Филиппов Олег Александрович

Гвардии сержант, мастер авиаприборов и кислородного оборудования.
134 гвардейский бомбардировочный Таганрогский Краснознаменный ордена Александра Невского авиационный полк. (Преобразован в гвардейский из 86 БАП 23 октября 1943 г.).

ВЫПИСКА ИЗ КРАСНОАРМЕЙСКОЙ КНИЖКИ:
Участник ВОВ:
Юго-западный фронт 22.6.41 - 15.7.41, Сталинградский- 5.9.42 - 1.2.43, Южный -1.2.43 - 1.11.43, 4-й Украинский 1.11.43 - 2.6.44, 3-й Белорусский 2.6.44 - 9.5.45.
Награжден медалями "За оборону Сталинграда" (1942), "За боевые заслуги" (1943 и 1945) "За взятие Кенигсберга"(1945), "За победу над Германией")
Демобилизован согласно Указа Президиума Верховного Совета СССР от 20.3.46 как родившийся в 1921 году.

КРАТКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА
Тов. Филиппов в 134 ГвБАП с 1940 г. На протяжении всей службы служил примером дисциплинированности, исполнительности и организованности в работе. Развитый, энергичный. В период Отечественной войны, участвуя на Юго-западном, Сталинградском, 4 Украинском и 3 Белорусском фронтах обслужил 1584 успешных самолетовылетов. Материальную часть приборов и кислородного оборудования знает отлично и грамотно эксплуатирует ее в любых условиях.
В военное время целесообразно использовать мастером авиаприборов и кислородного оборудования.
Командир 134 ГвБАП гвардии подполковник (подпись)

Олег Александрович: Расскажу то, что помню, и вам может быть интересно.
Родился я в 1921 году. Отец - бухгалтер, мать - сначала работала медсестрой, а потом стала домохозяйкой. Перед войной жил в Москве на ул.Спиридоньевской в старом двухэтажном доме, примыкавшем к жилому дому сотрудников СНК (Совет Народных Комиссаров). Рядом, аналогичный дом ЦК (Центральный Комитет, тогда ВКП(б), построенный на месте разрушенной церкви Святого Спиридона. С детворой из дома СНК мы дружили, а с детьми из дома ЦК, пока не подросли, дрались. Запомнились два брата, не помню точно, или монголы, или казахи. Мы частенько их лупили за то, что они хвастались своими боксерскими перчатками - у них были две пары, и они друг с другом боксировали во дворе. Как подросли - стали с ними дружить.
Осенью 1939 года, после призыва на военную службу я был направлен в ШМАС (школа младших авиационных специалистов), находящуюся в Киеве. Там проходил обучение до весны 1940 года. Готовили нас для войны с Финляндией, но война закончилась раньше, чем наступил наш выпуск.
На последнем этапе обучения началось практическое обучение на реальных самолетах - СБ. Аэродром находился рядом с Киевом, и туда ходили пешком. Как раз в это время погода была на удивление холодной, и отопление почему-то раньше времени отключили. В один из таких «походов» я простудил легкие, заболел плевритом, и был отправлен в госпиталь. Там видел обмороженных военнослужащих, прибывших с финской войны.
Пока болел, полк, в который я должен был попасть, улетел в Бессарабию, только что присоединенную к СССР. Задачу не скрывали - бомбовыми ударами сломить сопротивление, если такое будет. Но, к счастью, до бомб дело не дошло.
В апреле 1940-го по окончанию ШМАС мне было присвоено звание сержант, но из-за болезни вопрос о моей пригодности к службе решала комиссия. Решили не демобилизовать меня, а дать три месяца отпуска для поправки здоровья.
И я поехал в Москву. Приехал. Пофорсил в родном дворе в форме авиатора. Мне как военнослужащему выдали документы, типа продуктовых карточек. Отовариваться нужно было в специальном распределителе. Стал ездить туда в штатском, и однажды попал под проверку. "Ты что же сержант, ходишь в штатском, а талонами пользуешься как военнослужащий …" и в комендатуру - чтобы "мозги прочистить" два часа строевой подготовки.
Так и жил я двойной жизнью: большую часть времени в штатском, а как "поесть", так форму одевал.
После замечательного отдыха дома у родителей направили меня в формировавшийся в Белой Церкви 86 бомбардировочный полк, в пятую эскадрилью на должность механика по оборудованию, специализация авиаприборы и кислородное оборудование. Матчасть - бомбардировщики СБ. Какие двигатели на них стояли не помню. Вариант с обтекаемыми мотогондолами.

