оперение, стабилизаторы поднимаются и тоже тормозят. Я взял ручку на себя, а она болтается, рули не работают. Я срулил, еле-еле дорулил до места. Полезли туда с механиком. А от ручки идёт труба, там она раздваивается на два элерона, правый и левый. И в этом месте заклёпки полетели. Из-за этого те два лётчика и погибли...
Когда они на большой скорости пикировали, ну, должны быть сконцентрированы, не могли по глупости погибнуть. А когда отвесно пикируешь, с парашютом никак не выпрыгнуть. Два лётчика погибли… Старшие лётчики и механики должны были подумать, что-то не то происходит. А меня какое-то чутьё спасло. Или кто-то спас, кто «выше», подсказал сделать так, и я остался жив.
 |
Г.В.: Это на Яках была такая серийная неисправность?
Н.Ц.: Какие тогда заводы были? Кто тогда самолёты клепал? Женщины и дети… После того все самолёты проверили, заклёпки переклепали. И самолёты перестали падать.
Г.В.: В общем, из-за технических неисправностей тоже гибли. Сейчас много говорят, что гибли из-за недоученности лётчиков…
Н.Ц.: И это было, конечно. Ну как хорошего лётчика можно подготовить за 6 месяцев? И сейчас самолёты падают, потому что лётчики не учатся, а за большие деньги покупают у начальника училища удостоверения. И таких летает очень много. Это я читал статью одного лётчика-Героя. Гнать надо такого начальника училища! Почему у нас в России и самая большая аварийность в авиации: самолёты покупаем дерьмовые за границей, и лётчики такие же.
Учиться и учиться надо! Вот урод Сердюков что наделал, училища закрыл, военные госпитали закрыл. Такое богатое и сильное было Ейское училище, а он его ликвидировал. Мы были в шоке.
Г.В.: Да… Ну, вернёмся на войну. Вы из других полков кого-то помните?
Н.Ц.: Василия Ивановича Минакова (http://iremember.ru/letchiki-bombardirov/minakov-vasiliy-ivanovich.html) хорошо помню, мы земляки, я считаю. Он в Мин. Водах аэроклуб заканчивал, а я рядом - в Орджоникидзе (Владикавказе) – земляки. Он писал, что ездил в Грозный с бабушкой за помидорами. А я с мамой из Гудермеса (Семья Цыганковых с 1931г. жила в г. Гудермесе) в Мин. Воды привозил помидоры продавать. Самые лучшие помидоры были в Гудермесе. Снабжали Пятигорск, Кисловодск, Ессентуки, весь курорт.
 |
Г.В.: А ещё кого помните?
Н.Ц.: Был такой командир эскадрильи в 4-м Гвардейском полку Цыганов (Цыганов Евгений Терентьевич, 1921 г. рожд., окончил ЕВМАУ в 1940г., командир 3-й эскадрильи 4-го Гв. ИАП, ГСС, сбил лично 6 самолётов противника и 8 в группе. Награждён орденами: ОЛ, 4 БКЗ, ОКЗ и медалями), он потом и Героем стал. Он знал меня, я с ним рядом воевал. Как-то он проштрафился, и его к нам в 11-й полк отправили. Мы в Новой Ладоге стояли, и они там рядом, Волховстрой прикрывали. Но мы тогда ещё сержантами были, а он уже младший лейтенант, но ещё тоже не командир эскадрильи…
Вот как-то я прилетел в Борки, а они там стояли, и у них оставалось 5 ЛаГГ-3. Он меня стал уговаривать:
- Оставайся у нас, Николай, будешь летать на ЛаГГ-3 (а я тогда ещё на «ишаке» летал). Мы тебя переучим на ЛаГГ-3, переведём в наш полк, будешь гвардейцем, - их полк уже был гвардейским.
– Нет, не хочу на ЛаГГ-3 летать. Нам в полк обещали привезти Ла-5, - а я любил Ла-5.
Хотя ЛаГГ-3 был крепким самолётом. Иногда подбитый, весь израненный возвращается на аэродром, но летит. А вот «Харрикейны» были слабоваты. В то время, о котором я рассказывал, осенью 1942 года, 3 Гв. ИАП много лётчиков на них потерял. Там такие первоклассные лётчики были, почти все капитаны, в общем, сильные гвардейцы. Они на «Харрикейнах» залетали к нам, топлива у них было больше, а у нас на И-16 - всего на 40 минут.
