Хоняк Анатолий Семенович

Хоняк Анатолий Степанович, Лепельская партизанская зона, 1943 год

- Я окончил Горьковское училище зенитной артиллерии. И перед самой войной был направлен для дальнейшей службы в Белорусский военный округ. Располагалась наша часть в Кобрине, но в июне мы выехали на летние занятия в лагерь, в район Колки. Там были практические стрельбы, тренировки, занятия - обыкновенная военная учеба. Конечно, напряжение чувствовалось. Особенно после заявления ТАСС от 14 июня, которое подвергало сомнению заявления печати, что немцы перебросили свои войска к нашим западным границам.. Это, конечно, было сделано с целью предотвратить провокации.

22 июня у нас был кросс имени Ворошилова. Вся воинская часть бежала. Пробежали, а потом пошли купаться на речку. Обыкновенный выходной день. Солдатская самодеятельность, неофициальные игры, соревнования. Вдруг бежит солдат: "Война!!" Настроение у нас предвоенное, чувствовалось, что что-то будет, но сначала подумали, ради шутки кричит. Он: "Война! Молотов выступает!" Смотрим, палатки сняты, костры горят - сжигают ненужное. Тревога. Готовимся к маршу на Минск.

Мне казалось, что завтра - послезавтра будем в Берлине. Думал: "Надо почистить сапоги, чтобы офицер был в блеске". Двинулись к Минску. Там заняли огневые позиции. Потом нас быстро переправили своим ходом в Оршу. Автострада была загружена. Все время господствовала в воздухе немецкая авиация и контролировала дорогу. Деревни горят, машины разбиты. В какой-то деревушке разваленная машина стоит, трупы вокруг, женщина убита - из груди кровь течет, а около нее ползает грудной ребенок. Женщины подбежали, ребенка взяли, но эта картина первых жертв войны осталось у памяти, не смотря на то, что прошло столько лет. Потом стояли на обороне Орши. Потом Могилев. Мы отстали от своей 55-ой стрелковой дивизии, которой мы были приданы. Командир дивизии - подполковник Тер-Гаспарян.

Узнали каким-то путем, что наша дивизия стоит в обороне на реке Сож, город Пропойск (теперь Славгород). Разрешило командование дивизиона выйти в район действия своей дивизии. И вот у реки Сож держали оборону примерно месяц. Что там было интересного? Оборона была устойчива. Немцы несколько раз пытались пробить. Но мы занимали очень выгодный водный рубеж - река Сож довольно широкая, да и местность там равнинная. Не было удобного места для наблюдательных пунктов. Они поднимали аэростаты, чтобы наблюдать и корректировать артиллерийский огонь. Дали задание нашему дивизиону - сбить этот аэростат. Мы так попали, что перебили трос, и ветром аэростат принесло на нашу территории. Командир говорит: "Зенитчики сбили - отдать им аэростат." Он большой - у него двойная оболочка. Его разрезали. Мне попал кусок, как плащ-палатка метра полтора на полтора. Этот кусок свернешь и положишь в карман - тонкий, но влагу не пропускает. Завернешься - дождь идет, а он влагу не пропускает.

Тут нас окружили. Началась анархия. Кирпонос погиб, начальник штаба погиб, старшего командования не стало. Началась паника. Недели две пытались создать оборону, но ничего не получалось. Я к этому времени заболел малярией. Приступ был перед самой войной и как раз, когда в окружение попали. Попал в плен. Был в лагере в Кременчуге, потом перебросили в Винницу. Строили бункер Гитлера, всех, кто там был уничтожили, чтобы не было свидетелей. Мне удалось бежать. С разными приключениями прибыл на родину включился в подпольную группу и летом 1942 года вступил в партизанский отряд. До встречи с советской армией был в партизанском отряде. После штурмовал Берлин. Командовал артиллерийской противотанковой батарей. В 1946 году демобилизовался. Работал учителем, на партийной работе. Теперь отдыхаю.

- В 1941 году какие были зенитные орудия в вашем дивизионе?

- 76-мм пушки, правда, очень тяжелые. На двух колесах, пять тонн весом. Транспортировали их дизельным трактором "Сталинец". Скорость - 6 км/час.
Под Минском мы эти трактора бросили и зацепили на ЗИСы. Наша пятитонная машина ЗИС тянула пушку. Мы удивлялись - даже из грязи вытягивала.

После партизан, я командовал противотанковой батареей. Пушки ЗИС-3. Очень удачные пушки. Легкие. 6 человек расчет. В боях за Берлин по лестнице затаскивали на второй этаж. А после войны, когда служил - эту пушку не можем взводом по ровной дороге прокатить.

- Когда вы в лагерях были у вас был боекомплект?

- Да. Мы же там стреляли.

- Вы начали лейтенантом? Командиром взвода?

- Командир огневого взвода.

- В батарее сколько орудий было?

- 4 орудия. Огонь зенитной артиллерии направлялся прибором ПУАЗО. Это громоздкая установка, занимала много места. 4 орудия стояли трапецией, а в середине прибор. С этого прибора наблюдают за самолетами. Данные с ПУАЗо передаются на орудия. Установка трубки автоматическая. А уже для наведения пушки надо совместить стрелки горизонтальной и вертикальной наводки. На снаряде есть дистанционное кольцо - время горения порохового столбика. 5-10 сек. Все время счетчик дает время и заряжающий должен ключом выставить дистанционное кольцо, чтобы снаряд взрывался в нужное время. Это громоздко.

- Бронебойные снаряды были?

- Да.

- Приходилось стрелять по танкам?

- По танкам однажды у деревне Шанова в восточной части Белоруссии, Горецкий район. Их танки в начале были слабые, зенитная пушка пробивала их запросто.

- Было ощущение, что можем проиграть…

- Лично у меня нет. Победа будет за нами! Отчаяния не было. Была горечь, что так получилось.

- Как вы попали в плен?

- Мы шли с группой солдат. Командир дивизиона, когда было уже безвыходное положение, взял на себя ответственность, потому что уже все развалилось, хаос. Приказал пушки взорвать - стволы забили грязью, и при выстреле конец ствола отрывался. Потом по группам пробирались. У меня температура, но двигался. Со мной было еще 5 солдат. Это Украина, степь, леса нет, укрыться негде. Хлеб стали уже убирать.

- Шли на Восток?

- Да. Ночь идем, днем прячемся в скирдах. Спали по очереди, чтобы кто-то наблюдал, не высовываясь. Так шли суток 5-7. Устали. Сон морил. Пистолет я держал в шинели. Продумал, что в случае безвыходного положения застрелюсь. Я отдыхал, а солдат, который дежурил, уснул. Немцы нас взяли сонных. Я за пистолет - его нет. Нас разоружили, повели в лагерь. Шинель офицерскую сняли. Остался в одной гимнастерке. Лагерная жизнь трудная. Вам не понять… Сначала собирались группы по 10-30 человек, потом уже колонна - 1000,1500, может меньше. В жару, измученных 130-140 километров гнали в Кременчуг. За один день не могли мы пройти. Слабые. Привалы были. Обыкновенно на животноводческих фермах. Охрана, собаки, вышки, пулеметы. По дороге думал, может быть, кустарник или кукуруза будет и может удастся убежать. Сам больной, температура - еле шел. До меня некоторые это попробовали. Собаки догнали и разорвали. Убедился, что этот путь не удачный. Шли примерно 5-6 дней, точно не помню. Уже третью часть пленных, что не могли идти, пристрелили. Воды нет, рек нет, а пить хочется. На одной ферме колодец, он уже высох, котелком цепляли грязь, чтобы хоть немножко смочить губы. Один неосторожно упал туда, может сутки там лежал, может и больше - умер, а мы все равно эту воду пили, потому что пить хочется.
В Кременчуге был большой лагерь. Размещались в железнодорожных бараках. В них стояли нары в 3-4 яруса. Кормили раз в сутки. Варили баланду из подсолнечного жмыха Это такая масса коричневого цвета. Сутки - двое ее размачивали в бочках, потом чуть-чуть подогревали и нам давали. Выгоняют из бараков, кругом немцы, собаки. Стоят 4 бочки, а мы с котелочком идем. Разливает военнопленный. Около каждого из них стоит немец с палкой. Как только подходишь, тебе наливают, а он тебя то по рукам бьет, то по спине, по лицу. Это каждый день так.

