Нисиченко (Мараховская) Елена Михайловна

Я родилась в 1924 году в селе Васильевка Фрунзовского района Одесской области. История нашего села ведётся со времён правления Екатерины Второй. Она подарила эти земли своему фавориту Потёмкину, который стал заселять их немцами, русскими, украинцами и молдаванами. Так все и жили рядом. Наша Васильевка, например, расположена в балке. Так вот на одной половине балки жили молдаване, бежавшие от османского владычества, на другой – украинцы и поляки. За много лет соседства люди между собой породнились. Например, моя мать-молдаванка, вышла замуж за отца-украинца.

Мои родители были батраками, работали в соседствующей с нашим селом немецкой колонии. На немцев работал и мой дед. Я хорошо помню, как он, уже будучи старым, больным человеком, всегда говорил, что все силы из него на тяжёлых работах высосали немцы. В батраки люди шли не от хорошей жизни. Своей земли для обработки не было, приходилось за копейки обрабатывать чужую. Да ещё в каких условиях! Жили мы тогда очень бедно, вместо обуви носили постолы ( грубая обувь из целого куска кожи, стянутого сверху ремешком – прим.ред.) Так вот, зимой, когда приходилось убирать навоз, рабочие сначала засовывали в него ноги, чтобы их согреть, и только потом убирали!

Как жилось до войны?

Жили очень бедно. Землю отец получил только после окончания Гражданской войны, понемногу стал её обрабатывать. Все члены семьи, включая меня, искали возможность хоть как-то заработать на жизнь. Я, например, собирала вишню и ходила пешком, за 15 километров, продавать её в районный центр. Иногда вместо вишни мама связывала пучки чеснока для продажи. Вот за эти заработанные мною деньги, мама покупала мне шкарпетки ( носки, чулки – укр.яз.) или ленту в волосы. Самым большим лакомством в детстве была халва, но ели мы её по очень большим праздникам. Это случалось, когда мама пекла хлеб. Когда она замешивала тесто, мы крутились возле неё и просили: «Мама, дай три яйца!» Яйца можно было обменять в лавке у еврея на сто граммов халвы. Счастливые, мы возвращались домой, мама доставала из печи тёплый хлеб, намазывала на него халву и раздавала нам. Вы не представляете, как это было вкусно! Сейчас никакой самый вкусный торт не сравнится с этим.

Школу я окончила в Васильевке, причём мы учились то на украинском, то на молдавском языке. Я очень хотела стать учительницей, и перед войной поступила в педагогическое училище в Балте. Тогда она была столицей Молдавской АССР. В 1940-м году, после присоединения Бессарабии к Советскому Союзу, наше училище перевели в Тирасполь, в специально построенное для нас здание, оснащённое по всем требованиям того времени. У нас при училище даже имелась собственная обсерватория. А какие у нас были замечательные преподаватели!

Студентки педагогического училища

Было ли ощущение скорого начала войны?

Ощущение приближающейся войны было в том, что нас, по сути, к ней готовили. Всех нас учили стрелять, мы сдавали специальные нормативы, за которые получали знаки отличия, вроде орденов: значок «Ворошиловский стрелок», «Будь готов к труду и обороне», значок общества «Красный крест». Мы много времени занимались военной подготовкой, даже уходили на полевые военные учения. Так что предчувствие войны как будто витало в воздухе.

Помните день начала войны?

В ночь на 22-е июня Тирасполь стали сильно бомбить. Самой страшной бомбёжке подверглись стоящий за городом аэродром и железнодорожная станция. Одна бомба попала и в здание нашего училища. Конечно, мы сначала подумали, что это учения. Но вскоре по радио выступил Молотов и сообщил о том, что началась война. Я хорошо помню, что на третий день войны через наш город проходили солдаты, с песней «Священная война».