Когда летали с ними на сопровождение, сначала мы были в непосредственном прикрытии, а они сковывающие. У них высота 3500 метров, а мы под ними, у нас высота 3000 метров, максимум. Потом всё поменялось, потому что их стали бить немцы, они горят. А наши «ишаки» не горели. И мы стали сковывающими, их прикрывали, на «ишаках» Харрикейны прикрывали /смеётся – прим./.
Г.В.: А кого вы помните из 3-го полка?
Н.Ц.: Конечно, встречались, но сейчас уже точно не помню. Вот Ткачёва (Ткачёв Николай Корнеевич, окончил ЕВМАУ в 1939 г., капитан ком. звена 3 эскадрильи 3-го Гв. ИАП. Сбит 29.09.1942 г. в воздушном бою на самолёте «Харрикейн») помню, встречались с ним. Татаренко (Тататренко Дмитрий Митрофанович, 1921 г. рожд., окончил ЕВМАУ в 1940г., ГСС, воевал в 11-м ИАП, 3-м Гв. ИАП, 4-м Гв. ИАП. Сбил 14 самолетов лично и 8 в группе) помню, он сначала в 3-м полку был, а потом его в 4-й перевели. На ЛаГГах летал.
Г.В.: Какой самолёт показал себя лучше, по Вашему мнению, ЛаГГ-3 или МиГ-3?
Н.Ц.: МиГ-3 был высотным самолётом, хорошим перехватчиком. Но он был большой, тяжёлый. На малых высотах он себя показал плохо. А его использовали не по назначению – отправляли прикрывать штурмовиков, поэтому их и били.
Г.В.: А «Харрикейнов» почему так много сбили?
Н.Ц.: Тоже здоровенный он был и неманевренный, по размерам почти как штурмовик. И горели они, как спички. При вылетах на прикрытие их направляли в так называемой «сковывающей» группе, а мы были в группе непосредственного прикрытия рядом со штурмовиками. А потом они внизу ходили, а мы, наоборот, над ними как сковывающие.
Г.В.: На каких высотах вы предпочитали вести бои на «Ишаках»?
Н.Ц.: 1500-2000 метров.
Г.В.: Когда на Яки пересаживались, трудно было привыкать к новому самолёту?
Н.Ц.: Нет, И-16 был намного сложнее. И-16 был очень маневренный, и его постоянно надо было «на руках» держать, в общем, на нём нельзя было расслабиться. При переучивании на Як я сделал всего три вылета на спарке и полетел самостоятельно. Он тоже был большой, но у него и высота была, и хорошее вооружение.
В 1944 году я на Яке провел самый высотный бой на Балтике, над Хельсинки. Мы тогда стояли на сухопутном аэродроме Гора-Валдай. А полк «головановцев» на Дугласах стоял то ли в Бернгардовке, то ли в Углово. Они ночью бомбили военные объекты в Хельсинки. Это с прицелом, чтобы финны быстрей из войны вышли. И вот ночью они бомбят, а на утро туда идет разведчик Пе-2, а мы его сопровождаем. Разведчик ходил на высоте 7000 метров, на «Ишаке» туда не заберёшься. А на Яке я до 11000 метров поднимался.
 |
Г.В.: Как же Вы туда добирались, как себя чувствовали на такой высоте? Кабины ведь были не герметичные. Там же холодно.
Н.Ц.: Ну, мы с кислородными масками летали. Маски обычно при необходимости одевали уже в полёте. Вот мы тогда погнались за их разведчиком. Я передаю ведомому по рации, чтобы одевал маску, и сам надел. Пока я за ним гнался, набрал высоту 11000 метров, но он, паразит, в облачность ушёл.
Г.В.: Вот, гадюка какая! Очень интересно!
Н.Ц.: А мне так совсем уже не интересно.