Видели фильм "Радуга" по книге Ванды Василевской? Про издевательства немцев над пленными. Я был в оккупационных войсках, и когда демонстрировали этот фильм в Германии, немцы уходили - они не могли смотреть. Многие даже не верили, что это так было.
Как было, я вам расскажу. Лагерь, барак, заходит немец и не знаешь, что делать. Если смотришь на него, он: "Ком". Если стараешься уйти, он догоняет - что ты уходишь. У них было чувство садизма. Издеваться им было в удовольствие. Один раз я так попал. Около вертикальной стенки заставили стоять, упершись коленками в стенку и с поднятыми руками, тоже прислоненными к стене. Сколько Вы можете выдержать? Руки опускаются. Они по ним резиновой палкой. Бьют до тех пор, пока человек не сваливается, потом пристреливают. Меня они просто бросили - им надоело.
Вышел из барака однажды, слышу стрельба. Не пойму в чем дело. Несколько пленных заставили лезть на дерево. А они стоят и стреляют по ним как по мишеням. Я сам видел.
Жители приносили и хлеб, и картошку. Немцы разрешали давать. Кто-то бросит кусок хлеба, люди голодные, бросаются. Каждый старался ухватить этот кусочек. Стоят, хохочут, а потом стреляют в самую толпу и при этом хохочут.
А я же болен. Я не понимал или это сон, или моя прежняя жизнь сон, а это настоящая. Полное безразличие. Один раз ночью стрельба. Утром всех выгоняют из барака. Потом узнали, что группа свежих пленных, попавших недавно в лагерь, убила часового и ушла. Удалось им это или нет - не знаю. Вышки через 50 метров, патрули с собаками ходят. Но стрельбу мы слышали. Наказание всем. Выгнали несколько тысяч пленных из бараков. Встали в одну линию, кругом собаки, конвоиры. И вытаскивают каждого четвертого и расстреливают. Думаю: "Быстрей бы это все кончилось". Я оказался третьим и очень сожалел об этом. В плен я попал где-то 19 сентября. Становилось все холоднее. Я в одной гимнастерочке. Бараки закрыли на замок. Мы на улице. Дождь, слякоть, а мы стоим. К счастью, малярия у меня заглохла. С собой у меня был хинин. Но от голода, шум в ушах. Состояние очень тяжелое. Так нас держали под открытым небом неделю, потом разрешили вернуться в бараке.

Но мне в лагере подвезло. С людьми из нашей части я встречался, но они куда-то исчезали. Попался как-то рядом со мной витебчанин, Жуков, крепкий был, видимо, закаленный. Он там приспособился. Он мне и хлеб доставал, шинель, плащ-палатку достал. Я уже заворачивался. Если бы не он я бы погиб, он меня поддержал. Потом его куда-то угнали. Я попал в Винницу, он, может быть, в другое место.

В Виннице как только прибыли на станции нам дали поесть заварную муку. Клейстер. Сладкая. Это как слабительное. У всех начался понос. И массовая смертность пошла. Посреди этого лагеря бульдозером выкапывали траншею, потом в траншею скидывают трупы, пока она не наполнится, потом закрывали. Все раздетые, голые лежат - смотришь, вырезан кусок тела. Даже людей ели. Костры разводили. Десять рублей стоила ложка супа. Варили человечину. Возможно, и я ее ел. Яму зароют - другую выроют. Что-то страшное: Лежишь на нарах - справа мертвый, слева мертвый, ни каких эмоций, как будто так и должно было быть. Все-таки немцы боялись эпидемий. И стали нас рассредоточивать. Я попал в группу человек 50-100. Километров за 20 нас отвели в детский дом - его оградили, вышки поставили. Наша задача за 7 километров носить плашки дров из грабового леса. Метровые, тяжелые палки заставляли носить. Начался мороз. Ноябрь месяц. Никаких рукавиц. Руки мерзнут. Я с умершего снял пилотку, кругом обшил, и разрезал, чтобы руку всунуть можно. Думал: "Убегу в лес, но собаки догонят". Нескольких человек пристрелили… То что мы делали могла выполнять одна машина. Просто так нас медленно уничтожали. Пригнали туда в середине недели. Думал: "Воскресенье выходной". Немцы в воскресенье в начале войны не воевали. Даже не бомбили. Но нет - погнали. С каждым днем слабел. Треть пленных уже пристрелили. Понял, еще день-два и меня пристрелят. Сил нет. Утром в понедельник думал, как бы мне попасть не на работу, а на кухню, что была за проволокой. Там тоже пленные работали. Утречком встал. День морозный. Солнце еще не всходило. Попался топор с одной отломанной щечкой. А так топор целый. Я отломанную часть взял ближе к руке. Делаю вид, что ищу палку, топорище. Иду на проходную, где стоит немец. Делаю вид, что ищу палку. Или немец такой попался, или поверил мне. Кто его знает? Показывает, иди к сараю. Сам думаю, как бы мне уйти. За сараем овраг. Топор в сторону и ходу. Так мне удалось бежать.

- Был обмен хлеба на сигареты?

- Никакого. Только нам давали баланду. Если кто-то попадал на работу, может быть, кто-то давал. Даже иногда немцы давали. Помню, где-то разгружали кожи скота небольшой группой в человек 10. А тут смотрю - ребята собрались. Кожа с прожилками, с кусочками мяса. Мы грызли эту кожу. Вспомнился Джек Лондон "Борьба за жизнь". Как собаки… мне страшно стало. Я попробовал - не вкусно. Но стал грызть. Это невероятно.
Помню в лагере, еще вначале, бомбежкой убило лошадь. Разрезали, съели. Несколько суток валялась нога, вонь уже пошла, но около копыта еще немножко осталось мяса. Я держался за подкову и грыз эту ногу удовольствием! Ведь она уже пахла! И болезней не было. Просто удивительно. В критическом состоянии организм сосредотачивает всю свою внутреннюю энергию.

- О чем разговаривали? Основное время в лагере чем было занято?