- Что такое кислородное оборудование на СБ, на Пе-2?

О.А.: Кислородное оборудование - надежное средство уменьшения потерь от зенитного огня (улыбается) - чем выше летать, тем труднее попасть. Да и истребитель не каждый доберется. И на СБ и на Пе-2, оборудование было одинаковое, отечественное: у каждого члена экипажа свой кислородный прибор - «КПА-3 бис». Состоял он из кислородного баллона, кажется, на 4 литра под давлением 150 атмосфер, редуктора, шлангов и кислородной маски.
Кислород привозили на аэродром в 200-литровых баллонах, из которых мы перекачивали специальными насосами в самолетные. Время расходования кислорода из самолетного баллона зависело от физиологических особенностей каждого члена экипажа и выполняемых действий.
Специалист по кислородному оборудованию был один на всю эскадрилью. В годы войны если предстоял высотный полет всей эскадрильи, то ему помогали и другие механики.
Основным потребителем кислорода было звено разведки - они часто на 7 тысячах (метров) ходили.

- Баллон высокого давления - это источник повышенной опасности, а тут еще боевые условия. Бывали ли у Вас случаи аварий, отказа оборудования? Например, есть версия, что причиной гибели товарища моего отца дважды Героя Советского Союза А. Т. Карпова стал именно отказ кислородного оборудования в полете на большой высоте. Произошло это на самолете «Спитфайер-9» английского производства. (В этот момент мы еще не были знакомы с данными архива ЦАМО об обстоятельствах гибели Дважды Героя Советского Союза гибели Александра Терентьевича Карпова комэска 27 Гвардейского истребительного авиаполка.
«При перелете с аэр.Таллин на аэр. Гатчина сел на вынужденную на воду Финского залива в р-не Кронштадта. Самолет и летчик затонули. Причина вынужденной посадки неизвестна. Самолет Як-9д № 3015373».)

О.А.: У нас в полку отказов или аварий не было ни разу - оборудование отечественное, надежное. Точно не помню, но в красноармейской книжке записано, и можно уточнить, - я, например, сделал больше 1500 заправок и ни одного отказа.

Из довоенных событий стоит упомянуть, что в Белой Церкви мне довелось участвовать в массовке на съемках фильма «Чкалов». На аэродроме снимался момент показательного воздушного боя моноплана и биплана, а нам отводилась близкая по духу роль аэродромной братии, которая с крыльев огромного бомбардировщика ТБ-3 наблюдала за ходом этого боя.
На съемках были актеры, загримированные под Сталина и Ворошилова. Увижу где «Сталина» и стараюсь оттуда поскорее смыться. Вроде понимаю, что актер, но идет навстречу «сам Сталин», и не знаешь что делать. Приветствовать или нет? Боязно, сделать что-нибудь неправильно…
Из Белой Церкви в 1940 году 86 БАП был направлен в только что присоединенную к СССР Западную Украину, в район Тернополя.
Базировались на аэродроме возле города Трембовля (ныне Теребовля), в котором была железнодорожная станция. Полк состоял из 5 эскадрилий по 12 самолетов в каждой и звена управления - три СБ. Все летчики и штурманы полка были офицерами, стрелки-радисты - рядовые и сержанты.
Личный состав полка разместили в Трембовле - офицеров с семьями на квартирах, рядовой и сержантский состав в казарме ранее дислоцировавшегося здесь польского кавалерийского полка. Поставили в казарме трехъярусные койки, и все уместились.
Под аэродром приспособили обычное поле, правда, далековато от города. И потому на полеты персонал и экипажи возили на машинах.
Помимо прямых служебных обязанностей мы еще производили вооруженное патрулирование в городе.

- Как к вам относилось местное население?

О.А.: Пока война не началась, нормально. Какие контакты с ними были.… Местные жители работали у нас вольнонаемными. В нашей столовой, например…. А при патрулировании в городе иногда нас владельцы питейных заведений приглашали зайти к ним выпить пива. Правда, через черны вход и не бесплатно.

