Родилась я в Керчи 16 октября 1923 года. Семья у нас была самая обыкновенная – родители и мы со старшей сестрой. Фамилия у нас вроде нерусская, может даже немецкая, хотя папа у нас был из Симферополя, а мама с Кубани.
Папа – Александр Степанович работал экспедитором в «Торгвортрансе», а мама была домохозяйкой. А жили мы на этой же улице Свердлова, но только чуть дальше. Прямо напротив музея был наш двор – Свердлова, 5.
Вообще, я очень хорошо вспоминаю нашу предвоенную жизнь. Учились, работали, главное - работа у людей была, и материально все было в порядке. Так что жили мы нормально, и все в нашем дворе тоже жили нормально. Когда я вижу, как сейчас живет молодежь, и когда слышу, что костерят Сталина, мол, такой-сякой, то я всем желаю, чтобы все так жили как мы при нем…
Как вы узнали, что началась война?
Мы как раз окончили 10-й класс, и в субботу у нас состоялся выпускной вечер. Ночью после него пошли купаться на пляж, а уже утром узнали, что началась война…
Насколько это известие оказалось для вас неожиданным?
Что вы, полная неожиданность. Никаких слухов, ничего, во всяком случае, до нас не доходило. Мысли даже такой не было. И все, кончилась наша жизнь, рухнули все планы и надежды…
До этого я думала поступать в симферопольский мединститут, но когда началась война, ни о каком институте речи уже не шло. Папу сразу забрали в армию, слава богу, он вернулся живым. Но был тяжело ранен, а после излечения служил санитаром в санитарном поезде.
Мамочка моя почти сразу уехала к своей сестре в Вольск, это небольшой городок на Волге, а я осталась в Керчи. Я же и думать не думала, что немцев пустят так далеко…
Но когда фронт стал приближаться, то из нашего двора почти все уехали. И когда уезжала одна соседка с детьми, она приписала меня к себе, и я уехала вместе с ними. Они поехали в Среднюю Азию, а я с ними доехала до Ростова. В одной теплушке все вместе, с грудными детьми прямо на полу… Да еще бомбили так, это что-то жуткое было… Разбомбили наш эшелон, я и не помню как добиралась. Залезла в какой-то вагон, но добралась. Зима уже началась, хотя уезжала я, когда еще тепло было.
 |
Семья Карналь. (1935 г.) |
В Вольске недолго поработала на стекольном заводе, а потом поступила в какой-то техникум, эвакуированный из Москвы, и параллельно училась на курсах медсестер. А когда их окончила, в конце 42-го, нас отправили в Саратов и на фронт.
И нас, восемнадцать девочек из Вольска, привезли прямо в Сталинград. В 38-ю стрелковую дивизию, которую за Сталинградские бои преобразовали в 73-ю Гвардейскую. Наша дивизия стояла в лесу под Сталинградом, по-моему, в Бекетовке. Там еще был большой аэродром в Абганерово. Я этот аэродром никогда не забуду, как мы там вшей кормили…
Меня назначили санинструктором одной из рот 214-го полка. Помню, пришли в полк, заходим в дом, а там офицеры сидят, солдаты, патефон играет. Построили нас: «Вы откуда?» Так и познакомились.
Но мы попали в Сталинград, когда немцев уже добивали и в боях там мы участвовали мало. Бегали по разрушенным домам, искали, перевязывали, вытаскивали раненых… Таскали, таскали и таскали, раненых, мертвых, всех подряд, наносились, не дай бог… И запомнилось, что тогда у нас ходили разговоры, будто бы в Сталинград приезжал со свитой сам Сталин. Кто-то даже говорил, что лично Калинина видел, и мы удивились, как же они не побоялись.
 |
Выпускной класс 21-й школы. (Керчь. 1941 г.) |
Как вы привыкали к виду ран, крови?
У меня совершенно ничего не было. Ни слез, ничего. Как-то я спокойно воспринимала, как врач. А ведь какие страшные ранения были у ребят. Особенно если ранение в самое мужское место, ужас… Или в голову. Они бедные лежат, а ты ведь их сама не поднимешь. Разве девушка одна сможет? А к некоторым подползаешь и понимаешь, что ничем ему не поможешь… Но стараешься хоть словом приободрить. Даже вспоминать больно, и не дай бог это все кому пережить…
Вот вы говорите, что сами раненого вытащить с поля боя не могли. А как же тогда? Какая была система по эвакуации?