Выпускные экзамены мы сдавали уже в подвале Дворца бракосочетаний. А диплом я так и не получила… 28-го июня, после экзаменов нас выстроили и сказали: «Кто готов идти на фронт – шаг вперед!» Из строя нас вышло пять человек: я, Маруся Руссу, Люба Слюсаренко, Паша Дидык и ещё одна девочка, имя которой я не помню. В тот же день мы оказались в воинской части. Мне и моим девочкам довелось хлебнуть на войне горя и лиха, не все они дожили до Победы. Маруся Руссу попала в танковую часть, была ранена, осталась без ног… Паша Дидык стала разведчицей и побывала в таких переделках, что невозможно себе даже представить. (Дидык Прасковья Герасимовна, старшина, радистка разведотдела штаба 1-го Украинского Фронта. В годы войны выполняла ответственные задания командования в тылу противника. Из наградного листа на представление к ордену «Красной Звезды»: «1-го августа 1943 года авиадесантом была выброшена в тыл противника для выполнения задания командования по разведке войск противника. Находясь в тылу противника по 23 сентября 1943 года, добывала очень ценные сведения о противника, передавала их командованию через радиостанцию. Оставшись в тылу одна, без руководителя, умело и решительно принялась выполнять задания по разведке самостоятельно. Когда кончилось питание радиостанции, она, проявляя инициативу, рискуя жизнью, перешла линию фронта и сообщила передовым частям наших войск ценные разведданные о положении войск противника».

Выдержка из наградного листа на представление к ордену «Отечественной войны» II-й степени: «П.Г.Дидык с 1942 по февраль 1945 выполняла задания в тылу противника, трижды авиадесантом направлялась в глубокий тыл. За этот период передала до 100 радиограмм с важными разведданными. В условиях жёсткого режима, систематически подвергаясь риску, она своевременно обеспечивала связь».

После войны П.Г.Дидык стала автором книг «В тылу врага» и «Сквозь огонь войны», была автором сценариев к фильмам «Риск» и «Марианна», посвященных подвигу разведчиков в годы Великой Отечественной войны. Ушла из жизни в 2000-м году, похоронена на Центральном кладбище г.Кишинева – прим.ред.) На сегодня в живых осталась я одна…

Нас отвезли в село Красная Горка, где в то время находился штаб 9-й Армии Южного Фронта. Отсюда, с берегов Днестра, начался мой трудный боевой путь, завершившийся в мае 1945 года в Праге.

Летом 41-го в полосе обороны 9-й Армии наступали преимущественно румынские войска. Поскольку я знала молдавский язык, меня назначили переводчиком. С тяжёлыми боями наша армия отходила к Днепру. Мы стояли перед водной преградой, которую нам только предстояло перейти. Но немцы нам не дали сделать это организованно. В один из дней они начали такой сильный обстрел, что казалось, ничего живого на земле не останется. Передать, что там творилось, словами невозможно... Все, кто остался жив, в панике бросались к Днепру. А немцы строчили по нам из автоматов и пулемётов, как по зайцам. Всё поле было усеяно трупами… Как я добежала до реки, не помню. О том, чтобы перейти Днепр по мосту, не могло быть и речи: там скопилось такое количество людей и техники, что пробиться было невозможно. Я, в числе других отчаявшихся, бросилась в воду и решила переправляться вплавь. Но ведь плавать я совершенно не умела! До сих пор не знаю, кто меня спас, но всю жизнь прошу Бога, чтобы он хранил этого человека…

Очнулась я уже на другом берегу Днепра, под раскидистым деревом. Плохо соображая, стала рассматривать себя. Гимнастёрка и штаны на мне были разорваны, волосы забиты какой-то соломой или тиной. Несколько раз я пыталась подняться, но с каждой попыткой меня начинало рвать. Так, лёжа, я начала оглядываться по сторонам. Весь лес был заполнен танками, машинами, людьми. Все были заняты своими заботами, поисками своей части, никто не обращал на меня внимания. Я взглянула на реку, и увидела ужасную картину: Днепр был красным от крови, а по воде, вниз по течению, плыли трупы, трупы, трупы…

Мне же снова повезло. В составе нашей 9-й Армии была авиационная дивизия, которой командовал полковник Иван Терентьевич Батыгин. (Согласно информации сайта http://www.polkmoskva.ru/ и http://www.bvvaul.ru/ И.Т.Батыгин – выпускник Борисоглебской военной школы лётчиков, во время войны с Финляндией командовал 41-м авиационным полком 9-й Армии, награждён орденом «Красного Знамени». В Великой Отечественной войне принимал участие с первого дня в должности командира 45-й Смешанной Авиационной Дивизии. За бои начального периода войны награждён орденом «Ленина»: «… один из энергичных, смелых и решительных командиров ВВС Красной армии. Высокограмотный лётчик и хороший организатор боевой работы борьбы с германским фашизмом. Политически грамотный и активный большевик. Части 45-й авиадивизии под командованием полковника Батыгина на различных участках фронта успешно громили и громят противника. 24-25 июня 45-я авиадивизия в составе 2-х полков СБ выполняла задачу разрушения переправ и уничтожения его танковых и пехотных групп в районе Скулень на Бессарабском участке фронта, содействуя боевым действиям частей 35-го стрелкового корпуса. Задача была выполнена отлично, от командования 35-го СК была объявлена благодарность за боевую поддержку и взаимодействие.

