2306
Медики

Бурлаков Михаил Тимофеевич

Дата рождения:13.01.1919

Место рождения: Сталинградская обл., Николаевский р-н, с. Николаевка

Место призыва: Дербентский РВК, Дагестанская АССР, Дербентский р-н

Воинское звание: ст. лейтенант мед. сл.

Годы службы: 06.10.1939 - 15.09.1946

Воинское звание: ст. лейтенант мед. сл. запаса

Место службы: 934 сп 256 сд; 298 сп,376 сп 220 сд ЗапФ; лагерь 301 ВС ЦГВ

Награжден:

Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», Орден Красной Звезды; Орден Отечественной войны I степени

(Архивный отдел администрации города Ржева Ф.247, оп.1,д5)

​​Подо Ржев я попал в первых числах июля 1942 г. А до этого ровно год был в дыму и пламени войны: 22 июня меня застало в военно-мед училище пограничном в г. Харькове в лесу под Чугуево. Выпустили досрочно с двумя кубарями и в числе пятерых медфельдшеров угодил на ст. Софрино, где формировалась 256 сд. 2 июля 1941 г. мы уже были в боях в м. Плоскошь Торопецкого района. Много там легло. 31 VIII вышли из кольца (я всю войну был к-ром санвзвода пехотного батальона) к с. Слаутино-Мосты, где вели бои тоже беспрерывные, кровавые, тяжелые до 15-X- 41 г.

Затем 256 сд, до основания потрепанную, со станции Селижарово утром 26 октября на грузовых машинах полуторках срочно повезли под г. Калинин, где немцы сбрасывали свой десант. Там-то наша малочисленная 256 сд без поддержки со стороны была окружена в г. Калинине и пленена. Об этом я узнал позже, после войны. Наш же 1 стр. батальон 934 сп 256 сд под командов. ст. лей-та Томина (он прошел всю войну и дослужился до воинского Звания полковника, командира дивизии).Вот его батальон в Селижарове был оставлен в резерве командования 22 армии, как отличившейся в огненном кольце под Слаутино. В батальоне было не больше 150 чел и вот с ними мы оборонялись и вели наступление в р-не сёл Сорокоумово, ст. Красиково. Полностью обескровили и 10 ноября 41 г. нас расформировали и я через штаб 22 армии попал в 298 сп 186 сд 22 армии. с. Горки. Комбат Томских. Вели наступление с 15 ноября по 31 декабряI-41 г. на деревни Станы, Гришкино, Денисиха устилая трупами поля на огромном морозе. В ночь на 1 января 42 зашли в тыл немцам в д. Коровки, разгромили их гарнизон, и противник побежал в район Молодого Туда. С боями пришли в Оленинский район (дер. Барсуки б. и м., Татьево, Замиево, Хлебники, Раминка, Медведица, Адринная). Здесь наш 298 сп был оторван от своей 186 сд, а она потом, видимо, была разгромлена. Мы с 1 января по конец июня 42 г. всё время подчинялись другой 381 сд.

За эти 6 мес. В Оленинском районе у нас было много наступлений, оборон, были в окружении, выходили с 23 февраля по 24 февраля между Кулаковкой и Шенропаловкой на д. Раменку и мерзли и голодовали, как собаки: обоз с продовольствием нам шел из Андриаполя через Нелидово, а его немецкая авиация бомбила. А в марте-апреле носили мины на себе из Иструбов под Медведицу, получали 100 гр. сухарей, выкапывали на огородах картошку в ямах (жители были эвакуированы), ели березовую кашицу и березовый сок, варили убитых еще зимой немецкой авиацией наших лошадей. Всё претерпели божии ратники, мирные дети труда.

К июню 1942 г. 298 сп был малочислен: 2 роты по 100-120 чел, санрота 298 сп 23 февраля 1942 г. в с. Медведица была вместе с транспортной ротой и взводом боепитания на заре захвачена немцами, врача Федорова увели в плен, многих расстреляли, в том числе две медсестры. С 26 февраля 1942 г. по июнь командир полка бывший комбат Томских поручил мне организовать санроту 298 сп.

В конце июня 1942 г. мы из 298 сп. Рядовых, сержантов и капитана-старика москвича Подсопихина передали 381 сд., а сами 39 чел. офицеров пошли пешком под Ржев через Жиздерово, Нелидово, Андриаполь, Соблаго, Пено, Селижарово, Кувшиново, Торжок. Западнее Старицы нас распределили по разным дивизиям. Некоторые попали в 220 сд и я с ними дошел до Орши, Кенигсберга.