Вот смотрите, первый президент РФ с приходом своими указами снял у меня персональную пенсию, которая у меня была за войну. Так вот Ельцин у всех эту пенсию снял. Писали ему:
- Ну, что ты делаешь? Ну, ладно, ты партократов не любишь. Но мы её получили за боевые заслуги! - ничего не ответили мне.
Он и у Героев хотел её снять, они, говорят, забастовку в Москве сделали, он им пенсию персональную и оставил.
А какой дурак подсунул Путину указ № 205? В этом 205-м указе чётко сказано – кто не встал в очередь до 2005 года (ветераны и инвалиды), всех убрать из списков нуждающихся в жил. площади. С машинами такая же история. Раньше мне меняли «Запорожцы» каждые семь лет, а тут говорят: надо медкомиссию заново проходить, чтобы получить машину. 40 лет получал, а тут - на тебе. Как будто у меня ноги новые вырастут (тяжелейшее ранение ног Н.П. Цыганков получил в последнем боевом вылете). Сколько писали писем в администрацию, и я, и депутаты мне помогали. Я был даже у Валентины Ивановны (В.И. Матвиенко – губернатор СПб 2003-2011 гг.). В итоге из Администрации пришел ответ: «Мы вам помочь не можем».
Г.В.: Я была тут на одном мероприятии, там выступали чиновники из городской администрации, говорят, что стараются сделать всё, что могут, пытаются законы пробивать, как-то помогать ветеранам. Но средства им сильно урезали, кризис. Совести у «кого-то» нет, наверное?
Н.Ц.: Сложно и дорого всё стало. У нас вот лётчик Абрамов (Абрамов Юрий Сергеевич, ветеран ВОВ штурман 51-го МТАП КБФ http://iremember.ru/letchiki-bombardirov/abramov-uriy-sergeevich.html) умер, надо было 350 или 400 тыс. рублей, чтобы похоронить. У нас таких денег не было, в общем, кремировали мы его. Докатились – кремируем заслуженных летчиков, а не хороним по-человечески. А посмотрите, как немцы в Германии ухаживают за кладбищами советских воинов! Все чисто, убрано и красиво.
Г.В.: А Абрамова где похоронили?
Н.Ц.: Кремировали его и подхоронили, по-моему, к родственникам.
Г.В.: Ю.С. Абрамов участвовал в создании прекрасного школьного музея в Клопицах. Он был практически последним из ветеранов войны, кто шефствовал над этим музеем и поддерживал его. Уже много лет они этим занимались с директором школы С.М. Измайловой. И оба ушли от нас в один год…
Н.Ц.: Я обращался в администрацию, чтобы мне заранее место дали в Девяткино (Мурино), потому что мы там, на аэродроме Гражданка стояли почти два года – с августа 1942г. по апрель 1944г. Потом в Борки перелетели. Все мои главные боевые вылеты и боевые заслуги связаны с Гражданкой. Вот мне хочется туда лечь – чтобы меня там похоронили. (На старом кладбище есть мемориал, где похоронены авиаторы Балтийского флота, в т.ч. однополчане Н.П. Цыганкова)
Г.В.: Эту проблему как раз недавно поднимали на нашем Совете Ветеранов Морской Авиации. Сейчас последним живым ветеранам квартиры дают. Не знаю, почему эти квартиры вовремя не давали нуждающимся ветеранам. Но когда ветераны войны вынуждены просить «вечную квартиру» - стыдно это.
Н.Ц.: Стыдно мне, очень стыдно. Вот у нас лётчик Иванов такой был, его сын постоянно мне пишет, звонит. Он приезжал раньше на встречи, помогал хоронить Тихомирова (Тихомиров Владимир Алексеевич, 1918 г. рожд., прошёл лётную подготовку в Новоторжковском аэроклубе в 1940г. и курсы командиров звеньев в ЕВМАУ в 1943г., воевал в 12-й ИАЭ (12-м ИАП) ВВС КБФ, сбил 11 самолётов противника лично и 3 в группе http://iremember.ru/letchiki-istrebiteli/tikhomirov-vladimir-alekseevich.html). Он говорит, что в Ростове-на-Дону целая аллея для ветеранов предусмотрена, и все сделано по-человечески. И не надо хлопотать, писать кому-то. А здесь, в Ленинграде, всех кремируют, т.к. на достойные похороны родственникам денег не собрать. А в Девяткино (Мурино) не только общий мемориал, там многие похоронены после войны, кого-то и перезахоранивали туда. Из моих однополчан там похоронены Красиков, Баркаев и др.