- Разговаривали кто о чем. Иногда брали на работу. Человек 5 из нескольких тысяч. Остальные: кто лежит, кто ходит, кто вшей ищет. В карты играют, в очко, анекдоты травили. Появилось много вшей. Даже на бровях по 5-6 штук сидело. Играли со вшами. Положит пятачок и на него в центр свою вошь. Чья быстрее с пятака сбежит - тот выиграл. Играли на деньги. Потом самых быстрых вшей продавали. Ходит такой: "Беговая вошь! Кому беговую вошь!". За нее дают 100-200 рублей. При обилии вшей продавали вошь за деньги.
Помещение, наверное, раньше было зерноскладом. Я сидел искал на полу зернышки, чтобы немножко что-нибудь пожевать. А там немец придет, позовет, к стенке поставит.

- Тогда, когда вас поставили к стенке, как вам удалось выжить?

- Наверное, ему надоело, бросил.
Мы себя там не чувствовали людьми, и нас не считали за людей. Мы были как козявки. Они могли, что угодно с нами делать. Мы были полностью бесправными.

- Что помогло сохранить свою личность, не позволило опуститься?

- Советское воспитание победило войну. Война была всенародной. Не зависимо от возраста, от положения, от национальности, от образования. Все были едины в стремлении победить врага. Это результат - всей нашей системы: и школы, и семьи, и организаций, всей нашей жизни.

- Обсуждали, почему попали, что делать?

- Все знали, почему попали. Тогда все видели и неопытность командования, и превосходящие силы противника и растерянность и панику. Немцы были уже обстреляны. А мы - главным образом молодежь, необстрелянная. Там где был приписной состав, участники Гражданской войны, там была организация. А молодежь - сразу паникует. Паника - самое страшное. В первые дни паника нас губила.

Офицеров всех не расстреливали, расстреливали комиссаров. У офицеров лычки на рукаве и кубики в петлицах, у политработников звездочки. Правда, сначала немцы не различали, потом уже разбирались. Они сразу не заметили, что я офицер. Со мной, когда я попал в плен, был солдат Рубнек. Он говорит: "Надо кубики снять". Оторвали воротник. Сразу отделяли политработников: "Комиссары, шаг вперед". Были такие, которые выходили. Были такие случаи, что и выдавали. Всякие были люди. Комиссаров и евреев расстреливали сразу. А к остальным применялась политика постепенного уничтожения: скудное кормление, физическая нагрузка и издевательства.

- Охраняли немцы?

- Только немцы. Хотя были и наши полицейские. Был даже с нашей деревни мой одноклассник. Случайно встретились с ним в Виннице. Даже, когда мы были детьми, он отличался. Его не любили, и не случайно. Говорит: "Я уже присягу принял, помогу и тебе пробиться в полицаи" - "Нет, в полицию я не пойду. Если можешь принеси кусочек хлеба". "Нет, хлеб носить запрещено". Я круглый сирота, родители рано умерли, я их не помню. Рос у бабушки с дедушкой. Окончил среднюю школу, они все сделали, чтобы я стал на ноги. Попросил только сообщить на Родину, что меня видел, чтобы меня не ждали. Я не рассчитывал остаться в живых. Кстати, он остался живым, приезжал, и просил меня не выдавать, что я его видел. Но я не мог скрывать. Он окончил педучилище. После войны работал в школе у нас на родине учителем.

Однажды меня пригласили в Комитет госбезопасности. Я его пожалел, скрыл, подумал: "Молодой, может ошибся". Протокол подписал. Приехал домой - не могу уснуть: "А может он людей расстреливал? Может за ним кровавый след тянется?" Утром встал и пошел: "Знаете, что я сказал неправду".
Потом его арестовали. Он где-то сидел, но остался живой. Единственное пятно на нашей деревне. Из нашей деревни никто не служил в полиции!
Рядом с нашей деревней были немецкие гарнизоны. Один в 3 км. Другой - в 7 км. Человек 8 сразу ушло в партизаны, потом еще 20. Никто не донес! Во время довоенных репрессий у нас никто не пострадал. Деревня была дружная. Не было доносчиков. Мы сохранились.

- Да. Так вот я бежал и 35 дней шел домой. Это длинная история. Первое, конечно, есть хотелось. Даже о свободе не думаешь - главное поесть. Рядом село, женщина рубит дрова. Я стеснялся попросить поесть. Думаю: "Порублю дрова, она покормит." - "Давайте помогу". Сам-то думал, что я молодой. Но со стороны-то это было не так. Она говорит: "Иди в хату, я тебя покормлю". Но я взял топор, ударил и упал: "Иди в хату, сама поколю". Сразу нельзя много кушать - это смерть. Она мне положила буханку хлеба и компоту грушевого налила. Я не могу не есть!. Говорит: "Кушай хлеб, не бойся. Компот поможет". - Действительно так.- "Теперь собирайся, а то немцы могут прийти". Пошел дальше. В другой деревне пожилая женщина покормила меня. Говорит: "Оставайся у меня. Может война окончится. Может привыкнешь ко мне. Мы с тобой примерно одного возраста". - "Сколько Вам лет?" - "45". - "Дайте мне зеркало". - У меня черная борода. Грязь. Воды не было, не мылся. - "Вы знаете, а мне - 19 лет". - "Ай сынок, иди конечно". Такой у меня был вид. В одном селе поменял свое военное обмундирование на гражданскую одежду. Переодели меня, помыли. У нас до войны был анекдот, что украинцы моются из лохани, а парятся в печке. Бань нет. Думал анекдот, а оказалось действительно так. В печку залазят, немножко закрывают, греются. Я не рискнул. Подумал, не выдержу. Потом шел, по карте посмотрел. Винница-Житомир-Бердичев-Коростень-Жлобин-Мозырь-Бобруйск-Борисов-Лепель. Думал идти по запутникам, а дорогой прямее и быстрее. У меня торба с салом, яблоками. Иду по дороге, машина немецкая, Остановились: "Ком!" Это было перед Житомиром. Думаю: "Опять попал в лагерь, вот тебе и быстрее"! Тут я схитрил. Угощаю немцев яблоками, говорю, что еду на рынок. Провезли меня километров 40. Ссадили. Думаю: "Все. Дорогой больше идти не буду. Пусть кружней, но надежнее"!

- Ощущение голода прошло?

- Наверное, недели две не мог наесться. Сколько ни ем - все равно хочется есть. Потом потихонечку прошло. Шел 35 дней. Пришел домой к бабушке. Всю дорогу думал, что попаду ночью. И действительно так. Думаю, не буду признаваться кто я. Узнает меня бабушка или нет. Стучу ночью: "Кто там?" - Не мог скрыть - "Толя". Зажгла коптилочку. Смотрит: "Нет, не Толя". - Всего два года прошло с тех пор, как ушел в военное училище. - "Может ты знаешь про Толю, расскажи". Никак не могу ее убедить. Так минут 10 еще переговаривались. У меня были волосы черные, на голове светлая полоса в виде полумесяца. Снял шапку: "Бабушка посмотри". Тогда только узнала. Она меня лечила по своему: каждый день перед приемом пищи давала стопку самогона. Я стал быстро поправляться. Говорю: "Я же могу же стать алкоголиком". - "Ничего, не станешь". Так было месяца три. Действительно, алкоголиком не стал. Алкоголь вызывает аппетит, выделение желудочного сока - это помогло.
Летом пошел в партизаны.

- Как это получилось, как вы на них вышли?