26 июня 45 авиадивизия в составе 2-х полков СБ и АЭР 2, выполнила задачу разрушения сложных объектов румынского города Яссы. Задача была выполнена хорошо. Группу бомбардировщиков в количестве 66 самолетов возглавлял полковник Батыгин, которая смело атаковала военные объекты и нанесла серьёзные разрушения…» - http://www.podvignaroda.ru/. Также награждён двумя орденами «Красного Знамени», «Отечественной войны» I-й степени и «Александра Невского». 8-го июня 1944 года погиб от ран, полученных во время бомбёжки при налёте авиации противника, получив попадание осколка в висок. Похоронен в г.Луцке Волынской области на аллее Героев Советского Союза – прим.ред.) Адъютантом у него была его супруга - Полина Артемьевна Седова. Она была из той партии женщин-лётчиц, которые пришли в авиацию по призыву партии в начале 30-х годов. (Выдержка из наградного листа, по которому лётчик 396-го Отдельного Авиаполка особого назначения управления ВВС РККА капитан Седова П.А. была награждена орденом «Красной Звезды»: «… с августа 1941 воевала в должности командира звена связи 45-й САД, 35-го ОАЭ, 219-й БАД 9-й Армии Южного Фронта. Всего сделала 169 вылетов на связь по линии фронта и вывозке раненых. С марта 1943 работает летчиком в 396-м ОАПОН У ВВС КА. Летает на самолетах У-2, УТ-2, Як-6 к фронту и по линии фронта на связь и с целью доставки ответственных командиров КА на командные пункты. Техника пилотирования и ориентировка отличные. Летает в сложных метеоусловиях. При выполнении заданий проявляет мужество и настойчивость. За период с марта м-ца 43 г. по настоящее время сделала 134 вылета. Политически и морально устойчива. Умеет хранить военную и государственную тайну. Как коммунист в партийной жизни принимает активное участие. Примерная в дисциплине, старательная и исполнительная в работе. Делу партии Ленина-Сталина и Социалистической Родине предана» - http://www.podvignaroda.ru/ ) Штабы лётных и сухопутных частей находились рядом, и Полина Артемьевна, часто там меня встречала и очень тепло и радушно ко мне относилась. Я ведь была маленькой, худенькой девчушкой, и она меня по-матерински жалела, угощала сладостями. К тому же у них с мужем тоже была дочь, и, возможно, я ей напоминала её ребенка. И вот на моё счастье, там под деревом, за Днепром, она меня заметила. Подбежав ко мне, она стала меня трясти, попыталась поднять, но меня снова вырвало, и подняться я не смогла. Тогда Полина Артемьевна поволокла меня к легковой машине мужа, стоявшей неподалёку. К тому времени от авиационной дивизии уже ничего не осталось, все самолёты были уничтожены, и командование переезжало на новое место, в Ворошиловград. Батыгина в машине не было, он куда-то вышел, а Седова положила меня на дно машины и стала ждать. Вскоре подошёл Иван Терентьевич, и жена сказала ему, что нашла меня под деревом, и хочет забрать с собой. Батыгин сказал, что меня нельзя брать с собой, что я должна возвратиться в свою часть. Но Полина Артемьевна расплакалась, и заявила, что ни за что меня не оставит. Полковник был вынужден уступить, и вот таким образом я оказалась в авиации, в которой прослужила всю войну.

Мы доехали до Ворошиловграда, где командование приступило к формированию новых лётных частей. Стали прибывать лётчики, техника. Меня определили в штат обслуживающего персонала, в который входили главный инженер, главный ремонтник, главный оружейник и главный мастер по приборам, которого лётчики в шутку называли «трубка Пито». Сначала меня определили в помощницы к главному инженеру. В мои обязанности входил сбор данных по лётным частям о количестве утерянных самолетов, исправных и неисправных машин. Исходя из представленной мною информации, главный инженер готовил группы к боевым вылетам, к ремонту, оформлял заявки на получение новых машин.