 |
Г.В.: Ежегодно Совет ветеранов Морской Авиации возлагает венки к мемориалам на День Победы. К 65-летию их привели в порядок и теперь ухаживают. Была я в Мурино, там всё убрано и покрашено. Была на Серафимовском кладбище, в Лавре, в Борках и в Шепелево. В Шепелево поновили мемориальные доски с фамилиями. И на наших глазах заканчивали устанавливать зенитное орудие у мемориала (зенитное орудие установили в 2012 г.). То есть за мемориалами и кладбищами всё-таки теперь следят. Это хорошо!
Н.Ц.: Андрей Порохня (Порохня Андрей Архипович - родной брат лётчика – торпедоносца Порохня Павла Архиповича, воевавшего в 1-м Гв. МТАП, погибшего 27.08.1944г. под Либавой и увековеченного на мемориале Борки) мне предложил, в случае чего, «помочь с местом» на мемориале в Борках. Там проще будет решить все вопросы и согласования. Но я воевал в Мурино. И хочу, чтобы меня похоронили в Мурино.
Г.В.: …А какой день и вылет Вам наиболее запомнился? Что стало наиболее важным на войне?
Н.Ц.: Прорыв Блокады! Нам с вечера не сказали, что готовится прорыв, но предупредили: «Ложитесь рано, ребята, т.к. вставать рано». Встаём, ещё ночь, серо и темно. Взлетаем и идём. Разве можно забыть этот вылет?! Подлетаем и уже за несколько километров видим фейерверк! Сотни, а может, и тысячи орудий бьют. И нам, и штурмовикам сказали, ниже 300 метров не опускаться, чтобы не попасть под обстрел (В операции «Искра», прорыве Блокады Ленинграда с 12 по 18 января 1943 года, участвовали все части МА КБФ, стоявшие в Ленинграде и пригородах. Этот день многим запомнился, как один из самых ярких и счастливых дней за всю войну).
Г.В.: 7-й Гв. штурмовой полк прикрывали? Героя - штурмовика Клименко Михаила Гавриловича помните?
Н.Ц.: Да, конечно, помню. В 1942 г. мы базировались на аэродроме Гражданка, прикрывали и его, и Героев Степаняна, Карасёва, они на штурмовиках летали. Клименко уже был командиром эскадрильи и тоже Героем.
Г.В.: Хороший был лётчик?
Н.Ц.: Да, очень хороший лётчик был, штурмовик - Герой, командир эскадрильи. Сам он - из Мин. Вод и до войны был гражданским лётчиком.
А Степанян ещё не был тогда Героем. Потом Степанян уехал на курсы в Моздок. Потом он воевал на ЧФ, а в 1944 году уже командиром полка вернулся на Балтийский флот, где продолжил воевать.
 |
Г.В.: Какой у Степаняна был характер?
Н.Ц.: Ух…, это такой орёл был! Нам рассказывал, как лётчик линию фронта перелетает, что с ним происходит с таким юмором. Большой юморист был. Он никогда не унывал, всегда был с улыбкой и смешком. Отличный парень!
Г.В.: Скоро будем отмечать 70-летие полного снятия Блокады…
Н.Ц.: Операция по снятию Блокады в 1944 году для Морской Авиации оборвалась (операция по окончательному снятию Блокады в январе 1944 г. В СМУ Авиация летать практически не могла, за исключением отдельных экипажей). Погода была жуткая. Невозможно летать было. Штурмовики, говорят, летали, по 1 – 2 человека. А у нас полетел Раков Василий Иванович (Раков Василий Иванович, 1909 г. род., окончил ВАШЛ им. Сталина, 2 ГСС, на момент описываемых событий - командир 12-го Гв. ПБАП 9-й ШАД. Награждён орденами 2 ОЛ, 3 БКЗ, ОВ 1 ст., КЗ, медалями и иностранными наградами) с ведомым, его прикрывал Ломакин с ведомым. Три самолёта вернулись, а Ломакин там остался… Сбили, не сбили… Но погода была жуткая. Раков тогда летал, но у него же опыт какой! Да и у пикировщиков совсем другие приборы были, им ещё можно было ночью и в СМУ летать. А мы ночью почти не летали. Вот Ломакин не прилетел…
Я помню, ещё в Училище за всё время сделал всего 3 или 4 вылета «под колпаком». Закрываешь колпак, темно, и ты идёшь по приборам. Тут инструктор говорит:
- Николай, убери колпак, посмотри, как ты летишь!