- Случай был очень интересный. Как в сказке. В наш дивизион попал приписной состав. Среди приписного состава были рядовые солдаты и офицер. Тоже лейтенант, участник гражданской войны, друг моего отца. Председатель одного из наших колхозов. Когда в окружении были, и воевали уже ни как артиллеристы, а как стрелки, этот Кочан Василий Васильевич в память об отце, меня все время берег. Потом мы с ним в лагере в Кременчуге встретились. Когда я бежал, около Мозыря в одну деревню зашел перекусить. Просить не надо было - люди понимали. Везде относились очень хорошо. Помню на Украине: "Что хочешь, детина? Насыпай, хозяйка!" Везде помогали. Встретил одного человека, разговорились, я сказал, что сам из Лепеля. Он говорит: "Тут тоже шел из Лепеля. Пожилой, с корзиночкой, в полушубке." Сразу подумал, что это Кочан. А где остановился? В том доме. Пошел - точно он. Мы с ним пошли. Шли несколько дней. Перед Бобруйском зашли в один дом вдвоем. Там была женщина, видимо, учительница. Начитанная, эрудированная. Разговорились. Откуда, что, где немцы. Ведем разговор: "Посидите, я сейчас приду". Она вышла. Там перегородка. Открывается дверь, оттуда выходит мужчина: "Хочу вас порадовать." - Знаете прошло столько лет, а я не могу спокойно говорить об этом (плачет - А.Д.). - "Немцев погнали от Москвы! Полный разгром! Тут будут большие дела. Развертывается массовое партизанское движение. Предлагаю вам два варианта. Если ослабли, не можете идти - оставайтесь, найдем жилье, работу, потом будете вместе с нами. Если есть силы, лучше идите домой. Вы лучше знаете свою местность, людей - там вы больше принесете пользы. Посоветуйтесь." Решили - пойдем домой. Мы с ним шли и в предпоследний день опять разошлись. Он зашел в один дом, я - в другой. Говорит: "Иди, я тебя потом догоню". Он крепче меня был. Кто-то прошел, подумал, что это я. Стал догонять. Я зашел в дом, где он останавливался, мне говорят, он уже ушел. Он крепче, на сутки пришел домой раньше. Он председатель колхоза, член партии. У него были друзья, но были и враги. Кто-то донес. С их деревни были полицейских, больше 20 человек. С нашей деревни ни одного, кроме Аркадия. Через неделю его арестовали и расстреляли. Пусть бы он остался в Могилевской области. А тут на месте погиб.

Когда я стал идти запутными дорогами. На Украине села большие, ни такие как в Белоруссии. Несколько сотен дворов, несколько улиц. Утречком, встал, еще не завтракал. Меньше немцев, пойду. Подхожу, солнце встает. Женщина пожилая: "Сынок, не иди сюда. Немцев полно." - на Украине всех русских зовут москали. - "один москаль шел, немцы его били, сказала, что мой сын, его отпустили. Мне больше не поверят, что второй сын." Она одного спасла человека и караулит, чтобы другой не попал! Прошел благополучно. Люди очень тепло относились! Тут недалеко от нашей деревни, километров 35. Зимой шел, мороз, декабрь. Впереди кто-то едет на лошади. Останавливается, стреляет. Может немцы или молодежь какая. Они останавливаются, я спрячусь. Они поехали, я иду. Видно на горке впереди большая деревня. Думаю, там переночую. Они проехали, я их не вижу. Не доезжая той деревни, еще одна деревушка, поперек дороги. Иду, справа домик небольшой стоит, кто-то стучит. Посмотрел, машет рукой. Подхожу к окну. Показывает, иди в дом: "Кто ты, я знаю. Кто впереди тебя ехал, ты не знаешь, - это начальник полиции. Если попадешься - живьем кожу сорвут. Не бойся. Лезь на печку." Уснул. Разбудил, покормил меня. А там где я думал ночевать, там был немецкий гарнизон. Он меня обвел стороной. После войны волей судьбы недалеко от этой деревни я работал директором школы. Я спросил, как его зовут. Думаю, надо сходить к старику, сказать ему спасибо. Купил сувениры, взял водку, сел на велосипед и поехал. Приезжаю туда: "Здравствуйте." - "Здравствуйте. А кто таки ты будешь?" - "Я в 1941 году проходил. Вы меня спасли." - "Эй! Да, что я тебя одного спас!? Заходи домой!" Позвали людей. Достал окорок. Самогонки принес. Просидели целый день, вспоминали. Я не большой любитель водки, а там выпил порядочно. Сел на велосипед еду обратно, абсолютно не пьяный. Иногда рюмочку выпьешь, чувствуешь опьянение. А там такое настроение, взаимопонимание, добрые мысли - подбадривают человека. Держали потом с ним связь. Сын его работал в нашем городе, его придавило насмерть. Потом и старик умер. Хороший старик.Так вот когда я пришел, а у меня три брата. Старший брат погиб, второй был в армии, в окружении - вернулся, младший тоже учительствовал. В соседней деревне был товарищ старшего брата Анатолий Адамович Марунько. До войны был директором школы, потом в армии был летчиком, оттуда его направили для организации партизанского движения. Все было конспиративно. Однажды ко мне на лыжах один приходит: "Ты знаешь, ночью самолет летел и вот пачка листовок. Давай листовки распространим". Листовки были о разгроме немцев под Москвой, о событиях на фронте. Каждое слово правды подбадривает людей, приносит радость. Сразу я не сообразил, что целую пачку самолет не может выбросить. Оказывается, листовки печатались в нашей типографии. Их передали хлопцам, что бы распространили, а они меня привлекли. Мы на лыжах пошли по деревням и разнесли эти листовки.

Потом стали партизаны громить гарнизоны, заготовительные немецкие пункты. А немцы сожгли деревню, расстреляли всех жителей. Это навело ужас, казалось, что и нас может такое постичь. Мы не знали, что эта деревня помогала первому партизанскому отряду. Мы думали, что немцы ее сожгли просто так. Это от нас километров 20. Оказывается, там была стычка немцев с партизанами, и они эту деревню сожгли. У нас по деревням было много окруженцев. В нашей деревне больше десятка. Их немцы стали брать на учет и стали их брать насильно в полицию. Они там побудут день-два и убегут. Один убежал, записано, что он с нашей деревни, приехали немцы, собрали всех жителей у дома, где он жил и дом сожгли. Хотя он совершенно чужой человек. И я в этой куче был. У нас был такой мужик забавный. Мы решили, что нас будут расстреливать на кладбище. Так нам казалось. Он говорит: "Я крикну, а вы разбегайтесь в разные стороны. Всех не убьют." Дом сожгли, а нас распустили. Я знал, что действуют партизанские отряды. Пошел искать партизан. Главное, иду и след моего младшего брата. Подковка на сапоге отломана. Потом с ним встретились. Разыграли представление о насильном угоне в партизаны. В одну ночь, ушел я, Борис, Анна и Иван Гаврилов и Катя. Это лето 1942 года. Отряд размещался в лесу, в трех километрах от немецкого гарнизона. Жили в шалашах. Было уже тепло. Было уже два отряда. Один отряд организовал под Лепелем Лобанок, а второй в Ушачах, Дубровский. Потом объединились в бригаду Дубова, Дубровский командиром, а Лобанок - комиссаром.

- Вас проверяли?

- Принимали на общем собрании партизан. Приходишь туда, день, два проходит. А потом общее собрание. Задают вопросы. Надо сказать, что если брата приняли, то и его примут, но вопросы задавали с пристрастием. Кроме того людей готовили для перевода в партизаны.

