Барышников Валерий Павлович

А. Б.: Валерий Павлович, скажите, пожалуйста, когда и где Вы родились?

В. П. Б.: Родился я в деревне Лэзя Удмуртской республики 10 июня 1920 г. Через год мне как раз будет 90.

А. Б.: Как Ваша семья жила до войны?

В. П. Б.: Что до войны? До войны жили в деревне, что там говорить? Жили неважно, что там говорить, по среднему. Середняки мы были.

А. Б.: Сколько человек в семье было? Чем они занимались?

В. П. Б.: Сельским хозяйством, в колхозе работали. В семье было у нас 8 человек.

А. Б.: Вы закончили школу-семилетку?

В. П. Б.: Нет, после семилетки я поехал в Пермь - сестра там у меня жила. В Перми я поступил в медицинское училище, это был 1937 год. Закончил в 1940 году, а в 41 война началась, вот и всё. Как будто бы я был подготовлен к этому?

(смеётся)

Закончил фельдшером, и месяцев 6 поработал. И всё - взяли. В Уральском военном округе меня взяли как специалиста в октябре 1941 года. Тогда 1-ая Ударная Армия была сформирована в Петропавловске-Омском для удара под Москвой. Я был в 50-ой ударной бригаде. Там 1-ая и 2-ая ударная армии были под Москвой. Наша 1 УдА была в Дмитровском районе. Мы там были - он же стал обходить Москву. Яхрома - прошли насквозь.

Разведка была, всё было сожжено. Когда мы проезжали, то всё это видели. Яхрома вся сгорела. В Дмитрове тоже только разведка немцев была. Там было село Перемилово, в районе которого мы с ними и столкнулись. Здесь для нас началось контрнаступление под Москвой.

В селе Перемилово была наша рота, когда нас только из вагонов высадили. А контрнаступление то было такое дело, что его впервые начали. Для наступления людей-то больше надо. Я хочу сказать, что ужасно было на канале Москва-Волга. И потом учтите, что настолько изменились погодные условия - это повлияло во многом. Если бы не погодные условия, я прямо говорю, - Москва бы сдана была. 40 - 45о мороза было в Москве. А в это время сейчас дожди идут!

(смеётся)

А. Б.: В стрелковую бригаду Вы на какую должность попали?

В. П. Б.: Должность «старший фельдшер» в роте связи.

А. Б.: В роте связи большие потери были во время наступления?

В. П. Б.: Что Вы? Если бы я только не был фельдшером ... Я тогда отправлял раненых партиями. Их собирали - машина пойдёт в подмосковные районы, где были госпитали, - так в них отправишь. Прихожу на утро во время затишья, смотрю. На шлюзах канала столько было крови пролито, и вся кровь оледенела. И не поймёшь - кто тут наши, кто немцы?

Все трупы заморожены, подо льдом и на льду ... Столько было раненых, ужас! Ужас! И наше население от контрнаступления сильно пострадало.

5 декабря я прибыл туда после отправки раненых. Обратно приезжаю - смотрю, того нет, другого, третьего. Всё, амба, как говорится. Из Алапаевска Свердловской области у меня был друг хороший, командир взвода. Замечательный мальчик был! Ой, прямо таки и вспоминать-то трудно! И многих других я тут потерял.

Командующий нашей армией был Кузнецов, генерал-лейтенант. Его уж нет конечно. Перемилово стоит прямо на канале Москва-Волга. Я хорошо запомнил - в нём хороший мост. По приказу Сталина мост был взорван вовремя. Часть танков и пехоты пропустили, а потом взорвали, и на этом конец был. На этом участке наступление немцев было остановлено.

Потом километров 8 - 10 прошли от Перемилово по ту сторону канала. И что видели? Трофеи! Такие трофеи: пушки калибром 305 мм тянул на двух тягачах. Можете представить? И сказано им было, видимо - ни одного выстрела! Это последний-то приказ был Гитлера - без всякого выстрела взять Москву. Повар был шутливый в роте связи. Он залез на эту пушку и сел задом на её ствол. Сидит и играет на гармошке - так было смешно! Он до смеха доводил много раз. Но ведь это тоже надо.