Но с самого начала моей службы со мной стали приключаться различные курьёзные ситуации. Например, звоню в полк, запрашиваю информацию. Мне говорят: «Первый – в порядке, второй - в порядке, а третий лететь не может, у него нет какого-то специального горючего». Я – ни много ни мало помощник главного инженера, распоряжаюсь: отправить двух человек в батальон аэродромного обслуживания и заправить самолёт. А ведь сама совершенно ничего не понимаю ни в самолётах, ни в топливе! Так надо мной ребята еще долго смеялись, дескать, какая у инженера помощница - строгая и осведомлённая.

Потом меня перевели в полк, мастером авиационного вооружения. Я должна была готовить вооружение самолета к бою: поднимать боеприпасы, чистить пушки. Там я прослужила около года, а вскоре в моей судьбе снова появился мой добрый ангел – Полина Седова. Она приехала в полк, увидела меня, стала расспрашивать, где служу, что, как? Я ответила, что служу оружейником. Она прямо охнула: «Да как же ты поднимаешь бомбы? Ведь ты же весишь меньше этого снаряда!» - «Так я же не одна служу, мы снаряды поднимаем вместе с девочками-сослуживицами: когда надо – 50-килограммовые, а когда надо – 100». Без лишних разговоров Полина Артемьевна посадила меня в машину и отвезла к Ивану Терентьевичу. Он распорядился оставить меня при штабе, в штурманском отделе. Руководил отделом майор Майоров. (Майоров Степан Алексеевич, старший штурман 219-й Авиационной Бомбардировочной Дивизии. За годы войны награждён двумя орденами «Красного Знамени», орденом «Отечественной войны» I-й степени, медалями – прим.ред.). В мою задачу входила доставка топографических карт для предстоящих боевых вылетов. Происходило это так. Вместе с лётчиком, одесситом, Виктором Григорьевичем Крыжановским, на самолёте связи У-2 мы каждое утро, на рассвете, летели на склад с картами. Лётчик сажал самолёт в удобном для него месте, а я шла пешком до самого склада. У меня был список, какие карты и в каком количестве необходимо привезти. Нагрузившись картами, а их всегда было много, я отправлялась в обратный путь. Не знаю, как от этих тяжестей я не стала горбатой! Иногда же приходилось ходить по два, три и больше раз, ведь карты были нужны всем полкам без исключения. А Виктор Григорьевич, согласно инструкции, не имел права ни на шаг отойти от самолёта, но он часто нарушал это правило, завидев меня издалека, согнувшейся под тяжелой ношей. На обратном пути я выполняла роль воздушного стрелка. Во второй кабине, где я находилась, был установлен пулемёт, и я должна была следить за небом. Но измученная походами на склад, не выспавшаяся, я ставила палец на гашетку и засыпала. Виктор Григорьевич, зная о том, что я могу уснуть, периодически проверял мою бдительность криками «Небо!» Если он заставал меня врасплох, то жутко ругался и обещал по прилёту набить мне морду. Приземлившись, Крыжановский сначала вылезал сам, а потом открывал мой люк и помогал мне спускаться. Я вытягивалась по стойке смирно и докладывала: «Товарищ старший лейтенант! Начинайте бить морду!» (смеется). Старший лейтенант отправлял меня к чёрту, но обещал обязательно так поступить в следующий раз. Вот такая война, так мы воевали! (Согласно информации сайта http://www.podvignaroda.ru/ командир звена связи Управления 219-й Бомбардировочной Авиационной Дивизии старший лейтенант В.Г.Крыжановский принимал участие в Великой Отечественной войне с 23-го июня 1941 года, награждён орденом «Красной Звезды» и медалью «За оборону Кавказа». В феврале 1945 года представлен к ордену «Красного Знамени»: «Командир звена связи управления дивизии старший лейтенант Крыжановский с первых дней Отечественной войны летает на связном самолете По-2. За этот период им произведено 3 607 вылетов с налетом 2 076 часов. Летает без аварий и поломок. Руководимое им звено за этот срок произвело 8 000 полетов с общим налетом 4 291 час. Неутомимой работой личного состава звена связь с частями во всех этапах боевой и учебной деятельности осуществлялась безотказно. В этом сказалась большая заслуга тов.Крыжановского. В работе старший лейтенант Крыжановский инициативен и находчив. С большой любовью относится к своему труду. Летает в любых условиях, днем и подготовлен к полетам ночью. Обеспечивая связью части в период Львовской и Краковской операций, старший лейтенант Крыжановский произвел 740 полетов с налетом 348 часов. В воздухе ориентируется отлично. Матчать эксплуатирует грамотно и аккуратно. При выполнении задач в 1942 году трижды подвергался атакам истребителей противника и один раз был сбит. Много раз летал на поиск самолетов, садившихся вынуждено при возвращении с боевых заданий. Все задачи старшим лейтенантом Крыжановским выполнялись настойчиво и своевременно» - прим.ред.)