- То, что вы были в плену учитывалось?

- Это не играло роли. Там большинство было пленных или окруженцев, которые потом пошли в партизаны

Надо было готовиться к зиме. Наш отряд тогда послали искать место в лесном массиве Березинского заповедника - место болотистое, среди болот есть отдельные сухопутные островки. Нашли проходы. Землянки делали большие, человек на 20-30. Нашлись мастера. Делали очаги. Построили баню, госпиталь (целый дом перевезли из деревни). И другие отряды прибыли сюда. Целый городок. Стало уже 4 отряда. Люди массово пошли в партизаны. Притянули с колхозной электростанции генератор, локомобиль с Ушач - сделали электростанцию. В землянках был электрический свет.

- Оружие сами добывали?

- Много было бросового оружия. Жители собирали. Каждый старался прийти в отряд уже с оружием. Было и трофейное оружие. Однажды была засада на дороге Лепель-Витебск недалеко от Лепеля, в километрах 12. Половина была безоружных. Задача: взять оружие врага и его же оружием убить. Источником оружия служил и укрепрайон в районе Полоцка. Когда наши войска отходили, доты взорвали, но там что-то сохранилось. Местным жителям давали задание, набрать повозку с оружием, боеприпасами - даем корову. Скот у нас был. В Ушачах немцы подготовили стадо крупного рогатого скота для вывоза в Германию, а его захватили, стадо паслось как будто местных жителей, а на самом деле партизан. Этих коров раздали, у кого не было. С таким расчетом, чтобы в любое время забрать. У нас были талантливые мастера, к обгоревшим винтовкам делали приклады, делали самодельные автоматы. Миномет свой сделали. На старых складах собрали мины и снаряды, мобилизовали 400 подвод и вывезли их, а миномета нет! Нашли трубу, братья-мастера месяц шлифовали песком, апробировали, потом сдали в эксплуатацию. Я был пулеметчиком. У меня был револьвер, так вот эти мастера рассверлили барабан под автоматный патрон, которых было много. Потом у меня был английский пистолет 12мм калибра. Я однажды шел по лесу с пистолетом и одним патроном в нем, а вокруг выли волки, но я не понимал, чем это грозит. Я шел в штаб бригады. А потом, когда политруком был, у меня уже наш автомат был ППШ.

-  На какой железной дороге вы устраивали диверсии?

Партизаны бригады "Дубова". Возле пулемета в белом полушубке Хоняк Анатолий Степанович, Лепельская партизанская зона, 1943 год

Наша бригада - Полоцк - Молодечно. Были и другие бригады. Сначала диверсии устраивали где кто найдет место. А с 1943 года дорога была разбита по бригадам. Наша бригада - от такой-то горки до такой-то насыпи. Рельсовая война это не просто взрывы. Она готовилась месяцами. Готовят саперов, автоматчиков. Время операции известно только накануне вечером. Немцы дороги охраняли очень сильно. Через определенные участники стояли гарнизоны, бункеры. Непросто было взорвать железную дорогу. Это большой риск. Использовали такой метод: заранее подготовляли взрывматериалы. Двухпутная дорога. Две группы - одна вправо, другая - влево. Впереди штурмовики - человек 5-6 автоматчиков. Если пойдет патруль, они должны его уничтожить. За ним идут саперы. В руках кусок тола и взрыватель. Взрывать рельс надо посередине, тогда его целиком надо менять. Рельс 20 шагов. Десять шагов прошел - положил брусок. Сколько успеешь. Потом идут поджигатели. Горит трут. Нащупывают рукой и зажигают шнур. Только первый взрыв - все с дороги вон. И вот так в одно и тоже время по всем дорогам! Таких этапов рельсовой войны было три. Перед Курской дугой. Потом перед Киевской операцией, потом перед Белорусской операцией "Багратион".

- У вас же была блокада с лета 1943 года. Удавалось выходить на дороги?

- В 1943 блокада была не плотной. Отдельные бригады выходили. Уже в 1944 году была более плотная блокада, но все равно проникали.

- Ваша должность в бригаде?

- Сначала пулеметчик.

- Вы же командиром в РККА были?

- Командиров было много. Начинали проверять снизу. У нас в отряде была пулеметная рота. Не меньше двух десятков пулеметов. Два "Максима" и авиационные, с воздушным охлаждением. "Максимы" очень тяжелые. Его надо разбирать. Станок отдельно - 32 килограмма. Тело пулемета - 21 килограмм. Были трофейные пулеметы ручные, немецки. В каждом стрелковом взводе были Дегтяревы и немецкие МГ-34.

- Хорошие?

- Удобные. У нас лента на 250 патронов. Трудно передвигаться, можно запутаться. Лента у них была металлическая и связывались патроном по секциям. Кусок - 50 патронов. Можно связать - 100. На перебежку 20-30 патронов всегда есть. По крайней мере, один пулеметчик может перебежать. А тут надо минимум вдвоем - кто-то должен коробку нести. Потом в 1943 году, когда разделили бригады на две, организовали новые отряды. Люди пошли массово, просились, стали ограничивать прием.

- Почему?

- Надо же их вооружить, кормить, разместить. Но их готовили. Обучали владению оружием, тактике. Если надо - призывали. В 1943ем году выделили нас 15 человек для организации нового комсомольско-молодежного отряда. Таких отрядов было очень мало. По крайней мере, наш - единственный в Витебской области. Организовывали его в северной части района, а там безлесая местность. К нам пошли люди, массовое пополнение. Провели несколько операций. Авторитет отряда вырос и слава боевая пришла. Я был политруком роты. Брат - комиссар отряда. Второй брат - командир взвода. Из 15 человек, что организовали отряд, 9 было из нашей деревни. Потом этот отряд принял участие во многих операциях. Мы брали своей слаженностью, дисциплиной, организованностью. Как поощрение в регулярной армии присваивали наименование "Гвардейский", а в партизанах - "Боевой". В нашей бригаде было три таких отряда: Первый боевой, Второй боевой и наш 13й комсомольский боевой. Это после боев за Лепель осенью 1943 года. Специальная операция по временному овладению Лепелем. Надо было: выпустить арестованных из Гестапо, взять скот, приготовленный в Германию и соль. Не было соли ни у населения, ни у партизан. А там был склад соли. Бои были тяжелые, но у нас жертв было не много.

- Потери у партизан большие были?

- Сначала было все удачно было. Первым раненый - комиссар Лобанок. Очень он берег людей - пока зам все не разведает, не разрешит операцию. Первая операция - засада на дороге. Осколком гранаты его ранило в голову и руку. Легкое ранение. Потом моего брата ранило в грудь, рана тяжелая, в сантиметре от сердца. И Сальников, в последствие он был командиром отряда, в руку его ранило. Потом погиб командир отряда Марунько.

- Это когда бригада держала зону?