Убираю колпак, а я лечу в верх ногами /хохочет – прим./. Там нужен навык, чтобы ночью летать. А мы так летали мало.
 |
Г.В.: Тогда уж ещё вопрос. Вот если вылетали при хорошей погоде, а возвращались в тумане, как же Вы садились?
Н.Ц.: Было такое сколько раз! И в сильный снегопад садились.
Когда курсантами были, мы на посадке и по 100, и по 200 метров промазывали, хоть бы хны. А вот когда зимой мы, молодые, прибыли на озеро Гора-Валдай, нам какое-то время летать не давали. Мы, четверо, сидели в «запасе». Я командиру полка говорю:
- Мы же совсем разучимся летать!
- Нету самолётов.
- А мы будем по очереди.
На следующий день дали «Кольке» (Н.П. Цыганков здесь себя в шутку называет «Колька») два вылета на спарке, и «Колька» залетал. Те трое не просились, они долго и не летали. А я вот так в боевом полку начал летать. И к чему я это говорю, что в Училище правила соблюдали - взлетать и садиться по ветру. А когда прибыли на Гора-Валдай, с направлением ветра не считались. А там ещё какая-то церквушка мешала, того и гляди - колёсами зацепишь. Костёл что ли какой-то?
Г.В.: Нет, это православная церковь. Она сохранилась. Её даже реставрируют.
Н.Ц.: Вот она мешала взлетать. А садиться мешали сосны. И приходилось хитрить, перелетаешь их, потом убираешь газ и проваливаешься, а потом опять прибавляешь газ и садишься. Всё это, чтобы перевалить сосны и точно впритык около «Т» сесть.
Г.В.: Многие бились на посадке?
Н.Ц.: Не было ни одного! На посадке – ни одной поломки. Ну, а по-другому бились, бывало.
Г.В.: А если уже озеро подмерзает, но лёд ещё тонкий? Или весной, когда уже шуга пошла?
Н.Ц.: А в то время некуда летать было. Не было таких случаев, чтобы летали.
Г.В.: Из-за снегопадов перерывы в полётах были?
Н.Ц.: Нет, не было. Если шёл снег, ночью перед полётами его счищали. Мы встаём рано, приходим на аэродром к своим самолётам И-16, а механики уже там, греют моторы. Бедные, когда они спали? Были такие тёплые чехлы, а внутри буржуйки. Вот так они греют моторы, чтобы запустить. Было жутко! Самое главное – морозы под 30 градусов.
Г.В.: Где вы жили на аэродроме Гора-Валдай?
Н.Ц.: В бараке. Там барак большой был, и мы в одной комнате жили.
Г.В.: Это лётчики. А техники?
Н.Ц.: Там же и жили.
Г.В.: Где вы мылись? Баня была?
Н.Ц.: Я не помню, чтобы мы там мылись. Честно, не помню. Вот на Гражданке, я помню, мы мылись. Если «Круглая баня» (общественная баня, дом круглой формы № 29 по улице Карбышева, возле площади Мужества, является местной достопримечательностью, построена в 1927–1929 годах по проекту А.С. Никольского. С перерывом (на зиму 1941-42г.г.) работала и в Блокаду) не работала, то у частников. Заплатишь ему, и хорошо. «Круглая баня» заработала, кажется, в 1943 году. Она и сейчас там есть.
Г.В.: А как кормили?
Н.Ц.: Ой… Вот на Гражданке в 1943 году стали кормить нормально. А до этого плохо, очень плохо. В столовой какой-то суп дают, я выхожу, смотрю на ёлки, думаю - вот с этих ёлок суп и варят. Особенно, как раз, на Гора-Валдай. Ну, там двойная блокада была. Хлеб грызли зубами.