Я с местными сотрудничал по линии футбола. Во-первых, футбольные матчи - команда полка против сборной города. Во-вторых, когда местным нужно было играть с другим городом, нескольких игроков из полка приглашали для усиления местной команды. Я в таких матчах участвовал. Я любил спорт и активно участвовал в спортивных мероприятиях...
Была до войны в штате полка замечательная должность, всем на зависть - физорг полка. Он никому не подчинялся.
С наступлением лета 1941 года рядовой и сержантский состав из казармы вывели в палаточный лагерь, находившийся рядом с аэродромом. Начались тревоги. Объявят тревогу, прибежим на аэродром, подготовим самолет к вылету, а потом - отбой…
За одну-две недели до начала войны часть летного состава убыла на заводы, производившие Пе-2, для обучения на новой технике. А за пару дней до начала войны в полк прилетел первый
Пе-2, чтобы обучать летный состав на месте. Самолет оказался двухкилевым, и, как бы сказать, - более устремленный в небо. Прилетел.… Посмотрели.… Зачехлили.…
Судьба у этого самолета была короткой…
О 22 июня вспоминают по-разному. Лично у меня предчувствия, что «завтра война» не было. 22 июня я должен был играть в составе городской команды на областном первенстве по футболу. И настроение было соответствующее.
Но 21 июня в субботу начальство отдало приказ: отрыть в районе стоянок самолетов щели. Мы копали и ворчали - «и это вместо увольнения». А офицеры - к семьям в Трембовлю, на аэродроме - только дежурные. А завтра…
22 июня 1941 года в 3 часа ночи объявили тревогу. Прибежали на аэродром, подвесили бомбы, прогрели двигатели, опробовали пулеметы. Самолеты были готовы к боевому вылету. Покрашенные сверху зеленным снизу светло-голубым, красиво стоят в линейку все пять эскадрилий. Проходит время, но отбоя не дают.… И каждый занялся своим делом.
Кто-то из механиков стал копаться в машине - у механиков всегда есть работа. Кто-то улегся на траву, а несколько человек, и я с ними, отошли к свежевырытым щелям, сели. И вдруг видим - с дальней стороны аэродрома, со стороны первой эскадрильи на малой высоте появилась тройка самолетов. Только кто-то успел высказать предположение, что «вот и наши с учебы прилетели», как от самолетов отделилось множество предметов и на стоянках первой, потом второй, третьей эскадрилий раздались взрывы. Взметнулось пламя, в воздух полетели где крыло, где колесо.… Тут налетевшие самолеты открыли пулеметный огонь. Щель рядом. Спрыгнули в нее. Лежу, чувствую, что на мне еще кто-то лежит, и странная мысль: «Если что, может, его не прострелят насквозь…»
Бомбежка закончилась так же неожиданно, как и началась. Вылезли из щелей, а на летном поле самолеты горят. Но наши, пятой эскадрильи, стояли последними и до них не добрались.
Только пришли в себя, а тут еще одно звено противника в атаку идет. Все от стоянки машин бросились бежать в поле, в рожь, и попадали. Немцы бомбы побросали, а потом стали людей из пулеметов в поле расстреливать. Сверху ведь видно…
Потери в людях от этого налета были. Кого-то убило, кого-то ранило. Запомнилось, как на наших глазах падающей бомбой одному голову оторвало, когда он бежал, а тело еще несколько шагов сделало. А бомба эта не взорвалась….
Летный состав из Трембовли прибыл, когда бомбежка уже закончилась. Пожары потушили, сохранившиеся самолеты проверили. Потеряна была почти половина самолетов: часть не подлежала восстановлению, а часть не стали восстанавливать - хотя повреждения небольшие, но времени даже на мелкий ремонт не было.
Летному составу отдали приказ - исправные машины перегнать на запасной аэродром. При взлете и рулежке еще несколько самолетов потеряли - подорвались на неразорвавшихся бомбах.
Как это получилось? Бомбы мелкие - килограмма по два, бросали их с бреющего. Наверно, у некоторых ветрянки и не скрутились, остались, например, на одном витке резьбы. А может, бомбы были специальные… Самолет выкатывался, задел колесом, взрыватель работал - и нет колеса. Самолет не способен улететь, и в сложившихся условиях - потерян…
В критических ситуациях люди себя по-разному ведут. Запомнилось поведение стрелка-радиста Одинокого - фамилия запоминающаяся. Он сам, без команды, сообразил залезть в самолет и из бортовых пулеметов стрелял по атакующим самолетам. Потом он летал в экипаже командира полка и прошел всю войну.