Партизаны бригады "Дубова"(фото из архива Н. Обрыньбы)

- Сначала мы выбили немцев из Пышно. Когда появилась зона, Лепель стал тупиковым городом, поскольку от него все дороги на Оршу, на Борисов, на Минск были перекрыты партизанами. На Минск, самая лучшая дорога в то время была в районе большого Березинского болота Лепель-Бегомль. Так партизаны, мобилизовав население, вывезли дорогу. Немцем негде было закрепиться, и они ее не восстановили. Единственная дорога на Минск: Витебск - Лепель-Пышно-Березино-Докшицы. На середине Пышно - немецкий гарнизон. Этот немецкий гарнизон наш отряд выбил и создал свой гарнизон. Перекрыли эту дорогу. Лепель - только тупик. В Ушачах партизанский гарнизон был создан. Несцы все время пытались пробить дорогу. Мы вели тяжелые бои. Немцам все-таки удалось построить узкоколейку в обход зоны. Третья танковая армия оборонялась в районе Витебска. У них тылы были очень слабые. В нашем районе партизаны и дороги нет, а в обход на Оршу или Полоцк там близко подходил фронт. Почувствовав, что скоро Красная армия будет наступать в Белоруссии, для очистки тылов в 44-й году Третью танковую армию бросили против партизан. Окружили со всех сторон и нас сжимали. Конечно, против танковой армии мы не смогли воевать.

- Как вы прорывались?

- Кольцо окружения сжималось. Прибалтийский фронт вклинился далеко на запад. Хотели пройти в Прибалтику, но для этого надо было пересечь железную дорогу, а туда немцы бросили два бронепоезда, нам путь преградили. Это было в ночь на 2-3 мая. 5 мая решили прорываться в Березинские болота, на юг. Распределили силы, кто идет впереди, кто расширяет проход. У нас было много населения. Длинный хвост. Прорвались. Где организованно, где группами. Мы рванули на восток. Прошли удачно. Хотя нарвались на засаду. Но уже опыт был. Не ввязываться в бой, а вперед. Тут залегать нельзя. Вести огонь нельзя: Они-то лежат, а мы идем. Где бегом, где ползком - проскочили. Другие пошли на юг.

- Расскажите про засаду на генерала в 42-м году.

- Засада была 12 сентября 1942 года. 1 сентября громили немецкий гарнизон Каменки, а 12 сентября агентурная разведка донесла, что будет перемещаться штаб немецкой бригады с Боровки на Витебск. Решили сделать в Боровках засаду. Мимо проходила специальная группа из Госбезопасности Флегонтова. Потом они пришли в район Минска и выросли в бригаду. А тут их еще только человек пятнадцать было. Они почти все с автоматами. У нас еще сил было маловато, и многие были без оружия. План такой: засаду сделать ближе к Боровке в лесу. От Боровки заслон, и от Каменки заслон. Между этими гарнизонами километров 9. немцы лес вдоль дороги вырубили метров на 50. Но еще древесину не вывезли. Можно было замаскироваться. Вышли на рассвете. Правый заслон - основные силы. Заминировали дорогу минами натяжного действия. Немцы утром разминировали дорогу. Прогоняют население по очереди - сегодня одна деревня, завтра другая. Впереди лошадь, каток, длинные вожжи и идет человек, а потом идет толпа, а сзади уже немцы идут. Нам надо было замаскироваться, чтобы нас не обнаружили. Лошадь прошла. Так случайно получилось, когда первая машина наехала на мину, последняя - въехала на другую. И они обе взорвались. У ребят из группы был ПТР. Так ПТРовец потом рассказывал, что просто стал считать машины. Немцев было около 80 человек. Кто-то побежал, кто-то упал. Короче говоря, погибло много. Все стало тихо. Партизан только один погиб. Решили отходить. Вдруг поднимается немец. Можно было взять живьем. Кто-то выстрелил - раз один выстрелил, то и другие стали стрелять. Подошли, а это генерал. Генерал Якоби. Карты у него были. Все это отправили за линию фронта. Много у него фотографий на фоне виселиц. Десятки фотографий. Фашист с 1930 года. Об этой операции писала газета "Правда": "Партизаны бригады Д. организовали удар из засады на дороге Лепель - Витебск". Там мемориальный знак на этом месте.

- Население вас поддерживало?

- Да. Без населения мы бы не прожили.

- Обеспечение за счет населения?

- Не только. Трофейного было много. Своя власть установлена была. Наши старосты были. Каждый хозяйственный двор должен был сдать 6 пудов зерна. Были особые группы. Они в лесу делали большие ящики и туда в мешках ставили зерно, маскировали. Кроме их никто не могу это зерно найти.

В деревнях задание - сдать 2 коровы. Староста распределяет: "У тебя Иван две души, у Марьи - одна душа. Одну корову отдайте. Пользуйтесь одной на две семьи". Те, которые служили немцам, у них брали принудительно. На территории партизанской зоны, больше 2 тысяч квадратных километров, больше 80 тысяч населения. В отдельных местах работали школы, мастерские, делали полотно, маскхалаты, переработка кожи, шили одежду, обувь. Практически это было государство. Так и называлась - Советская Республика.

- В лесу делали заготовки. Грибы, ягоды?

- Нет. Я вырос в безлесной местности и не понимал, что там есть такие дары природы. Я видел, чтобы кто-то собирал. Организованного такого сбора не было. Для этого нужно было время.

- Был же хозвзвод?

- Они находились отдельно. Может они и собирали. Но для общего питания этого не было.

-  В партизанах у вас был фольклор, песни?

- У нас в бригаде был интересный состав. Два художника. Они организовали единственную в истории войны художественную галерею. Писали портреты, и это было лучшее поощрение для партизан. Теперь эта партизанская галерея находится в Ушаченском музее. Была художественная самодеятельность. Свои поэты, пародисты, музыканты. Самодеятельность была все врем.И в отряде, и по деревням проводили концерты. Среди партизан встретил своих учителей. Это было очень приятно - ученик воюет рядом с учителем. И мои одноклассники тоже были в отрядах. В Ушачах был работник редакции, наверное, журналист. Павел Краснов, но подписывался Покрас, как композитор. Он, по-моему, написал пародию на песню Катюша:

Расцветали яблони и груши,

Дрожь колотит немцев за рекой

Это наша русская Катюша

Напевает им - за упокой

Все мы любим душеньку Катюшу

Любим слушать, как она поет

У врагом вытряхивает душу,

А своим отваги придает.

Потом частушки.

У кого какая юбка,

У меня-то широка,

Мой миленок в партизанах,

Во бригаде Лобонка

У кого какая юбка,

У меня голУбая,

Мой миленок в партизанах,

В бригаде Дубова.

Директор школы, Устинов П. М. он обладал хорошим слухом и голосом, и хорошо пел. Пришел в партизаны с баяном.
Издавался сатирический журнал "Раздавим фашистскую гадину!" В этом журнале собирался местный фольклор. Там и поэты участвовали. Он распространялся большим тиражом. Мы его с удовольствием читали. Редактировал Кондрат Капива, известный сатирик, поэт, драматург, талантливый человек, народный писатель республики.
Устинов был в годах уже, но даже после войны ему женщины симпатизировали. Он был очень скромный, ни на кого не обращал внимания. Думали, что он кого-то ждет. И действительно так. Он с этой женщиной в Ушачах работал. Он в школе, а она Елена Семеновна Кац - врач. По национальности еврейка. Она была в армии. Начальником санитарного поезда. Приезжает в Лепель. Майор медицинской службы. Приятная женщина. Он ее всю войну ждал. У них один сын. Тоже врач, рентгенолог. Они похоронены здесь.
Устинов женился первый раз на русской. Комсомольская организация одна для учеников и учителей. От двух евреек, что работали у нас в школе, поступило заявление в комсомольскую организацию о том, что Устинов проявил антисемитизм, не пригласив их на свадьбу. Мы его обсуждали, объявили ему выговор. Когда он женился на Кац, то шутя говорил, что теперь уже ему выговор не объявят.