Г.В.: То есть ни о мясе, ни о шоколаде разговора не было… Ну, а что-то интересное, что-то хорошее весёлое, или даже смешное было? Что-нибудь, кроме боёв, запомнилось?
Н.Ц.: Любовь. Были официантки, мы дружили. И вот как-то этот Дёмин нас «поймал» с официанткой, а мы в «дурака» в карты играем. Мы тогда ещё даже не целовались. Он говорит:
- Тебе завтра надо на аэродром.
А мне как раз отпуск дали. Командир эскадрильи сказал:
- Отдыхай, - ну я и отдыхал. До деревни было далеко, я пошёл в землянку эскадрильи, лёг, и сплю там. И что он, паразит, сделал. Если надо, в таких случаях они обычно за нами в землянку заходили. Но тут Дёмин всех построил на аэродроме:
- А где Цыганков?
- Я ему отпуск дал, - командир эскадрильи отвечает.
- Как дал?! Я ему приказал быть на аэродроме! – это уже Рассудков.
И вот за это меня на губу на 5 суток посадили и пистолет отобрали. Сижу, сижу… Вызывают на комсомольское собрание, там этот комиссар Дёмин настаивает, чтобы меня исключить из Комсомола.
 |
Г.В.: Это за такую-то ерунду?
Н.Ц.: Это уже понятно, к чему дело клонится. Невыполнение приказа Рассудкова – из Комсомола выгнать и в штрафную роту. Но все были против исключения! Значит, суда не будет. Выговор дали.
Дальше сижу на губе, приходит Дёмин, паразит, и говорит:
- Вот зайдёт к тебе комиссар дивизии, будет спрашивать… - что он там говорил, я не помню слова, но он не хотел, чтобы я распространялся, как дело было.
Полковник (комиссар) пришёл, выслушал меня. Я ему объясняю. Он говорит:
- Не расстраивайся, все будет в порядке, - и меня в этот же день отпускают.
Г.В.: И почему же они к Вам так привязались?!
Н.Ц.: Ну, вот как-то я сижу, Дёмин ко мне подходит:
- Брось эту официантку. Я тебе лучше найду.
Я – мальчишка тогда был. А надо было послать его, куда подальше… Вот из-за всякой ерунды эта тройка, ком.полка, комиссар и «особняк» /офицер из особого отдела – прим./, мучили нас очень долго, просто искали, до чего бы доцепиться. И одного так довели, что он застрелился.
 |
Г.В.: А фамилия?
Н.Ц.: Не помню теперь уже… Когда нам сказали, что нас переводят в другой полк, я «перекрестился» и очень обрадовался. В 21-м полку у нас был командиром ГСС Слепенков Я.З. (Слепенков Яков Захарович, 1910 г. рожд., окончил 1-ю ВШЛ на Каче, ГСС, воевал в 21-м ИАП ВВС КБФ. За время ВОВ сбил 13 самолётов лично и 5 вгруппе (по официальным данным). Награждён орденами 2 ОЛ, 6 БКЗ, орденом Суворова 3 ст., КЗ, медалями), он был самым лучшим командиром полка! После него был ГСС Павлов П.И.. Но он лётчикам ни одного звания "Героя" не дал. Сам получил и это звание, и орден Адмирала Ушакова. У нас в полку много результативных лётчиков было, не только я, и Казакевич, и другие. Но нас к званию не представляли. Когда я рассказал это ГСС Романенко И.Г., будучи у него на даче, он удивился: «Тебе, и Героя не дали?!»
Вот у нас лётчик Казакевич сделал 150-180 вылетов на разведку и очень много вылетал на прикрытие бомбардировщиков, и сбитые самолеты врага у него есть. А ему Павлов Героя не дал. Якобы, Казакевич выпить любил. Но пьяный ведь не летал. Лётчик Емельяненко, он таран над Ригой совершил, но и ему не дали звание Героя, только орден Ленина. Павлов вообще никому не дал звание Героя. Отчего же у самого командира полка Павлова П.И. столько наград было?!