Я была санинструктором роты и ползком передвигалась по полю боя. Перевязывала раненых, и кто мог передвигаться, сам двигался к точке сбора. Это было определенное место, обычно в низинке, чтобы немцы не видели. А тех, что сами передвигаться не могли, мы только перевязывали, а перетаскивали уже мужчины-санитары. Тут уже и ребята помогали, и сами раненые. А уже потом оттуда всех забирала подвода и отвозила в медсанбат. Но я как вспомню… Сама не понимаю как справлялись. Ведь не просто таскали, а все время ползая. Да еще на снегу… Примерно в такой ситуации там под Сталинградом меня ранило.
Как-то утром приходит один солдат: «Женя, тебе нужно идти на передовую!» Взяла санитарную сумку, подошла к командиру роты, а он лежал наверху, на самом краю балки. Пошли к передовой, а там все вперемежку лежит – трупы людей, лошадей, разбитая техника, вооружение…
Пришли на самую передовую и залегли рядышком. Начался обстрел, и он мне говорит: «Не отходи от меня, я счастливый!» Вдруг смотрю, по снегу ползет раненый. Я, конечно, к нему, а он почему-то от меня ползет в тыл. Я приостановилась, смотрю назад на этого командира, ползу к нему, а он уже мертвый лежит. Вот тебе и счастливый…
А пули, осколки, так и свистят. Все время этот свист, мы его и не замечали… И вот тогда мне прилетел осколок сзади в бедро. Так потом и ходила с перевязанной ногой, но осколок еще не скоро вынули.
А потом меня контузило. Там же под Сталинградом я ехала на лошади, переезжала через какую-то речушку, но наскочили на встречную подводу, я слетела и настолько сильно ударилась головой, что получила контузию. Меня ребята в какую-то хату занесли и где-то с неделю я там отлеживалась. Оклемалась, но с тех пор у меня пропало обоняние и вкус. Совсем! Никаких запахов и вкусов не различаю совершенно. Что бы ни кушала, кислое, соленое, совершенно ничего не чувствую. Сколько к врачам не обращалась, никто не смог помочь.
 |
Страничка из семейного фотоальбома |
А можете выделить какой-то самый явный случай, когда могли погибнуть?
Да постоянно. И не только в бою. Однажды помню, мы с мужем с горы на мотоцикле спускались, а нас обогнала машина, и так впритык, что прямо по гимнастерке задело. Вот так могли по-дурацки погибнуть…
Вы сказали с мужем.
На фронте я вышла замуж за Ященко Николая Ивановича. Когда мы с ним познакомились, он, если не ошибаюсь, был заместителем начальника штаба нашего полка, а под конец войны стал его командиром. (Уроженец Новосибирска Ященко Николай Иванович 1919 г.р. после окончания Алма-Атинского пехотно-пулемётного училища воевал с апреля 1942 года. На фронте был командиром стрелковой роты, начальником штаба батальона, помощником начальника штаба 48-го стрелкового полка по разведке, заместителем начальника штаба и начальником штаба 343-го впоследствии 214-го Гвардейского Воропоновского ордена Богдана Хмельницкого стрелкового полка 73-й гвардейской Сталинградско-Дунайской Краснознамённой стрелковой дивизии. Осенью 44-го был назначен командиром этого полка.
За мужество и героизм, проявленные при форсировании Дуная и удержании плацдарма на его западном берегу, указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года, гвардии майору Ященко Николаю Ивановичу было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 3486) – прим.Н.Ч.) Хотя Толя - его друг, они вместе до войны в институте учились, он потом погиб, так он мне всегда говорил: «Женя, с Колей не связывайся, у него есть девушка!»
 |
Ященко Николай Иванович |
Извините за вопрос, но многие бывшие фронтовики признаются, что к женщинам на передовой не очень хорошо относились. Даже обидное прозвище придумали - ППЖ.