- Приходилось с предателями разбираться?

- Да. Стихия, анархия не допускалась. Был особый отдел, он выносил решение. Я знаю, что один человек указал немцам, где были партизаны. Они были на разведке и дневали в рощице. Немцы окружили. Один погиб, а два ушло. Он их видел, но они его предупредили: "Если скажешь немцам, мы потом тебе устроим." Он потом спрятался в немецком гарнизоне деревне Ивановская. Дали задание, найти его и расстрелять. Пришли туда, прочитал приговор: "За измену, выдачу партизан - смертная казнь". Но это не самовольно. Это было организовано. С мародерами тоже велась борьба. У нас был старший группы, его послали в Западную Белоруссии, мобилизовать хлеб для партизан. Он все это сделал, отправил обоз. И решил сверхзадания одеть партизан. Был религиозный праздник, отобрал у людей сапоги и еще что-то. Сделал он это самовольно. Пока он пришел, молва дошла, что было такое. Перед строем бригады за мародерство его расстреляли. Это надо было делать, хотя он был боевой партизан. Горький урок для других.

- Анархия была?

- Были "зеленые". Они под маркой партизан были грабителями. Их предупреждали, вылавливали. Они переходили в партизаны. Им говорили: "Или вы идете к нам, или мы вас уничтожим".

- У вас в отряде была рация для связи с Большой землей?

- Конечно. Сначала только приемники. А потом и рация. Особенно в последнее время, когда была блокада. Просили помощи, авиация помогала.

- Какая была структура бригады?

- Самостоятельная боевая единица - отряд. Он имел и боевые и хозяйственные подразделения, санитарную службу. Отряд действовал самостоятельно. Например наш отряд перебрасывали неоднократно с участка на участок. Количество людей в отряде от 100 до 500 человек. В среднем, 100-200 человек. Ротное строение. Несколько отрядов объединялись в бригаду. Бригада имела госпиталь, мастерские. Шили халаты, полушубки, обувь. Был штаб. В отряде только начальник штаба, а при нем никого. А в штабе бригады была даже машинистка, писари. В каждой бригаде были разные составы. Могло быть 5 и 12 отрядов. Бригада Алексея насчитывала до 20 отрядов. Большая бригада была. Он похоронен здесь. И есть его улица.

- Вы брали пленных?

- Были немцы, которые добровольно переходили. С Лепеля капитан в 1942-м году, инженер военного завода, потом мобилизован был в армию. Он сообщил о том, что в Германии готовится новое секретное оружие - фаустпатроны. Предложил отправить его за фронт, чтобы все рассказать.
Были пленные. Некоторых расстреливали, некоторых отправляли за линию фронта. Некоторые пленные даже воевали в партизанах. В бригаде Жигаря воевали.

- После прорыва вы вышли к своим войскам?

- Вышли и около месяца жили тайно, подпольно. Уже не вели активные действия, были отдельные диверсионные акты. Зоны уже организованной не было. Встретились с армией. Нас потом отправили вылавливать немцев-окруженцев по лесам, где-то около месяца это делали.

- Много их было?

- Да. Потом нас расформировали. Из нас составили местную власть. Руководителей колхозов. Райкомы, райисполкомы, школы. Многие сразу пошли в армию. Я работал землеустроителем, поскольку артиллерист. Восстанавливал землепользование в колхозе. Потом военруком в школе. Там месяца три поработал. Понадобились артиллеристы. Опять мобилизовали. Прошел переподготовку и в противотанковую артиллерию.

- Вы сталкивались с национальными формированиями в немецкой армии?

- У немцев была тактика разжигания национальной розни. Полицейские отряды из белорусов посылали на Украину, украинцев в Белоруссию. Чтобы разжигать национальную рознь. Лично с ними я не встречался. Кроме того случая, когда я был в запасном офицерском полку в Черновицах, когда готовили в противотанковую артиллерию. Там были ОУНовцы. Они там где-то вырезали селение активистов. Нас поднимали по тревоге их громить. Это единственный на моей памяти случай.

- Против вас воевали регулярные немецкие части?

- Нет. Была бригада Родионова и армия Каминского.

- Родионов перешел?

- Он заранее все продумал, сохранил Орден Ленина, которым был награжден до войны. Подбирал людей по духу - не каждого пленного брал в свою бригаду. Вошел в доверие к немцам. Его направили на охрану железной дороги Полоцк-Молодечно. Он искал встречи, и с ним искали встречи. В течение нескольких месяцев с ним было все решено. Основу его армии составлял артиллерийский полк. Он устроил смотр полка. Есть подробное описание этого перехода в книге Титкова, командира бригады "Железняк". Явился на смотр в гражданском костюме. Зашел на трибуну. Достает Орден Ленина из-за голенища, и читает приказ: "Сего дня полк объявляется полком Красных партизан. Кто не хочет переходить с нами вместе, дорога открыта, преследования не будет." Немцев расстреляли. Остальные полки были менее надежные. Но каждый полк был заранее обставлен дивизионом артиллерии, под прицел взят. Там тоже было объявлено, но там переходили принудительно: "Если вы будете сопротивляться, вы окружены под прицелом артиллеристов." На второй день был приказ Сталина: "За умелый переход командира бригады Родионова наградить Орденом Красной Звезды. Назначить его командиром Первой антифашистской партизанской бригады." Они, примерно неделю держали железную дорогу. Эшелоны шли, они их разгружали партизанам. Только через неделю немцы стали бомбить, и они ушли в лес. В блокаду он был тяжело ранен. Немцы с помощью предателей нашли его могилу, раскрыли и взорвали. Когда наш командир бригады Короленко погиб, место, где его похоронили, знали только два человека. Чтобы не случилось так, как с могилой Родионова.

- С армией Каминского что случилось?

- Армия Каминского быаотдельно и от Власовцев, и от Родионова. Те назывались РОА, а он - РОНА - русско-освободительная народная армия. Формировались они на станции Локоть Орловской области. Он инженер спиртзавода, перешел на сторону немцев, организовал отряд, потом бригаду: три стрелковых полка, один артиллерийский. Когда там немцев стали гнать, его пустили против партизан. Он замахнулся далеко. Написал даже Конституцию России. Там был такой пункт: "Временной столицей России считать Лепель." Потом партизанское командование послало ему письмо. Нашли, как его передать, о том, чтобы он сделал так, как Родионов. Он опубликовал письмо и свой ответ в печати: "Он верно служит в России в союзе с доблестной немецкой армией, которая принесла освобождение от большевизма." Тогда за ним стали охотиться. На западе по дороге на Докшицы сделали удачную засаду, разгромили полк, но он уцелел. Потом, по-моему, его поймали и судили. У него было много офицеров, которые тайно держали связь с партизанами. Они хотели перейти к партизанам, но кто-то выдал, и их арестовали и расстреляли.

- Лобанка любили больше чем Дубровского. Почему?

- Конечно. Он был высокообразованный, эрудированный, человечный. Однажды брали город Глубокое. Ну, не получилось. Дубровский раскричался: "За чем вы сюда пришли?! Хлеб на г… переделывать! Взять!" Лобанок его увел. Там, где можно, то можно. Через силу - нельзя.

- Перед войной тяжело жилось?