Мы в 1944 году стояли на аэродроме Паневежис. Там с нами дивизия Василия Сталина базировалась. Вот тогда наш командир Павлов и подружился с младшим Сталиным. Ну такой говорун, такой любитель потравить анекдоты, ну, свой в доску. Там ещё был командир 1-го Гв. МТАП ГСС И.И. Борзов. Вот они подружились с Василием Сталиным, и вместе «гуляли".
Меня как-то вызвал командир дивизии и говорит:
– 6 «Бостонов» во главе с командиром полка Борзовым не вернулись, - а на Паневежисе связь тогда была плохая, - Ищи их, Николай.
И я их искал по всем аэродромам, вдоль линии фронта летал, никак не мог найти. Но в итоге нашёл на Шауляе, они заблудились и оказались там. Смотрю, на аэродроме «Бостоны» стоят, сел, подрулил и спрашиваю:
– Где командир?
- В столовой они.
Иду в столовую, а Борзов Иван Иванович там уже с Василием Сталиным сидит… Я подхожу к Борзову и говорю, что меня командир дивизии Суханов отправил их искать. А он мне:
- Передай ему, что мы завтра прилетим, сегодня не можем.
Наш командир дивизии Суханов, «Папочкой» мы его звали, он в годах был, не летал, но был душа - человек. Ему как-то звонит Василий Сталин и говорит:
- Дай «Бостон», надо сфотографировать линию фронта.
- Это такую махину в разведку? Это только истребители такое делают, а Бостон большой и его собьют! – возразил Суханов.
- Не переживай, я ему восьмерку своих истребителей в прикрытие дам, - уговаривает Сталин. - Ты от истребителей прикроешь, а снизу зенитки его собьют, - в итоге Суханов не дал «Бостон».
И Сталин устроил так, чтобы нашего командира дивизии сняли.
Г.В.: Василий Сталин Суханова «убрал» за это?
Н.Ц.: Это произошло, когда меня ранили. В сентябре 1944 меня везли самолётом в госпиталь в Ленинград, и Суханов тогда летел, ещё меня яблочками кормил. Хороший он мужик был. Тогда уже сняли его.
Г.В.: Сняли именно за то, что «Бостон» Василию не дал?
Н.Ц.: Точно абсолютно! Ещё нашлись «штрейкбрехеры». Суханов Василия Сталина мальчишкой назвал, а это потом Василию передали. Он не одного Суханова снял. Я потом, когда получал путевку в санаторий, Суханова встретил. Мы с ним обнялись:
- Ну как, что, Николай?! А я полтора года живу в гостиницах. Причём каждые месяц - два переселяют из одной в другую. Полтора месяца я без дела. Жду направления. Вот сейчас меня должны направить к финнам полпредом.
Такой человек полтора года мучился. А всё из-за Василия Сталина.
Г.В.: Ну, Бог им судья. Ладно… Расскажите про госпиталь, куда Вы после ранения попали, как там было?
Н.Ц.: Когда меня первый раз подбили и ранили, я даже и в госпитале не лежал. Я тогда еле-еле сел, получив осколочное ранение. Взрыв снаряда пришёлся с правой стороны, и мне осколками поранило руку и ногу, как шрапнелью. Сел я весь в крови, санитарка подбежала. Меня отвезли в госпиталь, который размещался за Политехническим институтом. Там много наших лётчиков лежало, и Еремянц там лежал после ранения. Меня обработали, и я сразу вернулся в полк, не пролежав в госпитале ни дня. Я только дней пять, как на больничном, пробыл и всё.
Г.В.: Вы когда после войны конструктором работали на «Волне», чем конкретно занимались?
Н.Ц.: После войны мне тоже досталось, очень плохо заживала нога, ходил тяжело, с палочкой. Специальности не было, я же до войны окончил только два курса техникума. Семья у меня уже была, сын. Надо было устраиваться на работу. Окончил я годичные конструкторские курсы, пошел работать конструктором в конструкторское бюро «Волна» на ул. Малой Морской. Оклад - 690 рублей - это же ерунда (эквивалентно 69 руб. после денежной реформы 1961 г.). Надо дальше учиться. Окончил вечерний техникум, стал конструктором второй категории. Позже меня направляют в институт, «Корабелку», где я три года «грыз» науку. От работы платили стипендию 1000 рублей. Пока был Сталин жив, проектировали мы надводные корабли. Как теперь говорят, не имевший аналогов крейсер почти достроили по нашему проекту в Николаеве. Но умирает Сталин, и приходит Хрущёв, который прекращает строительство кораблей. Их режут, ломают, китайцам продают...