Я попал опять в пехотный батальон. Формировались сначала в берега Волги как земельные ласточки, а потом в д. Остропегово откуда дней через 10 страшным дождем пошли сформированные (в батальоне было 500 чел.) под д. Бельково. Утром рано (число не помню) началось наступление на Бельково, а к вечеру этого же дня у нас в батальоне насчитывалось всего около сотни. Наша техника: автомашины, артиллерия, танки погрязли в трясине, грязи. Пушки 40 мм, 76 мм, 152 мм помогали вытаскивать вручную.

Наступление на Бельково захлебнулось. Нам сказали раньше, что мы будем своим наступлением облегчать тяжелое положение наших войск под Сталинградом. На первый же день под Бельково немецк. авиация с утра до ночи висела над нашими головами и так было до самой зимы 1942-43 г. под Ржевом.

Бельково взяли не сразу, а где-то дней через 10: связисты штаба 31 армии человек 12-15 тянули катушкой связь и им кто-то сказал, что на бугру уже нет фрицев, а наш штаб сводных частей. И они смело вбежали наверх, началась беспорядочная стрельба, видимо, немцы менялись или получали завтрак, но растерялись и с подоспевшими к нашим связистам бойцов, что находились недалеко от противника, бой усилился, перешел в рукопашный. Немцы из Бельково убежали. В это время ко мне во взвод принесли солдата нашего хозвзвода. Он напился антифриза, жидкости малинов. цвета, ароматич. запаха. Я еще не видел в таком буйстве больных и раненых за год войны. Мы его связали вожжами с кухонных лошадей и он рвал их. Целый день мы везли его на повозке вслед убегающих. немцев. К вечеру все же довезли до медсанбата, где он и умер. Вместе с ним отправили 5 человек солдат, отравившихся грибами. Трех спасли в медсанбате, а двое умерло. Перед вечером наш б-н попал недалеко от рощи Смерти под бомбежку. Обоз был разбит, люди, разбежавшись, остались целы. На второй день мы вышли на высоту и пересекли ж.д. Ржев-Москва. И здесь возле офицерского немецкого блиндажа с высоты открылась огромная панорама на г. Ржев, весь покрытый в гигантскую багрово-синюю тучу дыма и пламени.

Не дай бог такой смерти.

Мы стали спускаться в направлении к аэродрому, лес справа. Налетела нем. авиация, отбомбила. Мы, т.е. 7-8 чел санитаров подошли к пруду и на насыпь полз боец. Ему не было еще 20. Вместо усов пушок. Он был в гимнастерке и за ним волочились на 2 - 2 ½ метра его кишки. Он просил: «братцы, перевяжите или убейте». Мы собрали его кишки, завязали их, уложили в плащпалатку (это, видимо, было уже всё). Унесли его в тыл. И тут снова налетели Юнкерсы, но нас не поразить, мы попадали в укрытие.

На аэродроме.

Весь август, сентябрь. Ноябрь и до 5 декабря 42 г. наш батальон, находился на аэродроме, дорожка цементированная вела к городу. Сзади нас вдали стоял огромный кирпичный каменный дом. Это вроде была метеостанция аэродрома. КП батальона находился в первой разваленной казарме в конце аэродрома в подвале. А я со взводом под взлетной дорожкой в яме, куда вползали на животе. Целый день нельзя было показываться. Кто хотел за большим – на саперную лопату и выбрасывали. Кушать повара на горбу привозили 1 раз в день до рассвета. И с 1 сентября ежедневно 100 гр. на бойца, ½ пач. махорки; к-ру – «Беломор» и 40 гр. масла. Раненых вывозили на собаках.

4-5 собак впрягались в повозку в виде дверей. Приезжал ездовой по взлетной дорожке, клали тяжелораненного. на повозку, подтягивали ремнем, ездовой опирался стопами и руками на дверцу, кричал «Ата» и собаки быстро убегали, увозя раненого. Раз мина оторвала одной рябой собаке лапу. Сколько. было боли смотреть на это. Хотя это было ночью, но её взор….

Справа от нас была Роща смерти, которую немцы почти ежедневно бомбили, трупов было много, их не убирали и вонь, вонь. Все эти 4 м-ца мы вели то активную оборону, то выступали, но все были на месте. Сзади нас д. Апоки.

Погибли в бензиновой цистерне.