Комбриг Федор Фомич Дубровский и комиссар бригады Владимир Елисеевич Лобанок, декабрь 1942(фото из архива Н. Обрыньбы)

- Я вспоминаю время перед войной как праздник. Жили с песней. В колхозе ничего не получали, а жили с песней. Ночью работали. В нашей местности было самое дорогое - льноволокно и льносемя. Чтобы сберечь льносемя люди возили не днем, а ночью, чтобы оно немножко сжалось. По своей инициативе. Молотили ночью. Такой подъем, песни. Как вспомню! В нашей деревне каждое воскресенье вечер самодеятельности. Клуба не было. В коровнике сделали сцену. Был свой оркестр. Самодеятельность. После сева - праздник колхозный и не напивались. Это было как во сне.

- А репрессии?

- В округе много было выселено семей, но в нашей деревне не было завистливых и вредных людей, потому и репрессий не было.

- Это не повлияло на партизанское движение? Немцы были хуже, чем советская власть?

- Конечно, хуже.

- Награждения были в партизанах?

- Официально представляли, но не вручали. После окончания войны - награждали. В основном, всех наградили, кого медалью, кого орденом.

- Не было такого, кто не был в партизанах, а выдавали себя за партизан?

- Были. Не буду называть.

- Какие у вас награды?

- Орден Красного Знамени. Медаль "За боевые заслуги". Медаль "За взятие Берлина", "За Победу над Германией". Два "Ордена Отечественной Войны".

- Как погиб командир вашего отряда Короленко?

- Пошли с заданием на железную дорогу. Возвращались назад, уже вошли в партизанскую зону. Разведчик: "Кто-то двигается". - "Да нет! Вперед, за мной!" А там засада немецкая. Девять человек положили.
А этот разведчик, Шарлай. Вот счастье человеку. На ремне была привязана лимонка. Пуля попала в лимонку и рикошетировала. Не попала во взрыватель. Когда пришел в отряд, посмотрели: полушубок, гимнастерку, даже нательную рубашку пробило, а тело - нет! Потом, правда, погиб.

- Личное оружие какое было? Что предпочитали: наше или немецкое?

Я предпочитал наше - меньше ограничений по боеприпасам, проще разбирается. В армии у меня был трофейный "Вальтер" - замечательный пистолет. "Парабеллум" отлично отцентрован, вниз не тянет, как ТТ, центр веса у рукоятки, очень устойчивый в руке.
У меня сначала была винтовка, спрятанная моим дядей, который тоже вышел из окружения. Как штрих человечности Лобанка. Мы с моей женой с одной деревни. Уже близко знали друг друга. В отряд ушел. Хотелось встретиться. Надо на свидание сходить. Километров 15-20. Надо же какой-то предлог найти. Командир отряда - Короленко тогда был. Говорю: "Мне надо в деревню, забрать винтовку." - "Потом возьмешь". Пошел к Лобанку. Лобанка все называли Володей, он был более гуманным и демократичным: "Володя, мне надо сходить в деревню". - "А что там?" - "Взять винтовку. А винтовка какого цвета: светленькая или темненькая?" - "Светленькая!" - "К утру придешь?" - "Приду". - "Смотри. Придешь, доложишь".

- На фронт вы когда попали?

- В декабре 1944-го меня призвали. Учился три месяца в Черновицах в запасном полку. В начале апреля - на фронт. Белорусский военный фронт, Первая танковая армия Катукова. Участвовал в прорыве на Берлинском направлении около Кюстрина

- На Кюстринском плацдарме были?

- Шли через Зееловские высоты. Там тяжелые бои были. Пересеченная местность и сильно укрепленная с большим количеством закопанных танков. Первыми шли танки, мы их сопровождали. Ничего не могли сделать. Башня стоит круглая. Ее не возьмешь никак. Если только в щель попасть, чтобы заклинило. Там было танковое кладбище - большие потери.
В Берлине поддерживали танки. Штурмовая группа фактически. Танк, а дальше мы. Наш взвод поддерживал танковую роту, а потом танковую бригаду. А в этой бригаде - 3-4 танка.
Но была такая инициатива. Я помню в начале войны - растерянность, паника. А тут солдаты сами проявляли инициативу, сами находили цели. Это была другая армия. В начале войны солдата надо заставлять вести огонь, наблюдать. Запрещалось бросить пушку, а зачем возле нее сидеть, если огонь угрожающий? Надо спрятаться, а потом подскочить, выстрелить… Идет бой за улицу, а на соседней уже гармошка играет. Победа!

- Каковы были отношения с мирным населением?

- У них был голод. Еще были бои, а наша армия организовывала пункты питания местного населения. Солдатские кухни день и ночь варили и кормили. В первую очередь женщин, детей, стариков. Когда бои закончились, сколько туда хлеба перешло - эшелонами. Мы на себя взяли всю власть. Наши комендатуры. Я там был до сентября 1946 года, не было ни одного диверсионного акта. Война закончилась и все. А в Польше в нас стреляли.

- Отношение солдат к немцам?

- Это наша сила. Люди, столько пережившие горя, не озверели. Может быть отдельные случаи были, не массовые. Массовое явление - благорасположение, относились с уважением.

- На Западе распространено такое мнение, что было массовое изнасилование в Берлине?

- В нашей дивизии никаких таких разговоров не было. Я бы знал. Был один случай. Солдат мародерничал, его судили Военным трибуналом. Немцы к нам относились очень хорошо. Служба есть служба, солдат есть солдат. Бывает прицел или панораму от пушки потеряют, винтовку или автомат. Немцы найдут и принесут. Более того, у них, табачная монополия, был дефицит курева. За курево можно все достать. Я бросил курить, за папиросу мне ординарец и масло, и корзину винограда принесет. Солдат уронил пачку сигарет. При таком дефиците, они ее нашли и принесли. Конечно, ее отдали нашедшему.

- Посылки домой отправляли?

- Да. Я отправлял бумагу. У меня с детства страсть к бумаге. Всегда собирал бумагу. Когда в первые дни после освобождения, я работал в школе, мы писали на газетах. А там бумаги полно, я ее посылал домой.
В подвалах были приготовлены горы чемоданов. Первые день, два разрешалось брать трофеи. Я один чемодан взял, хотя тогда можно было и больше взять. Там лежал аккордеон и скрипка. Я это привез домой. Скрипку внуку отдал. Еще мы взяли склад шоколада для летчиков, круглые плитки, они складывались по десять плиток в пачку, потом в коробку. Все машины наши были загружены шоколадом. Солдаты уже кашу не едят, только шоколад. Я шоколад тоже посылал. Жена же совсем "голая" была. Мы все вещи бросили в озеро во время блокады. У нас были серебряные ложки, вилки. Около Самовки закопали. Потом кто-то откопали. Швейную машину бросили в озеро и не нашли. Ничего не было.
В школу я пришел в немецком кителе. Потом из старого пиджака отца пошил френч. Надоело уже немецкое носить.

- После войны происходило дознание, кто кого выдал?

- Я этим не занимался и не могу сказать. Но думаю, что проходило. Я в плену был, но меня никто никогда не притеснял. Я так понимаю, если где, какой попался человек…

- В партизанах какой средневозрастной состав?

- До 30. Но были и старики, и дети. Но в основном, 20-30. Решающую роль в одержании победы сыграло поколение, которое воспитано советской школой в 20-30 годах.