Так какая я ППЖ, если под пулями ползала, спала, где попало, ела, что попало и как попало?! Ведь ни тарелок, ни ложек, ни вилок, ни черта же не было… А спали так просто как свиньи – вповалку прямо на полу в землянке… Запомните, ППЖ были те, кто жил начиная с командира батальона и выше. А мы с Ященко не то что не жили, но и редко встречались. Я только что и занималась своими прямыми обязанностями, перевязывала, таскала, мерзла, мучилась, как и все, но молча… Поэтому и ребята нормально относились. Не поверите, наверное, но ведь даже не приставал никто. Не только ко мне, со мной все понятно, у меня был Ященко, но и к другим тоже. Из наших девчонок только я да Фаина (Худякова Фаина Степановна 1920 г.р. – фельдшер санроты 214-го Гвардейского стрелкового полка – прим.Н.Ч.) вышли замуж. Она за командира полка Давиденко. Хорошая девушка была, а как пела замечательно. А Василий Иванович был прекрасный командир и хороший человек. (На сайте есть интервью с Лебедевым П.Ф., который в войну был водителем командира 214-го Гвардейского стрелкового полка Давиденко В.И. – прим.Н.Ч.) Они хорошо жили, после войны писали мне, звонили. И это именно благодаря Давиденко у нас в полку была такая хорошая обстановка. Нас никак не обзывали, не обижали, даже старались при нас не матюкаться. Вот сейчас среди молодежи такое блядство, что не дай бог… А у нас этого совсем не было. Из наших девочек никто не блядствовал. У некоторых были ребята, но это все спокойно, достойно, без блядства. И ребят таких распущенных не было. Во всяком случае, в нашей части этой грязи не было. Хотя у меня была знакомая, так ей ребята прямо так и говорили: «Ты с кем-нибудь переспи, и тебя отправят в тыл!» Но мне такого не предлагали, у меня же был Ященко.
А он, кстати, не мог вам устроить перевод в санбат, например?
Я и сама этого не хотела – привыкла уже к полку, к ребятам.
Многие бывшие фронтовички с горечью признаются, что когда они вернулись домой с войны, то со стороны женщин к ним было плохое отношение.
Нет, я такого не помню. И в Вольске, и в Новосибирске и в Керчи ко мне хорошо относились. Я хоть и с ребенком с фронта вернулась, но никто мне никогда, ни слова плохого не сказал. Все страшно перестрадали, так чего делить-то?.. Но, конечно, женщине на войне делать нечего. Вот вы думаете, что самое страшное на войне? И еще неизвестно, то ли это бои и смерть кругом, а может постоянный тяжелый труд и эти невыносимые условия?
Голода не было, хотя кормили-то не особенно нормально, но эти вши, эта грязь… И везде пешком. Только по пути на Курскую дугу нас немного подвезли на поезде, а так везде только ножками… Наш путь был такой: Сталинград - Курская дуга - Харьков - Днепр и везде пешочком шли…
Помню, к Сталинграду все переходы были по ночам. А это же декабрь, мороз страшный, и в одно утром у меня все лицо оказалось черное – обморожение… Мне говорят: «Посмотри на кого ты похожа!» А я видимо ушанку глубоко натянула, и пар отражался прямо в лицо, видимо поэтому и обморозилась. После войны только последние следы сошли…
А на марше если захотелось в туалет, то как?! Никто никого не ждет, и ты только попробуй отстать. Так или за танк какой-то спрячешься, или за труп, а потом догоняй… Нет, женщине на фронте ужасно тяжело, не дай бог, все-таки война это не женское дело…
И особенно никто не помогал. Нет, конечно, были какие-то ребята, которые нас жалели, старались хоть чем-то помочь, но там же все были заняты своими обязанностями, постоянно нужно было чем-то заниматься и просто не было времени дружить. Все время передовая, передовая, передовая… Все время на снегу, на снегу, на снегу… Но даже в таких экстремальных условиях люди очень мало болели. Хотя одеты были плохо, но даже и не знали, что такое насморк. Я и не помню, чтобы кого-то лечила от болезней. Никто не чихал и не кашлял. Страшно другое, люди задубели не только телом, но и душой…
Помню, у нас была одна Валя, тоже из Вольска, так она погибла прямо у меня на глазах. Мы были в какой-то деревне, и тут начался обстрел. Она выбегает из хаты, мы ей кричим: «К нам беги!», мы в какой-то яме, что ли сидели. Она побежала, тут разрыв и все… Так вы знаете, я особенно и не переживала. Настолько уже привыкла к смерти…
 |
Зина Маресева |
А вы, кстати, не знаете, сколько девушек из вашей группы из Вольска погибло, сколько осталось в живых?
Когда уже после форсирования Днепра меня по беременности комиссовали, и я уезжала, то из наших восемнадцати девчонок, там, по-моему, всего четыре оставалось… Кто погиб, кто ранен… А на послевоенных встречах из наших девчонок я никого не встречала.
Неужели после войны вы ни с кем из них не переписывались?