Так мы прошли от Кавказа до Европы. В 1945 году дошли до Торгау (город в округе Лейпциг – прим.ред.) Это был один из самых укреплённых опорных пунктов немцев. Всё его вооружение было укрыто под землёй. Наши войска месяц били по этой крепости, и не могли взять. Немцы даже бросали листовки, что Торгау нам не видать, как своих ушей. На подкрепление туда перебросили и нашу дивизию. По прибытии нам нужно было дойти до штаба, но к нему пришлось буквально ползти по дну траншеи: кругом свистели пули снайперов. Так было на протяжении всего периода боёв за Торгау. Там со мной произошёл один интересный случай.

В один из дней мы со связистом двигались к штабу. И вдруг меня словно током ударило – я услышала в соседней траншее молдавскую речь! Рванулась туда, забыв об опасности, но меня стащил с бруствера какой-то старший лейтенант. «Ты что, сумасшедшая? Куда прёшь?» - закричал он. А я в ответ: «Там молдаване! Там молдаване!», и в слёзы. Вы не представляете, что такое на фронте услышать родную речь, увидеть своих родных, близких или хотя бы земляков. Схвативший меня лейтенант продолжал на меня кричать, и даже слегка пнул ногой, но я так сильно плакала, что он приказал одному из солдат отвести меня в траншею, из которой я слышала молдавскую речь. Мы подошли к блиндажу, в котором сидели наши ребята. Я заговорила с ними на молдавском, спросила, откуда они. Бойцы, изумлённо глядя на меня, стали спрашивать в ответ, откуда я здесь появилась. Я больше ничего не могла сказать, меня снова стали душить слёзы. Ребята стали меня обнимать, а мне казалось, что меня обнимает мама… Я и сейчас не могу об этом рассказывать без слёз… Солдаты стали доставать из карманов сахар, махорку, угощать меня.

Польша, 1945 год

Война, как известно, дело мужское. Каково приходилось женщине на фронте?

Ну что вам, сказать, молодой человек? Что у нас не было бюстгальтеров? Что мы ходили в брюках и кальсонах? Да, потом конечно, всё появилось, нам стали выдавать и женское бельё, и юбки, и даже шили женские гимнастёрки. Или про то, как в начале войны, отступая, у нас не было предметов женской гигиены, так необходимой в особенные периоды? Вместо них мы рвали кукурузные листья, разминали их руками и подкладывали. И ревели… Потом, конечно, для женщин стали делать специальные пакеты, которые нам выдавали, появились и чулки и всё что необходимо. А однажды во время войны мне даже довелось надеть настоящее вечернее платье.

В польском городе Ченстохова, имя которого было присвоено нашей дивизии, мы остановились на отдых. Там мы пробыли несколько дней, и я даже успела сфотографироваться на память. Мы зашли в какое-то ателье и сфотографировались, как были, в военном обмундировании. После этого фотограф-поляк стал меня уговаривать сняться для витрины его фотоателье. Я стала отказываться, ведь у меня не было никакой гражданской одежды. Но он позвал свою жену, и попросил дать мне какое-то из платьев. Меня переодели в красивое вечернее платье чёрного цвета с белым бантом на груди. Эта фотография у меня хранится до сих пор.

А как справлялись с повышенным вниманием со стороны мужчин?

Всякое случалось. Бывало, что на фронте девочки находили свою любовь, выходили замуж. А бывало, что и уезжали домой с животом. Каждые три месяца нас проверял гинеколог. Мой начальник, майор Майоров, в этом плане всегда меня воспитывал: и та уехала и эта. Мол, смотри мне, а то вернёшься домой: сзади вещмешок, а спереди пузо… Но я дала ему честное слово, что всё будет в порядке. Но когда приезжал врач, Майоров лично просматривал его заключения. Но слово, данное командиру, я сдержала, и за своего мужа, Петра Павловича, вышла девушкой. А вообще случаи, конечно, были разные. Я помню, у нас одна девушка из-за несчастной любви покончила с собой. Застрелилась…

Где и как приходилось спать на фронте?