Это было в конце сентября 42 г. Старший врач нашего 376 сп Насекин приказал ли или они сами два бойца санитара, один из них по фамилии Третьяков, сами изъявили желание продраться в нейтральную зону за наш батальон и в цистерне набрать в ведра бензину, т.к. топлива вечером в санроте почти не было для освещения в блиндажах, где могли делать не только уколы, блокады, но и сложные неотложные операции. Я-то всю войну в санвзводе раненым оказываю такую помощь: бинтование индивидуальными пакетами, шинирование, наложение жгута, прививки против столбняка. В полку было 4-5 врачей и медпомощь была шире, в том числе ночью. В это время ППМ стоял в овраге близ дер. Тилёво. Этих двух бойцов привезли утром рано до рассвета мертвыми привязанными к собачьей тележке. Я выполз из-под взлетной площадки и кратко узнать кто погиб, где, как. Они, оказывается, залезли в середину цистерны и без противогазов задохнулись. Они были совсем молоды и лица у них были красно-красно малиновые. Их немедленно на трех собаках увезли в ППМ в овраге левее за метеорологическую станцию.

Кипящий котел.

Кто наблюдал кипящую воду в огромном котле тот знает силу и звук кипящей воды так и во Ржеве на передовой весь день и всю ночь беспрерывно клокотало бл-бл-ба-пч-бух, ви-ви-ви вторили им мины или снаряд, летящий к нам: разрыв, дым, противная гарь. А с наступлением темноты один за другим, низко, невидимые и неспеша летели, как демоны, наши кукурузники и сбрасывали смертоносный груз со страшным треском где-то близко у передовой. Немцы дружно наводили локаторы, но не успевали осветить и сбить наш биплан: он на бреющем полете всегда через д. Апоки, левее наших блиндажей санроты скрывались в своем тылу, видимо, где-то за Старицей они садились.

Обгорелые танкисты.

Как я уже говорил и мы на своем участке много раз за 4 месяца переходили в наступление, но всякий раз несли потери в живой силе то меньше, то больше и отходили на прежние позиции, в район первой казармы и небольшого участка на южной стороне Рощи смерти. И вот в одном из наших наступлений уже поздней осенью справа от сбитого немецкого Мессершмитта, один за другим показались три наших танка. В первый из них попала немецкая горящая болванка. Танк вспыхнул, закружился на месте и из него сразу выскочило два горящих наших танкиста. Обоих мы успели заманить к нам в нору, они пылали. Садовым ножом, что был в сансумке, распороли комбинезон на спине, оголили их. Но было уже поздновато: у обоих тело на спине, животе и руках было в пузырях. Мы их держали у себя в щели до темна, голыми: они кричали: Жарко, жарко, печет. Потом где-то нашлась простынь и так мы их вечером под руки вели в свою санроту в овраг.

За всю войну я со своим взводом вытащил с поля боя, оказали помощь и эвакуировали более 450 000 чел. Самые безнадежные ранение – это раненые в живот. Они помнят, т.е. в сознании до смерти, которая наступает не сразу. Раненые в голову все время находятся в бессознании…

Интервью и лит.обработка: О. Виноградова, А. Драбкин

Рекомендуем

История Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. в одном томе

Впервые полная история войны в одном томе! Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества не осмыслить фрагментарно - лишь охватив единым взглядом. Эта книга ведущих военных историков впервые предоставляет такую возможность. Это не просто летопись боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а гр...

Мы дрались на истребителях

ДВА БЕСТСЕЛЛЕРА ОДНИМ ТОМОМ. Уникальная возможность увидеть Великую Отечественную из кабины истребителя. Откровенные интервью "сталинских соколов" - и тех, кто принял боевое крещение в первые дни войны (их выжили единицы), и тех, кто пришел на смену павшим. Вся правда о грандиозных воздушных сражениях на советско-германском фронте, бесценные подробности боевой работы и фронтового быта наших асов, сломавших хребет Люфтваффе.
Сколько килограммов терял летчик в каждом боевом...

Я дрался на Ил-2

Книга Артема Драбкина «Я дрался на Ил-2» разошлась огромными тиражами. Вся правда об одной из самых опасных воинских профессий. Не секрет, что в годы Великой Отечественной наиболее тяжелые потери несла именно штурмовая авиация – тогда как, согласно статистике, истребитель вступал в воздушный бой лишь в одном вылете из четырех (а то и реже), у летчиков-штурмовиков каждое задание приводило к прямому огневому контакту с противником. В этой книге о боевой работе рассказано в мельчайших подро...

Воспоминания

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus
Поддержите нашу работу
по сохранению исторической памяти!