Да вы что, какое там?! Все разъехались, никто никого и не видел, у всех свои заботы, ведь какая жизнь была тяжелая… Да и с кем переписываться, там же очень мало людей осталось. Все в земле лежат, а я вот до сих пор живу… Сама не понимаю, как и почему осталась жива. Не понимаю… А вот Зина Маресева погибла… На Северском Донце, когда перевозили на лодках раненых, она прикрыла собой раненого, ее тяжело ранило, и через несколько дней она умерла от ран. А ведь какая это была девчонка… Не просто смелая - отчаянная! Недаром ей посмертно Героя дали. (На сайте www.podvig-naroda.ru есть выдержка из наградного листа, по которому санинструктору 1-го батальона 214-го Гвардейского полка гв.старшему сержанту Маресевой З.И. 1923 г.р. было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно): «1-го августа 1943 года 214-й гвардейский полк получил приказ форсировать Северский Донец южнее Белгорода, на участке между селами Соломино и Топлинка. На этом узком участке гитлеровцы сосредоточили большое количество артиллерии и две пехотные дивизии.
Противник занимал оборону на высотах правого берега, господствующих над окружающей местностью, поэтому подступы к реке находились под прицельным артиллерийским и минометным огнем. Однако гвардейцам в первый же день удалось форсировать Северский Донец и после ожесточенного боя занять небольшой плацдарм на правом берегу. В этих боях 1-го и 2-го августа особенно отличилась санинструктор Маресева.
Невзирая на сильный огонь противника, она своевременно оказывала помощь раненым непосредственно на поле боя и выносила их на себе в укрытия. Бесстрашие ее было настолько очевидно, что помощь раненым она оказывала с песней на устах.
К исходу 2-го августа на участке 1-го батальона противник предпринял восьмую (!) контратаку. Когда в ходе боя дрогнула и стала отходить группа наших бойцов и создалась реальная угроза, что немцы ударят во фланг, гв.старший сержант Маресева будучи на поле боя с ранеными бойцами, с пистолетом в руках бросилась к отходившим бойцам и с криком «Вперед, за мной!», «Ура!» увлекла их за собой. Бойцы, пораженные такой смелостью санинструктора, бросились за ней и в завязавшейся схватке отбросили немцев и восстановили положение на левом фланге батальона.
В этом бою противник потерял свыше 150 солдат и офицеров и оставил на поле боя 8 исправных станковых пулеметов, 2 миномета и 20 гранатометов. После этого санинструктор Маресева продолжила перевязывать раненых и выносить их с поля боя.
К исходу 2-го августа саперами через реку был построен пешеходный мостик, по которому Маресева под огнем противника всю ночь переправляла на левый берег Северного Донца раненых солдат и офицеров. Когда к утру мостик был разбит артиллерией противника, тов. Маресева вместе с санитаром Бузыкановым стала переправлять раненых на лодке. В итоге, в течение двух суток они вместе вынесли с поля боя 64 раненых, 52 из них, с личным оружием, и 58 из них эвакуировали через реку. Но в одном из рейсов осколком разорвавшейся мины Маресева была смертельно ранена и 6-го августа 1943 года умерла в госпитале». Отважная патриотка была похоронена в с. Пятницкое Белгородской области. В Вольске на доме, в котором жила героиня, установлена мемориальная доска. Именем Маресевой названы Вольское медицинское училище, улицы в Пятницком, Волгограде, Вольске и в родном селе Черкасском, где прославленной землячке посвящена экспозиция в музее – прим.Н.Ч.)
 |
Евгения Александровна в конце 80-х годов |
Евгения Александровна, хотелось бы задать вам один из самых важных вопросов нашего проекта. На фронте, или уже потом, у вас не было ощущения, что людей у нас не берегут? Что мы могли победить с меньшими потерями?
Нет-нет, там этого не видно было. Все командиры старались беречь людей.
А где были самые тяжелые бои?
При мне в Сталинграде уже добивали, так что на Курской дуге. И на Днепре тоже очень тяжело пришлось…
Многие ветераны признаются, что в тяжелейшей обстановке на фронте, многие люди задумывались о Боге.
Я была убежденная комсомолка, поэтому в бога не верила, крестика не имела. И не видела, чтобы кто-то молился, правда, у нас все ребята были молодые. А может, просто не говорили на эту тему.
У вас есть боевые награды?
Только медаль «За боевые заслуги», но я уже и не помню, за что мне ее вручили. (На сайте www.podvig-naroda.ru есть наградной лист, по которому санинструктор санитарной роты 214-го Гвардейского полка гв.старший сержант Карналь Е.А. 1923 г.р. была награждена медалью «За Боевые Заслуги»: «В период боев с 6 по 18 июля в районе села Крутой Лог и Батрацкая дача на Белгородском участке фронта старший сержант Карналь Е.А. оказала первую медицинскую помощь 89 раненым бойцам и погрузила на автомашины и повозки 45 человек» - прим.Н.Ч.)
