Я родился 17 февраля 1916 года в дер. Ишимово Осинского уезда Пермской губернии. Затем наша деревня вошла в состав новообразованного Бардымского района Свердловской области. Там я жил до 1936 года. Родители мои были простыми крестьянами, отец умер в 1920-м году, так что мать осталась одна с пятью детьми. Пришлось тяжело, но тут начали организовывать колхозы, мы туда сразу же вступили, хотя многие крестьяне сначала входили в колхозы, потом зачем-то выходили.
До войны я окончил 6 классов. Затем мы переехали в пос. Калиново, расположенный в 65 км к северу-западу от г. Свердловска (ныне – Екатеринбург). В сентябре 1937 года меня призвали в армию, в военкомате определили во внутренние войска НКВД СССР. Я был направлен в Тулу, попал в часть, которая занималась охраной важных промышленных объектов, в основном это были военные заводы. Потом меня направили на обучение в школу служебных собак, расположенную на ст. Клязьма под Москвой. После ее окончания получил направление в г. Загорск (ныне – Сергиев Посад) Московской области. Там в одном из рабочих поселков находился очень важный военный завод. Здесь я находился до декабря 1940 года. Охранял территорию складов с собакой. Никаких ЧП за все время моей службы не произошло.
В конце 1940-го года демобилизовался, после чего приехал обратно в поселок Калиново. Здесь поступил в милицию. Немного поработал, как тут началась война, и меня направили в Свердловский военный округ.
Затем меня снова отправляют в Москву. Работал в особом отделе 420-го маршевого стрелкового батальона. Где он дислоцировался? В 1939 году в Москве проходила Всесоюзная Сельскохозяйственная выставка, и рядом с ее павильонами был построен милицейский городок. Как раз там мы и формировали маршевый батальон, затем часть переехала в г. Кунцево, здесь продолжили готовить пополнение на фронт. И весной 1942 года я сопровождал сформированный батальон на фронт под Ржев. Оттуда вернулся обратно в Кунцево, где мы продолжили формировать маршевые части.
Весной 1943 года меня перевели на работу в контрразведку СМЕРШ, которая была образована весной того же года. Присвоили звание «младший лейтенант государственной безопасности» и направили в отдельный танковый полк, который формировался в г. Горький (ныне – Нижний Новгород). На вооружение к нам поступили ленд-лизовские американские танки. С этим полком после сколачивания части прибыл в Краснодарский край, здесь мы проходили недавно освобожденную станицу Крымскую. С боями дошли до Темрюка, к тому времени большинство наших танков было выбито в боях. Вообще же американские танки были все-таки не такими надежными, как наши Т-34. Помню даже такой случай – танк вылетел на нейтральную зону, и не смог никуда повернуть, у него отказала трансмиссия. Кстати, экипаж мы потом из нейтралки выручили.
В Темрюке меня поручили служить в качестве особиста в трех отдельных кабельно-шестовых ротах Северо-Кавказского фронта. Затем нас переподчинили 56-й армии, и я принял участие в Керченско-Эльтигенской десантной операции, в ходе которой в ночь на 3 ноября северо-восточнее г. Керчи был высажен десант, который к 12 ноября захватил плацдарм на плацдарме, протянувшемся от Азовского моря до предместий Керчи. Затем и наши роты на катерах были переправлены на освобожденный участок. Немецкая авиация нас бомбила при форсировании Керченского пролива, и когда мы двигались на катере, то я видел, как был сбит наш самолет, его летчик выбросился с парашютом и плавал в Азовском море. Нам с катеров был очень хорошо виден плавающий на волнах купол парашюта. Так до сих пор и не знаю, подобрали летчика или нет. На плацдарме я находился в землянке, вырытой в районе пос. Маяк. И сидели мы там вплоть до 11 апреля, когда Отдельная Приморская армия, сформированная в ноябре 1943 года на базе полевого управления Северо-Кавказского фронта и войск 56-й армии, перешла в наступление.
С этой частью мне довелось освобождать Крым, мы шли по Южному берегу. Довелось мне проходить Судак, Алушту и Ялту. Здесь по дороге от Судака до Алушты я видел, как взятые передовыми частями пленные румыны вместе с нашими автоматчиками гнали колонну военнопленных немцев в тыл. Надо сказать, нас предупреждали, что фрицы с румынами очень недружно жили, и здесь это подтвердилось.
Дошли мы до Севастополя, где после ожесточенных боев в итоге 12 мая остатки немецких войск на мысе Херсонес сложили оружие. После того, как враги окончательно знали, я видел большую колонну пленных, многие из которых все еще были в шинелях, которую вели по дороге Севастополь-Симферополь.