Ещё немцы побросали танки, пушки. А зима была сибирская, снега выпало под 2 метра. Так попробуй тянуть пушки по этому снегу. Ну как не скажешь, что природа помогла? Для сбора трофеев понадобилось 3 дня, чтобы нашим машинам можно было пройти. Как только проехали 2 километра, на сутки встали, дальше нельзя ехать. Наше направление было Солнечногорск, а это 80 км. надо было пройти. Добрались до Клина, где остановились. А там нас встречает Михаил Иванович Калинин. Он поздравил нашего командующего и награду какую-то вручил. Какую - я не знаю. Калинина видел, может, так с 400 м. Настолько он был уважительный дяденька.

В Клину что? Он же все культурные места превращал чёрт-те во что. В Клине из филармонии устроил конюшню. Может себе представить? Пиво, оставленное, немцы отравили, которым многие наши отравились. Я был в комиссии по нашей ударной бригаде.

Дальше мы не пошли - там наши старые оборонительные рубежи были, где-то в 20 км. И река Лама по-моему. На этих оборонительных рубежах мы и застряли. Где-то надолго, чуть ли не месяц целый мы там находились.

А. Б.: После того, как вы застряли, вас на Северо-Западный фронт перебросили?

В. П. Б.: Оттуда нас что? Дорогу Октябрьскую сразу восстановили до самого Бологое - это срединная станция. И готовили нас с 1-ой Ударной армией для наступления под Ленинградом. Нас выгрузили в Бологое, а там был непроходимый лес кругом. Нас сразу в лес. А там смотрю - 300 танков было выгружено «Клим Ворошилов» И там 3 дня и 3 ночи немцы всё бомбили. И эти 300 танков были уничтожены, можно сказать. От леса ничего не осталось, одни стручки.

Ну ведь надо же? Убрать ведь их надо было, правда? Потом сказали - вредительство, Власов действовал. Не знаю, не наше это дело. У немцев пролетит разведывательный самолёт «рама» - бьёт, бьёт. Блиндажи были в 12 накатов - попадёт, одни брусья летят. От этого ничего не осталось. Я получил травму, потом ещё 5-6 человек наших ухайдакало. Около нашего блиндажа ёкнуло, и мы оказались на открытом месте.

А. Б.: У Вас был перелом или ранение?

В. П. Б.: Осколочное ранение в левое плечо. После этого я попал в госпиталь в Биробиджан. Я подумал - всё отсюда идёт, и в биробиджанском поезде оказался начальником наш старший врач, с которым я вместе работал в Перми. Встретил я его, он спрашивает: «Тебя куда везти»? Я говорю, что в Перми остановить надо. Тот пообещал меня в Перми высадить. В Перми меня и выгрузили как нетранспортабельного. Там я 4,5 месяца лечился в госпитале.

А. Б.: Как о жизни в госпитале можете вспомнить? Уход? Лечение?

В. П. Б.: Уход, конечно, был хороший. Но самое главное - в Молотовском районе был сформирован госпиталь из одних евреев. С начала до конца одни евреи. Я попал туда. Ещё бы плохо лечили?! Конечно, хорошо!

Питание там было по норме. Никто не жаловался. Всё понятно. Там санитарок не было, всё санитары. А санитаром там был Михаил Абрамович, пожалуйста. Он мог там год пролежать. Понятно? Вот так вот. Свои! А свои ведь не чужие!

(смеётся)

А. Б.: Между больными, ранеными неевреями какое к этому отношение было?

В. П. Б.: Понятное дело - тут уже не узнаешь ничего у них. Тыр-пыр-мыр!

А. Б.: Вы лично как к этому сейчас относитесь?

В. П. Б.: Ну как отношусь? Совершенно нормальное отношение. У меня ведь был ещё правосторонний бурсит коленного сустава, так с этим я долго ещё лежал. А там под Пермью был специализированный госпиталь, лечили только по хроническим болезням - суставы и прочее. Бурсит получил только на фронте. Когда из Подмосковья отправляли, там в истории болезни бурсит был записан и ранение. Так я и ушёл.

И где-то в конце июня я уже попал в артиллерию опять. Не знаю, как эта часть называлась, но наш командир генерал-майор Ратов. Он командовал 31-ой Сталинградской дивизией во 2-ом Украинском фронте. Дивизия не была гвардейской.

А. Б.: Под Сталинградом-то Вы воевали?

