Я родилась 22 сентября 1921 года в городе Златоусте Челябинской области. В 1940 году окончила фельдшерско-акушерскую школу по специальности фельдшер и была распределена на Дальний Восток. Дальний Восток тогда – это не то, что сегодняшний – народу мало было, от одной деревни до другой десятки километров.
Приехала я на Дальний Восток и меня назначили обслуживать две деревни – Смирновку и Ермаково, они на Амуре, на самой границе стояли. Год я там проработала, научилась ездить на лошади, а потом началась война.
О войне мы только через неделю узнали – глухомань это была, до райцентра – 150 километров, а машин в то время практически не было, так что, пока до нас известие дошло… Начальник заставы приехал, кратенько рассказал нам, что война началась, но мы как-то спокойно это восприняли. Дескать – война далеко, да и вообще думали, что война быстро закончится.
А через неделю мужчинам в Смирновке повестки пришли: «Явиться в военкомат». Мужики собрались, а мне тогда 19 лет было и я думаю: «Как же это? Все пошли, а я буду вот здесь отсиживаться?» Я быстренько заявление в военкомат написала и отправила с мужиками. Дня через два, или три, как мужчины дошли, мне военком позвонил: «Такого-то числа можете явиться в военкомат». Ну, я быстренько собралась и со второй партией пошла в райцентр, в село Тыгда.
Дошли до Тыгды, военком на меня смотрит, говорит: «А вы откуда?» «Из Смирновки». «Сколько тебе лет?» «Девятнадцать». «А родители как отнеслись к тому, что ты в армию пошла?» А у меня ж родители в Златоусте остались, я и говорю: «Я сама по себе здесь живу». Военком: «Ну ладно, выйдите. Мы подумаем». Я за дверь вышла, но они меня быстро вызвали: «Хорошо. Мы вас берем. У нас здесь разворачивается резервный кавалерийский полк. Мы сейчас вручим вам секретный пакет, вы должны передать его командиру этого полка». Вручили мне пакет, сейчас я думаю, что это в пакете мои документы были, и направили в Сковородино, где формировался 48-й резервный кавалерийский полк.
В полк меня зачислили старшим фельдшером стационара. Всего нас в этом стационаре трое человек было – Гурченко Тамара Аркадьевна, молодой врач только институт закончила, я и моя ровесница Анечка, она начальником аптеке была. Первым делом нас, конечно, обмундировали и мы стали служить. Месяца через четыре или пять мне присвоили звание военфельдшера, два кубика в петлицах.
В полку мы обучались верховой езде, стрельбе из пулеметов, винтовки, пистолетов. Где-то, через год, к нам в полк приехал генерал, проверил обучение и приказал отправить полк на фронт. Правда, я с полком не поехала. Меня и еще несколько человек на границу направили. Я попала фельдшером в Черняево, в санчасть пограничного отряда. Так я стала пограничником.
Когда я только в отряд попала, за мной коня по кличке Картинка закрепили. А мне тогда 20 лет было, я раз, на него вскочила и гарцую, баловство, конечно. Тут командир отряда вышел, увидел меня: «Это кто там гарцует на горизонте?» Ну, ему доложили. Он меня подзывает: «Наказание хочешь?» Я быстренько спрыгнула: «Никак нет!» «Ну ладно, больше не балуйся».
Сперва, в санчасти служила, там нас четыре человека было – начальник санчасти, врач, я, фельдшер, да медсестра вольнонаемная. Служила как все, ночью ходила в дежурство по санчасти. И вот тут страшно было. У нас же санчасть на самом берегу стояла, а на другом берегу японцы сидят, нас на прицеле держат. Ночью выйдешь часового проверить, у санчасти всегда часовой стоял, он: «Стой! Кто идет?!» Ответишь ему. Сама на другой берег смотришь, страшно, а вдруг сейчас японцы стрелять начнут? Постоишь там, а потом обратно в санчасть – война, не война, люди все равно продолжали болеть.
Правда, никакого гриппа не было, этого я не помню. Простуда была, небольшие ранения. А однажды страшный случай был – начальник санчасти, хирург, в госпиталь на совещание уехал, а тут у солдата прободение язвы желудка. В санчасти только врач осталась, но она не хирург, я и медсестра. Врач на нас смотри и говорит: «Что делать? Надо оперировать, или он умрет». Прооперировали солдата, спасли.
А потом меня из санчасти отряда перевели фельдшером в маневренную группу, это кавалерийское подразделение, предназначенное для усиления границы. И вот, как только тревога, японские провокации же продолжались, я на коня как пушинка взлечу, и едем – впереди командир, замполит, за ними я с ветфельдшером, а за нами уже мангруппа.
Правда в боях я не участвовала, чаще всего помощь перебежчикам оказывала. Помню, один зимой прибежал. Тогда Амур замерз, на льду торосы, так он, чтобы его не заметили, в нижнем белье бежал и босиком. Прибежал на заставу, а у него уже пальцы на руках и ногах черные. Вот ему я помощь и оказывала, перевязывала, пока его не забрали.
Еще я в наряд по столовой ходила, пробы снимала, осматривала солдат на предмет вшей, учила их ноги не только портянками обматывать, но и газетами, чтобы теплее было.
К концу войны меня в Забайкалье перевели, в Кяхту. Там я встретила Победу. Утром как обычно вышли, а тут Левитан выступает. Говорит – Победа! Мы как услышали – такое настроение было! Даже не передать, сколько веселья, что все закончилось.
Потом меня перевели в санчасть в Читу, там я была во время всей Советско-японской войны, так что у меня даже медали «За Победу над Японией» нет.