О.А.: Уточнить про таран не смогу. Помню, на нашем аэродроме, (а полк базировался на трех площадках), пока приводили самолеты в порядок, в воздух по очереди поднимались дежурные самолеты и летали в районе аэродрома. Такой своеобразный пост ВНОС организовали. Но что в воздухе творилось не видел.
Убитыми и раненными занимались другие, а у технического состава своих проблем хватало.
Когда все способные подняться самолеты улетели, техническому составу приказали отправиться в лагерь, собрать личные вещи и перебазироваться на запасной аэродром.
Натерпелись ужасов во время налета, но пережили, и очень захотелось нам есть - молодые были - по 18-20 лет. (Я за всю войну только одного «старого» помню - то ли 1905-го, то ли 1907-го года рождения, - фамилия его была Семенов).
Заскочил в свою палатку, открыл банку «Сгущенное молоко с кофе» (мама прислала) и выпил, сколько смог. А потом забежали в столовую, да не в свою солдатскую, а в офицерскую. Офицерский буфет остался открытым. Обслуживающий персонал весь убежал. Еды навалом. Пропадет ведь!… И по кружечке пива выпили. Молодые были… (Смеется). А в следующий раз пива уже после войны довелось…. Правда, я и пивом, и водкой всю жизнь особо не баловался. Перед войной решили попробовать - купили четвертинку на троих - мне не понравилось. Да и спорт ограничивал. Так что на ваш вопрос, когда и сколько наземному персоналу спиртного выдавали, когда нормы выдачи меняли, не отвечу. Я и не курил. А до войны некурящим пайковое курево заменяли шоколадом, или когда его не было, дополнительным пайком сахара.
Как раз с шоколадом связан единственный известный мне случай судебного разбирательства и наказания штрафбатом служащего технического состава нашего полка.
Было это в самом конце войны. Однажды утром экипаж, принимая свой самолет, обнаружил, что бортовой «НЗ» (неприкосновенный запас для случая вынужденной посадки - высококалорийные продукты, галеты, шоколад и т.п.), "выпотрошен". Быстро выяснили, что в этом повинен часовой - моторист другого самолета. (Дополнительной обязанностью технического персонала была охрана самолетов.) Фамилию не называю - парень в целом хороший.
Это не просто плитку шоколада стащить, дело посерьезнее - отсутствие НЗ понижает возможность экипажу спастись. Присудили штрафбат. В полк он не вернулся, но поскольку это произошло в самые последние дни войны - возможно, он даже не успел на передовой оказаться.
Что касается питания, у нас в полку столовая для летного состава во время войны была в принципе доступна и наземному персоналу. Ограничений на то, что покупается за деньги, никаких не было. А на раздаче смотрят только на талон. И если есть талон в столовую летного состава, то никто не спрашивает «летный» ты или «технический». Воздушные стрелки-сержанты, хоть и летный состав, но кампанию все же с нами поддерживали, и нам их талоны иногда перепадали.

Вы спрашивали о рисунках на самолетах. У нас в эскадрильи окраска штатная, рисунков не было. И вообще что-то самолетов с картинками у нас в полку не помню.

Про летчиков мало что рассказать могу, у нас с ними разная работа, в разное время, питание отдельно, отдых тоже. И разговоры разные ….
Вы спрашивали, помним ли мы летчиков-истребителей тех полков, с которыми на одном аэродроме базировались? Очень часто на одном аэродроме несколько полков базировались, часто и других видов авиации. Помню, с женским полком самолетов У-2 стояли. Но времени на любопытство «что и как там» у других, прсо не было…