Г.В.: И при Хрущёве китайцам корабли на лом продавали?!
Н.Ц.: Да. Нас переключили на строительство подводных лодок. Опять отправляют учиться на полгода в институт. Нас было 6 человек.
Г.В.: Какой системой кораблей Вы занимались, механической, электрической?..
Н.Ц. Механической, были мы механиками. Я потом еще институт окончил по специальности «Специальная энергетика». Я был «хозяином» реакторного отсека. Это где располагался атомный реактор. Первые лодки у нас были дизельные, а потом атомные пошли.
Г.В.: Понятно, спасибо Вам огромное!
Н.Ц.: …Вот Вы спрашивали, что было самым главным для меня на войне?! Когда я летал на сопровождение и приводил всех бомбардировщиков целыми и невредимыми – это для меня была самая большая награда! Дороже любого ордена! И я вспоминаю, мы не потеряли ни одного пикировщика или штурмовика, когда я вылетал на сопровождение! Ни одного! Вот, к примеру, аэродром Котлы штурмовали, я шестёркой сопровождал, и бои были. Ни одного не потерял!
А полковник, штурмовик, пишет в своих воспоминаниях…, в общем, чушь написал. Что Слепенков его четвёркой прикрывал. Ёлки-палки, Слепенков на Яках «под небесами» был /в сковывающей группе – прим./. А что мы шестёркой непосредственно над ним его прикрывали – ни слова! Тогда мой друг Дуравин еще жив был, в Академии учился, и этому полковнику сказал:
- Что же ты пишешь ерунду?! Мы же тебя оберегали и сопровождали, группа Цыганкова, - а Дуравин тогда у меня как раз ведомым ходил.
В тот раз штурмовика зенитки подбили, но Слепенков, действительно молодец, круг сделал, чтобы штурмовик его догнал, до линии фронта дотянул и на вынужденную сел. Но от истребителей-то непосредственно во время удара мы его прикрывали!
Г.В.: А вообще, как штурмовики и бомбардировщики к истребителям относились? Были «тёрки» между вами?
Н.Ц.: Нет, не было никогда. Они нас очень уважали. Вот стояли мы в Борках. Штурмовикам как-то дают на сопровождение гвардейцев, а они говорят: «Нет! Дайте нам пару Цыганкова». Мы со штурмовиками стояли на одном аэродроме, в одной столовой питались, жили рядом друг с другом и знали всех в лицо.
Когда стояли на Гражданке, аэродром обстреливали, и мы жили в частных домах по 2 - 4 человека, вместе утром на одном автобусе ехали на аэродром. У нас была одна семья. Вот и Ненашев, мой инструктор, тоже ездил с нами на автобусе. Только он был штурмовик, с По-2 попал на «горбатого», а я, салажонок, на истребителе летал. Погиб он потом, я его лицо до сих пор помню, много нашего брата на Балтике погибло за всю войну...
Г.В.: Спасибо Вам за всё!
Н.Ц.: А говорят, я в интернете есть. Не знаю, кто меня туда «засунул»?!
Г.В.: Конечно, есть! Как же без Вас?! Вот мы ещё добавим. И фотографии разместим.
Н.Ц.: Вы лучше меня в Мурино «разместите» /смеётся – прим./. Это моя последняя просьба!
Г.В.: Живите, пожалуйста, долго!
(предыдущее интервью с Н.П. Цыганковым на интернет - ресурсе «Я помню» см. http://iremember.ru/letchiki-istrebiteli/tsigankov-nikolay-petrovich.html)
| Интервью и лит.обработка: | Г. Вабищевич |
Некоторые вопросы попросили задать ветерану Василий Силантьев и Олег Корытов.
Техническую помощь при распечатке оказал Василий Силантьев.