В. П. Б.: Нет. Я как-то обошёлся. Я мог, конечно, на Сталинградский попасть. 31-ая дивизия была как раз в пределах тут. Там я с год, наверное, прослужил. Там служба была спокойнее. А! 31-ая артиллерийская дивизия была РГК - Резерва Главного Командования. Должность у меня там была та же самая - старший фельдшер роты связи. По связи опять попал - это просто мне повезло, можно сказать.

А. Б.: Расскажите о сослуживцах в этой дивизии. Кто у вас был начальник, подчинённые?

В. П. Б.: Командир роты у нас был Гуревич, тоже еврей. Где он теперь есть, не знаю. Мы-то ведь были тогда молодёжь.

А. Б.: Валерий Павлович, а вы по национальности русский?

В. П. Б.: Русский.

А. Б.: Там где Вам приходилось служить, были столкновения на на национальной почве?

В. П. Б.: Нет, по национальному нигде слуху не было. Но вот в Перми я увидел - еврейки торговали золотишком, и перезолотишко. Так один из нашего же госпиталя посмотрел, отдубасил одну еврейку. Так отдубасил: «Что же ты делаешь? А люди что делают? Кровь проливают! А ты торгуешь»?

А. Б.: Его наказали за это?

В. П. Б.: А уж что я знаю, я проходил только.

А. Б.: Чем ещё Вам служба в артдивизии запомнилась?

В. П. Б.: А что там особенного? 31-ая дивизия передавалась разным частям. Вот допустим один артиллерийский дивизион попадает в одно место, другой во второе. И считай, что дивизия стоит по всему фронту.

А. Б.: Так вы были в какой-то бригаде или при штабе дивизии?

В. П. Б.: Артиллерийский полк. Рота связи штаба полка.

А. Б.: Опишите Ваши обязанности?

В. П. Б.: Обязанности, значит, что? Это же самое. Там где есть комиссия по оздоровлению полка или дивизиона, так в эту комиссию я входил. Вот выводится, допустим, подразделение на такой-то участок. Надо обследовать: каково там положение, как колодцы, как то, другое. Разыскиваем место, понимаете? Оздоровительные мероприятия проводим - в основном там санитарно-эпидемиологическая работа.

Смотрели как-то - одни головы да ноги выходят из колодца. Всё сковано до конца трупами.

А. Б.: Колодцы забиты трупами?

В. П. Б.: Трупы, трупы.

А. Б.: А где Вы такое видели? Под Сталинградом?

В. П. Б.: Нет. Под Сталинградом было как это ...

А. Б.: Украина?

В. П. Б.: Да. Как это называется-то, погоди ... Кантемировка. Вот под Кантемировкой целые колодцы этих трупов. И трупы-то, слушай не наши, не солдатские, а нашего гражданского населения.

А. Б.: В чём работа комиссии состояла в этом случае?

В. П. Б.: В этом случае мы должны обследовать что? Воздух и воду в каком состоянии. А воды если нет или она отравлена, то не допускать её употребление. Чтобы не было повторного действия. А это ведь основа основ. Если допустишь подобное для людей, да будет всё везде отравлено, то за это дело расстрел. Только и всего.

А. Б.: Входила в Ваши обязанности проверка котлов, пищи?

В. П. Б.: О ты Боже мой! Это всегда и всюду. Как же так? Если я, допустим, в роте, а повар где-то ... Повара и эти котлы хозяйственные оставались за 300-400 км., можете представить, когда двигались?

(со смешком)

Ну, наши с этим делом боролись - чтобы не было этого отставания. Что дальше скажем? У меня одно из головы не выходит - головы, руки виднеются, и колодец переполнен. Это знаете ли уму непостижимо.

А. Б.: Вы были обязаны организовать помывку бойцов роты?

В. П. Б.: Боже мой, да как же так? Вроде под Ржевом нам приказали - обработать всех, санобработку проводить везде. Командир приказывает, я выполняю приказание. Раздетые все были. А нм что для этого необходимо было? Нагреть воду, да, и пропечь вшей нажитых в котле. Вот это дело проводили, а все голые.

(посмеивается)

Ну, тут рама пролетела. Тыр-тыр-тыр, бац - прямо по этому месту. Так тут у нас человек 6 погибло насмерть.