В Крыму меня перевели в 370-й радиодивизион особого назначения, он тогда переформировывался в Симферополе. В штат дивизиона входили: центр обработки информации, приемный центр и 4 радиопеленгаторных пункта. После формирования мы отправились на фронт, где приняли участие в Ясско-Кишиневской наступательной операции. Затем освобождали Румынию, Венгрию, Австрию и Чехословакию. В этой части прослужил до конца войны. Дивизион занимался радиоперехватом, а также проводил радиоразведку. 9 мая 1945 года мы расположились в Братиславе, столице Словакии. Когда узнали о том, что немцы капитулировали, была, конечно же, большая радость, все обнимались и говорили, что война наконец-то закончилась. Кстати, в Будапеште я прослужил месяц в оперативной группе СМЕРШ, также наша группа работала и в Братиславе. Мы ходили по домам, выявляли тех, кто помогал немцам, а также искали вражескую агентуру, которую немцы всегда оставляли в освобожденных городах. Кстати, во время этой работе я встретил русских людей. Один из них жил в Будапеште, сам был уроженцем Вятской губернии. Он попал в плен во время Первой Мировой войны, остался в Венгрии, работал на хлебозаводе, женился на сербке. Другой, уже немолодой дядька, украинец по фамилии Сидоренко, попал в Братиславу при аналогичных обстоятельствах. Они стали у нас толмачами, т.е. переводчиками. Мы находили много подозрительных людей и отводили их к следователям. Надо сказать, что они не сильно-то и сопротивлялись, ведь в конце войны все стало очевидно, что мы все равно победим немцев. Были ли случаи побега? За все время моей службы в оперативной группе произошел только один случай. Мы в Будапеште привели одного задержанного, он немного побыл у нас в комендатуре, а следователь задержался и мог приехать только утром на следующий день. Что делать, мы заперли задержанного в туалете, а он ночью убежал через окошко. Больше никаких неприятностей не случалось, правда, один раз пришлось разбирать ЧП. В центре Будапешта стоял большой дом, на первом этаже которого стояли токарные станки, при немцах здесь размещался какой-то военный завод. А в подвале дома наши солдаты обнаружили винный завод. Естественно, братья-славяне расстреляли бочки, вино расплылось, и один солдат напился и утонул в подвале. Так что мы выясняли, кто был зачинщиком этого безобразия. Нашли их, и примерно наказали, но без излишней жестокости.
- Как мылись на фронте?
- Обычно ходил в передвижные душевые, вот на плацдарме тяжело пришлось. Тогда что-то там старшина организовывал изредка, и все. А вот в Будапеште я в первый раз за всю войну пошел в баню, мы здесь довольно долго стояли. Здесь окончательно и от вшей избавился. А до этого со вшами боролся следующим образом – прожаривал одежду над специальными бочками, наполненными горячей водой.
- Как кормили?
- Нормально, мне хватало. Выдавали американскую колбасу в банках. Даже когда и по 100 грамм водки наливали, особенно перед наступлением. Только на плацдарме с едой были проблемы, ведь далеко не всегда удавалось перевезти грузы через пролив, так что здесь, бывало, сидели на голодном пайке. А вообще самое сильное впечатление по поводу продуктов на войне – когда мы освобождали Румынию, то я лично увидел, что местные жители кукурузой печки топили.
- Чем вы были вооружены на войне?
- Пистолетом ТТ.
- Мирное население как вас встречало?
- Хорошо. Многие пели русскую песню «Катюша». Причем пели по-венгерски, по-румынски и по-словацки. Я тогда сильно удивился, откуда нашу песню так хорошо знают.
- Трофеи собирали?
- Нет, я ничего не брал. К нам даже как-то пришла информация, что один полковник нагрузил полный «Студебеккер» разного барахла, и отправил его в Советский Союз. Единственное, что я взял на фронте – это бумажник и часы. Была у меня еще и фляга немецкая, очень удобная, мне ее подарил товарищ. А больше я домой из армии ничего не привез – единственное, из моей советской плащ-палатки жена нам хорошую перину сделала, ею мы и сейчас пользуемся. Вообще же у нас в СМЕРШе нельзя было трофеи собирать, это строго запрещалось.
- Какие настроения были в войсках?
- В основном все были настроены по-боевому. Единственный раз, когда мне довелось столкнуться с дезертирством, произошел во время сопровождения маршевого батальона под Ржев, из нашего состава сбежал один командир и трое солдат. И все, больше за всю мою службу случаев дезертирства не было.
- Какое в войсках было отношение к партии, Сталину?
- В Сталина все верили. Кстати, именно в армии меня принимали в партию. Но что-либо говорить о Сталине в моем присутствии банально опасались.
- Под бомбежки попадали?
- Да, и довольно часто. Когда служил в отдельном танковом полку, мы как-то расположились в лесу, и вдруг налетели «Юнкерсы» и «Мессершмитты» и началась бомбежка. Причем она была довольно сильная, с деревьев все ветки посбивало. Я же под танк спрятался и тем от пуль и осколков спасся.
После войны я продолжил служить в разведке пограничных войск НКВД (с 1946 года наши пограничные войска стали относиться к МВД, а с 1949-го – к МГБ) СССР. Затем перевели в Одессу, оттуда – в г. Бендеры Молдавской ССР. В итоге 5 ноября 1951 года я с семьей прибыл в Алушту, здесь и демобилизовался в 1953-м году.
| Интервью и лит.обработка: | Ю. Трифонов |