Когда война с Японией закончилась, меня демобилизовать должны были, но тут лагеря для военнопленных стали формироваться. Я уволиться хотела, мне же дальше учиться надо, а тут в политотдел вызывают, говорят: «Вы понимаете, какая обстановка, некому работать в лагере для военнопленных японцев. Вы сможете еще поработать, хотя бы несколько месяцев?» Ну, и я сразу: «Смогу», – как тут отказаться? И где-то год проработала в лагере для военнопленных японцев. Общалась с ними на пальцах, а они хитрые… У нас один санитар-японец был, Яманучи, он все прикидывался что неграмотный, а потом оказалось, что он то ли профессор медицины, то ли еще какой-то заслуженный врач. В плен к нам попал и вот так скрывался.
А.Н. - Спасибо, Зоя Петровна. Еще несколько вопросов. В 1940-м году вы попали на Дальний Восток и жили рядом с границей. О японских провокациях знали?
З.П. - Конечно. Граница тогда очень строго охранялась, но японцы пытались пересечь ее. От мирных жителей эти случаи старались скрыть, но мы все равно знали.
А.Н. - Зоя Петровна, 1941-1942 год, немцы под Москвой, на Волге и на Кавказе. Никогда не было ощущения, что страна погибла?
З.П. - Нет, никогда. Мы были уверены, что разобьем немцев.
Правда, чувствовалось, что японцы с той стороны напряжены. Да и в погранотряде все напряжены были. А уж как на границу выходили – никогда не забуду.
Сама-то я в наряд на границу не ходила, но видела. Наряд стоит, начальник заставы: «Приказываю выступить на охрану Государственной Границы Союза Советских Социалистических Республик!» И все так торжественно, аж мороз по коже.
А.Н. – В вашем отряде пограничники писали рапорта с просьбой отправить на фронт?
З.П. – Я про это не слышала.
А.Н. – А вообще из отряда на фронт направляли.
З.П. - Направляли. В военные училища направляли, и на фронт направляли. На фронт особенно тех, кто провинился направляли.
А.Н. – А к вам в отряд фронтовики приходили?
З.П. – Нет. У нас такого не было.
А.Н. – Когда вы служили в санчасти отряда, вы на границу выезжали?
З.П. – Конечно. Если кто на заставе заболел, на коня и на заставу. Медперсонала-то на заставах не было, только в отряде и фельдшеры в комендатурах. (Комендатура – подразделение в пограничных войсках. Во время войны комендатура объединяла 4-5 пограничные заставы. В состав отряда входило 3-4 комендатуры. А.Н.)
А.Н. – Насколько часто приходилось выезжать на границу?
З.П. – Я уже не помню. Когда в санчасти была – если кто заболел, а в мангруппе – если нарушение границы было, или надо усилить охрану границы.
А.Н. – Как в погранвойсках относились к замполитам?
З.П. – Очень уважительно. Командир-то – это одно, а вот политработник он как бы защитником перед командиром выступал.
А.Н. – А на границу политработнике выезжали?
З.П. – Конечно. Только тревога – они впереди, рядом с командиром.
А.Н. – Какая у вас форма была? Вы в юбках ходили или в брюках?
З.П. – Когда в кавалерийском полку были, то по гарнизону в юбках ходили. А когда на стрельбище шли, или верховой езде учились – тут, конечно, в брюках.
В погранвойсках тоже так ходили, а зимой в полушубке, ватных штанах, валенках и шапке-ушанке.
А.Н. – Зеленая фуражка была?
З.П. – Нет. Я в пилотке ходила.
А.Н. – Сапоги были или ботинки?
З.П. – У меня всегда сапоги. Правда, мне их на заказ шить пришлось. У меня же 36 размер, а в армии таких сапог нет.
А.Н. – Как кормили в пограничных войсках?
З.П. – Очень хорошо. Как же хорошо не кормить, когда солдаты на несколько часов в наряд уходили, а морозы там знаете какие? Хорошо кормили.
Еще и охота помогала. Однажды солдаты медведя убили. Я в столовую прихожу, пробу снять, а у меня спрашивают: «Медвежатину хотите?» «А где она?» «А вот, на столе». Смотрю – огромный стол, а на нем много-много мяса, это как доппаек было.
А.Н. – Во время войны в многих частях на Дальнем Востоке были случаи цинги.
З.П. - Этого у нас не было.
А.Н. – Спиртовое довольствие выдавали?
З.П. – Не знаю. Мне нет, а тем, кто в наряд на границу уходил, может и выдавали.
А.Н. – 2 сентября 1945 года закончилась Вторая мировая война. Вы не могли бы сравнить свои чувства 9 мая и 2 сентября?
З.П. – Знаете, это несравнимо. К победе над Японией как-то более спокойно отнеслись.
А.Н. – После войны вы служили в лагере для японских военнопленных. Их на работах использовали?
З.П. – Да. Они в Чите Дом культуры железнодорожников строили.
Их из бараков выводили, строили и на стройку вели. И, пока вели, они наши советские песни пели «Катюшу» и другие. Красиво так пели.
А.Н. – А как местные жители относились к пленным японцам?
З.П. – Спокойно. Они же на нашей земле ничего натворить не успели.
А.Н. – Смертность в лагере большая была?
З.П. – Нам об этом не говорили.
А.Н. – Побеги были?
З.П. – Нам об этом не говорили, но слухи ходили, что пытались сбежать. Хотя, куда им бежать?
А.Н. – Спасибо, Зоя Петровна.
Благодарим сотрудником 31-го пансионата ветеранов труда г. Москвы за неоценимую помощь в деле организации встреч с ветеранами пансионата.
| Интервью и лит.обработка: | Н. Аничкин |