Если мы стояли возле населённого пункта, то, как правило, останавливались на постой у местных жителей. А во фронтовых условиях жили и в палатках, и в блиндажах, как приходилось.

Какие у Вас боевые награды?

У меня медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Кавказа», «За взятие Берлина», «За освобождение Праги». Есть у меня десять благодарностей от Сталина.

Однажды, по-моему, весной, наш с Крыжановским самолёт сбили. Мы сели в какое-то болото, комбинезоны и унты насквозь промокли. Но мы всё же смогли привести самолёт в часть, за что Виктор получил орден «Красной Звезды», а я медаль «За отвагу».

Ну а медаль «За боевые заслуги» мне вручили за мой труд по обеспечению лётных частей картами, о котором я вам уже рассказывала. (Выдержка из наградного листа, по которому заведующий складом топографических карт Управления 219-й Бомбардировочной Авиационной Дивизии, мл. сержант административной службы Елена Михайловна Мараховская была награждена медалью «За боевые заслуги».: «… С начала Отечественной войны по призыву РК ВЛКСМ поступила официанткой в военторг при 9-й Армии ЮФ. С начала организации 219-й БАД 22.5.1942 зачислена рядовым бойцом, где справлялась хорошо по учету самолетов и моторов. С июня месяца 1943 года работает заведующим складом топографических карт управления дивизии. За весь период времени работала энергично, и бесперебойно снабжала штабы и летный состав топографическими картами. За все время не было ни одного случая необеспеченности картами. Все штабы и летный состав частей дивизии полностью удовлетворялись необходимыми полётными и другими картами для ведения боевой и учебной работы. В трудных условиях перебазирования на фронт и в условиях ведения боевой работы, тов.Мараховская всегда умело доставляла топографические карты с армейских складов и снабжала ими части дивизии. За 1944 год ею получено с армейских складов и выдано в части 28 000 экз. топографических карт. Хранит и учитывает карты хорошо. Выполняя свои непосредственные обязанности, тов.Мараховская много исполняет текущей работы по штурманской службе, оформляя материалы боевой и учебной работы, а также помогает печатать на машинке материалы штаба дивизии. Бдительно несла караульную службу. Тов.Мараховская является дисциплинированным младшим сержантом Красной Армии. С первых дней участвует в Великой Отечественной войне» - http://www.podvignaroda.ru/ )

Как и где Вы встретили День Победы?

Мы тогда находились недалеко от Берлина. Всё уже давно шло к тому, что война должна вот-вот закончиться. Но её конец всё-таки наступил неожиданно. Ночью поднялась дикая стрельба, все стали выбегать из домов, чтобы узнать что случилось. А в это время радиорупор уже кричал о том, что маршал Жуков принял у немцев капитуляцию. Сложно описать словами, что творилось тогда! Было такое ощущение, что все люди сошли с ума: кричали, танцевали, пели песни, обнимались, стреляли… Но и после 9-го мая война ещё не кончилась. Нас в спешном порядке перебросили под Прагу. После взятия города нам дали три дня отдыха. И вот мы с девочками решили посмотреть знаменитый на весь мир Пражский оперный театр. Отправились в город, и увидели горы камней от разрушенных зданий, город сильно пострадал от войны. Нашли здание оперы, вошли внутрь. Там никого не оказалось, а нашим глазам предстала картина жуткого запустения: перевёрнутые стулья, задёрнутый занавес и тишина. Мы с девочками плакали навзрыд от того, что такая красота была так бессовестно и бесчеловечно уничтожена.

Потом нашу дивизию перебросили к озеру Балатон, под Будапешт, и вот там война наконец-то действительно закончилась. Оттуда кого-то отправили на войну с Японией, кого-то демобилизовали, а кого-то оставили служить дальше.

Что для Вас было самым страшным на войне?

Вы помните фильм «В бой идут одни старики»? Там в одной из сцен один актёр говорит, что самое страшное на войне – это ждать. И я с ним абсолютно согласна. Нет ничего страшнее этого ожидания, особенно когда оно затягивалось или заканчивалось печальным известием. А иногда бывало, что наши ребята дотягивали до своего аэродрома, и падали на взлётной полосе, сгорая на наших глазах…

Страшно было наблюдать и за тем, что сделала война на своём пути. Мне довелось побывать в Дрездене, и я своими глазами видела, как этот красавец-город был буквально стёрт с лица земли.

О чём мечтали во время войны?