На наш аэродром даже немецкий истребитель "Мессершмитт" садился. (Смеется). Заходит на аэродром Ме-109. С крестами… Мы в рассыпную, зенитки по нему стрелять начали. Хорошо не сбили, успел сесть. Оказалось летчик Алелюхин, Герой Советского Союза, перегонял свежий трофей. Начальники-то, наверно, перелет согласовали, но, как часто бывало, до исполнителей не довели. На Украине это было, в районе Сталино…
Налетов вражеской авиации на наш аэродром кроме лета 41-го не помню. Мы все же бомбардировщики, и стояли, как правило, на приличном расстоянии от фронта. Более того, запомнилось, что когда во время Сталинградской битвы мы стояли мы на левом берегу Волги рядом с железной дорогой, то немцы неоднократно пролетали прямо над нами, но бомбили, не нас, а станцию и эшелоны. Наверно, эшелоны с подкреплением были более важной целью, чем наш аэродром.
Вернусь к 22 июня. … Хлебнули пивка и бегом к машинам, и на запасной аэродром. Поехали все машины: полуторки, бензо- и маслозаправщики, автостартеры. По дороге несколько раз колонну обстреляли, как их называли «семеновцы» - это из местных. Но никого даже не ранили, и на новый аэродром добрались без потерь.
Самолеты на запасной аэродром садились сходу. И опять поломки. В этот же день полк и на новом аэродроме снова подвергся бомбардировке, теперь уже бомбили с высоты метров 500-600, бомбами покрупнее. Опять досталось матчасти. Но потерь было намного меньше.
И снова оставшиеся самолеты взлетели перебазироваться, теперь уже вглубь Украины, в Нежин. Остался один самолет. С ним техник, инженер эскадрильи Шапиро и я. Зачем он меня оставил я не понял: "Будешь нас охранять".
Самолет удалось отремонтировать. Техника взяли на борт, и самолет улетел. И мы остались пятеро: инженер эскадрильи, я и три шофера машин: бензозаправщика, масло-водозаправщика и легковушки-пускача. И поехали караваном на новое место базирования.
Таким и запомнился первый день войны.
После этого случая иногда на места вынужденной посадки Шапиро стал брать меня для охраны самолетов. Не знаю почему. Я ведь не техник, работаю только с кислородным оборудованием. Может быть, Шапиро считал, что я везучий, приношу удачу, вот и брал как талисман. (Смеется).
Кто-то из летчиков научил инженера Шапиро пилотировать У-2, и я летал вместе с ним. Довелось мне полетать и на СБ вместо стрелка-радиста…. Но было это до войны. Когда идут учебные полеты у стрелка работы нет, но нужно соблюсти «центровку» машины и нас уговаривали полетать вместо них. В кабине стрелка «катали» меня, а стрелок отдыхал на земле. У меня даже фотография где-то была, где я в летном обмундировании вместе с летчиком и штурманом возле самолета стою. Ну, прям, как будто после боевого вылета (Смеется).
На нежинском аэродроме сосредоточилось несколько полков. Наш потрепанный, еще один бомбардировочный, тоже побитый, и еще кто-то. С этого же аэродрома на следующий после перелета день наш командир полка на «пешке» вылетел на боевое задание, вроде на разведку, и не вернулся.…
Через небольшое время на нашем аэродроме приземлился полк одноместных Ил-2 и почему-то морские летчики. Нет, нет, я ничего не путаю - именно морские летчики.
В первый период войны на СБ, пожалуй выделить, что-нибудь не смогу. Наших самолетов становилось все меньше, и наконец остаток - самолеты и летный состав передали более боеспособному полку, а "безлошадных" летчиков и технический состав 86-го СБАП отправили в тыл на переформирование. Попали мы на Северный Кавказ, в Буденовск.
Переформирование - и смех и слезы. Разместили нас в здании недостроенного театра. Кто в партере, кто на "галерке", а командир полка конечно - на сцене. (Смеется).
Самолетов для нас не было и в ближайшее время не ожидалось. До фронта далеко, а до дешевого вина близко. От базара расположение полка отделялось только изгородью наподобие загона для скота (пара горизонтальных жердей), так что за вином сходить было совсем просто. Молодые были, порой сил своих не рассчитывали. Один раз при заступлении в патрулирование наш солдатик из-за избыточно принятого вина при построении винтовку уронил. Чем это для него закончилось? Сейчас уже не вспомню.