А. Б.: А Вы помывку и санобработку только вашей роты проводили?

В. П. Б.: Да, да. И только ночью. И из-за кого? Ведь я ещё был застрельщик того, чтобы курящих не было. А если курящий, то я ему прямо говорил: «Убирайся вон»! Ведь нельзя было курить - пусть одного заметит «рама»-то чёртова, - так уже заметит. Если один фыркает, значит там стоят войска, значит будут бить по этому месту. Вот и даёт указание, тут же даёт координаты, и немедленно немцы проводили обстрел. Вот ведь что! Самое главное - дисциплинированность у нас ужасная была у курящих. Я бы их расстреливал немедленно. Из-за неразумного поведения одного сотни, тысячи людей пропадают.

А. Б.: У Вас сумка фельдшера была?

В. П. Б.: Ещё бы.

А. Б.: Опишите, что в неё входило?

В. П. Б.: Так это же подробно указать надо...

А. Б.: Медикаментов хватало?

В. П. Б.: Медикаментов хватало. Всё что надо мы выписывали сверхмощно, можно сказать. Теперь что ещё? Шины разные - всё было в комплекте. Так у меня было 3 человека, всё время хордили со мной.

А. Б.: Санинструкторы? Вы ими командовали?

В. П. Б.: Да.

А. Б.: Расскажите, как они были подготовлены как санитары?

В. П. Б.: Подготовлены, они всегда подготавливаются. А как же? Неподготовленных нельзя же.

А. Б.: У них было медицинское образование какое-нибудь?

В. П. Б.: Так эти же фельдшеры. Что там говорить.

А. Б.: Вы в 31-ой дивизии год прослужили с 42 по 43. А потом как Ваша судьба сложилась?

В. П. Б.: А потом судьба сложилась вот как. По неизвестной мне причине я попал ... Наш генерал демобилизовался, он уже ранен был. И в Одессе умер. И вот я после войны был в санатории в Одессе, посмотрел его могилу. А дивизию расформировали совсем.

У меня кроме бурсита была ещё малярия. Это было у меня именно ещё до войны, хроническое заболевание. Вот совокупность всего мне сделали, и вывели как «ограниченно годного к строевой службе». Не демобилизовали. В 43-то у нас погоны ввели, меня переосвидетельствовали на новое звание «капитан медицинской службы». И всю дорогу, после войны 55 лет был капитаном.

Отсюда меня сразу отправили по укреплению государственной границы. Где у нас с государственной границей было плохо? С Ираном на юге - вот туда меня, в погранокруг Азербайджанский, строительный отдел. Меня назначили фельдшером строительного батальона по укреплению государственной границы. Вот тут я по 47 год бахнул ещё. Так я попал в систему МВД.

И ещё я попал в МВД потому, что несчастный этот Ельцин никаких мер не принимал по отношению к инвалидам и участникам войны. Вот 920 рублей было, Ельцин сказал: «Всё, кончен бал. Больше нет у нас денег».

(посмеивается)

Вот так кончилось моё дело в октябре 47.

А. Б.: В 41 - 43 гг. что Вы лично думали о том, победим мы в этой войне или не победим?

В. П. Б.: Я сам был в контрнаступлении, так я не знаю. И сказал: Победа будет за нами. Точно. Кто бы ни помогал, что бы не было, а ведь контрнаступление, это всё ратные подвиги Советской Армии.

А. Б.: Вы лично как к немцам тогда на войне относились?

В. П. Б.: Немцы, слушайте, на столько они ужасны. Я не знаю, почему теперь такая дружба с ними получилась? Нельзя с ними дружить никогда! Они считают, что мы дураки, нищеслепы, ничего не можем делать. Вот какое отношение у них. И всё это идёт в пределах столетия, правда ведь? Такое изучение. Так оно и бывает.

А. Б.: Видели Вы пленных немцев на войне?

В. П. Б.: Тьфу ты, Боже мой! Их всё время на войне видишь. Инвалид Отечественной войны - не бывает, чтобы он пленных не видел.

А. Б.: Мало ли? Всякое бывает. Меня-то интересует, какие чувства у Вас к ним были, когда их пленными видели?