Иногда, сидя в палатке или землянке, в минуты затишья или отдыха, мы с ребятами мечтали о том, кто кем будет после войны. Каждый рассказывал о своей мечте и пояснял, почему выбирал ту или иную профессию. Когда дошла очередь до меня, я сказала, что хочу после войны стеречь баштан. Все очень удивились моему выбору, но я искренне рассказала, что было у меня на душе. За время войны я так устала от шума, от рёва моторов, от взрывов и стрельбы, что больше всего на свете мне хотелось тишины. Я бы построила себе шалаш, постелила бы внутрь соломы, и слушала бы только пение птиц и далёкий лай собак. И больше ничего, никаких звуков! Ребята долго надо мной смеялись, а потом принялись меня убеждать, что после войны нам предстоит очень многое сделать: восстанавливать разрушенные города, сеять хлеб, строить заводы. Мне напомнили о моей довоенной специальности учителя, но я всё равно хотела только стеречь баштан. А ещё я всегда очень хотела к маме…

Мои родители эвакуировались летом 1941 года. Я уже была в армии, мы стояли у станции Раздельная, когда вдруг увидела одну из наших соседок. Она мне сказала, что мои родители находятся в лощине, недалеко от станции. Вместе с одним солдатом я побежала туда, отыскала родителей, сестру и брата, обняла их. У них с собой к тому времени не осталось никакой еды, и я решила попросить у наших ребят хлеба. Побежала обратно к своим, выпросила две буханки хлеба. А немцы в это время нещадно бомбили станцию, на которой скопилось множество эшелонов с ранеными и военными грузами. Вернувшись обратно, я увидела страшную картину. На месте лощины была огромная воронка, в которой вперемешку лежали убитые люди: женщины, старики, дети, и животные – коровы и лошади, которых гнали в тыл. Я пыталась искать среди этого кровавого месива своих родных, но всё тщетно, их там не было. Как выяснилось потом, моя семья успела уехать из оврага ещё до начала бомбёжки, и им повезло выжить. Вскоре отца забрали в армию, а мама осталась с двумя маленькими детьми. Им пришлось скитаться по украинским степям, голодать и мёрзнуть. Уже после войны мама мне рассказывала, что в какой-то момент дошла до такого отчаянья, что решила утопиться. Но от рокового шага её уберегла лишь одна мысль: если она зайдёт в воду с братом Мишей, то как тогда быть с Дашей? Ведь занести их в воду вдвоём ей не хватит сил… В конце концов мама решила возвращаться домой. Год она шла по военным дорогам, а когда пришла, то на месте нашего дома увидела руины… Но добрые люди помогли ей обустроиться, развести хозяйство.

Всё это время я ничего не знала о родителях, но всегда тосковала по ним. Однажды я стояла на посту с карабином. На улице моросил дождь, барабанил по поверхности самолётов. А мне вдруг вспомнилась мама, и я стала плакать навзрыд. Когда подошёл разводящий, ни о каком пароле и отзыве речи быть не могло – слёзы не давали мне сказать ни слова… Меня отвели в землянку, положили возле печки, укрыли шинелями и приказали спать до следующего дня. В дивизии все знали, как я тоскую по родным. Дошла эта информация и до комдива. И после освобождения Украины и Молдавии, он дал мне и ещё одному солдату из Одесской области отпуск сроком на десять дней. На поезде я доехала до станции Затишье, а оттуда пешком, ночью, шла до Васильевки 30 километров. На рассвете дошла до родного села. По дороге у меня возникла озорная мысль разыграть маму – прикинуться незнакомой девушкой и попроситься переночевать, посмотреть, узнает меня мама или нет. Подойдя к нашему двору, я увидела родной колодец, достала воды, напилась. Но когда огляделась вокруг, то не поверила своим глазам. Ни двора, ни самого дома было не узнать, всё было полуразрушено, заброшено. От перехватившего горло спазма я села на порог, и всхлипывая, стала царапать руками входную дверь. На звук вышла мама…

За время своего отпуска я успела съездить в райисполком, оформить для мамы помощь. Вскоре ей привезли 600 килограммов кормового ячменя, больше ничем тогда помочь не могли.

Отец мой вернулся с фронта живым, но под Варшавой он был тяжело ранен. Эта рана в итоге и свела его в могилу через несколько лет...

Кто был лучшим другом на фронте?