Командование занимало наше время, чем могло. Учили теорию - Пе-2 по книжкам и схемам, в городе с оружием патрулировали, а для штурманов устраивали ориентирование на местности - хождение по азимуту… через виноградники. На такие прогулки брали с собой противогазные сумки - противогазы оставляли в части, а сумки набивали виноградом.
Этот благословенный край мы покинули весной 42-го. Немцы заняли Ростов и перерезали железную дорогу в центр. И нас через Кавказ направили к Каспию, а дальше на барже вместе с беженцами в Красноводск. Вместе с нами через Каспий повезли эвакуированных. Среди них было много евреев. К ним с симпатией относились - мы знали, что с ними немцы делают. Во время перехода море было неспокойное, штормило. В море умерло двое гражданских. Помню, были рассказы о каких-то загадочных особо разрушительных для здоровья свойствах штормов на Каспии.
Из Красноводска нас направили в Казань, где получали матчасть и проводили практическое обучение. В сентябре 42-го года обучение закончилось и нас через Москву отправили на фронт. Экипажи и техники самолетов улетели на самолетах, а остальные отправились эшелоном. В пути мы питались на станциях в специальных пунктах.
В Москве командир разрешил мне навестить родителей, но предупредил, что бы утром я был на вокзале. Маму застал больной, но встреча была радостная. Во время войны моего отца призвали в армию, но по возрасту на фронт он не попал, охранял что-то в Подмосковье и имел возможность навещать маму. В самое трудное время помогло то, что мой отец работал со спортивными обществами, и в годы войны знакомые спортивные руководители ему помогли. На складах осталось большое количество спортивных трусов, маек, футболок и они уже не числились как материальные ценности - никому в городе "футбольные трусы" во время войны не нужны. И их возили в деревню и обменивали на масло, яйца, творог, молоко… Ну и с командирами отец делился… Так ему удалось маму спасти…
Я до сих пор помню, как отец и мать стояли, и пока могли видеть наш поезд, махали мне руками. Друзья мне очень завидовали - семью повидал.
Уезжая из Москвы, мы не знали, куда попадем. Про это знали только командиры. И попали в Сталинград. Базировались на другом берегу Волги.
После Сталинграда наш аэродром располагался в Житкуре. Это посреди степи, нам туда практически все доставляли на верблюдах. Жили в землянках, но это не в обычном понимании землянка, а скорее яма в земле. Высунешь голову, и над снегом в степи только твоя голова торчит. Ну, прямо как сурки… (Смеется). Степь, дерева нет, и чтобы топить печки-буржуйки воровали тару от бомб. Ее надо было сдавать, за недостачу грозили трибуналом, но даже командиру полка тепла хочется…
Стены землянок мы закрывали чехлами от тех самолетов, что с вылетов не вернулись. Умудрялись в таких ямах и бани устраивать. Но в них мылись не тогда когда грязные (улыбается), а по расписанию: "Первая эскадрилья в такой день, вторая и т.д."
Зимой технику обслуживать сложно. С винтиками-гаечками в перчатках не поработаешь, а без перчаток пальцы быстро застывают. Поэтому погреешь их дыханием или в карманах, и опять за работу. А порой плюнешь на палец, приморозишь гаечку, наживишь ее с пальца, только после этого за инструмент берешься. Приспособились так: закроешь самолет чехлами, разожжешь обогреватель, на большой примус похожий, и работаешь в относительном тепле. Этими же обогревателями и двигатели отогревали. А вот что бы масло в двигателях бензином разбавляли, я такого не помню…
И катастроф в полку не припомню. Были поломки, например при посадке, но что бы летчики гибли в катастрофах - нет, не припомню, при мне не было. Не помню я и особиста, даже не знаю, кто у нас был. Почти все политработники у нас были нелетающие, только замполит полка на боевые задания летал. Какая политработа велась? Да никакой. У нас же все время необходимо было поддерживать самолеты в боевом состоянии, а это как конвейер. Вот перед войной у нас политрук пожилой был, развлекал нас политинформациями. "У нас с Германией все хорошо, торговля растет, ля-ля, ля-ля". А утром немец как вдарил… и не припомню, куда этот политрук девался.
Чем болели в войну, я не скажу. Я за войну точно не болел.
Про потери… кто, когда, и как погиб, эти подробности в памяти не остаются…. На смену погибшим рходили новые. Потери в полку по времени были очень не равномерные. Последние значительные были уже в самом конце, в Восточной Пруссии.