В. П. Б.: Как к ним относиться? Также относились как они к нам. Ведь к нашему брату они относились знаешь как? Ведь найдешь любого немца - одного или группу - так они с ног до головы были одеты во всё гражданское. На ногах оренбургский платок, везде в платках. Всё так одевались они, в нашем женском одеянии.

А. Б.: Вы также поступали? Вы брали вещи у наших гражданских?

В. П. Б.: Ой, наши тоже так относились ... У меня была тётка в Перми. Она так правильно говорила: «Ты смотри, Валер, если что найдёшь, ты не бери. Не бери, не бери ради Бога! Это не твоё»! Вот так вот. Чужое не бери. Это значит, своего не отдавай и чужого не бери. Так вот это мы и делали - ничего чужого не брали.

А ведь было как? Допустим, мы село взяли, то же Перемилово. А ведь там магазин есть, в них всё есть: и водка, и всё такое. Лежит наш мёртвый, рядом вещмешок. Что в вещмешке? Да ёж твою медь - одни четушки. Так за каким ты набрал всего, ты же мёртвый! Вот - ничего не бери!

А. Б.: Можно сказать, что это была такая солдатская примета - у гражданских или у убитых ничего не брать?

В. П. Б.: Так мы всё время боролись за это дело - не брать ничего. Вот лежит убитый солдат, а где его сухой паёк на 3 дня? Амба! Где? Съел. Ведь посмотришь - если водку нальют, так одна водка, больше ничего не найдёшь.

А. Б.: Что Вы думаете о наших солдатах, попавших в плен к немцам?

В. П. Б.: Ой, дурно они обходились, зверски относились.

А. Б.: Откуда Вы об этом знаете?

В. П. Б.: А что мне «откуда знать»? Если тысячи солдат ведут, прямо тысячами водили - вот особенно когда к Сталинграду подходили наши. Наши тоже давали ходу им. Они плохо относились, и наши не так ... Нельзя было так делать нашим. Но делали что надо.

А. Б.: Пленных расстреливали?

В. П. Б.: Всякое бывало. Особенно по МВД это часто было.

А. Б.: Как Вы отдыхали на войне?

В. П. Б.: Да какой у нас отдых? Никакого отдыха я не знал нигде.

А. Б.: Песен не пели?

В. П. Б.: Ну как не пели?

А. Б.: На танцы не ходили? Кино не смотрели?

В. П. Б.: Нет. Когда кино смотреть? О, нет. У нас единственно певица, москвичка-то которая, приезжала с концертом в артиллерийскую дивизию. Русланова по моему. Была, была.

А. Б.: Какое время года на войне было для Вас тяжелее?

В. П. Б.: Зима конечно. Ну, морозно, всё же, не то, что летом. Ведь что солдат делает? Если где остановка, так он сам себя приводит в порядок. Вплоть до стирки.

А. Б.: Как Вам запомнились отношения с нашими гражданскими людьми?

В. П. Б.: Ой, да куда бы ни пошли ... Я помню Харьков брали - там есть и теперь «кладбище смерти». 22000 людей погибло за Харьков только, можешь себе представить?

А. Б.: Это вы говорите о погибших гражданских людях?

В. П. Б.: И гражданских и наших, всех.

А. Б.: Если вы освобождали какое-то место, как вас встречали?

В. П. Б.: О, встречали хорошо! Да как же иначе будут встречать? Ведь люди-то гражданские где находились? В погребах! В погребах жили всю войну и период оккупации.

А. Б.: Просто сейчас говорят, что не все были довольны возвращением Советской власти и Советской Армии. Были и те, которым немцы нравились. И они говорили, что лучше немцы, чем Советская власть.

В. П. Б.: Так, видимо, были такие конечно. Слышал, слышал - были, были такие.

А. Б.: Были женщины в тех частях, где Вы служили?

В. П. Б.: В артиллерии у нас ... Видишь, всё зависело от того, как командир или командующий считает нужным. Надо женщин - пожалуйста! Не надо - тоже пожалуйста! У нас были где? Вот у командира дивизии секретариат существовал, было. А потом как командир дивизии будет без ППЖ - походно-полевые жёны. Так они именовались.

А. Б.: Допустим, у немцев такое не было распространено.

В. П. Б.: Это Гитлера был такой приказ, видимо, у них.

А. Б.: А как Вы тогда относились к тому, что есть ППЖ и они так используются?