Я хорошо дружила с нашей связисткой, Нюсей Тарнопольской. Из ребят могу назвать Лёню Головню, в конце войны он сгорел в самолёте. (По данным сайта https://obd-memorial.ru старший лётчик 6-го Бомбардировочного Авиационного Полка 219-й Бомбардировочной Авиадивизии лейтенант Головня Леонид Валентинович не вернулся с боевого задания при вылете на разведку в районе Кракова 20-го января 1945 года. ) Мы вообще на фронте все жили очень дружно.

Расскажите о вашей послевоенной жизни.

В ноябре 1945 года меня демобилизовали из армии. Я вернулась домой, и мама очень просила меня остаться в нашем селе учительницей в школе. Но я уже не могла учить детей – все мои педагогические знания и навыки за четыре года начисто вышибла война. Отдав маме все заработанные на фронте деньги – при демобилизации мне выдали всё, что хранилось на сберегательной книжке, я уехала в Тирасполь. Там, как член партии, я обратилась в горком в поисках работы. И тут, как это не раз бывало в моей судьбе, мне снова повезло. В горкоме я встретила Агриппину Никитичну Крэчун, ректора нашего педагогического училища. Вместе с училищем она эвакуировалась в 1941 году, вместе с ним вернулась обратно в 45-м. Она меня хорошо знала, и, увидев в горкоме, сказала, что мне надо учиться. Вместо диплома, который мне должны были вручить в июне 1941 года, мне выдали справку, и приняли на работу в училище на должность секретаря учебной части. Такая работа позволяла мне посещать лекции, вспоминать всё забытое. Но и работа секретаря отнимала много времени, поэтому через полгода я попросила освободить меня от этой должности, для того, чтобы я могла всё своё время посвятить учёбе. Так я окончила институт сначала в Тирасполе, а потом в Бельцах.

Работая секретарём учебной части, я познакомилась со своим будущим мужем, Петром Павловичем Нисиченко. Он пришёл подавать документы где-то в ноябре, когда учебный год уже начался. Я сразу обратила на него внимание: высокий, статный, одет в модную куртку и сапоги. Но у меня к нему сразу вспыхнула резкая неприязнь. Дело в том, что нашу группу в училище в шутку называли «шинельной». В ней учились в основном ребята, прошедшие фронт. Все они ходили в том, в чём вернулись с войны – в гимнастёрках и шинелях, многие были изувечены в сражениях, без глаза, без руки или без ноги. А тут вдруг явился этот холёный – целый, невредимый, здоровый, по-модному одетый! Я грешным делом думала, небось отсиделся в тылу, пока мы воевали! А когда стали ходить в одну группу, познакомились поближе. Тогда и выяснилось, что он тоже фронтовик, пулемётчик, был ранен на фронте. Так мы и поженились.

После окончания училища мы приехали учить детей в село Кицканы. Но тогда в селе даже не было школы, и детей учили в пустующих домах. Мы, педагоги, бегали из дома в дом. Тогда мой супруг инициировал строительство первого здания школы. Вместе с родителями детей, они построили школу из четырёх классов и маленькой учительской комнаты. Этого, конечно, было недостаточно, и тогда муж обратился за помощью к председателю нашего совхоза, Лаврентию Прокопьевичу Рымарю, тоже участнику войны. Но тот категорически отказывался. Видя такое положение, я посоветовала мужу использовать своё личное обаяние, и обратиться с просьбой к жене Рымаря, Оксане Андреевне, которая заведовала сельским клубом. Перед этим я его тщательно проинструктировала, как себя надо вести, ведь все эти переговоры он вёл по нашей обоюдной договорённости, в интересах дела. И в результате через месяц она сообщила моему мужу, чтобы тот спешил к председателю, решение о строительстве школы принято. Вот так и была построена наша школа, в которой мы с мужем проработали всю жизнь. Супруг вложил в неё всю свою душу, заказывал со всего Советского Союза саженцы деревьев для школьного сада, хотел, что его школа стала самой лучшей, и она действительно такой была. Пётр Павлович был и одним из инициаторов создания мемориального комплекса «Кицканский плацдарм». У нас с ним родилось трое детей, есть пять внуков и четыре правнука.

С мужем, Петром Павловичем Нисиченко

Войну часто вспоминаете?

Да, особенно ночью, когда не могу уснуть. Тогда вновь перед моими глазами проходят картины тех военных лет, и я снова и снова плачу…

Послесловие:

Елена Михайловна Нисиченко ушла из жизни зимой 2015-го года и похоронена на кладбище села Кицканы.