Медикаментов хватало?
Не хватало! Бинтов вечно не хватало, поэтому и рубахи рвали, что-то еще, в общем, как-то выкручивались, но это была большая проблема. Помню, что йода было очень мало, поэтому главным лекарством был стрептоцид. Мы им все лечили, а сейчас никто уже и не знает, что это такое – стрептоцид.
А раненых немцев приходилось перевязывать?
Нет, не приходилось. Но я вам скажу, что они хоть и сволочи, но у меня к ним особой ненависти не было. Ничего к ним не чувствовала - мы солдаты и они солдаты. Помню, в Сталинграде в балке где-то стояли, выходим из санчасти, а там два немца сидят, на гармошке играют. Спокойно так, никто их не трогает. Чтобы пленных убивали, я ни разу не видела.
Помню, однажды мимо нас вели колонну немецких пленных, так мы выбежали на них посмотреть. Интересно же, какие вблизи наши враги. Все грязные, вшивые, оборванные, все на них висит… А они вовсю смотрели на нас и удивлялись, что такие юные девчонки делают на войне. Для них это было удивительно.
С самострелами приходилось сталкиваться?
У меня лично их не было, но про самострелов я слышала. Бывали случаи, что специально стреляли себе в руку или ногу. Но чтобы их расстреливали я ни разу не видела, по-моему их просто куда-то отправляли. Вообще, надо сказать, что наша дивизия формировалась в Алма-Ате, поэтому у нас было много ребят-казахов, вообще среднеазиатов. И надо честно признать, что они себя плохо показали. Не помню за что, но их осуждали, и относились к ним с некоторым пренебрежением. Конечно, были и хорошие ребята, настоящие герои, но мало.
Как вы узнали о Победе?
Я тогда жила у свекрови в Новосибирске. На площади все кричали, эмоции у всех были сумасшедшие…
А как отметили?
Вы знаете, я что-то и не помню, чтобы мы даже стол накрыли.
Вы, кстати, на фронте выпивали? Как часто выдавали «наркомовские» сто граммов?
Что-то я не помню, чтобы нам водку выдавали. Но даже когда было что выпить, я не пила. Помню, вошли в одно село, а перед этим у нас один парень подбил самолет. Так ребята достали самогона и в какой-то хатке решили такое событие отметить. Налили полный стакан, но я даже не пригубила.
А немцы нам с самолетов бросали и консервы, и даже печенье с конфетами. Не знаю почему, но представьте себе.
 |
Башарин Сергей Васильевич |
Как сложилась ваша послевоенная жизнь?
Когда меня комиссовали, я вначале поехала к маме в Вольск, а потом за мной приехал Ященко и отвез к своей маме в Новосибирск. А как война кончилась, я его уговорила переехать в Керчь. Приезжаем, а города фактически нет. Ни домов, ни людей… Но представьте себе, город был почти полностью разрушен, и с жильем было очень сложно, но нам выделили трехкомнатную квартиру на набережной. Все-таки он Герой, да и я с фронта.
Но вскоре муж уехал учиться в Академию, а потом я сдуру собрала чемоданы, взяла дочь и поехала к нему. Но пожила в Москве всего неделю-две, чего-то мы поссорились, и уехала в Керчь. А он там остался. Развелись, но потом я вышла замуж во второй раз.
Второй муж воевал моряком. Когда мы с ним только познакомились, за ним столько девчат бегало, но всем он предпочел меня. Когда он узнал, что я воевала в Сталинграде, для него это было все. Тут он уже от меня не отстал. Родила еще двоих мальчишек.
Хотела учиться, но поступить не получилось. Да и какая может быть учеба с тремя детьми? Вначале работала вольником в поликлинике, потом в музее. Что я вам могу рассказать, все уже забыто… Поздно вы пришли, голова уже не та. Раньше, конечно, я все помнила, и много выступала, но сейчас почти все забыла.
Но Зину Маресеву помню вот так! Вовек ее не забуду! Как сядем где-нибудь на привале, и она как запоет свои любимые «валенки». Голос у нее был великолепный…
Войну часто вспоминаете?
Даже сейчас снится иногда. А иногда не могу уснуть и начинаю все поэтапно вспоминать. Причем, вспоминаю с удовольствием. Как бы там плохо и тяжело ни было, но все-таки это была наша молодость. Так что не думайте, что война была война. Все было как в детстве, и плохое, и хорошее, хоть и шла война. Но до нас это иногда и не доходило, мы же совсем молодые были…
| Интервью и лит.обработка: | Н. Чобану |