У нас было четыре командира полка.
Первым командиром нашего полка был Лапочкин - участник войны в Испании, он умер от болезни еще до начала войны. Был в полку еще один «испанец» - летчик Кондрашев, он в Испании стрелком-радистом летал, потом на летчика выучился. Сбили его…
Второй командир полка, фамилию не припомню, он совсем недолго был…

 - Возможно подполковник Сорокин.

О.А.: Да, да, Сорокин. В первые дни войны вылетел на разведку на той первой в полку «пешке», что первые налеты "пережила", и не вернулся. Кто-то даже предположил, что к немцам перелетел. Но что только в то время не предполагали…. Каких только слухов не было…
Третьим был майор Белый. Перед войной был капитаном, инструктором по технике пилотирования. Мне кажется, что он вместе с экипажем (штурман Красноперов, а стрелка не помню) пропал без вести. (Д. Карленко сообщил, что в справочнике комитета ветеранов 6 ГБАД указывалось, что Белый Дмитрий Федорович проживал в Подмосковье в пос.Монино.)
Четвертым командиром, с которым наш полк закончил войну стал Палий (По-видимому, ошибка: «В декабре 1944 года командиром нашего полка стал гвардии майор Палий, который до этого командовал эскадрильей в братском 134-м полку». Бондаренко Н. А. Летим на разведку -М.: Воениздат, 1976), наш комэск-5. На должности нашего комэска его сменил Тапилин.
Кого еще сохранила память…
В начале войны инженером нашей 5-й эскадрильи был Арон Шавелеевич Шапиро, потом он инженером полка стал. Последний раз я его видел в 1946 году, совершенно неожиданно столкнулся в Москве на станции метро "Маяковская". Помните, там под куполом авиационные сюжеты. Наш полк перебазировался на Дальний Восток и мой бывший начальник стал уговаривать меня вернуться в авиацию. Обещал помочь. Но я уже настроился на учебу, на гражданскую жизнь….
- Наши коллеги, выяснили, что Арон Шавельевич живет в подмосковье, в Люберцах. В принципе можно с ним связаться.
О.А.: Это какая-то фантастика…60 лет... Ребята, не сразу пойму, какое ко мне это отношение имеет... Пока не готов эту новость воспринять…
Еще мои коллеги механики по приборам: Гаврилов, Шевелев, (он успел до войны химический институт закончить, но призвали в армию). Волков - мастер по приборам, оружейники: Седунов Иосиф, Беляков, Павленко, Иванов Константин, Кляйкин - из Мордовии. Вот мы с ним на фото - в Буденовске на переформировании. Москаев Иван - моторист, Епихин - укладчик парашютов, Усенко - писарь, Лившиц Даниил - старший лейтенант, инженер по радио, Моденов - сначала старший лейтенант, потом капитан, инженер по оборудованию, Кибирев - нач. штаба дивизии. Они все начали войну с первого дня и прошли все четыре года.

На переформировании в Буденовске.

- У вас в полку даже парашюты укладывали мужчины?

О. А.: Были и женщины, но только оружейницы.

- Что же получается как писарь так мужчина, а как бомбы подвешивать, то женщины?

О.А.: Да нет. Они набивали патронные ленты, чистили пулеметы… Взрыватели в бомбы вворачивали. То есть, выполняли работы, требующие не силы, а точности и терпения. А бомбы под самолет, конечно, мужики подвешивали. Сотки и полусотки втроем вешали. А полутонные на внешней подвеске под крыльями лебедками подвешивали. Бывали еще картонные бомбы. Их заполняли горючей смесью и использовали по танкам. Она о землю ударяется и лопается, и горючая жидкость разбрасывается вокруг и загорается. Даже если не в танк попадет, а рядом, все равно тот загорится.

- Было ли предчувствие Победы?

Пожалуй, нет. Все как обычно. Тяжелые бои, много работы у технического состава…И вдруг … Победа!!!

Дополним рассказ Олега Александровича фрагментами из воспоминаний ветеранов полка, живущих в других городах, и официальных документов: собранных нашими коллегами-историками:

"…В 4-30 утра три Ю-88 забросали площадку Зубово "лягушками", затем минут сорок расстреливали из пулеметов. Зенитной артиллерии не было, на аэродроме страшная паника…"
"…Через час после первого налета все повторилось, но на этот раз один Ю-88 был сбит огнем с земли. Один из членов экипажа спасся с парашютом, его взяли в плен. Немец имел высокое звание и имел много наград. Допрашивал его начштаба Иоффе…"
"…Командир эскадрильи Жуков поднял дежурное звено СБ, которые попытались сорвать налёт группы Ju-88 на аэродром Зубово. Налёт предотвратить не удалось, но старший лейтенант Малиенко на СБ таранил Ju-88, при этом погиб вместе экипажем (штурман Котик, стрелок-радист Петров).»…"
"…До конца дня самолёты полка всё же смогли нанести бомбовый удар по войскам противника в районе Томашува. В следующие дни бомбардировщики наносили бомбовые удары в районах Сокаль, Рава-Русская, Радехов, Броды…"
"…Официальные цифры побед 86 СБАП в воздухе: 22 июня - три бомбардировщика; 23-30 июня - 9 истребителей Ме-109)…"
…К 11 июля в полку - осталось 3 самолета СБ …