В. П. Б.: Да какое отношение? Никакого, потому что вот уже с командира роты начнём и выше - все имели ППЖ, только и всего.

А. Б.: И у командира полка была, и у замполита?

В. П. Б.: Да что там говорить?

А. Б.: А в солдатской-то среде как к этому относились?

В. П. Б.: Да что там в солдатской среде ... Некогда было относиться, что там говорить об этом! Что об этом беседы вести, когда воевать надо было.

А. Б.: Что можете сказать о роли спиртного на той войне?

В. П. Б.: Ой, ты Боже мой! Вот старшина привезёт своим солдатам. Рота 35 человек, на всех привезёт по 100 г. А у нас осталось 5 человек. За живых и мёртвых! И всё! А куда девать-то?! Что? Выливать что ли?

А. Б.: Скажите, пожалуйста, как к солдатам, сержантам относились командиры, офицеры?

В. П. Б.: Отношение, скажем прямо, неплохое. Ну что, слушай? Кому жаловаться, что война началась и так воюем? Солдату прикажут - в бой! Так ведь он сам идёт вперёд потом уже. Никаких трений не было, это зря кто-то говорит. Ну, находились, может, некоторые - приказывал идти в бой, а сам скрывался уже куда-то. Позади. А у меня лично не было этого, в моей роте.

А. Б.: Когда Вы демобилизовались, как вас встретили дома?

В. П. Б.: Как есть встретили. Через 3 месяца я был у них в Перми. После войны в отпуск приходил. Ну как сказать? По обыкновенному. Встреча была, но нехватка. Вот единственно я возмущаюсь чем? В период сталинизма не считались ни с чем, с нами-то, участниками и инвалидами войны. Куда мы пришли? Кому мы нравимся? Кому мы не нравимся?

А. Б.: Как Вы считаете, каким должно было быть справедливое отношение к вам, фронтовикам?

В. П. Б.: Политработники занимали это место, они должны были это блюсти.

А. Б.: А что они должны были сделать-то?

В. П. Б.: Да хотя бы по выдаче пенсии.

А. Б.: Пенсии инвалидам не платили?

В. П. Б.: Нет. У меня была тогда инвалидность 2 группы.

А. Б.: Какую пенсию как инвалид Вы получали как инвалид?

В. П. Б.: Да мало! Где-то 630 рублей. Раньше 630 рублей - это немного.

А. Б.: Среди вашего окружения гражданского было к Вам уважение как к фронтовику?

В. П. Б.: Да какое уважение? Всё так же - по прежнему. Как было, так и есть. Никакого, можно сказать.

А. Б.: В 40-ые, 50-ые гг. как Вы вспоминали войну?

В. П. Б.: Вспоминали так, что это никому не нужная война. Понимаете?

А. Б.: О ней старались забыть?

В. П. Б.: Да!

А. Б.: А Вам удавалось забыть эту войну тогда?

В. П. Б.: Никогда не забуду! Никогда! Увидеть как руки и ноги из колодца торчат - это увидеть даже, и то ... Что такое мёртвые тела, и находятся где? А мы должны их очищать! Это когда я на разведке обнаружил.

А. Б.: Вы не замечали в то время за собой раздражение, конфликтность по отношению к людям, не бывшим на войне? Ссоры?

В. П. Б.: Да были, были эти случаи. Но ведь, слушай-ка, это единичные случаи, малозначимые. Ну, мы с Вами поссорились. Ну и что?

А. Б.: Нет, я имею в виду не любую ссору, а по поводу того, что Вы воевали, и Вам такая малая награда за Ваши труды и страдания. А кто-то не воевал, и получает, допустим, больше Вас.

В. П. Б.: Было и это. Но это всё делалось так, как не положено. Это ведь и теперь есть.

А. Б.: Сейчас у Вас какое отношение к той войне и Советской власти, которая Вас туда послала?

В. П. Б.: Меня не Советская власть послала, а по возрасту - обязан я был, и только. А раз я обязан - я как подготовленный к этому был.

А. Б.: А как Вы считаете спустя 64 года: не были напрасны Ваши труды, ратная деятельность? Нет чувства, что Вы зря всё это делали?

В. П. Б.: Нет. Отнесись к этому как хочешь, а толку от этого - ноль.