Очень похожие события 22 июня 1941 года вспоминает, не указывая номер бомбардировочного полка Леонид Порфирьев, полковник в отставке, доктор технических наук, профессор кафедры ОЭПиС, главный редактор журнала «Известия вузов. Приборостроение»:
http://www.ifmo.ru/index.php?out=article&id=171

«Для меня война началась 22 июня 1941 года в 4 часа 30 минут. В то время я служил в авиационном бомбардировочном полку в должности техника самолета, имея воинское звание военного техника II ранга (равнозначно современному званию техника-лейтенанта). Полк стоял на летнем аэродроме в 30 километров южнее города Тернополя и в 80 километров от западной границы в районе Львова.
Основной состав полка накануне был отпущен в город базирования в 15 километров от аэродрома. Я с частью техников и механиков ночевал в палаточном городке вблизи (1 километров) от аэродрома. В 4:00 22 июня 1941 года была объявлена тревога.
Все, кто находился в палаточном городке, побежали к своим самолетам, стоявшим на местах постоянной стоянки в два ряда (50 метров между рядами и на расстоянии в 10 метров между крыльями в ряду). Всего на аэродроме находилось 82 двухмоторных бомбардировщика. Прибежав к стоянкам своих самолетов, летчики (их было не более 10 человек), техники и механики первым делом запустили моторы и разрулили самолеты на заранее специально подготовленные стоянки на границах аэродрома, так что расстояние между самолетами стало не меньше 200 м. Затем они начали подвешивать бомбы и заправляться топливом. На все эти дела от момента объявления тревоги было затрачено примерно 40 минут. У запасных стоянок были заблаговременно вырыты щели для укрепления при бомбежках.
Закончив все дела, мы вместе с механиком (наш летный состав ночевал в городке) сели около щели и стали наблюдать за небом, на котором к этому времени начали появляться отдельные самолеты.
Сначала на высоте 800-1000 м пролетел одномоторный самолет, который был, по-видимому, немецким разведчиком. Потом на бреющем полете к аэродрому прилетел наш истребитель типа И-153, сразу же совершил посадку и порулил к командному пункту. В это же время на бреющем полете на высоте 20-25 метров с запада стала приближаться девятка двухмоторных самолетов. Не долетев до аэродрома, девятка разделилась на три звена по три самолета, для того чтобы выйти на ряды, где самолеты обычно стояли на постоянных стоянках (к счастью, все самолеты к этому времени были рассредоточены на временные стоянки на границах аэродрома).
Когда эти звенья вошли в зону аэродрома, они открыли кассеты с бомбами (каждая весом около 2 килограмм), и начались разрывы бомб. Одновременно с этих самолетов был открыт огонь из имевшихся на борту пулеметов. Вокруг нас засвистели пули, и мы с механиком спрыгнули в щель. Когда разрывы бомб кончились (немцы пошли на второй круг), все, кто был у самолетов на аэродроме, бросились к расположенным на наших самолетах турелям с бортовыми пулеметами, и когда немцы приблизились к аэродрому при заходе на второй круг, открыли по ним огонь.
В результате этого было сбито два немецких бомбардировщика, упавших в ближайшие овраги (аэродром находился на возвышенности). Но с нашей стороны на аэродроме было выведено из строя 26 самолетов, часть из которых была разнесена в прах разрывами бензобаков и собственных подвешенных по тревоге бомб.
С этого началось для меня участие в боях на фронтах Отечественной войны. К 16 июля 1941 года наш полк перебрался на аэродром у города Нежин, имея всего 12 самолетов. Часть этих самолетов вместе с экипажами была передана на Центральный фронт, где немцы рвались к Москве. Остальной летный и инженерно-механический состав полка был отведен в тыл (город Буденовск) для переучивания на новые самолеты - пикирующие бомбардировщики «Петляков-2».
После переучивания и получения новых самолетов с 16 августа 1942 года по март 1943 года полк участвовал в боях под Сталинградом, освобождал Донбасс и юг Украины (1943), Крым (1944).
После Крыма я был переведен во вторую гвардейскую воздушно-десантную дивизию и участвовал в боях на территории Венгрии, Польши и Чехословакии. Боевые действия для меня закончились 9 мая 1945 года в 130 километров от Праги.»